Вы здесь

Церковь служащих

Роман
Файл: Иконка пакета 02_kronix_cs.zip (127.16 КБ)

1.

Ну что за едришкин шиш! — Лиза запустила пятерню в утренний ирокез. Что за волосы! Даже короткая стрижка деловой женщины с утра дыбом стоит. А еще короче стричься она не может, потому что ее должность не только деловая, но и государственная — руководитель пресс-службы мэрии. Чиновникам всяческие крайности противопоказаны. Вот мэр Путята — всем был хорош, народ Путяту любил, но когда его в Кремле пару раз перепутали с известным комиком Хлоповым и попросили автограф — всё, кончилась карьера. И хоть с тех пор много воды утекло и комик известность потерял, пропал куда-то, но карьера бывшего мэра — ни с места. Он даже в прошлых выборах участия не принимал. Вроде собирался, да что-то передумал. Отпустил бы, что ли, уже бороду да двинул по патриотической колее. Он так долго сидит в засадном полку, что тот уже стал запасным!.. Впрочем, не ей пенять конкуренту шефа на недостаточную активность накануне выборов. В этот раз Путята, правда, выдвинулся, но с мизерными шансами на успех. За десяток лет горожане о нем почти забыли. Вот и славно, одной заботой меньше. Балашков, кстати, все равно нервничает — побаивается даже такого соперника. «Мейнстрим этих выборов будет на моей стороне», — сказал он. А Лиза заметила, что слова в голове мэра особенно путаются в момент волнения.

Эта прическа, вспомнила Лиза, орудуя щеткой, даже за время свидания умудрялась растрепаться. Хотя, надо признать, последние встречи были весьма бурными и продолжительными. Тут уж не волосы, тут Эдик виноват. Он так старался... Довольная улыбка растянула ее губы. И сегодня еще встретимся... и растреплемся, с удовольствием подумала Лиза о намеченном свидании.

Жаль, что хоть нынче и суббота, а перед свиданием нельзя выспаться и отдохнуть. Ну да что тут поделаешь, работа такая. И сегодня общегородской осенний субботник. Раньше, до мэра Балашкова, субботник был один — традиционный весенний. А теперь их два, и горожане к этому уже привыкли. Особенно сотрудники мэрии. Они дружно во главе с Балашковым дважды в год выходят и с энтузиазмом метут сквер, расположенный рядом с мэрией. А местные телекомпании с не меньшим энтузиазмом делают об этом репортажи с участием городского главы. Получается пиар мэра. А как получается — это уже профессиональная тайна…

Хватит причесываться, все равно Эдик растреплет… Лиза покрутилась перед зеркалом. Очень даже хороша. Формы чуть пышноваты, зато сложена пропорционально… и линия талии далеко еще не утрачена. «Рельеф для женщины — как экстерьер для собаки», — учил когда-то ее, молоденькую, любовник гораздо старше. Старый ты… Лиза снова улыбнулась: воспоминания молодости тоже были приятны. Я счастливая женщина, подумала вдруг Лиза, если молодость приятно вспомнить, о ближайшем будущем приятно помечтать — что еще надо? Только стабильности этого положения. Прошлое незыблемо, а вот будущее… Балашков к ней благоволит, с коллегами отношения ровные, с одним закрутился тайный страстный служебный роман. Даже сильно тайный. Когда вчера в том самом сквере, который сегодня они с мэром будут мести, открывался фестиваль скульптуры «Каменная поэма», они с Эдиком стояли на трибуне рядом. В какой-то момент Лизе захотелось взять любимого за руку. Она, конечно, сдержалась и ничего более, чем приветливое выражение лица, как коллегам положено, не изобразила. Зато Эдик посмотрел так, словно она пустое место! А она не пустое, с ней не то что начальники департаментов, с ней и вице-мэры любезно раскланиваются. В том числе и те, кто терпеть ее не может. Так что не следует Эдику конспирироваться до такой степени, чтобы подумали, что между ними что-то есть. А уж вражда или любовь — опытные носы обязательно вынюхают. Чем это отзовется — наперед не угадаешь, поэтому лучше вести себя ровненько.

Лиза поморщилась на неприятное воспоминание, быстро позавтракала, подкрасила глазки, губки — и была готова ровно за полчаса до назначенного времени. Достаточный запас, чтобы быть уверенной в том, что служебная «Волга» ее уже ждет.

2.

Сквер рядом с мэрией был усеян не только трудолюбивыми сотрудниками мэрии, но и мраморными заготовками самых разных, но всегда внушительных форм. Эти глыбы приволокли сюда не случайно. С завтрашнего дня над ними будут колдовать тринадцать скульпторов, съехавшихся из разных городов страны для участия в «Каменной поэме». Они высекут изваяния, а хозяйственное управление мэрии щедрой рукой расставит их по зеленым уголкам города. Это мероприятие придумал еще Путята, и традиция осталась даже с приходом мэра Балашкова. Официально его организацией занимается клуб «Фонарь Диогена», где Путята является президентом. Видимо, в честь заслуг экс-мэра ему позволили каждый год собирать и проводить этот фестиваль скульптуры. Традицию не прервал даже один прискорбный случай, который получил огласку благодаря своей пикантности. Один мажор по фамилии Иваньков, кажется, зашел в кусты Центрального сквера по надобности да столкнулся там лицом к лицу с белой каменной бабой. С перепугу он даже штаны расстегнуть не успел. А уже потом, на выходе из сквера, его за мокрые брюки задержал милиционер; а после сбивчивого рассказа в отделении о белом бабьем призраке без глаз (скульптура была выполнена в античном духе) за ним приехала «скорая помощь» и отвезла в сумасшедший дом. Лечился Иваньков долго, но все насмарку: как только увидит женщину в белом, лечащего врача например, а то и просто блондинку, сразу на его брюках расползается мокрое пятно. Выкарабкался Иваньков в тот момент, когда в отделении вдруг вместо белых халатов приказали носить голубые. Говорят, это Иваньков-старший постарался. А перед Иваньковым-младшим, настрадавшимся от блондинок, встал вопрос — как сохранить свободу? Сначала он решил стать байкером или готом, чтобы вокруг даже халаты были черными. Но помешали блондинки — они же всюду, особенно пергидрольные! Тогда Иваньков плюнул на брутальность и вступил в черно-розовые ряды эмо. Теперь даже если с ним случится какой-нибудь конфуз, то его легко объяснить повышенной эмоциональностью.

Забавно, что его папаша сам является членом «Фонаря Диогена» и каждый раз произносит прочувствованную речь на торжественном открытии «Каменной поэмы». После истории с сынулькой спичи стали даже пафоснее, видимо, потому, что его семья принесла «Поэме» самую дорогую жертву. Не считая, конечно, другой истории, когда один пьяница, пересекая парк по диагонали, впечатал Porsche Cayenne в скульптуру «Диоген в бочке». Бочку Диогену аккуратно забетонировали, а вот Porsche, перейдя в категорию металлолома, стал дешевле в сто тысяч раз. Капитализация мажора Иванькова, в общем, осталась без изменений, так как и до, и после описанных (каламбур вышел!) приключений не превышала стоимости металлолома.

Но эти истории нисколько не дискредитировали полезное начинание по снабжению города скульптурами. Их, как узнала недавно Лиза, за прошлые годы расставлено по паркам уже сто штук. На этой ровной цифре энтузиазм не угас, и очередные тринадцать изваяний нынче должны пополнить белокаменные ряды.

На открытие фестиваля традиционно собирались не только друзья Путяты (все — члены клуба «Фонарь Диогена»), но и крупные чиновники мэрии, и даже сам Балашков. Несмотря на длительную отставку, Путята сохранял какой-то политический вес. Лиза долго искала этому объяснение и решила, что ситуация похожа на международный ядерный паритет. Как известно, государства, обладающие ядерным оружием, побаиваются и уважают друг друга, несмотря на то что никто из них применять его вроде не собирается. Так и чиновники определенного ранга — они обладают атомной силы компроматом друг на друга, но не могут его использовать, поскольку дела-то они делали вместе. Но это правило действует с оговоркой: «Когда каждому есть что терять». Проигравшего нельзя загонять в угол, поэтому у Путяты есть не только свой клуб «Фонарь Диогена», где кучкуется теневое правительство города и «запасной» бомонд, но и вполне устойчивый и доходный бизнес. Здесь присутствует и нравственный императив: нельзя доводить человека до состояния, когда он решит, что для заработка все средства хороши.

3.

Сотрудники пресс-центра уже вооружились метлами и получили участок — от прямоугольной мраморной глыбы до квадратной, длиной семьдесят шагов, шириной тридцать восемь шагов. Об этом Елизавете доложил ее новый заместитель — Алексей Иванович Василевский. Он пытался рапортовать также о количестве полученных метел и совковых лопат, но Лиза его остановила. Странный он, Алексей Иванович, ни в чем меры не знает! Ей и про его шаги знать не надо. А надо через полчаса собрать телевизионщиков в намеченной точке, дождаться мэра, вывести его на телекамеры с метлой (инструмент — одна штука, дорожка не больше десяти шагов) так, чтобы он мог сказать два слова о субботнике. И на сегодня ее служебный долг будет выполнен. А пока есть свободных полчаса, она сама может попозировать с метлой пресс-центровскому фотографу Славе. При всей ее пышности, Лиза удивительно фотогенична, чем очень гордится.

Но фотосессии не получилось. Как оказалось, участок пресс-центра примыкал к участку департамента имущественных отношений. И его противный начальник вдруг решил навестить соседей. Шибанюк — квадратный, как мраморная глыба, лысый, как скульптура, с каменным же лицом и очень умными подвижными глазами. Контраст был так велик, что казалось, будто из-за каменной маски на тебя смотрит кто-то другой. Лиза поежилась, но тут же взяла себя в руки и улыбнулась. Каменные губы тоже растянулись в оскал — такой любезности со стороны господина Шибанюка Лиза еще не видала.

Здравствуйте, Елизавета Яновна.

Доброе утро, Сергей Валентинович.

Повезло сегодня с погодой.

Так для природы же и стараемся.

Лиза в присутствии Шибанюка чувствовала неловкость, особенно в последнее время. Она знала, что раньше существовал объединенный департамент земельных и имущественных отношений, который потом разделили. И Эдик, бывший зам Шибанюка, стал начальником по земле, а Сергею Валентиновичу досталось имущество. Конечно, Шибанюк был пристрастен к бывшему заму, получившему внезапное повышение. Кроме того, недвижимость всегда стоит на земле, и часто разделить интересы двух департаментов было очень сложно. Короче, Эдик не любит Шибанюка, а Лиза любит Эдика. Значит, ей Шибанюка любить не за что. Но и ненавидеть тоже — Лизе он ничего плохого пока не делал.

Это шутка? — переспросил Шибанюк. — Я вас, журналистов, не всегда понимаю.

Я, Сергей Валентинович, чиновник, как и вы, и в мою задачу входит как раз, чтобы журналисты вас не обижали.

Да меня вроде не обижают… — пробормотала глыба и замолкла.

Я хотела сказать, что обидно, когда тебя коллеги считают каким-то шпионом.

Да я понял.

Зря я стала оправдываться, подумала Лиза. Он же не дурак, просто прикидывается, прячась за своей каменной мордой.

Я специально выбрал место, чтоб никто не услышал… — Шибанюк стоял рядом, говорил негромко и на Лизу даже не глядел. И хорошо, а то она могла бы себя выдать. — У меня к вам деловое предложение, Елизавета Яновна. У меня рамсы с одним нашим… и вас он тоже, как я заметил вчера на открытии «Каменной поэмы», недолюбливает. Поэтому я и решился. Помогите мне наказать Эдика Кленовязова… — Тут Лиза вздрогнула. — Я готов заплатить за помощь тридцать тысяч долларов. Дело серьезное, с ответом не тороплю. Но управиться надо до выборов — чем дольше будете думать, тем плотнее потом придется работать.

Вы так говорите, словно не сомневаетесь… — выдавила из себя Лиза.

Вы его плохо знаете, а жалеть его не надо, я, как его бывший начальник, за ним много грешков помню. Как он с ними в начальники департамента выбился — удивляюсь. Если согласитесь, то я компромат предоставлю. И деньги хорошие, и такой партнер, как я, вам в будущем пригодится. Наши департаменты после выборов, скорее всего, снова объединят, а кто возглавит? То-то же. Подумайте, вы же профессионал, ходы-выходы знаете, работа несложная и высокооплачиваемая!.. До свидания.

До свидания, — молвила Елизавета, сама не своя.

Не было хлопот, так приехала баба на субботник. Хотя… при чем тут субботник, не в нем же дело… Лиза так ошалела, что никак не могла собраться с мыслями. Вот если бы он ей эти деньги в карманы совал, она бы их ему в каменную морду швырнула! Лиза представила эту картину: Шибанюк исподтишка засовывает ей деньги, она выхватывает эту пачку… нет, две здоровые пачки и швы… у-у, какие здоровые пачки!.. Тьфу ты! Только когда пачки мысленно стали потоньше, Лизе удалось мысленно швырнуть их в Шибанюка.

Все, стоп, решила она. Сергей Валентинович прав, надо хорошо подумать, а сейчас некогда. Пора мэра выводить на финишную прямую перед телевизионщиками.

Все в этот день шло наперекосяк. Мэр явился на субботник в каком-то лыжном костюме, а на голову нацепил вязаную шапочку с помпончиком и никак не хотел ее снимать, хотя его шевелюре Шибанюк, например, мог только позавидовать. Лиза в конце концов плюнула и решила, что так будет даже демократичнее. Затем мэр стал мести листву, но не по прямой, где в конце дорожки обосновались телевизионщики, а куда-то в кусты, мимо камер. Пришлось трижды повторять, пока операторы не сказали, что им для картинки и так сойдет.

Потом Балашков встал в третью позицию, обнял метлу и произнес речь:

Чистый город… все горожане как один… все чиновники, как и горожане… нам и нашим внукам тут жить… («А детям — не жить?» — успела удивиться Лиза.) Сделаем чище, комфортнее и богаче, и для этого я не только лично мету, но и лично руковожу бюджетным процессом и отметаю все лишнее...

Хорошо хоть, не стал показывать, как он это с бюджетом делает.

Лиза еще раз охнула и попросила журналистов этот момент из репортажа исключить. Потом она велела Василевскому остаться на субботнике до конца и все проконтролировать. «Так точно!» — ответил заместитель и даже пытался щелкнуть каблуками, но на ногах у него оказались какие-то доисторические кеды и звука не получилось. Он, как и мэр, был одет по-спортивному, и Лизе это почему-то не понравилось.

Она сначала хотела поехать на телестудию к Камилле Алексеевне — пообщаться о том, как показывать мэра в новостях в предвыборный период, но потом решила не ездить — не горит. А горит предложение Шибанюка. Тут, чтобы отрезать, надо сто раз отмерить.

Лиза вернулась домой и стала готовиться к скорому уже свиданию.

4.

