Авторитет

В этот день Алексею Ивановичу повезло. Нежданно-негаданно появились две мамаши с недорослями, нуждающимися в репетиторах. Теперь это случалось нечасто. Хотя учитель Ненахов был известным в городе математиком, родители предпочитали, чтобы их чад готовили будущие экзаменаторы вузов. Те, возможно, подготовят не лучше, но сделают поблажки при поступлении.

Алексей Иванович решил поделиться радостью с дочкой:
— Аленка! Двух недорослей привели… — начал было он, войдя к ней в комнату, и осекся. Забравшаяся на диван Аленка подняла на него зареванное лицо.
— Что с тобой? — удивился Ненахов.
— Так… Ничего… Ничего, папа… — ответила Аленка, продолжая всхлипывать, слезы текли по щекам.
С трудом Ненахову удалось узнать, в чем дело. Оказалось, на биофаке университета, где училась Аленка, предстояла свадьба. Аленкин сокурсник соединял свою судьбу с некоей филологиней. Аленка уже была приглашена. Но ей не в чем идти на это торжество: нужны модные туфли, нужно новое платье.
— Сколько это все может стоить? — спросил отец.
— Дорого.
Любивший во всем точность, математик возразил:
— Дорого — это не цифра.
Цифру Аленка не хотела назвать. Утирая слезы, тускло сказала:
— Много. И у нас таких денег нет.
То ли почувствовав что-то недоброе, то ли случайно, из своей комнаты шаркающей походкой выбрался дед. Был он по контрасту с высоким сыном маленький, как осенний гриб, высохший от старости. И говорил он в отличие от сына не спокойно и размеренно, а напористо и иронично, порой даже ядовито. Узнав, о чем речь, насупился, сердито дернул седой ус.
— Инфантильная ты у нас, госпожа Алена. Избаловали тебя изрядно. Из-за каких-то нарядов столько слез… Между прочим, я в твои годы под Москвой взводом командовал и в окопах квартировал…
— И Гудериан на вас жал, — перебила внучка, — по четыре танковых атаки в день выдерживали.
— Верно, Аленочка выдерживали. Что было, то было.
— Было, а зачем? Что вы завоевали?
— То есть как это что? — возмутился дед, — Как что завоевали? Победу. Страну свою защитили. Фашизм разгромили.
— Страну? — Аленка опустила ноги с дивана, сузила карие глаза и посмотрела на деда с грустной усмешкой. — А где эта ваша страна? Ее и в помине нет. Фашизм разгромили? Вон парни в черной форме со свастикой на рукавах по улицам разгуливают. А посмотрел бы ты, дед, что у нас в универе на столах вырезано — те же фашистские знаки, да еще надписи, вроде: «Бей евреев, которых не добил Гитлер». А как люди живут? Тот же отец — один из лучших в городе учителей — что имеет? Что?
Алексей Иванович понимал, что дочь на пределе. Никогда она не позволяла себе так разговаривать с дедом, а тут сорвалась. Видно, не только в платье да в туфлях дело, видно, много передумала Аленка за это время, много носила в себе. Тем не менее, попытался остановить ее:
— Будет, Алена, это и без тебя всем известно.
— Нет, не будет, — упрямо зашаркал по комнате дед. — Нет, не будет. Я вот что тебе скажу, дорогая внученька. Известно ли тебе, что Гитлер хотел уничтожить большинство русских, а остальных превратить в рабочий скот? Известно. Так ежели бы мы тогда не встали стеной, ты бы, дорогая, в лучшем случае, коли родители твои остались бы живы, у какой-нибудь фрау на конюшне трудилась. Тогда бы, может, и до тебя дошло, за что мы сражались. А что у вас свастику и фашистские лозунги вырезают доморощенные нацисты, так это вас не красит — ни студентов, ни преподавателей, — дед закашлялся, дал себя знать застарелый бронхит, который не позволял произносить длинных тирад, но все же сквозь кашель выдавил: — Допускают это и еще интеллигентами себя числят. Позор!
Аленка всполошилась, принесла воды.
— Попей и успокойся.
— Я пойду полежу, — тихо сказал дед.
Возможно, на этом следовало бы прекратить дискуссию. Но не был бы Алексей Иванович педагогом, если бы не посчитал своим долгом разъяснить дочери ее заблуждения. Отец говорил не без назидательности, присмиревшая Алена слушала. Ненахов повинился — никогда серьезно не беседовал с дочерью о том, что происходит в нашей стране:
— Все как-то не замечал, что ты уже взрослая. Война с фашистами, конечно, была великой и победоносной. И люди вернулись с нее тоже с великими надеждами. Фронтовики думали, что и держава наша заживет по новым законам братства и дружбы.
— Кто же им помешал зажить по этим законам? — спросила Аленка.
— Это сложно. Ну, если хочешь, наша доверчивость в первую очередь помешала. В непогрешимость вождей верили. Снова начались кампании то против лучших писателей, то против крупнейших ученых-биологов, то разоблачали мнимых космополитов. А настоящие враги всего того, за что мы воевали, — бюрократы разные, чиновники-перерожденцы, — только укреплялись и ждали своего часа.
Вернулся дед, еще более насупленный и построжевший.
— От платья и туфель до Сталина дошли? — проворчал. — Ладно, хватит политучебой заниматься, — достал из кармана зелененькую бумажку. — Тут сто долларов, госпожа Алена. Достаточно?
Аленка изумленно смотрела на деда, но денег не брала. Поняла, насколько глупо, по-детски вела себя. Только было обидно — одни на иномарках разъезжают, блины с черной икрой лопают, а другие…
— Ты, Алена, догнать их не старайся, — поучительно заметил Алексей Иванович. — За ними и еще другие есть, каковые на Канарских островах и в других подобных местах отдыхать изволят, счета в заграничных банках имеют.
— Да и такие, Аленочка, сынки и доченьки есть, — подхватил дед, — что в разных Оксфордах и Кембриджах обучаются. У кого сын в Чечню, у кого в Сорбонну. Не зря генерал Лебедь предлагал в свое время собрать батальон из начальственных сынков — сразу и начальство зачешется, мирный выход искать пойдет. Ну, ладно, — более спокойно закончил дед и положил на стол деньги. — Покупай, госпожа Алена, что тебе надобно.
— Это же много, дедушка.