Тридцать тысяч баксов — деньги очень хорошие, да и пришлись бы кстати: надо квартиру подремонтировать, в отпуск после выборов смотаться, отдохнуть хорошенько, а собственных средств у Лизы недостаточно — не умеет она экономить. Случаются сторонние поступления, но и они растворяются в общей массе расходов. В общем, что тут рассусоливать — деньги вечно нужны. Но еще вопрос, какую цену за них придется заплатить… Во-первых, не провокация ли это… Может, ее банально проверяют. Или это честное предложение профессионалу. Шибанюк известен тем, что в союзы и коалиции не вступает, он одиночка. Лиза ему ничем не насолила, и злиться на нее он не должен. О ее связи с его врагом Эдиком Сергей Валентинович не догадывается, иначе бы предложение вообще не прозвучало. Видимо, Эдик ему чем-то помешал, и Шибанюк решил его шибануть. Они пересекаются постоянно, взять хотя бы этот сквер со скульптурами — он же предназначен под застройку, но там размещено небольшое административное здание, принадлежащее мэрии. Вот и пересечение интересов. А бизнесмены переговоры ведут с одним чиновником и не понимают, что платить надо не одному, как раньше, а сразу двум департаментам. Может, Эдик уже и получил свое, а с бывшим шефом не поделился? И Лизе — ни слова, ни копейки. Он, жмот, даже в ресторан ее ни разу не водил — конспирацию, говорит, необходимо соблюдать. А цветы, а подарки — тоже конспирация не велит?! Жадюга этот Эдик. Получает от нее что хочет — и все бесплатно.

Кроме того, Лиза слышала о планах по изменению структуры мэрии, тут Шибанюк правильно о будущем задумался. А в ней он видит, скорее всего, профессионала, который может стать платным союзником. Чистый бизнес.

Подтопить Эдика, пользуясь ресурсами пресс-центра и связями в СМИ, конечно, можно, дело это не архисложное. Но в последнее время Лиза вынуждена постоянно учитывать возникший недавно фактор — заместителя Василевского. Алексей Иванович был «парашютистом» — его Лизе спустили сверху, а кто рекомендовал (или навязал) — знает только мэр. Кроме того, Василевский — варяг, приехал из другого города, и Лиза не смогла навести о нем справки. Сам Василевский о личном почти ничего не рассказывал. Ведет он себя как-то странно, да и выглядит... Чего стоит одна платиновая челюсть, которой он гордится, — «подарок командования». Еще он задает все время вопросы... странные, религиозные какие-то. Лиза решила, что зам — контуженый офицер с какими-то непрофильными (не военными, а гражданскими) связями. При этом — активный и любознательный. А это может помешать, если она начнет вести кампанию за или против кого-то. Подозрительный он, одним словом.

Осенний вечер наступает быстро, и под покровом первых сумерек явился конспиратор Эдик. Правда, чуть ли не впервые — с цветами. Это не могло не радовать. А вот второй подарочек Лиза не знала, как расценить. Торт, при ее пышных формах, это издевательство? А то, что низкокалорийный, — оскорбление и намек? Будем считать, что это лишь начало… и дальше подарки станут более однозначными — компактными и дорогими. Она, надо сказать, вовсе не меркантильна, просто то, с какой суммой готов расстаться кавалер, безусловно говорит о силе его привязанности.

Лиза обрадовалась цветам больше, чем торту, но никакого недовольства не выказала, а провела гостя к накрытому столу. Пока они закусывали, в голову опять полезли всякие мысли. Тем более что Эдик был голоден и неразговорчив.

Впервые за пару месяцев, что они встречались, Лиза посмотрела на их связь отстраненно. Насколько глубоки чувства обоих? Можно ли об этом судить после двух десятков свиданий, если большую их часть они провалялись в кровати? В сущности, она еще очень мало знала Эдика, да и сама с собой еще не определилась — дорог ли ей Кленовязов? Готова ли она в отдаленной перспективе (мало ли как повернется) стать мадам Кленовязовой? Может, и да... Дорог ли он ей сейчас? Стоит ли он той кругленькой суммы? В данный момент, благодаря Шибанюку, их любовь обрела цену — тридцать тысяч долларов. Это много или мало? Или ровно? И насколько искренен Эдуард в проявлениях чувств?..

Эдик перестал есть и набросился на нее. Она и опомниться не успела, как оказалась на диване вверх ногами. Хорошо хоть, платье праздничное не надела, а то жалко было бы мять. А остановить его у нее бы рука не поднялась: он хоть и стремительный, но нежный и очень умелый. И это старт у него стремительный, а сам процесс вполне стайерский…

Лиза на какой-то момент потеряла способность думать связно. Слова остались только отрывистые и описывающие состояние от приятного до блаженного: о-о, ка-ак хорошо-о!..

Эдуард, утолив голод, повалился на подушку и затих, кося благодарным глазом. Лиза медленно собралась с мыслями, и в голову опять полезло черт-те что.

В конце концов, почему он к ней подкатился, а не к какой-нибудь там... Она еще молода, хороша собой, но и он не стар — сорок лет всего, собой видный, при хорошей должности. Разве ему трудно сыскать какую-нибудь «модель человека» ростом метр восемьдесят пять? А может быть, и нашел: с той он ходит по ресторанам и дарит норковые манто, а с ней... Не слишком ли быстро она ответила взаимностью? Ценит ли он это? Вдруг у него тоже есть деловое предложение, просто он предпочитает расчет натурой, а деньги, в отличие от Шибанюка, на нее жалеет, отдает все сопернице… Как бы это проверить?..

Все эти мысли сбивали настроение, и Лиза хотела уже встать, но Эдик потянул ее за полу так и не снятого халатика. Тут он торопиться уже не стал, снял халатик и сделал все по полной программе. Лизе казалось, что рук (по крайней мере, пальцев) у него вдвое больше, чем у обычного человека. Она вертелась на диване, совершала какие-то плавные кульбиты и снова погружалась в сладкое беспамятство. Ох какой же он хороший любовник! Где ж она еще такого возьмет… Такие раз на миллион, на два миллиона один раз встречаются! Нет, не будет она его за тридцать штук продавать, самой еще пригодится. Какой же он неутомимый!.. Узнай кто об этом, так от желающих стать мадам Кленовязовой отбоя бы не было.

Тебе не кажется, что быть атеистом в настоящий момент не актуально?

Ничего себе вопросик! Он подействовал на Лизу как ледышка за шиворотом. Она заелозила и села.

Это ты к чему?

Ну ты к религии как относишься? Положительно?

Не отвергаю. Ну, христианскую, конечно... Эдик, что за вопросы?

У нас такая работа, что иногда голову прямо сносит.

Это да, — подтвердила Лиза.

Тут любая ересь может в голову... то есть, невольно во что угодно можешь поверить. Особенно в понедельник.

Понедельник только послезавтра.

Я знаю, — сказал Эдик. — Тебе никогда не казалось, что наша работа — это такое подвижничество? Живем по ритуалу, все время на измене, словно на передовой, а с кем воюем — непонятно. А придется голову сложить — в смысле, должность потерять, — так и не знаешь, за кого и почему. Тебе так не кажется?

Что за чушь, Эдик? Ты что, переработал? Что за припарка после бани?

Я с тобой о серьезных вещах хотел поговорить... Да иди ты...

Не обижайся, милый. — Лиза привалилась к Эдику и стала его поглаживать. — Я просто не поняла, — прошептала она грудным голосом. — Я, наверное, все-таки атеистка.

Вот и хорошо.

Эдик размяк под ее руками, а потом перехватил инициативу. Больше он дурацких вопросов не задавал — закрутил, завертел, навалился большим горячим телом, и Лиза опять сомлела...

Мне было очень хорошо, мышонок! — сказал вдруг Эдик, отправляясь в ванную, и хлопнул ее по попке.

Лиза словно попала под контрастный душ. Такого раньше не было, да и какой она ему мышонок — с такими-то формами… Ни с кем он ее, случаем, не попутал?

Все окончательные решения были тут же отменены.

5.

Утро понедельника выдалось дождливым, но никто из служащих этому, наверное, не удивлялся. Впрочем, у Лизы, ехавшей на работу, настроение было вполне радужное. Во-первых, дождь в служебной машине ей не мешал; во-вторых, выходные (особенно свидание с Эдуардом) зарядили ее позитивной энергией. Подумаешь, Эдик «мышонком» назвал — подозревать измену из-за одного неуклюжего комплимента глупо. Он же не филолог какой-нибудь, ему речевые тонкости по барабану. Простой конкретный мужик, управленец с техническим образованием — его по делам надо судить, а не по отдельным словам. А в делах постельных он хорош...

Радио в машине выбалтывало новости, и Лиза профессионально ловила информацию. «Чертова дюжина шедевров пополнит парки нашего города, сообщает пресс-центр мэрии. В минувшую пятницу открылась тринадцатая “Каменная поэма” — традиционный ежегодный фестиваль каменной скульптуры. На открытии, которое состоялось при большом стечении горожан, присутствовали представители творческой интеллигенции, члены клуба “Фонарь Диогена”, а также официальные лица во главе с мэром Антоном Балашковым. Пообещав, что по окончании фестиваля парки города украсят тринадцать новых скульптур, Антон Александрович открыл “Каменную поэму”. Стартом мероприятия стала символическая первая насечка на камне, сделанная мэром с помощью кувалды и скарпеля».

Вот балбес, беззлобно подумала Лиза об авторе пресс-релиза. Игорь Свистун был новым сотрудником пресс-центра, числившимся куратором департамента земельных отношений, но работавшим стажером. Он пришел в мэрию из криминальной журналистики и поначалу пытался в качестве делового костюма использовать джинсовую куртку, отороченную бахромой. Пришлось ему сделать замечание. Прежний журналистский стиль требовал изменения не только в одежде, но и в текстах. Лиза приставила к нему опытную сотрудницу Анжелу, но та, видно, его опусы вовсе не читает. Надо ей всыпать.

Но прежде всыпали самой Лизе. Ее благодушное настроение рассыпалось на утренней летучке у мэра, где присутствовали практически все руководители подразделений. Разогревался мэр на дорожниках (ямочный ремонт и пробки) и образовании (мало школьников согнали на субботник), а потом неожиданно налетел на Лизу.

Почему мы торгуем землей не в срок? Кто срок установил? Кто нарушил, а, Лизавета? Я тебя спрашиваю! Я узнаю об этом от прокурора! Почему? Когда я несу ответственность! Персональную! Что молчишь?!

Вот бы ты с таким задором свои предвыборные речи произносил, подумала Лиза. Перед телекамерой он бюджет отметает, а тут — так пожалуйста... Спасибо, хоть без матов. Хотя с ними было бы более складно.

«Городские новости» нарушили договоренность и опубликовали объявление о торгах на день позже. Поэтому срок был нарушен.

Газета виновата?

Лиза поняла, что мэру хочется наказать кого-нибудь, и немедленно. Она пустила в ход последнюю отмазку:

Я проверила сроки поступления материала из департамента. Информация из профильной комиссии пришла на два часа позже срока. Поэтому мы не успели вовремя передать ее в газету.

Эдик, сидевший наискосок, на нее даже не взглянул.

По моим сведениям, Елизавета Яновна, документы из комиссии департамента были переданы в срок. Я в этом уверен, — твердо сказал он.

А я... — начала ошеломленная Лиза, но ее перебил мэр.

Глянув оценивающе на спорщиков, Балашков остановился на Лизе:

А ты выговор получаешь! Еще раз такое повторится — и я тебя... я тебе... я тобой… В общем, ты поняла.

Лиза сидела с окаменевшим лицом. Все невысказанные мэром метафоры и образы легко читались по ухмылкам, скользнувшим по лицам коллег. Вот так можно возненавидеть всех мужиков. Одного-то уж точно.

Насколько я помню, мы решили выпускать вместо газеты «Вестник»? Где он, Лизавета? Чтоб через месяц был! — добавил мэр.

Затем Балашков, слава богу, переключился на другую тему. Лиза с ненавистью глядела на ухо Эдуарда, преданно внимавшего мэру. Она с трудом дотерпела до конца летучки и быстро ушла в свой кабинет, чтобы никто не увидел увлажнившихся глаз. Кабинет располагался недалеко от мэрского, поскольку они с шефом часто общались. И вообще, какая муха его укусила? Про «Вестник» говорили давно, запланировали — только всему своя череда.

Последний месяц Лиза была вынуждена делить свой кабинет с замом, потому что его собственный ремонтировали. Сейчас Василевского, к счастью, не было. Лиза заперла дверь на ключ, достала подаренные кем-то конфеты «Комильфо» и с ходу умяла половину.

В дверь кто-то постучал. Эдик, сволочь?.. Лиза не отозвалась.

Надо было подумать. Она взяла еще конфетку, плеснула в чашку холодного чаю. Оргазм проходит, а деньги остаются, подумала она. Шибанюка нынче на планерке не было. Вот бы он удивился после сегодняшней подставы, если бы она отказалась от денег! Хотя шансов за это уже немного. Есть и еще один довод: стоит отказать Шибанюку, как у Лизы совершенно бесплатно появится очень опасный враг — умный и коварный, начальник одного из ключевых департаментов мэрии. Это весомо… Но как взвесить все эти аргументы, на таких универсальных весах, чтобы понять — оставить любовника или брать тридцать тысяч?

Похоже, для Эдика собственные интересы важнее, — как он ее сейчас подставил перед мэром! Логично ответить ему тем же. Но вдруг Эдуард может как-то оправдаться? Его все равно нужно выслушать. Или не нужно?

Эдик сам начал оказывать ей знаки внимания — без всякого адресного кокетства с ее стороны. За все время он ни разу ни о чем ее не попросил. Получается, он относится к ней искренне? Тогда почему сегодня не прикрыл перед мэром? Лиза, конечно, соврала — ничего она не проверяла, вполне возможно, что сотрудники Эдикова департамента все сделали вовремя. Но разве он не мог сказать, что ошиблись они, а она не виновата?

Как бы его проверить на вшивость, чтобы окончательно убедиться в правильности своего выбора? А выбор делать придется. Если война между Шибанюком и Кленовязовым разгорится всерьез (а предложение тридцати тысяч баксов не оставляет в этом никаких сомнений), то Лиза попадает меж двух огней. От этого конфликта можно было бы дистанцироваться, но только если бы с самого начала противники были от нее равноудалены. А она подпустила Эдика так близко, что ни о каком нейтралитете в войне с его участием речи быть не может. Если Лиза кинется защищать Эдика, то потеряет деньги и наживет врага. А если не будет его защищать, он ее бросит и она потеряет отличного любовника совершенно бесплатно. В любом случае к военным действиям нужно готовиться, а для этого нужны солдаты. Даже солдат: пока хватит одного, стойкого и с оловянной головой. А где его взять? Со стороны призвать или воспитать в своих рядах?

Коробочка конфет была такая маленькая, что когда оказалась съедена половина конфет плюс одна, то остатки стали выглядеть жалко. Лиза взяла еще одну и убрала коробку с глаз долой, после чего отперла дверь и села за стол — перебирать рекрутов.

6.

Рядовые сотрудники пресс-центра располагались в двух комнатах на соседнем этаже. Лиза спустилась туда и в коридоре наткнулась на Игоря Свистуна, одетого теперь в приличный темный костюм, но с галстуком, съехавшим набекрень.

Здравствуйте, Игорь.

Здравствуйте, Елизавета Яновна.

У меня к вам вопрос, Игорь. Вы ведь профессиональный журналист, вас разве не учили перечитывать написанное?

В каком смысле?

В прямом: если пишете чушь, то нужно хотя бы ее перечитывать, а не публиковать сразу!

Да в чем дело-то? — все недоумевал Игорь.

Вы в пресс-релизе написали, что мэр кувалдой ударил по этому, по скарпелю… Вы понимаете, что вы натворили?

Еще нет, — честно признался Свистун.

Вы одним словом дискредитировали нашего мэра!

Каким?

Вы что, издеваетесь?.. Вы поставили рядом слова «мэр» и «кувалда» — и нанесли этим удар по имиджу Антона Александровича! Вы его практически разрушили!

Одним словом?

Представьте себе! Я допускаю, что вы новый сотрудник, но вы же должны понимать, что «кувалда» и «мэр» — слова несовместимые! — Лиза в этот момент старалась испытывать такой же праведный гнев, как Балашков на летучке.

Но почему? — упрямился Свистун. — Кувалда и скарпель для скульпторов профессиональные инструменты. Когда мэр с метлой позирует на субботнике — метла его не дискредитирует?

Метла — нет. Метла — это другое дело. Это ж субботник! — твердо сказала Лиза.

А здесь скульпторы, они работают таким большим молотком, который называется кувалда.

Я знаю, что и как называется! — взвизгнула Елизавета. — Вы мэра дискредитировали! Понимаете?..

Нет, — ответил Игорь твердо. — Не понимаю.

Вас, Игорь, за это уволить можно.

Свистун пожал плечами:

Увольняйте, если хотите.

Игорь Петрович, вы хоть вину свою признаете?

Нет.

Вот упертый какой! Менты, что ли, научили этого журналюгу так на допросе держаться? С ним надо еще поработать, решила Лиза и нырнула в ближайшую комнату пресс-центра. Оттуда донесся ее пронзительный голос:

Вы понимаете, Лена, что вы натворили?!

Игорь за начальницей не пошел, хотя первоначально направлялся в эту же комнату. Он стянул через голову галстучную петлю-удавку, достал сигареты и медленно двинулся в курилку.

Анжела настигла его уже на половине сигареты.

Что случилось, Игорёк? — спросила она с порога. — Только учти, ты не виноват!

Я надеюсь, — сказал Игорь, которому напор Елизаветы задним числом уже не казался совершенно беспочвенным. — Постой, ты же не знаешь, что было… Тогда почему...

Я крик слышала. Но ты не виноват.

Откуда ты знаешь? Елизавета говорит, что я там что-то не так написал с кувалдой...

Неважно, что она говорит. Во-первых, пока ты стажер, за твои ошибки отвечаю я. Если б там было что-то серьезное, она бы с меня начала. Во-вторых, мы не можем знать причин, по которым Елизавета Яновна что-то говорит. Она сама может их не знать. В мэрии так все сложно. Я сама еще не понимаю, хоть работаю третий год. Главное — научиться принимать все как есть. У всех на все есть серьезные причины. Никто ни на кого просто так не орет. Даже мэр. Если он орет — значит, так надо.

Уволить обещала… — пожаловался Игорь.

Ну вот! Лишнее тебе подтверждение! Никого из-за такой ерунды, как кривой пресс-релиз, не выгоняют. Тут бы тогда никого не осталось. А за твой релиз я отвечаю, я же тебе уже говорила. Тут все — чистая метафизика. Замечено, что кого Елизавета Яновна полгода по понедельникам ругает, те скоро начальниками отделов становятся.

Ну ладно. — Игорь вроде успокоился. — Может, это у нее… дамская истерика из-за раннего старения?

Ты что, Игорь! Она ж молодая.

Это сколько?

Такую секретную информацию новые работники пресс-центра узнают не раньше чем через год.

Сорок? — прикинул Свистун.

Да ты что, прикалываешься? Смотри не ляпни кому, ей же тридцать пять еще. Самый активный возраст.

Знаю — бальзаковский.

Да нет, Бальзак имел в виду стареющих женщин — лет в пятьдесят.

Это сейчас, а в его время раньше старели — как раз в возрасте нашей начальницы.

Елизавета Яновна очень хорошо выглядит. Просто ты из другого поколения… и не понимаешь. Вот сам за тридцатник перескочишь — узнаешь.

Ты-то что за нее обижаешься? Из женской солидарности?

Просто объективной хочу быть. И ты со злости на нее не наговаривай.

Да я уже не злюсь. — Игорь потушил сигарету. — Тем более ты говоришь, она за свои слова не отвечает. Вот бы узнать, кто тут за всех отвечает…

Я не так говорила, — сказала Анжела. — Я говорила, что она сама может не знать настоящих причин. А причины, они... Короче, Елизавета Яновна — она хорошая.

Но дерганая, — добавил Игорь ложку дегтя.

Когда он, успокоенный, в галстуке, повязанном Анжелой, вернулся на свое место, ему передали вызов к начальству. «Продолжение следует», — понял Свистун и ошибся: в Елизаветином кабинете его поджидал один Василевский.

По вашему вызову явился, — сказал Игорь.

Молодец, докладываешь по форме. Служил?.. Садись.

Игорь кивнул и сел. В маленьком кабинете помещался всего один стол, поэтому заместитель сидел сбоку на приставном стуле, не посягая на кресло начальницы. Кстати, Свистун заметил, что, даже когда начальница уходила на неделю в отпуск и оставляла за себя Василевского, он все равно на ее место не садился и проводил совещания со своего приставного.

Такой религиозный, а сам в армии служил?

Какой — такой? — не понял Игорь.

Написал же вот, смотри: «Чертова дюжина шедевров». Вот я и спрашиваю: в бога, что ли, веришь?

А где тут бог? — ошалел Свистун.

Сатанист, значит? — по-своему понял Василевский.

Нет.

А чего «чертова дюжина» написал?

Так просто. Чтоб заголовок поинтересней был.

Для кого — поинтересней? Для сектантов?

Для читателей, Алексей Иванович. Я же журналист.

Знаю, коллеги аттестуют тебя хорошо. И стрелок ты хороший, мне майор Субботин из пресс-службы армии рассказывал — все мишени в решето!

Да это я спьяну, — разулыбался Игорь.

Выходит, к религиозному вопросу относишься отрицательно… — сказал Василевский и отметил что-то в тетрадочке. — А кто положительно? Знаешь?

Никак нет.

Ладно, свободен, — кивнул Алексей Иванович.

Игорь быстро вышел за дверь. Знала бы Елизавета, чем в ее отсутствие развлекается заместитель, ни за что бы его в свой кабинет не пустила. Права Анжела, тут все странно. Но не могут же все быть сумасшедшими! Значит, есть и причины, и объяснения. Но кто ему все это расскажет, если Анжела тут три года работает, а поняла только, что все надо принимать так, как есть…

Оставшееся до конца рабочего дня время Свистун провел, путешествуя из одной курилки в другую. Сигареты помогали ему думать. Но мозговой штурм не получился. Сколько он ни ломал голову над двумя сегодняшними разговорами, так ничего путного и не надумал. Вспомнил, как, устраиваясь на работу, заполнял огромную анкету с вопросами не слабее замовских: «Участвовали ли ваши родственники в боевых действиях во время Гражданской войны?», «Находились ли вы или ваши родственники на территории, оккупированной армией Колчака?», «Имеются ли у вас родственники, осужденные международным Гаагским трибуналом?».

«Принимать как есть…» Но ведь хочется понимать, что ты принимаешь, чистый продукт или паленку какую-то… Так и травануться недолго — на духовной, spiritus, почве.

7.

На летучке у мэра Сергей Валентинович отсутствовал по уважительной причине: он был в командировке в соседнем городе. Впрочем, одной из целей этой командировки было собственно получение командировочного удостоверения с печатью чужой мэрии. Теперь, если спросит кто Сергея Валентиновича, где он был в понедельник, ответит — в командировке и нигде более. А удостоверение, сданное в бухгалтерию, его слова подтвердит. И сомнений ни у кого не возникнет. Иногда бумажка чудеса делает и очевидные вещи опровергает.

Дела в соседнем городе у Шибанюка, конечно, были: обмен опытом в русле административной реформы, встреча с коллегами на семинаре «Эффективное использование недвижимости в решении задач муниципального развития» и охота на уток. Вернее, сначала была воскресная охота со старыми знакомыми — Сергей Валентинович когда-то работал в этом городе и связи еще не растерял, а потом, уже в понедельник, семинар и обмен. Старые знакомые, кстати, интересовались, какую недвижимость он (его мэрия) собирается в ближайшее время продавать. Видимо, старым знакомым хочется деньги, полученные от продажи местного леса, превратить во что-то более фундаментальное, каменное. Шибанюк сослался на то, что перед выборами Балашков никого не хочет дразнить планами по продаже муниципальной собственности. «Вот и хорошо», — сказали знакомые, поняв так, что когда время придет — Сергей Валентинович их известит. Известит, конечно, и о приемлемых условиях конкурса позаботится — всё как обычно.

Так и должно все идти — по заведенному. Позвали тебя три раза на охоту хорошие знакомые — на третий раз отказывать нельзя. Стрелял уток раньше — и сейчас стой на номере, пали из ружья. Пил всегда коньяк — и сейчас не отказывайся. И так далее. Из таких простых понятных правил и состоит жизнь. Во всяком случае, у человека служивого, при должности. А после уток печеных — семинар, разговоры коллег и опять коньяк, от которого необходимо вовремя оторваться. В этот раз была у Шибанюка задача не только не потерять лица — он давно уже не допускал «перелива», необходимо было пораньше вернуться домой, где на вечер запланировано еще одно важное дело: его пригласили на заседание клуба «Фонарь Диогена», уже в третий раз. Кто и на кого там будет охотиться, Сергей Валентинович в точности не знал, но отказываться дальше было уже неприлично, потому что интерес-то — взаимный. И чтобы опровергнуть вероятный слух о своем участии в заседании политических противников мэра Балашкова, Шибанюк подгадал на этот день командировку. Конспирация не ахти какая, но всерьез играть в заговор против действующего мэра он не хотел. В конце концов, клуб Путяты — не подпольная организация, а вполне легальное и даже в чем-то элитарное место. Некоторые идиоты туда до сих пор стремятся. Хотя за десять лет существования клуб уже самому Дмитрию Олеговичу должен был надоесть.

Клуб размещался в небольшом, старинном по сибирским меркам, купеческом особняке, удобно расположенном в трех кварталах от центральной площади города. Фигурный красный кирпич, чугунные балясины и деревянные карнизы под шиферной кровлей вызывали у Шибанюка, архитектора по образованию, смешанные чувства — раздражение от эклектики и умиление подлинной городской стариной, сохранившейся под ударами капремонтов обидно малыми фрагментами.

Создание клуба задумывалось под лозунгом эллинских традиций просвещения и демократии, вспомнил Сергей Валентинович, едва зайдя в зал заседаний. Путята, как и многие комсомольские функционеры, был выпускником исторического факультета местного пединститута. Видимо, во время обучения Древняя Греция произвела на Дмитрия Олеговича неизгладимое впечатление. Или, как судачили злые языки, их роднила привычка пить красное сухое вино. Впрочем, употребляют его у нас, в том числе и члены клуба, по-варварски — не разбавляя водой, как древние философы.

Декорации соответствовали и навевали дух, это Шибанюк мог оценить, как бывший архитектор. Чернофигурные амфоры и скифосы стояли вдоль стен на гипсовых обломках ионических колонн. Углы зала украшали гипсовые же копии античных скульптур. Но особенно впечатляли две нимфы, встречавшие гостей, созданные из слегка задрапированных моделей. Нарочито грубая шерстяная ткань туник выгодно оттеняла гладкую смуглость кожи, полученную в фирменном солярии «Солнце Эллады», владельцем которого был тоже Дмитрий Олегович. В такой эстетически выверенной политической ссылке находиться весьма приятно, подумал Шибанюк, может, Путята и не собирается возвращаться?.. Нет-нет, собирается, иначе бы не звал.

Зал был предусмотрительно затемнен; полумрак создавал не только ощущение легкой театральности, но и иллюзию незаметности. Первые ряды в зале занимали члены клуба, одетые в древнегреческие хитоны, схваченные на плечах застежками-фибулами. Полумрак играл еще одну важную роль: слабое освещение скрывало толстовки, поддетые славными последователями Диогена. Еще бы, на дворе осень, центральное отопление еще не включено, а Сибирь не Эллада, тут в бочке не проживешь. Зато по городским малоосвещенным улицам с фонарем ходить — самое то.

Члены клуба встали со своих мест и зажгли фонари, стилизованные под старинные. Только вместо масляных фитилей в них горели лампочки в форме свечек. Что ж, Диоген их не упрекнет. Зато стало посветлее, и Шибанюк кое-кого узнал. Сергею Валентиновичу даже показалось, что он заметил Аристарха Сидорова — известного местного режиссера, который до сих пор в симпатиях к экс-мэру замечен не был. Напротив, Шибанюк всегда натыкался на улыбающуюся физиономию Аристарха на официальных мероприятиях у Балашкова. Сидоров всегда отличался умением дружить с властью, неужели он решил сделать ставку на Путяту?

Заиграла заунывная музыка, фонарщики запели клубный гимн. Видимо, в их представлении просвещение, основная задача клуба, вещь нужная, но скучная. А может быть, виноват исключительно автор музыки Зыков — вон он с левого края, с трудом открывает рот. Сергей Валентинович слышал, что когда зашла речь о гимне, то Путята наотрез отказался платить за работу, объяснив это несовместимостью с высокой альтруистической миссией клуба. В итоге автором гимна стал тот композитор, который согласился сочинить его в обмен на членский билет. Может быть, то, что работа была невдохновляюще бесплатной, и вылилось в такую занудную мелодию…

Точно так же «Фонарь Диогена» обзавелся штатным поэтом (гимну нужны были слова), скульптором-дизайнером (декорации зала, организация «Каменной поэмы»), писателем (летопись клуба, статьи, пресс-релизы). А вот уборщицу, вахтера и шофера до сих пор ищут: видимо, нет среди представителей этих профессий идейных просветителей. В шофере, правда, особой нужды нет, ведь костяк «Фонаря Диогена» составляют не деятели культуры (которые и на троллейбусе доедут, если что), а бывшие чиновники: заместители Путяты, начальники департаментов и управлений, а ныне — бизнесмены малой и средней руки. У них транспортная проблема решена давным-давно.

После пения гимна на сцену выбрался маленький и шустрый скульптор Вениамин Рябков, которому хитон доходил до пят, и взахлеб начал читать лекцию о влиянии древнегреческой архитектуры на облик сибирских городов. Портики, колонны и капители так и сыпались в зал. Шибанюк подумал, что вот для него и еще одна отмазка — профильное мероприятие посещал. Оно действительно оказалось таковым, и Сергей Валентинович сразу заскучал, ибо никакой преемственности между родиной Диогена и городом, основанным через два тысячелетия после упадка Древней Греции, до сих пор не замечал.

Добрый вечер, Сергей Валентинович! — Рядом с ним возник сам Путята — тоже в хитоне. Шибанюк испугался, что переговоры пойдут насмарку, если он в неподходящий момент рассмеется.

Добрый вечер, Дмитрий Олегович.

Давайте отойдем и не будем мешать коллегам.

Путята направил Шибанюка по короткому коридору, шепнул:

Я сейчас! — и вдруг исчез.

Сергей Валентинович попал через коридор в пустой секретарский предбанник, потоптался там немного, но, решив, что это как-то несолидно, открыл дверь в кабинет, точнее в типичную переговорную, где на столике между двумя креслами стоял подносик с его любимым коньяком (весьма красноречивая забота!) и блюдцем с оливками. Поразительно, но в одном из кресел сидел Путята, а самое удивительное и приятное, что одет он был уже в цивильный костюм. Жестом гостеприимного хозяина Дмитрий Олегович предложил гостю сесть и наполнил крошечные рюмочки. «Что за цирк? — мелькнула у Сергея Валентиновича мысль. — Возможно, тут есть второй вход, но когда, черт возьми, он успел переодеться?»