— Много денег не бывает. Еще что-нибудь купишь, у тебя вон куртка тоже старенькая. Я это себе на похороны откладывал, но, может, еще поживу…
Как раз в день свадьбы, на которую Алена отправилась во всей красе, дед заболел воспалением легких. Где он схватил эту хворь — осталось секретом, поскольку из дому дед не выходил, а дома, хотя квартира отапливалась плохо, батареи были чуть теплые, в комнате деда стоял обогреватель. Так или иначе, понадобились лекарства. Они полагались инвалиду войны бесплатно, но, как правило, бесплатных лекарств не оказывалось. Алексей Иванович покупал их за наличные, платил медсестре, делавшей уколы, изрядно залез в долги. А тут еще из двух учеников на занятия явился только один, второго что-то задержало. Этот — тупой, теоремы Пифагора не знает, простейшего уравнения решить не может, да еще чванится: не преминул доложить, какая у отца машина и куда они летом поедут.
Да, разделилась Россия на две неравные части — кучку богатых и миллионы бедных. Вот и он из бедных. Сегодня надеялся зарплату получить — не дали. Завтра нужно медсестре платить. Придется отсрочку у нее просить. Это хуже всего.
За этими безрадостными делами и застал Алексея Ивановича его давний сосед Валерий Аркадьевич. Впрочем, величать его стали совсем недавно, а лет до сорока звали Валерой, а то и вовсе Валеркой. И это к нему подходило, одевался он всегда кое-как — пиджачишко старый, потертый, брюки неглаженные, трубочкой, ботинки нечищеные, случалось, и рваные, и исходил от него какой-то вокзальный запах, смесь табака и нечистого тела. Из-за двух, неведомо где потерянных, передних зубов он не то по-детски, не то по-стариковски шепелявил и при этом непонятно для чего дергал себя за ухо. Правда язык у него был подвешен хорошо, не уступит иным ораторам или лекторам, и словарь богатый, юмора и пафоса не занимать. Но, несмотря на это, слушать его было утомительно — все время хвастал и неправдоподобно врал. Все больше про роскошных женщин, которые ему проходу не давали. Врал и про то, будто где-то работает, при этом обязательно добавлял, что он член месткома. Хотя почти никогда нигде не работал да и жил впроголодь.
Иногда, впрочем, Валерка пускался в различные авантюры, и слухи о них доходили до соседей, но все его авантюры кончались ничем. В лучшем случае, у Гуселетова появлялись какие-то деньги, и тогда он каждого встречного уверял: «Я без сотни из дому не выхожу».
Но времена изменились. И такие люди, как Гуселетов, оказались востребованными. Поразив всех, кто его знал раньше, начал щегольски и дорого одеваться, разъезжал на диковинной иномарке, а когда неторопливо поднимался на свой этаж, шофер неизменно нес за ним свертки или сумки с покупками. Аленка видела, что к Валерию Аркадьевичу порой заезжает расфранченная молодая дама, и он рекомендует ее как свою невесту.
Однажды в местной газете учитель прочел о Гуселетове, как о выдающемся предпринимателе. И визит его нынешний — как снег на голову.
Гуселетов был в дорогом твидовом костюме, ослепительно белая рубашка увенчана модным галстуком. Вместо утраченных передних зубов победно сверкали золотые. Беседу повел размеренно, солидно, даже за ухо себя не дергал и не хвастался. Только промолвил мимоходом: «Я всегда был предприимчивым». А цель визита состояла в следующем: Гуселетов прослышал о болезни отца Алексея Ивановича и, зная, как дороги сейчас лекарства, решил предложить свою помощь. Достал из кармана деньги.
— Спасибо, — с чувством сказал учитель, — но я не могу у вас взять столько.
— Почему же?
— Неподъемный долг. Взять легко, а как отдать?
— Давайте лучше думать о том, как поднять вашего отца на ноги. Это сейчас важнее. А деньги… Будут — отдадите, не отдадите — тоже не беда.
— Нет, так не годится.
— Годится, годится, Алексей Иванович, — и после паузы добавил: — Эх, идеалист вы, дорогой учитель, умнейший человек, а ведете себя…
Учитель удивленно посмотрел на Валерия Аркадьевича: Почему же он идеалист, потому что чужие деньги не берет?
— Не только. Держитесь за свою учительскую профессию. А ведь хуже учителей да врачей сейчас никто не живет.
Алексей Иванович досадливо пожал плечами:
— Что же, в моем возрасте менять профессию?
— А почему бы и нет?
— Но если все учителя сменят профессию, кто будет детей учить?
— Вот в этом, дорогой Алексей Иванович, ваш идеализм и выражается. Государство о вас не думает, а вы думаете, кто будет детей учить.
— А как же мне об этом не думать?
— Так же, как и другие не думают. Посмотрите, даже на базаре как бы не добрая половина торгующих — люди с высшим образованием. И кандидатов наук можно встретить, прекрасно торгуют.
— И что же, вы полагаете, это нормально для страны? — с горечью отозвался учитель. — Это гибель для страны.
— Идеалист вы, Алексей Иванович, неисправимый идеалист. Все о стране думаете, да она-то вас забыла.
Гуселетов ушел, оставив деньги.
Алена, узнав про этот подарок, вся засветилась от радости. Категорически заявила:
— И возвращать ему не надо. С какой стати возвращать. С него не убудет. Он, знаешь, какой богатый. Ему эти деньги все равно, что нам двадцать копеек.
Она где-то слышала, и с чего Валерий Аркадьевич разбогател.
— Первые-то деньги он на комарах заработал.
— То есть как на комарах? — недоуменно спросил учитель.
Оказалось, года четыре назад кто-то сказал ему, что летом предполагается большой наплыв комаров. «Комариное лето будет». Валерий Аркадьевич, тогда еще Валерка, решил рискнуть, под залог квартиры взял кредит и купил, немало-немного, вагон мази против комаров. Лето выдалось действительно комариное. Спасительной мази не хватало, возле места на базаре, где торговал Валерий, стояла огромная очередь. Новоявленный негоциант, как стал называть себя Валерий, драл с покупателей три шкуры, то и дело набавляя цену.
Отсюда и взял начало его исходный капитал. На следующий год предусмотрительный Гуселетов не занимался комариной мазью. Комаров было много меньше, а мази большой наплыв. Некоторые на ней потерпели немалый убыток.
Валерий Аркадьевич занялся другими операциями. Где-то под Иркутском он закупал лес. Можно было продать его в России, но не тот барыш. Лес довольно выгодно покупали турки. Однако в России был запрет на вывоз леса за границу. И тут «негоциант» нашел выход. Не пожалев денег на щедрую взятку, он получил лицензию для отправки леса на Украину. Оттуда Черным морем его отправили в Турцию. Плату Валерий Аркадьевич получил частично долларами, частично кожаными куртками, которые довольно успешно продал.
Капитал рос. Следующая операция была с углем. Выступив посредником в шахтерском Кузбассе, он довольно дешево закупил уголь и изрядно заработал, реализовав его в других местах страны.
— Откуда ты все это знаешь, Алена? — недоуменно спросил Алексей Иванович.
— Папа, это все у нас знают, кроме тебя. Весь дом. А ты… Ты же не от мира сего.
Учитель пропустил это замечание мимо ушей. Задумчиво ероша седые волосы, сказал:

— Да, изворотлив наш господин Гуселетов Валерий Аркадьевич. А деньги ему все ж таки нужно отдать. Мы никогда не побирались.

Аленка ничего не ответила, только плечами пожала, пошла к деду. Дед обрадовался внучке, но тут же насупился:
— Думаю я о тебе, госпожа Алена. Много думаю, благо читать не могу из-за болезни.
Аленка поинтересовалась, что же дед надумал.
— Да так. Вспомнились мне девушки военного времени. Я тогда ротой командовал, под Смоленском мы стояли. Получил приказ деревню одну взять. Стратегическое значение имела. Укрепили ее немцы здорово. Брать я решил ночью. Не повезло мне в том бою, деревню-то мы взяли, но бой завершил мой заместитель, а я ранен был в грудь. И знаешь, кто меня под пулями вытащил, санитарка, тоже Аленой звали. Маленькая она была ростиком, субтильная вся. Я без сознания был и до сих пор не понимаю, как она меня тащила…
Алена поняла, почему дед подумал о ней, а вспомнил свою однополчанку. Старик прикидывал, могла ли так же поступить она, Аленка.
— И я бы, дедушка, поступила, как та Алена. Я бы не испугалась. Только сейчас иное время. Можно жить по фронтовым законам, но по фронтовым обычаям нельзя.
— Умница ты у меня, Аленка. Иди, деточка, я устал, — старик грузновато повернулся со спины на бок.
Аленка пыталась выполнить наказ отца, но вернуть деньги не успела. В тот день два раза стучалась к Валерию Аркадьевичу — его не было дома. А утром Алексей Иванович зашел к отцу, тот лежал в обычной своей позе с открытыми, но странно остановившимися глазами. Тревожно окликнул:
— Папа!
Старик не отозвался. Сын бросился к нему, взял за руку, она, как это он не заметил раньше, будто уменьшилась в размерах. И была холодная, когда он отпустил ее, бессильно упала на кровать. Врачи установили, что старик умер от инфаркта.
Захлебываясь от рыданий, Алена кричала:
— Это я, я виновата. Вчера утомила его дурацким разговором.
Алексей Иванович гладил ее по голове и каменно молчал. Пришли родственники — младший брат деда с женой, заглядывали соседи. Все вспоминали Ивана Федоровича добрым словом. Живущий по соседству заводской токарь с чувством сказал:
— Настоящий был фронтовик. Никогда ни в чем не покривил душой.
Начались похоронные хлопоты. Возможно, связанные с ними заботы имеют и свою хорошую сторону, отвлекают от нестерпимо жгущего горя. А забот хватало: инвалидов войны хоронят бесплатно, но это сиротские похороны. Где же взять деньги на все. В ящике стола у деда обнаружили пятьсот рублей, но этого не хватит даже на самые скромные поминки. А все остальное?
— Вот где пригодились бы сто долларов, которые я истратила на пустяки, — снова сокрушалась Алена.
Опустившись на колени, она припала к навсегда успокоившейся груди деда. Отец ласково поднял ее, погладил по вьющимся волосам.
— Не беспокойся, я, кажется, нашел выход.
В тот же день Алексей Иванович побывал у Валерия Аркадьевича. Хотя учителю было не до наблюдений, он все-таки поразился безвкусной роскоши в квартире удачливого нувориша. В комнате, которая служила и спальней, и столовой, было тесно. Человек со вкусом поставил бы здесь компактную мебель, а Валерий предпочел мощный, упершийся в потолок, буфет под старину, неведомо где приобретенную широченную кровать, длинный обеденный стол, два массивных кресла. В одно из них он усадил Алексея Ивановича, не преминув с деланной небрежностью заметить:
— Садитесь сюда. В этом кресле сиживал великий князь Константин Романов, дядя императора.
И без паузы добавил:
— А меня, знаете, никогда не обманывают предчувствия. Я сегодня почему-то ждал вашего ответного визита.
Ненахов тяжело опустился в не очень удобное, слишком глубокое кресло.
— Валерий Аркадьевич, — сказал он. — Я хотел вернуть вам деньги, но умер отец.
— Как умер? Иван Федорович? — вскричал Валерий. — Какой был человек! — и опустился в кресло напротив, чуть не утонув в нем. — Горе-то какое… Но этими деньгами вы не обойдетесь, — он быстро встал, достал из сейфа еще пачку. — И примите мои соболезнования.
Учитель стал возражать, он пришел не за деньгами, ему трудно будет рассчитаться.
— Ладно, ладно, сочтемся. Сейчас не до этого. И не благодарите. Я скоро приду, помочь, в чем нужно. Мой «Мерседес» и я в вашем распоряжении.
Ни сын, ни внучка не предполагали, сколько народу придет проводить в последний путь фронтового офицера Ивана Федоровича. Пришли его однополчане, приехал военком, полковник, собрались коллеги Алексея Ивановича и его бывшие ученики. Среди них и рабочие, и врачи, и инженеры, и ученые, и даже один криминальный авторитет — Евгений Александрович по прозвищу «Чапай». Он положил к подножию гроба букет красных роз, почтительно выразил соболезнование своему школьному учителю. Валерий Аркадьевич все время вился вокруг него, но тот не проявил к нему ни интереса, ни внимания.
На кладбище один из однополчан, бывший комвзвода в роте, а потом и в батальоне капитана Ненахова, сказал краткую, но запомнившуюся многим речь.
— Не с каждым годом, а с каждым месяцем, порой, и днем нас становится меньше. Наступит день, когда исчезнет и последний участник великих сражений. Это будет скорбный день для России. Но мы верим: внесенное нами в историю нашей Родины, в ее жизнь, останется на века. Пусть сейчас унижена наша еще полвека назад непобедимая армия, пусть те, кто называл нас великими союзниками, сейчас демонстративно пренебрегают мнением России, в глубине их подсознания живет наша великая победа. И колени у них еще дрожат, когда они вспоминают о ней. А в памяти русских навсегда сохранится душевная чистота и максимализм подобных Ивану Ненахову, фронтовой закваски, фронтовой души людей…
Прошло девять дней и сорок дней после смерти Ивана Федоровича. Только спустя неделю Валерий Аркадьевич зашел к Ненахову. Алексей Иванович оценил его такт и бескорыстную помощь во время похорон отца. Они сидели в осиротевшей квартире. Алена с утра ушла в университет. Учитель, у которого сегодня не было уроков, долго ходил по комнатам в одиночестве и даже обрадовался появлению предпринимателя.