Первая мензурка коньяка растеклась по языку, в горло не попав. Шибанюк поморщился: уж пить так пить, чего зазря рот поганить.

Понимаю ваше нелегкое положение, — тут же откликнулся на гримасу Путята. — Вам, Сергей Валентинович, не позавидуешь!

Шибанюк снова поморщился.

Знаю, знаю, что говорю. Ваш бывший зам набрал силу и метит в вице-мэры!

Брови у начальника департамента предательски поползли вверх.

Не знали? — удивился в свою очередь Дмитрий Олегович. — После выборов намечено не только слияние ваших с ним департаментов, но и открытие новой вакансии вице-мэра. Кленовязов имеет все шансы занять это кресло.

Шибанюк захотел выпить и с тоской посмотрел на мелкую тару.

Ваша невысокая информированность — следствие того, что в вашем распоряжении только собственные источники, а в моем — еще и источники друзей. Вы же ни с кем не дружите!

За что Эдуарду такая честь?

За дружбу.

Про дружбу я уже все понял, — сказал Шибанюк. — Я не понимаю, чья дружба в нашем городе может быть такой полезной.

А он не в городе, он в Москве дружбу свел. С кем точно — пока не знаю, но структура очень влиятельная.

Вот оно как… — задумался Сергей Валентинович.

Вот я и говорю...

Я согласен.

С чем?

Я согласен с вами дружить, Дмитрий Олегович.

Вы мне портите всю игру, — ухмыльнулся Путята. — Я приготовил такие приманки, такие сети завел под самого несговорчивого начальника департамента... Но результат меня радует.

Осталось договориться о цене вопроса.

Путята наполнил мензурки. Шибанюк выпил и снова поморщился.

А вы мне нравитесь, — сказал Дмитрий Олегович. — С вами не нужно хитрить. И даже объяснять не нужно. Это всё, — он махнул в сторону зала, — так, декорация для теневого кабинета. Это ясно. Но я своих людей сохранил не только здесь, но и в мэрии. Их там много, они объединены. Поэтому у меня высокие шансы на победу, но недостаточные. Мне, как Архимеду, нужен был рычаг, чтобы передвинуть Балашкова. Я его создал. Но я не знаю точку приложения сил. Это задача для вас — вы должны найти слабое место Балашкова, а я его свалю.

А как же ваши многочисленные агенты в мэрии? — спросил Сергей Валентинович. — Или их не так много?

Они идиоты. Клерки. Дальше своего носа не видят. Все их рассуждения заканчиваются императивом «авось». Перед ними нужно ставить прикладную задачу, и они ее выполнят не задумываясь. Это же люди системы, вы их каждый день наблюдаете, да что там — формируете. Им же запрещено думать... Я, когда в мэрию вернусь, я их всех сменю — и своих и балашковских. Постепенно, конечно. Я хочу, чтобы там работали инициативные, творческие люди.

Так я тоже там работаю, — напомнил Шибанюк.

Я говорю о рядовых. О генералах разговор особый, среди них и сейчас есть таланты... — Путята сделал жест в сторону собеседника. — У меня грандиозные планы: я хочу, чтобы в наш город ехали жить москвичи и даже питерцы. Я хочу сделать наш город настоящей третьей столицей, а потом и второй, и первой. Здесь, на сибирской земле, центр страны, здесь ее кладовая, здесь должна быть ее столица!.. В общем, вы понимаете, что разговор об этом пока преждевременный…

Что я получу, если найду слабое место Балашкова?

После победы на выборах вы получите пост вице-мэра и будете курировать деятельность Кленовязова. А там уж делайте с ним что хотите. Увольняйте, мытарьте, разоряйте, ловите с поличным — пожалуйста. Москва после проигрыша Балашкова от Эдуарда, я думаю, откажется, во всяком случае вмешиваться не будет. Если мы не победим, я постараюсь сохранить за вами нынешние позиции. Гарантировать, правда, ничего не могу. Более того, возможно, Балашкову станет известно о нашем сотрудничестве. Но тут мы все играем ва-банк.

Условия сложные, — обронил Сергей Валентинович по размышлении, — но я постараюсь.

Это в наших общих интересах, — заметил Дмитрий Олегович. — И помните, что я вам предложил больше, чем вы ожидали, и больше, чем предложит Балашков.

Шибанюк покосился на коньяк — редко он бывает таким бесполезным, как в этом кабинете — и встал.

Счастливо, Сергей Валентинович, — сказал Путята. — Извините, что не провожаю, мне нужно сделать срочный звонок. Я позже к вам присоединюсь.

До свидания, Дмитрий Олегович.

Шибанюк вышел из переговорной и через коридорчик снова попал в греческий зал. Оратор все не унимался, и Сергей Валентинович отметил дисциплинирующую роль фонариков: клюющего носом члена клуба фонарь выдавал, как поплавок — голодную рыбу. Зато гости в задних рядах преспокойно посапывали — путь просвещения в России всегда был сродни гипнопедии.

Жду вашего скорого ответа, — услышал вдруг Сергей Валентинович и резко повернулся. У него за спиной оказался Путята, и что самое странное — снова одетый в хитон. — До выборов осталось мало времени, и чем раньше вы найдете слабое звено, тем легче будет нам принять меры. До свидания.

Шибанюк пожал протянутую руку и вышел.

«Что за страсть к скоростному переодеванию? — думал он всю дорогу до винного бутика и потом, до дома, и позже, прихлебывая любимый коньяк. — Предложения Путяты заманчивы и, учитывая усиление Эдика, не имеют альтернативы. Но можно ли доверять этому бывшему мэру, ставшему клоуном?..»

 

8.

Утром мнение Шибанюка о вчерашнем свидании изменилось на позитивное. Балашков многим поднадоел, а вот воспоминания о правлении Путяты обрели со временем ностальгическую привлекательность. А если у бывшего мэра не получится стать новым, то Сергей Валентинович останется в тени — зачем Дмитрию Олеговичу выдавать своего тайного союзника? А Балашков Шибанюку пока нехороших намеков не делал. В общем, все не так уж плохо.

Подъезжая к мэрии, Сергей Валентинович издали заметил на площади Ленина разноцветные шары и транспаранты. Он и не знал, что сегодня какой-то праздник. Шибанюк остановил машину так, чтобы пройти на работу мимо веселой компании, что-то кричавшей сразу в два мегафона. «Нет — воздушным шарам!» — прочел он на первом плакате. «Долой опасное развлечение, калечащее наших детей!» — гласил второй.

Мы протестуем! — кричал в мегафон какой-то активист. — Мы протестуем против безнадзорного использования аэростатов. Долой воздушные шары!

Шибанюк понял, что попал не на праздник, а на какую-то акцию протеста, только никак не мог отождествить аэростаты ни с одной оппозиционной партией. Да и вообще — какое дело партиям до монгольфьеров…

Мегафон передали человеку в инвалидном кресле.

В июне прошлого года мы с моей невестой решили отметить помолвку катанием на аэростате. Нам представлялось, что это очень романтично. Но этот день стал самым ужасным днем в моей жизни! Воздушный шар, арендованный нами за крупную сумму денег, не был оборудован средствами безопасности. Сначала мы замерзли на высоте, потом чуть не вывалились, потому что там не было ремней безопасности, а после на шаре начался пожар! — Человек в инвалидном кресле почти рыдал.

«Театр абсурда какой-то», — подумал Шибанюк.

Момент падения я не помню, потому что подушек безопасности на воздушных шарах тоже нет, — продолжал оратор. — Я с тех пор прикован к этому креслу, а моя невеста пропала без вести! Не доверяйте воздушным шарам — это опасное и страшное развлечение! Помните, что от катания на аэростате до катания на коляске — один шаг, который вы к тому же оплачиваете из собственного кармана! Отпустите шары в небо без людей!

Активисты отпустили шарики с гелием, и они плавно потянулись ввысь. Зеваки захлопали.

«Точно, — сообразил наконец-то Сергей Валентинович. — Это же замещающее мероприятие! Видно, кто-то хотел мэра поругать, может, тот же Путята, вот управление общественных связей и организовало встречное мероприятие с привлечением общественности. Судя по душераздирающему монологу, еще и укрепило силами театральной самодеятельности. Раньше такие штуки Аристарх Сидоров для мэрии репетировал. Только тема какая-то странная — чего им эти аэростаты дались?»

Увидев, что к инвалиду спешат телевизионщики с камерами, Шибанюк побыстрее двинул к мэрии — не хватало еще попасть в кадр и засветиться на таком дурацком мероприятии.

В приемной его уже ждал Виктор Быстров (по-настоящему преданный заместитель, не то что Эдик), в его обязанности входило докладывать обо всем, что произошло в отсутствие шефа.

Быстров рассказал о том, что произошло в понедельник на летучке, буквально дословно: Виктор владел утраченным ныне искусством стенографии. Вести в кабинете мэра записи на диктофон было бы неприлично и подозрительно, а вот кропать в ежедневник — так все на летучках делают, но обычно пишут что попало, а Виктор мог восстановить разговор до мельчайших деталей.

От пересказанного Сергей Валентинович пришел в восторг. «Моя девка!» — понял он, слушая отчет о выволочке мэра и перепалке Елизаветы с Эдуардом.

Далее мэр сказал: «Насколько я помню, мы решили выпускать вместо газеты вестник… Где он, Елизавета?.. Чтоб был через месяц…»

Спасибо, Витя, я все понял, — остановил Сергей Валентинович, а в голове билось: «Моя Елизавета! Теперь она сделает все, что надо!»

Эйфория была такая, словно она пообещала Шибанюку… переспать! Теперь Елизавета даже без денег должна против Эдика начать копать. А с другой стороны есть поддержка Путяты. Еще вчера он был один на один с Эдиком и его московскими друзьями, а сегодня у него есть два сильных союзника — Жнач и бывший мэр. С такой поддержкой у него все козыри на руках.

Интересно, а московские друзья всё знают о художествах Эдика? Вот бы им через третьи руки слить компромат… Может быть, москвичей заинтересует шумиха в СМИ, которую поднимет Елизавета? Вот тогда они начнут собирать информацию на своего протеже, и тут Сергей Валентинович своего не упустит. Недаром Эдик последнее время притих — знает кошка, чье мясо съела. А вот подавится!

9.

«Ваш еженедельный отчет принят. Прошу прояснить состояние ваших отношений с Елизаветой Жнач. Постарайтесь добиться прежнего расположения объекта. Активизируйте поиск секты. Кутузов».

Хоть отчет приняли, вздохнул Эдуард, прочитав сообщение. А то первые несколько раз переделывать заставляли. Как школьника какого-то, ей-богу. Не по форме, мол, составлено. Уже по одним этим придиркам можно было догадаться, что руководят им люди военные. Ну а кто еще, собственно, должен составлять костяк Антитеррористической комиссии?.. Тут и к гадалке не ходи. А вот по поводу отношений с Лизой и гадалка не поможет: он и сам не знает, какие у них сейчас отношения. Все так перепуталось... Эдуард вздохнул и, предавшись воспоминаниям, закурил прямо в кабинете.

В какой-то момент дела у него пошли отвратительно. Шибанюк перестал ему доверять, и он уже не знал, как бы зацепиться, чтобы не вылететь из замов. И тут на Кленовязова вышла Антитеррористическая комиссия. С виду это самое обычное место для просиживания штанов: депутаты какие-то малоизвестные, еще менее известные чиновники из аппаратов нескольких министерств. Но, видимо, у генерала, ее возглавляющего, были большие возможности и ресурсы. Сначала Эдуард подумал, что все обещания Комиссии — ерунда, но когда его не только не понизили, но и назначили начальником департамента, Эдуард почувствовал всевозрастающую преданность. Раз им нравится играть в шпионов и общаться через электронную почту — пожалуйста; хочется, чтобы он сблизился с начальницей пресс-центра — пожалуйста; чтобы искал какую-то секту — да ради бога! Любой каприз, как говорится, за ваши кресла.

Почему Комиссии понадобилась именно его душа, Эдуард так и не понял, но упускать такого щедрого покупателя нельзя, и он запродался. Таинственные московские кураторы многого не требовали. Роман с Лизой, девушкой среднего возраста, обладающей пышными, но еще упругими формами, оказался значительно более приятным, чем он ожидал, а поиски таинственной секты можно было продолжать бесконечно. По словам Кутузова, секта представляет опасность для законной городской власти. Кленовязов не был силен в религиозных вопросах и на это списывал свое недоумение: если это религиозная секта, то на фига ей мэрия? А если какая-то организация добивается смещения мэра, то почему она религиозная? Должна быть общественная, политическая, клановая, наконец, да хоть спортивная — но не религиозная.

Поскольку целью секты было руководство мэрии, то ее адептов было предписано искать среди сотрудников городской администрации. Эдуард, выполняя рекомендации кураторов, иногда заводил с коллегами и подчиненными разговоры на религиозные темы, но только для того, чтобы было чем заполнить отчет. Если уж секта законспирирована, то глупо надеяться на то, что ее члены так легко пойдут на контакт и сразу всё выложат. В конце концов, если Комиссия действительно хочет ее найти, то надо подключать не чиновников, а других профильных специалистов. Честно говоря, Эдик даже побаивался наткнуться на эту самую секту. Если ею интересуется федеральное ведомство, значит, это опасная организация, лучше бы с ней дела не иметь. Не потому что трус, а просто из разумного расчета взрослого человека.

Слабое его место — это Елизавета. И не только из-за настойчивости Кутузова, но и из-за собственной неудовлетворенности. Когда отношения только начинались, Лиза была в восторге, а теперь охладела. Это значило, что Эдуард ее разочаровал, и сознавать это было нестерпимо. У него уже так было — сначала восторг и сумасшедший секс, а потом — «До свиданья, Эдик, ты меня не устраиваешь!» Почему? За что?.. Он так переживал, что у него импотенция случилась на нервной почве — даже лечиться пришлось. Вылечился, но комплексы-то остались! И тут вдруг с Лизой все повторяется точь-в-точь. Эдуард так понял про себя: если он Жнач сейчас не победит, то с другими женщинами, особенно помоложе и покрасивее, будет еще сложнее. А на проституток переходить — это ему еще рано, это для немощных. Тем более что с проститутками и попутать могут, на карьере отразится; в общем, не по нему это. А чтобы не ставить на себе крест, надо сделать все, чтобы Елизавета снова его захотела.

10.

Мэр Балашков звезд с неба не хватал, а очень хотелось. Он завидовал тем, у кого карьера складывалась легко — как, например, у его предшественника Путяты. Тот быстрее других овладел перестроечной риторикой, и этого оказалось достаточно, чтобы обогнать служак-ровесников и вскоре оказаться в кресле мэра. Правда, задержался он там всего на один срок. Балашков двигался к своему трону медленнее, зато сидел увереннее. В эпоху оголтелой демократизации и гласности лепил образ надежного хозяйственника, по кальке столичного мэра. Он на память знал, сколько денег потрачено на благоустройство дворов и ремонт лифтов, лично забирался в аварийные котельные и спускался в заброшенные школьные подвалы. И лишь постепенно, по градусу в год, добавлял он новые ингриди... ингреде... в общем, добавлял. Копил, копил — и надеялся, что это поможет в будущем подняться выше. Куда-нибудь в Москву. Да не просто в столицу — в Кремль, но в этом Антон Александрович не признавался даже себе.

То, что он постепенно накапливал, мало кто понимал. Лизавета Жнач покорила Балашкова тем, что с ходу сформулировала его тайную путаную мечту: «политик федерального масштаба». Ему нужен был человек, который умеет так формулировать малопонятные ощущения. Антон Александрович тут же взял ее на службу, часто уединялся с ней в кабинете и мечтал о будущем, слушая доклады по продвижению его кандидатуры на федеральный уровень. Многоуровневая схема-многоходовка иногда путалась в голове, но Антон Александрович вновь выстраивал весь план, каждый раз убеждаясь, что идет в правильном направлении. И даже сейчас, накануне выборов, он продолжал упорно двигаться вперед: эта тема была важнее. Выборы — никуда они не денутся, на городском поле Балашков соперников для себя не видел. Его планка была выше, цель сияла золотыми башенками, мечта звучала в ушах курантами.

Раз в квартал мэр собирал совещание по инновациям. Оно проходило как парад, как смотр перед генеральным сражением. У Антона Александровича было техническое образование, и когда-то его научили, что все можно рассчитать. Он был уверен, что если все учесть и распланировать, то и удача никуда от него не денется.

Елизавета Жнач тоже была уверена в том, что все получится, если удача будет на их стороне. Но удача настоящая, которую нельзя просчитать и нельзя запланировать. Планы — это только стартовая площадка для ракеты, считала она. А полет совершится, если не сработает «закон бутерброда». К сожалению, в политике, по ее наблюдениям, это основной закон.

Во всем этом процессе Лизе не нравились два момента. Первое — это то, из какого материала ей приходилось лепить образ политика федерального масштаба: Балашков бесконечно путал инвестиции с инновациями и не видел в этом ничего страшного. Второе было иллюстрацией первого — то, что шеф единственный называл ее Лизаветой. В этом было что-то обидное, неуважительно-фамильярное и одновременно старушечье, затхлое, местечковое. Местечковость — вот самое точное, что не нравилось Лизе и в обращении, и в самом шефе. Из лощеного чиновника, завсегдатая политических тусовок федерального уровня вдруг выскакивало какое-то «надысь» или «окромя», и сразу становилось ясно, что аттестат о среднем образовании будущий мэр получал вместе с полезной профессией в единственном техникуме родного городка.

С другой стороны, были же федеральные чиновники, у которых слова в предложения складывались случайно, как стекляшки в калейдоскопе, и ничего — взлетали на самый верх, до кресла премьер-министра. Чем наш не гож?

Лиза еще была обижена на Балашкова за разнос на летучке. Понятно, под горячую руку попала, но одной наказал — другой поощри, премию выпиши. Лиза к тяготам службы относилась ровно, но подчеркнуть обиду никогда не было лишним. Потому на очередном совещании по инновациям она тихонько сидела в уголке и рисовала в ежедневнике чертиков. Да и без нее тут было кому поговорить: шеф созвал своих замов и руководителей департаментов — тех, что больше всего продвигали инноваций.

Школу мы освоили, — докладывал Семён Семёнович, начальник главного управления образования (Лизу всегда интриговало, почему управление главное, если другого, не главного, вовсе нет). — У нас в гимназиях в каждой параллели — своя система обучения, — хвастался Семён Семёнович. — В нынешнем году в тридцать восьмую гимназию набрали пять первых классов, и каждый обучается по своей передовой инновационной системе.

Это инновация? — полувопросительно сказал Балашков.

Замечательно, — сказал вице-мэр Васильев, который когда-то курировал образование.

Что еще? — спросил мэр.

Половину школ оснастили энергосберегающими лампочками, — доложил Семён Семёнович. — За год вторую половину сделаем. Вот если бы на них еще плафоны пуленепробиваемые — сносу бы им не было.

За разбитые лампочки пусть родители платят. Что еще?

Загвоздка у нас одна — с инновационным обучением в детских садах. Мы им и методики, и пособия — но контингент слабоват. Особенно ясельного возраста. Им бы все играть и развлекаться, потом поесть — и на горшок...

Ясно. Что собираетесь делать?

Нужно больше интерактивных игрушек закупить… да вот Юрий Михайлович против.

Он у меня пятнадцать миллионов просит на игрушки, — вставил вице-мэр Соколов, курирующий финансы.

Дороговато, — задумался мэр. — Ладно, что еще у кого?

Мы используем инновационные материалы для ремонта, — выступил «дорожник» Лимонов. — Это самая передовая в мире сларри...

Ладно, — махнул на него рукой Балашков. — Я каждый день по твоей срали езжу. Колея… как на полевой дороге. Когда поправишь, тогда и докладывать будем.

Так ведь погода, Антон Александрович! — заныл Лимонов.

Вот и помолчи. Так… сколько мы осваиваем федеральных пилотных проектов?

Семнадцать, — подсказал советник Макеев.

А сколько неохваченных осталось?

Пятнадцать. Из городов нас только Москва опережает — там по двадцати трем проектам средства осваивают.

Надо подтянуться. Ты, Слава, подумай, где бы нам еще поучаствовать, — приказал он Макееву. — Нам бы как-нибудь в сельском хозяйстве приспособиться, это сейчас важное направление...

Так мы ж город, Антон Александрович!

Да я знаю… Там сейчас животноводство в моде, может, им что-нибудь надо? У нас химзавод простаивает — может, заделать средство от мошкары для телок? Инновационное, с нанотехнологиями? С учеными посоветуйтесь. Надо в мафстрим попадать… Лизавета, а ты что молчишь? Животноводство тебе как?

Это, конечно, тренд, но для нас — не мейнстрим, — сказал Лиза.

В смысле?

Животноводство, образно говоря, не входит в наш карас.

Не понял! — сказал Балашков.

Это мультик такой, про ворону, — подсказал шефу Макеев.

Елизавета Яновна, при чем тут вороны? — строго спросил Васильев.

Ни при чем. Нам необходимо формировать месседжи, понятные как для федерального центра, так и для городского сообщества, — сказала Жнач.

Это как? — переспросил Балашков. — Лизавета, не мудри.

Мне кажется, сейчас, во время выборов, необходимо создавать проекты, которые будут положительно восприниматься и в городе, и в федеральном центре.

Легко сказать… — заметил Макеев.

И сколько это будет стоить? — спросил Соколов. — У нас и так бюджет по швам трещит.

Можно обойтись и малыми формами.

Скульптурными? — догадался Балашков.

Можно и скульптурными. — Елизавета отложила ежедневник с пирамидой из чертиков. Ее вдруг настигло вдохновение. — Вот сейчас у нас «Каменная поэма» проходит… В чем ее смысл? Раньше централизованно делали скульптуру, «Девушку с веслом» какую-нибудь, и рассылали по всем паркам страны. А теперь мы их ежегодно мелкими партиями делаем — и что?

Предлагаешь наладить у нас серийное производство? — спросил Балашков.

Это дорого, — отреагировал Соколов.

Да нет, зачем нам серии, нам прецедент нужен. Один памятник, но какой!

Я слышал, в одном городе поставили памятник первому городовому, — сказал Макеев.

Это как городской домовой? — не поняла Лиза.

Нет, это первому полицейскому.

Это все приколы. В другом — памятник домашним тапочкам сделали: горожанам смешно, а федералам все равно. Я предлагаю возродить монументальную пропаганду. У Пушкина юбилей на носу — кто против будет?

Интересное начинание, — пробормотал Балашков.

А давайте поставим памятник царю Николаю!

Первому или Второму?

Первый — всегда первый, — пробормотал мэр.

Если Первому, то только за то, что декабристов к нам в Сибирь сослал.

Тогда Второму.

Может, тогда лучше декабристам?

Они же революционеры — как коммунисты!

Да какие там коммунисты, это ж сплошь аристократы были.

Тогда Достоевскому — он в Сибири сидел.

Да мало ли кто в Сибири сидел!

Лиза поразилась, какую краеведческую дискуссию вызвало ее предложение.

Главное, кто тут жил!

А кто тут жил?

Мамонты тут жили. Давайте памятник мамонту поставим!

Памятник мамонту уже где-то закладывали. Можем опоздать.

Кто самый знаменитый сибиряк?

Мамин-Сибиряк?

Стоп! — прекратил галдеж Балашков. — Давайте в конструктивном русле. Ты, Лизавета, кашу заварила… Ты что думаешь?

Надо что-то общее и символичное.

Тогда, может быть, памятник всей Сибири? — сказал Васильев. — И мы себя обозначим как центр территории.

Отлично, — сказал Балашков, потирая руки.

Сепаратизмом пахнет, — заметил Соколов.

Все замерли. Нет страшнее обвинения для того, кто хочет дружить с Москвой и в перспективе там обосноваться. Это же экстремизм на территории, где все закрома родины лежат.

Ну, Лизавета, ты и даешь! — вздохнул Балашков. — От тебя деструктивизм один.

Лиза поняла, что перестаралась.

Надо памятник приурочить к юбилею покорения Сибири. Тогда федералам понравится.

Точно! Молодец, Лизавета. Слава, запиши! И остальное, что говорили, тоже. Пропиаримся по полной и Путяте нос утрем! У нас — покорение Сибири, а у него — мальчик с рыбой. Космополитизм, да и только.

11.

Поскольку Лиза не отвечала на звонки, Эдуард трижды за день притаскивался к ней в кабинет, каждый раз налетая на заместителя Василевского, нес какую-то деловую околесицу, уходил, а потом опять возвращался. Василевский, конечно, идиот, но и его извилину от форменной фуражки нельзя так перенапрягать. В итоге Лизе пришлось самой позвонить Эдуарду.

Чего тебе надо? — спросила она.

Хотел извиниться за летучку.

Ладно, считай, простила. Это все? Или ты через полчаса опять за какой-нибудь хренью явишься?

Лизочка, я не за хренью, я за тобой. То есть… я хочу объяснить, почему я…

Я же приняла твои извинения.

По голосу этого не чувствуется.

Будь доволен таким, какой есть.

Я все понимаю, ты обижена, но я не отстану — и через полчаса приду за хренью.

Чего ты хочешь?

Пригласить тебя к себе в гости. Поговорить. А уж потом ты решишь — последнее это свидание или нет.

Лиза задумалась. Дома-то она у него не была, а посмотреть сильно хотелось. А потом — все.

Хорошо.

Я за тобой заеду в восемь.

Одно дело — знать, что Эдик живет, как многие чиновники его уровня, в коттеджном поселке, другое дело — видеть этот сказочный трехэтажный домик с башенками и мансардами, окруженный маленьким садом. Эдуард, как радушный хозяин, провел ее по участку, совершенно не опасаясь, что их могут увидеть соседи. Правда, сама Елизавета никого не заметила. Жилье Эдика — и сад, и надворные постройки, и сам дом — было устроено со вкусом, и Лизу это приятно поразило. Вторым сюрпризом для нее стали бриллиантовые сережки, которые Эдуард неловко сунул ей прямо в прихожей — нелепо по форме, но очень красиво по содержанию. И дорого.

Лиза поблагодарила, скромно и с достоинством, и остановилась примерить серьги перед зеркалом. Эдуард воспользовался моментом, сразу приник и облапил.

Я тебя еще не простила по-настоящему. Или ты привык к тому, что стоит сделать девушке подарок — и сразу можно тащить в постель?

Нет, извини. Просто я соскучился.

Эдуард вновь принялся играть роль радушного хозяина и стал водить ее по дому. Содержание соответствовало форме: внутри дом был изящным, стильным и удобным. Продумано было не только расположение комнат, но и все интерьеры и даже мелочи вроде ночника с символикой Водолея — Эдикова знака зодиака. Нет, с грустью решила Лиза, Эдуард, с его повадками проголодавшегося пса (около ночника он повторил попытку и чуть не повалил ее на кровать), вряд ли способен так обустроить гнездышко, тут чувствуется женская рука.

Кленовязов заметил ее настроение.

Моя жена была дизайнером, это она занималась домом.

Почему же она оставила его тебе?

Валентины нет со мной уже пять лет... — Эдуард отвел взгляд, и его глаза заметно увлажнились.

Извини, я не знала.

Лиза почувствовала себя скотиной, а Кленовязов на время опять стал для нее Эдиком.

Затем был ужин при свечах — заказанный в ресторане, но вкусный, а хорошая еда всегда повышала у Лизы настроение. Красное вино согрело и обезоружило. Поэтому, когда после десерта Эдик поволок ее в спальню, как паук муху, Лиза уже не сопротивлялась.

В прежние времена брюлики, вкусная еда и качественный секс в одном флаконе соответствовали ее представлению о совершенстве. Но поскольку Эдуард проштрафился (ах с каким животным напором в этот раз он старался загладить свою вину!), то Лиза не могла поверить ему до конца и хотела испытать еще раз.

Милый, у меня намечаются рамсы с Шибанюком: ему не нравится то, как пресс-центр работает по его департаменту, мол, много негативных публикаций в СМИ. Ты мог бы меня поддержать? Просто у вас схожая тематика, и если ты дашь положительную характеристику работы пресс-центра по земле, то это поможет мне защищаться.

У меня к пресс-центру претензий нет, только по… желания. — Эдик придвинулся и попытался опрокинуть ее в самую неудобную для ведения переговоров позу.

Я серьезно. Шеф и так на меня злится — ты же слышал.

Я не против, — промямлил Эдик, — но такая форма отчетности не предусмотрена. И как тогда это будет выглядеть со стороны? С чего вдруг один начальник департамента будет писать записки о хорошей работе пресс-центра?

Но...

Другое дело, — перебил ее Кленовязов, — если будет подходящий разговор у мэра на каком-нибудь совещании, я обязательно выскажусь в твою поддержку.

Эдуард, я ведь прошу...

Вот если бы я был вице-мэром, — второй раз перебил он, — тогда, конечно, у меня бы было больше возможностей и я бы никому не дал в обиду мою девочку! Потерпи до выборов, и все устроится. А Шибанюк ничего тебе сделать не может, в крайнем случае немного покусает.

Да при чем здесь выборы! — разозлилась Елизавета. — Ты ради меня не хочешь пальцем о палец ударить. Я ведь просила только о поддержке!

Я не могу...

Скажи — просто боишься!

Не в этом дело. — Эдик обнял ее и крепко прижал. — Лиза, если кому и нужна сейчас поддержка, так это мне, но я, заметь, ничего у тебя не прошу. Хотя у тебя есть возможности... Я не могу всего тебе сказать, но сейчас я не в состоянии помочь тебе. Я на наши отношения смотрю очень серьезно, поверь мне. Но какие бы ни были у тебя проблемы — мои в десять раз крупнее. Идет большая игра — ты, наверное, и сама догадываешься… и сейчас все очень шатко. Любое неверное движение может все испортить. Сергей Валентинович против меня, поэтому я не мог на летучке подставить свою комиссию перед мэром. Тогда ее соединят с шибанюковской и он меня прижмет по конкурсным документам. Пойми, зайка, я хочу, чтобы у нас все было хорошо, а нам бы за это ничего не было. Но для этого нужно потерпеть...