— Не могу вам предложить великокняжеского кресла, тем не менее, прошу садиться, — придвигая стул, сказал он.
Валерий поблагодарил, вспомнил добрым словом Ивана Федоровича и неожиданно объявил: он пришел к Алексею Ивановичу с конкретным предложением. Дело в том, что Россия любит строить, а сейчас коттеджи растут, как грибы, растут новые дома. Он сам даже подумывает поставить небольшой домик, этажей на семь, в полквартала. И одну квартирку с бассейном и разными удобствами подарит соседу, чтобы и дальше жить в одном подъезде. Но это впереди. А сейчас намеревается построить кирпичный завод. Дело это верное.
— Позвольте, — удивился педагог, — какое все это отношение сейчас имеет ко мне.
— А вот какое. Для строительства завода нужны деньги.
— Но я сейчас не смогу вернуть вам долг.
— Алексей Иванович, да бог с вами, какие это деньги. И разве я бы заговорил о них? У меня к вам коммерческое предложение. Я заложил свою квартиру и взял кредит. То же самое можете сделать и вы.
— Но ведь это же риск. Где мы будем жить в случае неудачи?
— Во-первых, трус в карты не играет, а во-вторых, никакого риска нет. На ваши деньги мы закупим оборудование, в случае чего мы его всегда сможем продать, и вы вернете и долг, и проценты. Оборудование мы запишем в договоре как ваше личное имущество. А когда пойдет прибыль от продажи кирпича, и это будет довольно скоро, вы и со мной рассчитаетесь, и заживете вообще безбедно.
Алексей Иванович отказывался. Кто его знает, этого Валерку или Валерия Аркадьевича. Конечно, он помог в трудную минуту, но давно ли был вралем и авантюристом, возможно, таким и остался. Только поднялся на более высокую ступень. Нет, это не про него, он учитель, пусть другие занимаются коммерцией, а у него своя стезя.
В итоге Валерий Аркадьевич, дернув себя за ухо, заявил:
— Хорошо, Алексей Иванович, настаивать не могу, но все же прошу вас подумать. Я вам худого или чего сомнительного не предложу.
Алексей Иванович думал. С одной стороны, ему сильно не хотелось оставаться в долгу у Гуселетова. Да и денег на жизнь едва хватало. Приближалась весна, а там и лето. Летние отпускные опять задержат, за методическую литературу давным-давно не платят. Аленка схватила тройку, говорят, незаслуженную, но это дела не меняет: стипендии лишили. Жить тяжело. Заманчиво принять коммерческое предложение, хотя он и не коммерсант. Но прав Валерий, не он один.
С другой стороны, он знал в прошлом за этим человеком очень многое. Тот занимался различными авантюрами: скитался по деревням, собирал у старушек дорогие им фотографии, обещая их увеличить. Деньги у доверчивых клиенток, разумеется, брал вперед. Быстро и навсегда исчезал с их поля зрения.
Однажды потерпел фиаско, что называется, «при исполнении служебных обязанностей». Только с очередной старушки взял мзду, и она начала его благодарить, как неожиданно появился внук клиентки, почти двухметровый верзила, шофер грузовой машины.
— Привет! — басовито произнес он, и в голосе легко можно было почувствовать не одно лишь приветствие, а что-то и вроде злобного торжества: ага, попался!
Валерка сделал вид, что не обратил на это внимания, и, дернув себя за ухо, беспечно заявил:
— Здрасьте и до свидания, мне уже пора.
— А ты не поспешай, — с угрозой пробасил верзила. — Это ты у моей тетки в Павловке две карточки забрал?
— Ни в какой Павловке я не был, — привычно, не моргнув, соврал Валерка.
— Выходит, двойник твой был, тоже шепелявит, без двух передних зубов, и по-дурацки себя за ухо дергает, — схватил шофер неудачливого авантюриста за грудки и начал колотить головой об стену…
А другим летом Валерка плавал, по его утверждению, капитаном на барже. С ним, в роли помощницы, находилась Нелли — девушка более чем хрупкой нравственности. Случалось, баржа приставала к берегу возле какой-нибудь деревни. Валерка бежал в магазин и покупал десять бутылок водки. Наготове стояли другие десять бутылок с водой, ловко по-фабричному упакованные. Нелли брала их и направлялась все в тот же магазин. Там она рассказывала, что муж ее пьяница, все деньги тратит на водку, а дома шаром покати, и живут впроголодь. Со слезами на глазах просила взять водку назад. Сердобольная продавщица брала, отдавала деньги. Нелли щедро отстегивала ей трешку или пятерку. Часть водки «капитан» реализовывал, часть они с Нелли выпивали. За пьянство их и уволили с выгодной работы.
Можно ли доверять такому?.. Хотя люди меняются, и он благородно вел себя в эти тяжкие дни, когда отец умер.
Долго размышлял учитель. И, наконец, решил: надо попробовать, надо как-то выживать, и, главное, Аленке создать безбедную жизнь.
Собрался идти к Валерию Аркадьевичу, но тот явился сам. Через некоторое время при его содействии в банке был запрошен кредит, обеспеченный трехкомнатной квартирой Алексея Ивановича.
Как договорились, оборудование завода будет принадлежать не компании, а лично Алексею Ивановичу. И, чтобы при любых катаклизмах ему ничего не грозило, нужно заключить договор. Алексей Иванович отказывался, не нужен никакой договор, он и без того верит Валерию Аркадьевичу. Предприниматель настоял на своем. Договор подписали.
Свои люди оказались у оборотистого Валерия и в банке. Все требуемые формальности удалось быстро завершить. Учитель получил под залог квартиры почти двести тысяч рублей, правда, под большие проценты. Валерий тут же успокоил его:
— Проценты будет платить фирма.
Деньги у Алексея Ивановича он тоже не взял, пусть будут у вас, пока не найдем оборудование.
Все, вроде бы, шло нормально, но что-то беспокоило Алексея Ивановича, какое-то неясное предчувствие. Он анализировал поступки Валерия. Нет, в них не находил ничего, кроме деликатности и участия. А предчувствие все жило в нем.
Коммерческий директор фирмы, возглавляемой Валерием Аркадьевичем, сухощавый, быстрый в движениях мужчина, посоветовал Ненахову просматривать объявления в газетах, следить за рекламой по радио и телевидению, не продает ли кто нужного оборудования. Долгое время никто не предлагал, но недели через две учитель услышал по радио: «Общество с ограниченной ответственностью имеет в продаже прессы, бункеры, жесть и проволоку».
Фирма оказалась солидной. В довольно внушительном офисе Алексея Ивановича вежливо встретил молодой респектабельный мужчина, вежливо проводил в приемную председателя. Миловидная секретарша попросила подождать:
— У Ивана Сергеевича посетитель, как только выйдет, я о вас доложу.