Лиза успокоилась: слова Эдика про злого Шибанюка ее убедили. Если он с ней неискренен, но при этом действительно ничего не просит, подарки дарит, то… для чего? Ответа нет, получается, посыл неверный. А Эдик как раз — верный!

Эдуард этой ночью определенно превзошел самого себя и довел Лизу до головокружения. Вместе с чувством равновесия у нее улетучились и все опасения насчет любовника.

Когда Эдик наконец задремал, Лиза отправилась на кухню за соком. Она не любила холодный, поэтому прошлась по шкафчикам. От находки у Елизаветы опять закружилась голова: рядом с початой коробкой сока лежала початая упаковка виагры. И сок был гранатовый — видимо, Эдик старался действовать наверняка. Вот с чего Эдик такой бойкий! А она уж было подумала, что от любви. При таком допинге он может не только ее одну обслуживать. Еще намекал, жеребец, что ему поддержка нужна... Наверное, она опередила его со своей просьбой, не зазря же он брюликами одарил, наверняка хотел с утра поплакаться, на долю горькую пожаловаться, пресс-центр в ее лице бесплатно напрячь. «А вот фиг тебе! — решила Лиза. — Все, хватит баловаться, надо деньги зарабатывать!»

 

12.

Оля — это то, что ей нужно, Елизавета поняла это с первого взгляда. В пользу данной кандидатуры безусловно говорили пустые блестящие птичьи глаза, круглое румяное лицо, напоминающее розовую подушку, и коса бесконечной длины, свернутая на голове в воронье гнездо. Так и казалось, что из-за кромки сейчас высунется с требовательным писком голодный птенец.

Можете не сомневаться, Елизавета Яновна, — качнув гнездом, сказала рекрутерша. — Я идеально подхожу для этой работы. У меня филологическое образование, отличное знание русского языка, меня не нужно редактировать. У меня широкий кругозор, я быстро обучаюсь любым новым знаниям и хорошо понимаю политику государственной службы.

В другой раз Лиза обязательно бы спросила: «А такая есть? И в чем она заключается?» Но сегодня задача была другой.

Знакомы ли вы, Оля, с земельным законодательством?

Конечно. То есть… не досконально. Раньше земля была общенародной собственностью, а теперь она частная... может быть частной, если ее продают. То есть… когда продают, она становится частной. Это точно. А еще землю можно сдавать в аренду. То есть… если сдают в аренду, то ее можно брать в аренду. Такой человек называется арендатор!.. Правильно?

Очень хорошо, — ответила Лиза, но скорее на свой собственный вопрос. — Минуточку… — Она набрала номер телефона. — Добрый день... Игорь Петрович?.. Зайдите ко мне.

13.

Игорь Свистун как раз вымучивал очередной пресс-релиз, но вызов к начальству — не лучшая альтернатива этому мытарству. После истории с кувалдой его каждый раз одолевали сомнения, правильно ли он все делает. Начальница его больше не ругала, но сомнения эти подпитывались тем, что Анжела каждый раз что-то в его текстах правила. «Что там можно напортачить в тексте на полстраницы?» — каждый раз удивлялся про себя Игорь. Оказывается, можно. Может быть, после того случая к нему стала придираться Анжела? Тоже вроде нет. Она ему, напротив, сочувствует и объясняет, что может. Игорь поправил галстук и отправился наверх.

При виде его Елизавета улыбнулась до ушей, и Свистуну это показалось плохим предзнаменованием.

Игорь, вот наша новая сотрудница — Оля. Она с сегодняшнего дня будет курировать департамент земельных отношений. Вы, пожалуйста, передайте ей все контакты по департаменту и объясните, что делали в последнее время. Хорошо?

Что ж тут хорошего. То есть… передам.

Вот, понял Свистун, прилетела ему обратно эта кувалда злосчастная. Все-таки Жнач решила его уволить. Но, оказывается, не сию минуту.

Оля, вы можете обращаться к Игорю по всем вопросам. Если возникнут какие-то сложности, я всегда готова помочь. Хорошо?

Конечно, Елизавета Яновна. Будьте уверены.

А что я буду делать? — спросил Свистун, не понимая, его оставляют для сдачи дел или подольше.

У вас, Игорь Петрович, будет новое задание. Вы будете редактором «Вестника органов городского самоуправления».

Игорь встрепенулся.

Вместо кого?

Никого. «Вестника» еще нет. Давайте я вам в двух словах объясню, тут ситуация совершенно понятная. «Вестник» предназначен для публикации распоряжений мэра, решений горсовета и конкурсных документов по муниципальному заказу. Сейчас источником таких публикаций по закону является одна газета «Городские новости». Когда-то эта газета принадлежала городу, в ней традиционно публиковались все официальные документы. Сейчас «Городские новости» акционировались и стали частными, поэтому мэрия вынуждена публиковать все свои документы по цене коммерческой рекламы. Все это было терпимо до тех пор, пока не появился закон о местном самоуправлении. Теперь в целях экономии бюджетных средств все закупки мэрия должна вести через конкурсы, тендеры и аукционы. Пока понятно?

Ага.

Публикация условий аукционов по мупзаказу показала, что документов сейчас нужно печатать в десять раз больше, чем раньше, и платить «Городским новостям» тоже на порядок больше — а это уже ощутимые для бюджета деньги. И горожане могут спросить, куда мы тратим народные деньги. Короче, для публикации документов мэрии необходимо учредить свой печатный орган — этот «Вестник». Ваша задача — подготовить документы, необходимые для его создания, и организовать выход этого издания. Документы — это изменения в постановлении, где «Городские новости» указаны как единственный источник публикации, положение о порядке формирования и издания «Вестника», положение о редакционном совете… и еще что-нибудь — по мелочам. В помощь вам прикрепят юриста из нашего юридического управления. Документы по «Вестнику» должны быть приняты на сессии горсовета. Сроки сжатые — первый номер необходимо выпустить до выборов. Помните, что за публикацию всех документов по закону о местном самоуправлении отвечает лично мэр Балашков. В принципе, тут сложностей быть не должно — и чиновники и депутаты заинтересованы как в публикации документов, так и в экономии бюджетных средств. Но если сроки сорвем — на мэра наедет прокуратура, а мэр — на нас. Понятно?

Вполне, — расцвел Свистун. Оказывается, Жнач на него не сердится, даже дает «одно маленькое, но ответственное поручение». — Спасибо, Елизавета Яновна!

За что? — не поняла начальница. — Вот когда «Вестник» издадите — тогда мы вас сами поблагодарим. Все, Игорь, проводите Олю и сдайте ей дела.

Игорь вернулся на рабочее место в приподнятом настроении, которое не испортило даже невольное сравнение — на кого променяла его Жнач. В комнате пресс-центра Оля принялась кокетливо моргать и переспрашивать все, что он говорил, по два раза. А о том, что видела — по три. Но Свистун этого не замечал. Его дело теперь — «Вестник». Там ничего писать не надо — только организовывай.

Чего сияешь? — Анжела первой заметила состояние Игоря.

С меня бутылка. Я больше не пишу пресс-релизы! Я буду выпускать «Вестник»!

Господи! Бедненький ты мой! — воскликнула Анжела и погладила его по голове.

Ты чего?

Представляете, Игорь будет выпускать «Вестник»! — громко сказала Анжела.

В пресс-центре повисла тишина.

Кошмар!

Сочувствую.

Ничего, может быть, еще как-нибудь обойдется.

Мои соболезнования.

Да вы что все?! — возмутился Свистун. — Это же простое дело, понятное…

Понятные — это самый отстой, — вздохнул кто-то.

Геморрой — всегда с тобой! — срифмовал другой.

И чиновники и депутаты заинтересованы в экономии бюджетных средств, — повторил Игорь слова начальницы и сам почувствовал, что почему-то в ее кабинете они звучали убедительно, а здесь — нет.

Там еще и бабки на кону!

Ну ты и попал! Попадалом на ежа!

На Жнача! Да, Елизавета поставила тебя в ответственное положение!

Перестаньте меня разыгрывать, — попросил Свистун не очень уверенно. — Что в «Вестнике» такого? Нормальное дело. Надо только документы подготовить, на сессии утвердить, а потом издать.

Тебе еще и через сессию... Это ж надо так извернуться — как ориентацию переменить.

Да ну вас! — Свистун окончательно убедился, что его, как новичка, разыгрывают. Только как на это реагировать — непонятно. — Пойду покурю.

Анжела пошла с ним.

Ты, главное, не бойся, все это перемелется. Помнишь, я говорила: здесь никто не знает, что и почему ему приходится делать. Но, возможно, это как инициация, чтоб потом получить бонус... Помни, всякой работе на свете приходит конец. И никогда так не бывает, чтобы после черной полосы не наступила светлая.

Да иди ты! — рассердился на затянувшийся розыгрыш Свистун.

Но Анжела почему-то не обиделась, а только погладила Игоря по руке.

Из юристов ты к Толстопятову просись. Он сообразительный.

Угу.

А в горсовет когда пойдешь...

Зачем? — спросил Игорь.

Ну, в «Вестнике» же решения горсовета будут публиковать?

Ага.

Значит, с ними тоже все согласовывать надо, — объяснила Анжела. — В любом случае если через сессию идти, то горсоветовские юристы добро должны дать. Если не дадут, то депутаты и рассматривать ничего не станут. Даже на профильной комиссии.

Черт возьми! — Игорь в задумчивости теребил узел душащего галстука. — Там еще и комиссия какая-то...

Ничего, все постепенно утрясется, рано или поздно уладится.

Жнач сказала, что это все до выборов сделать надо.

Ох! — вздохнула Анжела. — Я тебе буду помогать.

14.

Елизавета Яновна, вас Антон Александрович приглашает. — Неизменно ровный голос секретарши не давал ни малейшего намека на повод. И лишь непосредственно перед кабинетом шефа она могла намекнуть, если он не в лучшем расположении духа.

Елизавета никогда перед дверью не пасовала — она же профессионал.

Жнач зашла в кабинет и поздоровалась с присутствующими. Особенно любезной улыбки удостоился Аристарх Сидоров, местный режиссер и обаятельный собеседник. Судя по пустым чайным чашкам на столе, ее вызвали напоследок. Остальную компанию составляли шеф, вице-мэры, начальник управления культуры и Шибанюк с Эдуардом. Лиза решила быть особенно осторожной.

Присаживайся, Лизавета, — пригласил шеф. — Мы тут одну темку прорабатываем, оцени идею. Прошу, Аристарх Сергеевич, нас убедили — теперь попробуйте нашу главную пиарщицу победить.

Сидоров широко улыбнулся навстречу присаживающейся к столу Лизе. Ему было приятно одержать еще одну легкую победу.

Елизавета Яновна, — начал он, — представьте себе карту нашей страны, где мы находимся посередине между Западом и Востоком. Это уникальное положение уже по-разному эксплуатируется, но пока не рассматривалось всерьез в культурном контексте. У нас тут огромный потенциал. Если казаки Атласова, Хабарова и прочие прошли всю Сибирь насквозь и добрались до Тихого океана, то мы, наш город находимся на переднем крае культурной экспансии...

В смысле? — по-балашковски спросила Лиза.

Сидоров перевел дыхание, растянул улыбку до ушей и продолжил.

Теперь смотрите — практически в каждом городе Сибири есть театр, а то и несколько. Кто снабжает их кадрами?.. Да кто попало. А должны — мы!

В смысле? — ничего не могла с собой поделать Елизавета.

Я предлагаю взять культурную инициативу в свои руки и создать в нашем городе театральный институт!

Но это же дорого? — Лиза вопросительно посмотрела на вице-мэра Соколова.

Ты, Лизавета, об этом не думай. — Балашков вскочил и заходил по кабинету. — Мы уже варианты помещения подобрали, ресурсы прикинули... Ты это по-своему, по пиару оцени!

Погодите, погодите, Аристарх Сергеевич… но ведь стены и деньги — это не главное, — осторожно сказала Лиза. — Вы же понимаете?

Улавливаю ваш скепсис, — заранее победно улыбнулся Сидоров, — преподавательский состав мы усилим кадрами из Москвы и Питера. Можно даже чартерный рейс сделать! Это дополнительный пиар будет, вы согласны, Елизавета Яновна?

Свой чартер — это как-то по-купечески звучит.

Но согласны, что звучит?

Лиза оглядела собравшихся. Никто от нее ответа, похоже, не ждал. Бабки они уже подсчитали… и их все устроило. А то, что из каменной коробки новый вуз не создашь, это им до лампочки, главное — вывеску сделать. Это как с журналистами — сроду их у нас в городе не учили, а как профессия модной стала, так даже в технических вузах факультеты понаоткрывали — штук десять уже. И что? Учат их там всему подряд, от эстетики до философии, только профессии учить некому. Ну да кому до этого дело, если абитуриенты на эти платные факультеты в очередь стоят!

Преподаватели так и будут вечно летать? — спросила Лиза.

Через три года свои кадры воспитаем, получше столичных! — не моргнув глазом заверил Аристарх Сергеевич.

Звучит, — признала Лиза очевидную вещь. — Первый театральный вуз за Уралом — звучит! Это можно так пропиарить... И над соседями подняться. А то ведь кто только себя столицей Сибири не называет…

Аристарх довольно улыбнулся — он знал, что победа над дамой будет легкой и приятной.

15.

Вместе с деньгами Елизавета получила от Шибанюка и тоненькую папочку с компроматом на Эдуарда. Лиза с некоторым волнением открыла ее, но ничего интересного для себя не обнаружила: никаких амурных похождений и порочащих связей — чистый бизнес. Наверняка большую часть (может, самую интересную) Шибанюк оставил себе — не все же стоит оглашать. А вот с баксами не пожадничал — все сразу выдал. Похоже, он подумал, что из этой суммы часть средств она передаст журналистам и редакторам. Ну нет, Лиза твердо решила действовать на бесплатной основе. И вовсе не из жадности, а из профессионального гонора. За деньги-то и дурак компромат опубликовать может… Есть еще два соображения. Во-первых, у многих журналистов привыкание к деньгам наступает с первого раза, как к тяжелому наркотику. И в следующий раз они без денег даже не пошевелятся. Во-вторых, факт передачи денег может всплыть, а это коррупция, и тогда она мгновенно лишится должности начальника пресс-центра. Это избыточный риск.

Лиза прочла тоненькую папочку, посвященную грехам бывшего возлюбленного. Смертных не нашла, а вот тех, за которые прокуратура может епитимью наложить, — немало. Отдавать всё в одни руки — неэкономно, потому Лиза рассортировала компромат Шибанюка на три части и распечатала на трех листках. Три источника для мочилова пока достаточно. Каждый получит немного эксклюзивной информации и по кусочку, пересекающемуся с другими. Так будет достигнут необходимый негативный информационный фон. А там посмотрим…

Теперь осталось найти эти три источника. Самое простое — это обратиться к Паше. Лиза один листок положила в сумке поближе, остальные подальше и вызвала машину.

Паша хитрый, будет про себя кумекать-догадываться, но во всех местных делах он занимает позицию наблюдателя, потому его догадливость ей не опасна. Лиза это уже проверяла, так что не впервой. Когда нужно было сделать какую-нибудь гадость местному начальнику, многие обращались к Паше. Паша руководил представительством официальной федеральной газеты, и его начальство требовало от него хвалить московскую власть и ругать местную. Поэтому многие обиженные обращались к Паше, и мэрии часто доставалось. Хотя внешне отношения оставались хорошими: Пашу звали на все официальные мероприятия и даже вручали иногда благодарственные письма за освещение чего-нибудь. А то, что он план по критике властей выполнял за счет мэрии, в этом ничего личного — чистый бизнес, как говорится. На орехи попадало не только городской администрации, но и местным ведомствам. Особенно Лизе запомнилась история о том, как десятилетнему мальчику пришел счет из налоговой инспекции — компьютер ошибся. Родители возмутились, местная налоговая извинилась, но было уже поздно: Пашины журналисты об этой истории пронюхали и накатали огромную статью в защиту ребенка. И даже договорились до того, что только вмешательство федеральной власти спасло малыша от преследования местных налоговиков. Появление deus ex machina, «бога из машины», допрыгнувшего в сибирскую глухомань из-за Садового кольца, венчало почти каждую такую публикацию. Но примитивная схема федеральному начальству не надоедала и пользовалась успехом таким же неизменным, как у широкой публики сюжет о Золушке.

Лиза заехала в гости к Паше, обменялась с ним последними профессиональными сплетнями и оставила ему на попечение первый листок. Осталось пристроить еще два.

16.

Второй листок Елизавете пришлось вызубрить: с Лилией Аркадьевной шпаргалки не проканают. Шпаргалкам нет места в разговоре двух светских львиц. Лиза даже перед зеркалом подобрала подходящее выражение лица — скучающе-просвещенное: вроде как она из числа избранных, знающих сакральную истину из первых рук. И фон для встречи подгадался самый что ни на есть подходящий — день рождения мэра.

Наверное, сам Балашков и завел эти правила проведения дней рождений. А может быть, традиция была заложена Путятой или кем-то еще. Во всяком случае, когда Елизавета пришла в мэрию, порядок уже был установлен. Именинник — от начальника управления и выше — заказывал в столовой праздничный стол (каждому рангу соответствовала определенная сумма, а значит, и размах). Фуршет накрывали прямо в кабинете, и именинник весь день не работал, а принимал гостей и подарки. В зависимости от влиятельности чиновника, к нему выстраивалась соразмерная очередь. К самым крутым ходили по записи: секретари вели списки очередников и заранее приглашали. Новорожденного, по правилам хорошего тона, должны поздравлять подчиненные и все, кто пересекался с ним по работе. В этом смысле сотрудники пресс-центра, контактирующие со всеми подряд, находились не в самом выгодном положении: очевидная несправедливость заключалась в том, что стол заказывался на представительские расходы, а подарки все оплачивали лично. Но для искренне любящих друг друга коллег это не имело значения.

На правах начальника пресс-центра Лиза была вхожа в кабинет мэра в любое время. Благодаря этому у нее сложились почти доверительные отношения с обеими секретаршами шефа. Ей не составило труда узнать, в какое время записана поздравлять мэра Лилия Аркадьевна, директор респектабельной газеты «Nota bene — Сибирь». Лиза пристроилась в ту же группу поздравлянтов.

Запускали человек по десять, не больше. Вместе с Лизой пришли начальники отделов пресс-центра, Лилия и еще одна семейная пара, владевшая издательским домом «Параллель», а также трое проспиртованных главных редакторов старейших газет города. Среди них был и редактор «Городских новостей» Валерий Петрович Тимофеев.

Шеф встречал гостей с дежурной рюмкой коньяку: в такие дни с ней не расставался, но опустошал редко. День, конечно, был сумасшедший, новорожденному можно было только посочувствовать. Мэр терпеливо всех выслушал, мужчинам твердо пожал руки, женщин расцеловал, помоложе — в щеки, постарше — в ручки. Лизе, естественно, достался поцелуй в щеку. Она еще раз оценивающе посмотрела на Аркадьевну. Та заглядывала мэру в глаза, терлась рядом, как подобранная на улице кошка, манерно хихикала, в полной мере наслаждаясь близостью к высшей власти. Шеф произнес благодарный спич «высокопрофессиональным деятелям СМИ» (как у него язык-то так поворачивается!) и пригласил всех в комнату отдыха, где был накрыт стол.

Елизавета пристроилась рядом с Лилией и шепнула ей на ухо:

Антон Александрович как-то заметил, что только в твоей газете стиль директора совпадает со стилем издания.

Спасибо, — растрогалась эта дура.

Шеф чокнулся со всеми и таки выпил свою рюмку коньяку. Присутствующие славословили новорожденного и закусывали чем бог послал. Но недолго. График поздравлений мэра оказался таким напряженным, что приглашать на выход их стали всего через три рюмки у редакторов, полторы рюмки у Лизы и семейной пары или глоточка — у Лилии Аркадьевны. Балашков проводил дорогих гостей до порога кабинета, а навстречу им из приемной уже просачивались новые поздравляющие.

Елизавета подхватила Лилию под локоток и пригласила к себе — «не могу отказать себе в удовольствии пообщаться с законодательницей газетных трендов». Лиза бы руку отдала на отсечение, что Аркадьевна точного значения этого слова, «тренд», не знает. Зато железно знает, что оно актуальное. Так мода на новое слово объясняется модным словом прошлого сезона — передается, словно эстафетная палочка.

С миной радушной хозяйки Елизавета подогрела чай и выкатила новую коробку «Комильфо» — бренд попроще здесь бы не прокатил.

Как приятно — мои любимые! — воскликнула Лилия, а Лиза сама себе подмигнула — все точно, без осечек.

Ах, к сожалению, мы так редко видимся, — щебетала она.

Да-да-да! — звучало в ответ.

Мы с тобой говорим на одном языке!

Это так классно, когда понимаешь собеседника с полуслова...

Твоя газета — единственный в городе эталон… Такой высокой планки ни у кого нет, я считаю.

Спасибо.

Лиза чувствовала, что каждый комплимент попадает в виртуальную копилку. И этот виртуальный кошелек позволит ей оплатить услуги Аркадьевны без использования грязной наличности.

После всех этих листков на желтой бумаге так приятно взять в руки твою газету. Она… как белый человек, несущий бремя.

Благодарю.

Она настолько полно отражает жизнь элиты города, все основные тренды... И прекрасные фоторепортажи... И политические обзоры... — Здесь Лиза не сильно кривила душой: у Аркадьевны был хороший обозреватель по политике, статьи которого та любила цитировать в разговорах, а бильдредактор покупал репортажи у лучших городских фотографов.

Было видно, что внимание начальника пресс-центра Лилию Аркадьевну очень тешит. Лиза подсела к ней поближе, но не настолько, чтобы светский разговор сменился болтовней двух товарок.

К сожалению, я в последнее время слишком занята, — томно сказала Лиза. — Столько хлопот.

Я понимаю — выборы.

Ой, да что выборы!.. Реальной альтернативы Антону Александровичу нет.

Верно, основной тренд нынешней избирательной кампании — сохранить статус-кво властных структур, — сказала Лилия Аркадьевна с приятной улыбкой.

«Не я одна текст учила», — мелькнуло у Лизы.

А так хотелось бы с тобой посоветоваться вовремя…

О чем? — навострилась Аркадьевна.

Наметился один тренд. Мне кажется, что в последнее время Антон Александрович как-то охладел к Эдуарду Борисовичу. Но особых причин вроде бы нет. Вот я и ломаю все голову... Может быть, дело в том протесте прокуратуры на проект застройки Центрального сквера? Ведь это очень важный для города объект... В нынешний-то момент... Ну ты понимаешь… Не опасно ли это?..

Наконец Аркадьевна сообразила:

А тут выборы! Опасно!

Мне очень интересно услышать твое мнение как независимого эксперта.

Я думаю, что на фоне избирательной кампании такой негативный факт...

Да еще проблема старой гостиницы: помнишь, ее хотели сносить, а там оказался спорным вопрос с владельцем земельного участка — федеральный он или городской. И еще кредиты под земельные участки — они оказались не по правилам оформлены. А Эдуард Борисович то ли не разобрался, то ли мэра неточно информировал. И два детских сада, вместо того чтоб в аренду сдать, с молотка пустили, их теперь не вернешь, а ведь демографическая политика...

Да-да-да, мне думается, что это целая цепочка недоработок! А тут выборы… И если уж сам Антон Александрович...

Тебе тоже так показалось?.. — переспросила Лиза.

Это же должно быть очевидно серьезным наблюдателям...

Экспертам, — уточнила Лиза.

Конечно!

Не хотелось бы, чтобы твоя газета пропустила этот тренд!

Безусловно, картина политической жизни должна быть полностью отражена, — подчеркнула Аркадьевна. И тут как раз конфеты закончились.

«С приятным человеком в приятной обстановке... Мысли о предметах, приятных во всех отношениях...» — крутилось в голове, хотя Аркадьевну Лиза уже выпроводила со всеми положенными реверансами. Во рту осталась приторная сладость. До такой степени, что Елизавете вспомнилась недопитая у мэра рюмка коньяку. Лиза налила себе чаю без сахара и прополоскала рот. С приторной Аркадьевной вроде все получилось. Кто следующий?

17.

Юристы мэрии отвечают на запросы коллег как плохие торговки: «Вас тут много, а я одна». Что делать, не хватает пока юристов на все законодательные проекты. В результате Игорь Свистун, получив от прикрепленного юриста Толстопятова от ворот поворот, был вынужден попробовать себя на ниве законотворчества.

Это оказалось посложнее пресс-релизов. Игорь застрял сразу же, как только попытался определить, сколько бумажек нужно сочинить. Ему-то было все равно, но ведь существуют какие-то правила… Елизавета Яновна помогать отказалась. Поскольку для опытного чиновника вопрос, на взгляд Свистуна, был простой, а ответ — короче полученного отказа, он понял, что Жнач в этом сама ничего не понимает. Василевский, присутствовавший при разговоре, помочь тоже отказался. Анжела покачала головой, напряглась и посоветовала написать как можно больше, чтоб потом было из чего выбрать. Остальные коллеги ограничивались одним покачиванием головы.

Пришлось снова обращаться к Толстопятову. Жаль, что Игорь не взял с собой диктофон, поскольку юрист разразился целой тирадой по поводу того, при каких обстоятельствах какие бумаги сочиняются. Игорь старался запоминать фразы, начинающиеся словами «в нашем же случае». Не надеясь на память, Свистун бегом примчался на рабочее место и записал: решение об отмене, решение о замене, решение об источнике опубликования, регламент и распространение. Всего получилось пять позиций. Многовато. Со слов Толстопятова, какие-то можно было объединить, но какие — из головы уже вылетело. Пойти переспросить? Игорь плюнул и стал сочинять все пять.

Сначала никаких мыслей не было. И не ожидалось.

А где у вас прошлогодние поздравления с Днем работников сельского хозяйства? — услышал он вдруг спасительный голос Анжелы. — Елизавета Яновна почему-то мне поручила...

Игорь шлепнул себя по медному лбу: если нужно старое решение сессии горсовета отменить, то ведь с него и надо новое списать! Свистун разыскал то самое решение, где говорилось о том, что источником опубликования документов мэрии и горсовета является газета «Городские новости». Это ж готовая болванка! Свистун возликовал: в конце тоннеля замаячил свет. Одновременно он снова почувствовал себя студентом, сочиняющим свою курсовую по чужой работе. Как и тогда, совесть его не мучила. Игорь стянул через голову галстук, и работа закипела.

В соответствии с Федеральным законом «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации», законом Российской Федерации «О средствах массовой информации» городской совет решил: учредить периодическое печатное издание «Вестник органов городского самоуправления», признать утратившим силу решение № 256. Решение вступает в силу с момента опубликования, а опубликовать его во все тех же «Городских новостях». Подпись — мэр А. А. Балашков…

Игорю даже понравилось сочинять решение, за которое сначала единогласно проголосуют депутаты, а потом подпишет сам мэр. Осталось согласовать текст с Толстопятовым — и можно показывать начальству. Свистун опять надел галстук и отправился в управление.

Конечно, Игорь, хоть и гордился своей находчивостью, предполагал, что юрист что-то в тексте исправит. Но тут он заблуждался. Маленький и злой, как гном, Николай Георгиевич сказал, что у него есть свободных два часа, и за это время переписал черновик напрочь.

Игорь даже обиделся, но, учитывая, что это был его первый опыт законотворчества, смирился с переделкой, забрал новый файл, позвонил Елизавете Яновне и доложил, что текст решения для сессии написан и согласован с юридическим управлением.

Как, уже готово? — удивилась та. — И с Сашей согласовано?

А кто такой Саша? — удивился Игорь.

Помощник нашего вице-мэра, Александр Черненко. Прежде чем Васильев документ увидит, его Саша должен подготовить.

А вице-мэру зачем это все читать?

Игорь, вы что?! Вы не понимаете, где вы работаете?

Понимаю.

Вот и хорошо. Еще вопросы есть?

Если этот Черненко готовит документы для вице-мэра, то, может быть, он и сделает...

Игорь, вы хотите изменить должностную инструкцию помощника вице-мэра?

Пока нет, — пробормотал Свистун.

Тогда не отвлекайте меня от работы.

Свистун распечатал черновик и отправился искать Черненко. Интуиция репортера его не подвела: Черненко нашелся в кабинете, соседнем с кабинетом вице-мэра Васильева, курировавшего работу пресс-центра. Черненко был молодым человеком с профессиональными чиновничьими залысинами на крупной голове. Его рабочий стол был так завален бумагами, что Игорь боялся отдать ему свои листки: они в этом море обязательно безвозвратно потонут.

Черненко взял бумажки, спросил, о чем все это, и погрузился в транс, который Свистун назвал про себя «юридическим деструктивным трансом». Сейчас Игорь увидел его в действии впервые. Александр замер над документом, прочел его дважды, шевеля губами, потом взял карандаш и начал вычеркивать строчку за строчкой, приписывая сверху каракулями новый текст.

Свистун возмутился:

Погодите! Что вы делаете? Это юрист писал!

Я сам юрист, — сказал Черненко. — Кто писал?

Толстопятов.

Он тут ошибся. Наверное, неправильно понял. Держите.

Игорь взял листки и вернулся на рабочее место. Там он подшил пострадавший черновик в папочку, исправил файл, заново распечатал и на следующий день показал Толстопятову. Тот возмутился:

Он ошибся. Наверное, неправильно понял.

Николай Георгиевич минутку посидел в состоянии того же деструктивного юридического транса и начал исправлять уже новый текст.

Погодите! Что вы делаете? — Игорь заметил, что слово в слово повторяется. — Это же был текст, который согласован с Черненко!

Я отвечаю за этот текст со стороны юридического управления. Я не могу пропустить его в сыром виде.

Черненко Игорь застал на месте только к вечеру следующего дня. Александр нисколько не удивился новым исправлениям, а быстренько впал в юридический транс. Затем покивал, соглашаясь с какой-то правкой Толстопятова (Игорь даже подумал: вдруг обойдется), но дальше снова начал метить документ каракулями. Пояснил:

Принципиальный вопрос!

Это принципиальный вопрос, — сказал наутро Николай Георгиевич, вычеркивая правку Черненко и возвращая свой вариант. — Пойдемте.

Игорь уже давно порывался свести гиен пера, но какой-то особый юридический этикет до сих пор заставлял соавторов документа воздерживаться от прямого общения. А потом этикет перестал давить, и юристы встретились лицом к лицу. Свистун ждал обсуждения, перепалки, дуэли, но услыхал лишь две жалкие реплики.

Я считаю, что нужно собирать совещание, — заявил Толстопятов оппоненту.