Посетитель вышел минут через пятнадцать, однако председатель принял новоявленного коммерсанта не сразу.
Секретарша сообщила:
— У него деловые переговоры с Москвой.
Наконец Алексей Иванович оказался в начальствующем кабинете. Хозяин, в подчеркнуто дорогом строгом костюме, сразу перешел к делу. «Видно, здесь ценят время», — уважительно подумал Ненахов.
— Боюсь, что мы уже продали это оборудование.
— Но только вчера было объявление.
— Были и до этого. Впрочем, сейчас я справлюсь.

Он позвонил по внутреннему телефону. Опасения оказались напрасными, оборудование еще не продано. Председатель извинился: различных операций много, не успеваешь проследить. И направил его к тому самому молодому человеку, который проводил его в приемную. И здесь возникло серьезное препятствие: цена оборудования оказалась в полтора раза выше тех денег, которыми располагал Алексей Иванович. Он робко спросил, нельзя ли снизить цену.

— У нас не торгуются, — вежливо, но сухо заметил молодой человек.
Вечером учитель встретился с Валерием Аркадьевичем. Выслушав компаньона, Гуселетов поинтересовался:
— А фирма-то внушает доверие?
— По всему, да.
— Что значит по всему? — придирчиво спросил Валерий Аркадьевич.
— Ну, по обстановке в офисе, сотрудникам.
Гуселетов заметил, что они, конечно, заламывают. Но с другой стороны, ждать — значит терять прибыль. А упущенная прибыль тоже убыток. И завершил свои рассуждения:
— Завтра коммерческий директор осмотрит это оборудование, он в таких делах дока. И если подойдет — надо брать. В таких делах сто тысяч больше, сто тысяч меньше — большой роли не играет.
Ненахов с испугом заметил, что у него нет таких денег. Валерий не без важности пообещал: он добавит свои. Алексей Иванович стал предлагать оформить это письменно, чтобы часть крупной покупки принадлежала Валерию.
Тот отказался наотрез. Он вполне доверяет своему компаньону. И, закинув ногу на ногу, поучающее добавил:
— Вообще у настоящих коммерсантов дело должно строиться на взаимном доверии.
Назавтра коммерческий директор сообщил Ненахову, что оборудование первоклассное и упускать его нельзя. Передал ему сто тысяч от Валерия Аркадьевича.
Взяв деньги, Алексей Иванович снова отправился в акционерное общество. Тот же респектабельный молодой человек проводил бывшего учителя в кассу. Там восседала та же девица, что и в приемной. Это несколько удивило Ненахова, но молодой человек пояснил:
— Кассирша у нас заболела, Оля ее замещает.
Совладелец фирмы получил квитанцию.
— С этой квитанцией вы пойдете на склад, он здесь же во дворе, ваш коммерческий директор знает, — провожая посетителя, пояснил его заботливый чичероне.
Неожиданно для себя Алексей Иванович выразил желание посмотреть купленное им оборудование. Но в ответ услышал:
— К сожалению, склад сегодня и завтра закрыт, вам придется подъехать послезавтра.
По дороге домой Ненахов дивился на себя — для чего ему смотреть это оборудование? Что он в нем понимает?
В назначенный день коммерческий директор заехал к нему за квитанцией и предложил:
— Едемте вместе.
— Для чего я вам? — поинтересовался Алексей Иванович.
— Пригодитесь. Я пойду нанимать грузчиков, а вы займете очередь на складе.
Ехали на грузовой машине, чтобы в кузове разместить оборудование. Вел машину сам коммерческий директор, а Ненахов сидел рядом. Водитель успевал и переброситься словом со своим пассажиром. Увлеченно говорил о том, что он уже нашел людей, которые в максимально короткие сроки запустят завод. Сегодня нужно завезти оборудование, а завтра начнутся работы. Заявки на кирпич тоже есть, и медлить нельзя.
Алексей Иванович внимательно слушал и удивлялся: как этот Валерий Аркадьевич, еще недавно Валерка, жалкий, полуоборванный ханыга, сумел создать фирму и подобрать таких деятельных, неглупых и расторопных помощников? Скажи кто несколько лет назад о такой метаморфозе — кто бы поверил?
Машина вошла во двор и остановилась возле склада. К удивлению покупателей, здесь не только не было очереди, но и склад оказался закрытым.
— На нем, кажется, была вывеска? — не то спросил, не то просто выразил сомнение Алексей Иванович.
— Вроде бы, — растерянно отозвался коммерческий директор, и они направились в контору. Но и контора оказалась закрытой. Вывеска, украшавшая дверь исчезла и здесь.
Покупатели недоуменно посмотрели друг на друга. Коммерческий директор, не обнаружив звонка, настойчиво постучал в плотно закрытые створки дверей.
— Черт знает что такое! — выругался он. — Сквозь землю, что ли, они провалились?
— Не первые вы тут интересуетесь, куда они изволили провалиться.
Мужчины оглянулись. На тротуаре стояла маленькая согбенная старушка и улыбалась с нескрываемым ехидством.
— Позавчера они отбыли, а вчера с полудня да сегодня с утра различный промысловый люд сюда прибывает и уезжают все не солоно хлебавши.
— Позвольте, — перебил Ненахов, — куда же они уехали?
— Адресочка мне не оставили, уж извините. А могли бы, поскольку я рядом здесь живу-обитаю.
Все стало ясно. Нарвались на авантюристов высокой квалификации.
Поехали в офис, который недавно оборудовал Гуселетов. В приемной тоже угнездилась довольно миловидная секретарша, но коммерческий директор только кивнул ей и, увлекая за собой Алексея Ивановича, ринулся в кабинет.
— Завезли оборудование? — даже не дав вошедшим поздороваться, нетерпеливо спросил глава фирмы.
— Черта с два, — отрезал коммерческий директор.
Узнав о происшедшем, Валерий Аркадьевич в сердцах стукнул кулаком по столу. И неожиданно стал обвинять себя: дурак он, дурак, сам во всем виноват, как он, опытный человек, мог доверить такое учитилишке.
— Я, к вашему сведению, не учитилишка, а педагог, — вскипел Алексей Иванович.
— Вот и занимались бы своим делом, — неожиданно встрял коммерческий директор.
Учитель хотел было ответить, что он своим делом и занимался, однако глава фирмы не позволил ему сказать и слова:
— У педагога должно быть чутье, а вы учитилишка. Я ведь спрашивал вас: внушает ли доверие эта фирма? Что вы мне ответили? Помните? Нет, не годитесь вы в коммерсанты. Сметки ни на грош. Так что до свидания, господин, если вам угодно, педагог.
— Позвольте, а мои деньги? — в смятении спросил Ненахов.
Вспомнив свою давнюю привычку, Гуселетов дернул себя за ухо.
— А мои сто тысяч, какие пошли собаке под хвост по вашей вине?
— Это что же, значит, мне освобождать квартиру?— в отчаянии развел руками Алексей Иванович. — Я ведь долг не смогу заплатить.
— Это не наши проблемы, — вновь вмешался коммерческий директор.
— Вы же меня втянули в это, — в отчаянии крикнул учитель Гуселетову.
Валерий Аркадьевич зло ткнул рукой кнопку звонка. Появилась секретарша.
— Ивана! — приказал грозный начальник.
— Кого? — усомнилась девушка.
— Повторять тебе?
Девушка исчезла. Через минуту вошел накаченный детина с сонным и равнодушным ко всему окружающему лицом.
— Спишь все? — бросил Валерий Аркадьевич. — Проводи-ка этого господина.
Детина молча встал рядом с Чирковым, лениво указал ему на дверь…
Аленка быстро приметила, что с отцом творится неладное. Ходит сам не свой, больше лежит на диване, без книги и, кажется, без мысли. Сначала приписала это сыновнему горю, но потом заподозрила нечто и другое.
Однажды вечером пристала к отцу, потребовала, чтобы он рассказал ей о тревожащем его.
— Да ничего меня не тревожит, — отнекивался Алексей Иванович, — просто настроение такое, депрессия какая-то.
— Депрессия тоже должна иметь причины, — рассудительно возразила Аленка.
Села рядом с отцом на диван, прижалась к нему. Стала ласково укорять: он забыл, что говорил дед, дед учил, что в семье никто не должен скрывать от остальных своих тревог…
Алексей Иванович почувствовал, что слезы навернулись на глаза. Не в силах сдержаться, сказал:
— Не знаю, Аленка, где мы через год жить будем. Ты, скорее всего, в общежитии, если дадут, а я в доме престарелых.
Услышав всю историю последних дней, Аленка вскипела.
— Шиш этому Валерке. Я с ним сама разберусь. Я ему выдам так, что он по гроб будет помнить и в гробу вспоминать. Козел недоделанный, чмо…
Отец поморщился от этой терминологии, однако поинтересовался, что такое «чмо».
— Он знает, а тебе, папа, необязательно, — заявила Алена и добавила: — Я пойду переоденусь.
— Куда собралась? Уже вечер.
— Как куда? К козлу этому.
Удерживать Алексей Иванович не стал, понимал — бесполезно.
Валерий Аркадьевич встретил Алену без всякого смущения и приветливо, как хорошую знакомую. Но девушка без предисловий объявила: она не позволит издеваться над отцом. Что это за финт с залогом квартиры и деньгами. Он, Валерий Аркадьевич, толкнул отца на это, он должен и отвечать.
— Аленочка! — возразил Валерий, — по милости твоего отца я потерял сто тысяч рублей. Вернуть ему его деньги я не могу. У меня капитал в обороте, свободных средств нет. Ты же должна это понимать, ты не девочка.
— Но и вы не мальчик. Вы обязаны понимать, в какое положение нас поставили. Нас выселят из квартиры, куда мы денемся?
Валерий подошел к Алене.
— Есть один выход, девочка, — взял ее за руку, — отличный выход. Выходи за меня замуж.
— Я, за вас?
— Аленочка! Я давно на тебя глаз положил. Давно мечтаю…— Валерий шагнул к ней вплотную, попытался обнять.
— Отойди, чмо болотное! Чеши лесом, понял, — вскричала Аленка. И в этот возглас, сам по себе оскорбительный, вложила столько презрения, что у наглеца опустились руки. Она дала ему пощечину и исчезла за дверью.
Держась за щеку, Валерий Аркадьевич выскочил следом:
— Это тебе и учитилишке даром не пройдет!
Аленка не стала расстраивать отца, рассказывать о подробностях, только коротко сообщила:
— Отказал мерзавец. Ничем, говорит, не могу помочь. А если нам обратиться к районному прокурору?
Алексей Иванович был решительно против. Чем он может помочь, прокурор? Он, Алексей Ненахов, оказался простофилей, глупцом. А за глупость платят.
Аленка нахмурилась.
— Но должны же власти… У тебя за плечами беспорочная жизнь, ты столько людей воспитал. Должны же понимать, где ошибка, а где преступление. И если человек ошибся, не добивать его, поддержать.
Алексей Иванович тяжело вздохнул:
— Теоретически это так…
К прокурору Алена все-таки пробилась.
Мужчина с правильными чертами лица, неторопливыми округлыми движениями рук, спокойно выслушал ее, вместо ответа спросил:
— Почему вы хлопочете, а не ваш папаша?
Алена не сразу нашла ответ.
Прокурор воспользовался паузой.
— Я понимаю, почему. Он не верит, что мы сумеем ему помочь.
Аленка призналась:
— Папа считает, что он сделал глупость и должен отвечать за нее.
— Господин Ненахов прав, — чуть отклоняясь на спинку стула, согласился прокурор. И скажу более: хотя ваш папаша уважаемый человек, он очень беспечен в жизни. Дожить до седых волос и не иметь сбережений…
Аленка вступилась за отца: разве прокуратуре не известно, что государство в 1992 году превратило в ноль все сбережения?
Прокурор не обратил внимания на возражение студентки и вновь задал вопрос:
— А как вы считаете, чем можно вам помочь?
Аленка была готова к такому вопросу и объяснила: заставить фирму Гуселетова возместить убытки.
Прокурор покачал головой.
— Это невозможно. Закон целиком на стороне фирмы.
Алена встала и направилась к выходу.
— Остается пожалеть такие законы.
— Законы создает Государственная дума, — услышала она в дверях бесстрастный, но на этот раз с оттенком назидания, голос.
Узнав о беседе с прокурором, Алексей Иванович вскипел: что, районный прокурор — пешка? Снял трубку телефона, набрал номер прокурора области:
— Я старый учитель. В моих классах перебывала не одна сотня учеников. Льщу себя убеждением, что я помог многим из них стать людьми. Теперь нахожусь в очень трудном положении. Могу ли я обратиться за помощью лично к прокурору области.
— Скажите вашу фамилию, имя, отчество, — услышал Ненахов вежливый ответ.— Я записал. Позвоните завтра с утра.
Через два дня состоялась встреча с прокурором.
Ненахов начал было с краткой самохарактеристики. Пожилой и приветливый хозяин кабинета вежливо прервал его:
— Я навел необходимые справки и знаю о вас, Алексей Иванович, как о человеке достойном глубокого уважения.
Алексей Иванович откровенно и довольно подробно поведал о своей беде.
Прокурор выслушал, не перебивая. Задумался, неожиданно спросил:
— Скажите, что бы вы сделали на моем месте?
Учитель затруднился ответить. Он не занимал таких постов, не знает, что тут можно сделать.
Прокурор стал объяснять:
— Алексей Иванович, поймите, вы поставили меня в трудное положение. Я отлично понимаю, что Гуселетов мошенник и грубо обманул вас. Но как я это докажу? Кстати, он давно у нас на заметке, но поймать с поличным не можем. Раньше на таких мерзавцев можно было оказать моральное воздействие в райкоме, в горкоме. Сейчас о моральных категориях речи нет.
Все-таки посоветовал обратиться не в правоохранительные, а в административные органы. Там, возможно, найдут способ оказать давление на жулика.
И началась ходьба старого учителя в администрации района, города, области. Встречали по-разному: кто вежливо и сердечно, кто чиновно, высокомерно. Большинство все-таки выражали сочувствие, но никто не видел способа, как помочь.
Видя бесполезность, старый учитель прекратил эти хождения, снова затих, пал духом.
Дни потекли в непрерывной тревоге, но, наверное, не зря любил говорить фронтовик Иван Ненахов: «Плохое бывает перед хорошим».
В тот день Алена пришла из института поздно, отец уже начал беспокоиться за нее. Разогревая на газовой плитке обед, поспешно начала рассказывать Алексею Ивановичу: у них в группе есть одна девушка, продвинутая…
— Это что еще значит? — недоуменно спросил отец.
— Ах, папа, как вы отстаете, взрослые, — назидательно заявила Аленка. — Продвинутая — это, значит, всесторонне развитая, культурная. А главное, имеющая большие связи. Такая и наша Люсета.
— Благодарю за разъяснение, — не без иронии ответил Ненахов. — Ну и что же дальше, насчет Люсеты?
Оказалось, продвинутая девочка имеет связи в криминальном мире и знакома с Евгением Александровичем по прозвищу Чапай. Отец должен помнить его, он был на похоронах дедушки.
Алексей Иванович кивнул.
И Чапай, зная, что Алена учится с Люсетой в одной группе, иногда спрашивает: «Как дела у моего учителя?» Люсета сказала, что у Алексея Ивановича какие-то крупные неприятности.
— В подробности она не вдавалась, хотя знает все, как моя первая подруга. А главное…
Главное Алексей Иванович узнал не сразу.
— Картошка пригорает, — вскричала Аленка и ринулась спасать положение. Но, как сообщила позже, главное состояло в том, что Евгений Александрович просил учителя быть вечером дома, он непременно приедет.
— Папа, я прошу тебя, если будет предлагать денег — не отказывайся. У него можно взять, это мы решили с Люсетой.
Как ни горько было на душе у старого учителя, он против воли рассмеялся. Аленка с досадой подумала: «У этих взрослых есть слабость всех нас считать детьми». Но вслух ничего не сказала.
Вечером приехал знаменитый Чапай. Тепло поздоровавшись с учителем, отечески похлопав по щеке Аленку, он раскрыл дипломат, но не успел достать оттуда подарки, как раздался бешеный стук в дверь.
— Извините, забыл кнопку нажать, сигнал получился.
В одну секунду оказался у порога.
— Успокойтесь, ребята. Тревога ошибочная.
— Отворите! — настаивал хрипловатый бас.
Евгений Александрович отворил. Два дюжих парня внимательно осмотрелись и ушли.
— Моя охрана, — пояснил Евгений Александрович. — Испугались, не попал ли я в ловушку.
— А бывает? — заинтересованно спросила Аленка.
— Все бывает, господа, как сказал один поэт, — ответил Чапай и достал огромную коробку конфет.
— Это тебе, Аленочка. А это вам! — преподнес Алексею Ивановичу изящный серебряный портсигар.
— Зачем тратить такие деньги? — укоризненно заметил учитель, однако, по всему было видно, что подарок ему понравился.
— Что деньги — тьфу, — серьезно сказал Евгений Александрович.
— Кофе выпьешь? — предложил Ненахов.
— Если хозяйка угостит.
За чашкой кофе расспросил про историю с залогом квартиры и пропажей денег. Сразу же заверил:
— Это дело решаемое.
— Тут есть и одна неприятная все усложняющая деталь, — предупредил учитель. — Гуселетов на этом деле тоже потерял сто тысяч.
— Эх, Алексей Иванович! Чистый вы человек, за что я вас уважаю безмерно, да и не один я, но, извините, не мне вам говорить, и наивный тоже. Впрочем, наверное, это и должно сочетаться… — Чапай помолчал и спросил учителя, помнит ли он телефон Валерия Гуселетова.
Набрал и очень вежливо в трубку:
— Валерий Аркадьевич, не могли бы вы зайти к Ненахову Алексею Ивановичу?.. Кто говорит? Узнавать надо! Именно я... Так уж и заняты, Валерий Аркадьевич? А вы все же зайдите, очень вам советую. А то я могу счетчик включить. Жду.
Алена опять заинтересовалась: что это за счетчик — оружие такое? Чапай пояснил: обыкновенные часы, время, если человек не платит долг — с него берутся проценты.
— А большие проценты?
— А это как заимодавец назначит.
Гуселетов появился даже раньше, чем его ожидали. Кинулся с протянутой рукой к Евгению Александровичу, но тот сделал вид, что руки его не заметил, никто не ответил и на его приветствие, не пригласил сесть. Он стоял перед всеми сидящими и, возможно, вспомнил, что так же стоял учитель в его кабинете, когда был там последний раз.
— Вы, Валерий Аркадьевич, различаете, где день, а где ночь? — все так же вежливо поинтересовался Чапай.
Валерка давно почувствовал неладное, однако держался спокойно, силясь не потерять внешнее достоинство.
— Стараюсь, Евгений Александрович.
— Плохо стараетесь, если решились обидеть моего учителя, — Чапай резко изменил тон. — Плохо стараетесь.
И заговорил о том, кто для него Алексей Иванович. Он, Чапай, без отца рос и, возможно, сгинул бы в детстве, ежели бы не чудаковатый этот, доверчивый, сердобольный учитель математики. Он, Чапай, не подарок был, с шестого класса нож за голенищем таскал. Однажды на товарища бросился. Место ему определили бы в колонии. Кто его отстоял? Алексей Иванович. Кто ему пироги да шанежки из дому носил? Алексей Иванович. Его супруга, царство ей небесное, посылала. Кто?.. Да всего не перескажешь. Может, он, криминальный авторитет Чапай, и не по той дорожке пошел, однако числит себя выше многих, какие поболе его воруют, а в чинах ходят и по телеку речи говорят… Да эти… что с них? Он о себе скажет: если что в нем от человека осталось, то это от Алексея Ивановича пришло.
Евгений Александрович встал, подошел к Гуселетову вплотную.
— И ты, Валерка, такого человека обжулить решился? Да разве ж можно таких людей?..
Валерий не сдавался:
— Позвольте объяснить, Евгений Александрович…
И торопливо, боясь, что его не дослушают:
— Я же тут лицо, как это говорят, страдательное. Сам сто тысяч потерял на этом деле. Я ж его, Алексея Ивановича, в эту контору не посылал, он сам ее выбрал. Я его предупредил: погляди, мол, как там, надежно ли, солидные ли люди? Он меня заверил, дескать, все в порядке. И я же оказываюсь крайний…
— Валерка, Валерка, как ты был бомжем, так и остался. Учителя ты, конечно, легко можешь на кривой объехать, он святая душа, а меня-то… Я на три аршина в землю вижу, а ты…
Валерий Аркадьевич не сдавался: Он все точно говорит, можно спросить Алексея Ивановича, тот сам нашел эту контору…
— Значит, сам нашел? — перебил Чапай.
— Спросите.
— Это верно, нашел ее я, — подтвердил учитель.
— Знаю, по объявлению, — Чапай неожиданно взял Гуселетова за грудки. — А объявление кто давал? Ты или твой коммерческий директор?
Испуганный Валерка пытался вырваться, но безуспешно. У Чапая были крепкие руки.
— Кстати, чья это контора? Не ваша ли?
— Да что вы… вы… Евгений Александрович… да я… клянусь своим здоровьем… да я… никогда… — сбивчиво оправдывался Гуселетов.
Евгению Александровичу надоело держать испуганного жулика, он отшвырнул его.
— Колись полностью, не то в наручниках в подвале насидишься.
В догадливости Валерию нельзя было отказать. Он понял, что выхода нет, и рассказал: фирма попала в затруднительное положение, они решили исправить ее финансовое состояние, открыв на некоторое время эту, как он выразился, «виртуальную контору».
— Кого вы там еще обжулили — мы после разберемся. У нас не прокуратура, «дела» в песок не уходят. Я поручу своим людям, возможно, кому-то придется тоже деньги вернуть. А Алексею Ивановичу ты, дорогой мой, вернешь сегодня, не больше чем через час, все, что у него выманил. И с процентами. С какими? С банковскими. Он не обязан за тебя платить.
— Но у меня сейчас нет таких денег.
— Как вы там говорили Алексею Ивановичу? Не помнишь?..
— Я вам напомню Валерий Аркадьевич, — заявила Аленка, — «это ваши проблемы».
— Все усек? — спросил Чапай.
— Все, — тяжело вздохнув, отозвался Гуселетов. — Мне можно идти?
— Пойдешь, но не один.
Валерий ушел в сопровождении охранников Евгения Александровича.
— Нельзя отпускать, — пояснил тот. — Шпана ведь, еще слиняет куда.
Через полчаса коммерческий директор принес деньги.
— Где Валерий? — коротко спросил Чапай. — Пусть идет сюда.
Валерий Аркадьевич вошел, глядя исподлобья и не без опаски.
— Вот что, — без предисловий объявил ему Евгений Александрович, — ты меня отлично знаешь, я тебя тоже. Предупреждаю: если хоть один волос упадет с головы Алексея Ивановича или кто пальцем тронет Алену — ты первый ласты склеишь.
— Заметано, — не дослушав, заверил Гуселетов. И стал горячо убеждать, что у него и в мыслях не было ничего против соседей, что он вообще-то не такой человек…
— Ладно, топай… — приказал Чапай и с иронией добавил: — Человек!
Из своего дипломата достал бутылку шампанского, предложил выпить за благополучное окончание дела.
Фужер шампанского более всего развязал язык непривычной к вину Аленке.
— Я вас обожаю, Евгений Александрович, вы современный Робин Гуд.
Гость задумался, раздумчиво заговорил:
— Какой там Робин Гуд, я, прежде всего, криминальный авторитет. А чтобы стать таковым, нужно много чего натворить. Много… Только одно могу сказать: крови за мной нет и бедных не обижал.
— Папа говорил, вы были ученым? — не отставала Аленка.
— Каким там ученым… Правда, диссертацию защитил, кандидатскую. Звание доцента имел. Меня поначалу в нашей, как теперь говорят, криминальной среде так и звали: «доцент». Но потом я в целях конспирации запретил.
Вступил в разговор ошеломленный всеми событиями и долго молчавший Алексей Иванович. Он всегда удивлялся, что Женя из науки ушел, и до сих пор не мог понять причин.
— Простые причины-то, Алексей Иванович. Работал я в НИИ, занимался колодоидальной химией. Наука эта развивается, обновляется. Проблемы интересные, но как их решать? Лабораторных материалов нет, оборудование морально устарело. Да и мало кто всерьез занят наукой-то. Зарплату не платят месяцами. Почти все сотрудники работают в двух-трех местах, где-то преподают, где-то даже приторговывают. Кое-кто и в наши структуры пошел, в рэкет, финансовые махинации и прочее. Люди с мозгами голодать по вине лжедемократов не хотят… А что в стране творится! Шел я как-то по улице, слышу, меня окликают, оглянулся — из «мерса» водитель машет: «Евгений Александрович, садитесь, подвезу». Вижу, старый знакомый, когда-то в нашем НИИ подвизался. Авангард его звали, только это в нем и было передовое. Из института выгнали за неспособность. Сел я к нему в машину, спрашиваю: «Кого возите?» «Только, — говорит, — себя». «Дорогую машину отхватили». «А у меня их три. А вы, — спрашивает, — все там же? Бросайте это дело, переходите ко мне на службу. Приличный оклад положу, платить буду аккуратно…» К Авангарду я, конечно, не пошел, но стал задумываться. Что у нас за время такое? Время ничтожеств. Они богатеют, а у меня ребенка не на что к школе готовить, купить ему все необходимое. И ведь сверху до низу все это идет. Провели жульническую приватизацию, нажили капиталы и еще радетелями за народ себя выдают… И подвернулся случай — провел одну хитроумную операцию, а там пошло и пошло…
Вскоре Евгений Александрович попрощался и ушел. Алена стала убирать посуду. А Алексей Иванович пересел на диван. Аленка взглянула на отца, тот сидел мрачный, о чем-то, видимо, нелегком раздумывающий.
— Ты чего, папа, что с тобой, порадуйся, все плохое позади.
— Ты права, Аленка, вот только размышляю, что же творится у нас. Я, старый учитель, столько времени обивал пороги людей, имущих власть, людей, обязанных заботиться о нас, рядовых тружениках, — и никто мне ни в чем не помог. А справедливость восстановил криминальный авторитет. Где мы живем, в какой стране?..