Черненко солидно кивнул:

Согласен.

Толстопятов вышел из кабинета Черненко, потирая руки.

А мы здорово продвинулись за эту неделю, да, коллега? Фундамент, можно сказать, уже заложили.

Игорю стало плохо, как первый раз в морге. Он ослабил галстук-удавку и расстегнул ворот рубахи.

Это ничего, — хлопотала возле него Анжела. — На, попей. Это после юристов бывает. Особенно, если сырые... Еще водички?

Нет, спасибо. — Игорь потряс головой, прогоняя серую муть. — Кто — сырые? Юристы?

Документы. Ха-ха, придумал… Юристы — они свежие. Они всегда готовые... Тебе бы полежать... Ты, главное, не задумывайся. Как в пинг-понге.

В смысле?

Когда ты в пинг-понг играешь, ты же не думаешь, почему шарик туда летит, а не сюда, почему быстро или медленно скачет. Игра такая. Вот и все. Здесь то же самое, только шарик — это ты.

А юристы — игроки, — догадался Игорь. — Вот они меня и гоняют!

Нет. Юристы — ракетки. А кто игроки — нам знать не положено. Каждая ракетка думает, что она игрок. На самом деле игрока не знает никто. Его нельзя узнать. Можно почувствовать... предугадать...

Мистика какая-то.

Хочешь, так назови. Врачи вот, даже самые профессиональные, признают, что часто не могут понять, почему безнадежный пациент выжил, а вполне стабильный — умер.

А еще врачи любят говорить о вреде курения с сигаретой в зубах.

Вижу, ты уже оклемался. Тебя Елизавета Яновна просила доложить, как дело с «Вестником» продвигается.

А мэр — тоже ракетка? Или игрок?

Мэр, наверное, может быть игроком, но вообще-то он вне игры. У него особая роль, у него — предназначение.

 

18.

Все департаменты и управления мэрии были распределены между сотрудниками пресс-центра, каждый курировал от одного до трех подразделений. Кураторы участвовали в совещаниях, летучках, мероприятиях своего департамента и писали пресс-релизы, в правильном свете отражающие деятельность службы. Они же организовывали для прессы интервью и комментарии сотрудников, но так, чтобы информация из департамента подавалась положительно. В ситуациях, когда это было невозможно (этого ни начальники департаментов, ни мэр понимать не хотели), задачей кураторов было свести негативные публикации к минимуму. Елизавете Жнач при этом каждый раз приходилось выкручиваться и доказывать, что ее сотрудники сделали всё, что могли. Иногда это было правдой, иногда — нет.

В очередной понедельник Оля впервые попала на еженедельное совещание в департаменте земельных отношений и вернулась, воодушевленная грандиозными задачами — как департамента, так и личными. Ее тут же вызвала к себе начальница.

Земельные отношения — это так, оказывается, интересно! — сказала Оля с порога.

Да что вы говорите… — вторила Жнач.

Елизавета Яновна, там такие планы! Они хотят Центральный сквер перестроить, гостиницу там сделать. И Эдуард Борисович такой интересный, креативный, веселый.

«Ах он еще и веселится!» — отметила Лиза.

Так вам начальник департамента понравился?

Нет, ну все понравилось. И он тоже. Но вы не подумайте, я ничего такого...

Это хорошо, что Эдуард Борисович вам понравился, — сказала Елизавета. — Это только будет помогать вам в работе. Ведь ваша задача — обеспечивать информационную поддержку департамента и его руководителя. Это сложный департамент, потому что городская земля — она всем нужна, все хотят купить, а кому не удается, те обижаются...

Точно, есть такие! — перебила начальницу Оля. — Эдуард Борисович на совещании сказал, что кто-то пытается наехать на департамент. Так и сказал — наехать! На прошлой неделе сразу несколько изданий написали о департаменте полную чушь.

По земле информационный фон полностью положительным не бывает, — объяснила Елизавета. — Наша задача — чтобы позитивных и нейтральных публикаций было больше, чем негативных. Но в последнее время негатива заметно прибавилось. Возможно, это не случайно.

Да, Эдуард Борисович так и сказал. А еще сказал, что тут недалеко до прокуратуры. И вообще, это какие-то «маски-шоу».

Вот вам и нужно реагировать.

А как?

Нужно предотвращать появление негативной информации — дать опровержение, что слухи о повышенном внимании прокуратуры к деятельности департамента не имеют никакого основания, речь не идет не только об обысках, но и даже о простых претензиях. Хорошо бы еще организовать позитивное интервью о планах. Самого Эдуарда Борисовича беспокоить не надо, обратитесь непосредственно к разработчикам проектов. Ведь намечены уже определенные участки земли к продаже, пусть расскажут, что там предполагается возвести. Скрывать недостатки — не наш метод. Если Эдуард Борисович указывал на недоработки, это значит, что департамент критически относится к своей деятельности, понимает и исправляет ошибки. Хорошо?

Да, я поняла, Елизавета Яновна.

Тогда можете идти. И не торопитесь, это же работа не одного дня. Если вам понадобится совет — обращайтесь прямо ко мне. Наша задача — поддержать Эдуарда Борисовича в этот сложный момент.

Оля ринулась спасать Кленовязова.

Лиза сняла трубку и позвонила Анжеле:

Хочу облегчить тебе работу.

Э-э… спасибо, Елизавета Яновна, — с запинкой поблагодарила Анжела.

Зря не веришь. Я по поводу Оли. Обычно ты всех новеньких курируешь, но в случае с Олей я кураторство поручаю Игорю. Он по этому департаменту работал — ему и карты в руки.

Хорошо, Елизавета Яновна. Спасибо еще раз.

Не за что. И пусть Свистун ко мне зайдет с «Вестником» — я ни черта не понимаю, что там происходит.

19.

Предвыборный штаб кандидата-фаворита, когда он при власти, напоминает партхозактив времен расцвета застоя. По крайней мере, Елизавета так себе его представляла. Довольно просторный Малый зал был забит чиновниками и членами штаба, среди которых были коротко знакомые кандидату представители бизнеса и городской общественности. Еще здесь тусовалась масса советников, референтов, экспертов, политологов и пиарщиков. Поскольку победа кандидата была предопределена, то царило самое благодушное настроение. Сам Балашков на этом заседании скорее отдыхал, чем работал. Чиновники докладывали по своим направлениям, эксперты обозначали присутствие несущественными замечаниями. Суетиться пытались только пиарщики, которым необходимо отрабатывать деньги. Но даже их засасывала общая атмосфера вялости.

Самый известный городской пиарщик Артём Исмаилов мобилизовался и ударил по самому болезненному — информационному фону. Он, конечно, не мог не упомянуть наметившуюся тенденцию.

Меня беспокоит, что при общей довольно стабильной ситуации вдруг резко негативным стал информационный фон по департаменту земельных отношений, — сказал Артём. — Пока это касается только одного департамента, но, возможно, это только пробный шар более широкомасштабной атаки. До выборов еще время есть, и наши противники, не получив должного отпора в этом направлении, могут развернуть серьезную негативную кампанию. Если они начали с такого серьезного направления и так хорошо осведомлены в профильной проблематике, то, вероятно, их следующая атака будет значительно сильнее, ведь главные козыри всегда выкладывают накануне голосования. Через месяц этот ручеек компромата может превратиться в мутный поток, который сметет наши благоденствующие редуты...

Понятно, — остановил его очнувшийся от дремы Балашков. — Это вопрос к тебе, Лизавета! Ты вообще за фоном-то следишь?

Где тонко, там и рвется, — нагло ответила Лиза. Она, конечно, подготовилась к единственной опасной теме. — Понятно, что противники подтягивают компромат, но глубоко копать они не могут — тащат то, что лежит на поверхности. Видимо, земельный департамент больше всего намусорил, потому и фон такой.

Почему это мы намусорили? — вскинулся Эдуард. — Это работа пресс-центра — создавать позитивный образ мэрии и мэра. Разве не вы за это отвечаете, Елизавета Яновна?

Да, я отвечаю, — спокойно парировала Лиза. — Именно поэтому, несмотря на предвыборную кампанию, информационный фон сохраняется таким же, как и полгода назад, когда она еще не начиналась. А то, что негатив идет по вашему департаменту, уважаемый Эдуард Борисович, так это только потому, что за последний год по земле накопилось много резонансных тем. Это же очевидно из беглого просмотра негативных публикаций — истории-то все старые, они так или иначе в прессе уже всплывали.

Шибанюк готов был зааплодировать Елизавете. Вот отчаянная девка: сама все организовала, а теперь не защищается, а прет на рожон!

Этой кампанией кто-то руководит, — сказал Эдик. — По имуществу ведь историй не меньше, это же общий комплекс проблем. Но по имуществу ничего такого нет!

Я думаю, что скоро настанет очередь и департамента по имущественным отношениям… и ряда других — если мы не отреагируем, — сказал Артём.

Надо найти стервеца и поставить в ответственное положение! — заявил Кленовязов.

Раком! — послышалось с последних рядов.

Задремавший народ встрепенулся смешком.

Эдуард Борисович, у нас пресс-центр один на всех, и никто не жалуется, — сказал мэр. — Если не можешь найти общий язык со своими коллегами, как же ты с посторонними договариваешься по земле?

Тут Лизе захотелось зааплодировать Балашкову. Вместо этого она сказала:

Я постараюсь сделать все возможное, чтобы сгладить ситуацию. Но кардинально ее изменить до конца выборов не удастся, потому что, с одной стороны, СМИ сейчас на этих скандальных публикациях перед выборами повышают свою популярность за наш счет, а с другой — они так вымогают у мэрии деньги.

Может быть, тогда заплатить им пора… — пробормотал деморализованный Эдуард.

Никому ни копейки! — приказал Балашков. — Начни им платить — до окончательного подсчета голосов не отвяжешься, так в раж войдут. Это мы проходили. И повода нет: положение у нас крепкое.

Безусловно, — тут же подскочил Исмаилов, — согласно последним рейтингам, у вас, Антон Александрович, пятьдесят пять процентов голосов, а у вашего ближайшего соперника Путяты — не более семи. Так что наши позиции...

Ну и говорить нечего, — сказал Балашков. — Нужно обходиться собственными ресурсами. Вы оба, Лизавета и ты, Эдуард, обсудите, что можно по департаменту сделать. На следующем заседании доложите.

Лиза поймала косой взгляд Эдуарда. Кажется, только теперь он начинает ценить ее по достоинству!

20.

«И», — сказал Черненко.

«Или», — возразил Толстопятов.

«И», — настаивал Черненко.

«Или», — упорствовал Толстопятов.

Каждый боец юридического фронта был уверен, что правда за ним, и отступать не хотел. Совещание в кабинете у вице-мэра Васильева длилось второй час. Блокнот Игоря был сплошь покрыт фиолетовыми чертями. На последних рисунках даже черти выглядели побледневшими: в ручке заканчивалась паста.

Что-то я уже ничего не понимаю, — в третий раз за совещание сказал вице-мэр Васильев.

Если мы поставим «и», то смысл в «Вестнике» вообще пропадает. Зачем нам публиковать документы и в «Городских новостях», и в «Вестнике»?

Но ведь нас к этому никто не обязывает. Мы просто указываем два источника для опубликования.

И между ними нужно поставить «или». Тогда публикация будет или там, или там.

А если нам понадобится использовать оба источника публикации — мы это не сможем сделать.

И не надо.

А вдруг — надо?

А зачем нам вообще «Городские новости»? Это же теперь частная газета.

Зато она ежедневная. Мы же не можем публиковать «Вестник» ежедневно. А вдруг необходимо будет что-то срочно опубликовать? Сроки выходят, остается один день, иначе придется тендер переносить. Мы забрасываем текст в «Городские новости» — и проскочили.

И заплатили по коммерческой цене.

За счет того департамента, который этот конкурс проводит. Что ему проще — двадцать тысяч заплатить или конкурс на несколько месяцев переносить? А за этим — сроки строительства, ремонта, а там и сезон заканчивается!

Какой сезон заканчивается? — переспросил Васильев.

Это я к примеру, Семён Яковлевич.

А про двадцать тысяч?

Это реальная цифра. Даже больше.

Кстати, а сколько мы сейчас платим «Городским новостям» за все эти конкурсы-тендеры?

Миллиона по два в месяц.

Это как же они там жируют! — поразился Васильев. — А во сколько обойдется «Вестник»?

Тысяч в двести.

Да вы что! — воскликнул вице-мэр. — Избиратели узнают — головы нам отвернут. Это же форменное разбазаривание бюджетных средств. Антон Александрович нас не одобрит. Мне, кстати, уже к мэру на совещание пора. Вы свои формулировки утрясайте — даю два дня. А через три-четыре соберемся в расширенном составе. Пора депутатов привлекать. Они ведь тоже свои решения сессий будут в «Вестнике» публиковать — и с ними все должно быть согласовано. Саша, вы их юристам черновики отправили?

Нет. Мы еще здесь не согласовали.

Немедленно согласовывайте и отправляйте. Формулировки должны быть правильные, непротиворечивые. Всё. Если надо будет на депутатов надавить — я надавлю.

Черненко и Толстопятов договорились встретиться через час.

И вы приходите! — сказали они хором Свистуну.

Я? — удивился Игорь. — А надо?

Обязательно. Мы же только начали работу.

Свободный час Игорь просидел в курилке. Рядом с ним хлопотала Анжела.

Юристы горсовета еще разик все перепишут, — уверенно сказала она, — а потом и на сессию пойдешь. Осталось месяца два, не больше. — Она сняла согревшийся компресс и приложила новый, холодный.

А у вице-мэра предназначение есть? — спросил Игорь.

Нет. У него нет будущего. У него все счастье — в настоящем, — просто ответила Анжела.

Свистун начал ей верить.

21.

Вице-мэр Семён Яковлевич Васильев всегда был собой доволен, но что еще лучше — им всегда был доволен Балашков. Они с мэром давно уже работали вместе, с веселых комсомольских времен. Веселыми те времена запомнились мэру именно благодаря Семёну Васильеву. Антон Александрович был в молодости застенчив — в силу косноязычности и провинциального происхождения. Семён был коренной городской, зажигательный настолько, что из любого заседания бюро мог устроить сабантуй. С годами оба обрастали связями. Антона Александровича за молчаливую преданность ценили больше и быстрее двигали карьерно. А уже Балашков тянул за собой Семёна, который всегда умел устроить себе и друзьям сибаритское существование. Именно это умение Васильева, отсутствующее у Балашкова напрочь, больше всего нравилось будущему мэру.

Деловые качества Семёна Яковлевича ограничивались умением красиво говорить и определенным родом клептомании: ко всему, что плохо лежит, его тянуло непроизвольно. Но на большие дела он не замахивался, а мелочь ему прощали. Правда, это привело к тому, что он за время своей карьеры сменил множество сфер деятельности: заведовал общепитом и профтехобразованием, внешнеторговыми связями и стройинспекцией, социальным обеспечением и ремонтом дорог. Новые назначения Семён Яковлевич принимал с легким сердцем и во всех сферах чувствовал себя как рыба в проруби — в любой момент нырнет и в ил зароется, ищи-свищи.

В обязанности каждого вице-мэра входит курирование сразу целого блока департаментов и прочих подразделений. Делил их между своими замами сам мэр: кому-то расширял полномочия, а кому-то урезал. Когда курируешь какие-нибудь управления по связям с войсковыми подразделениями или религиозными конфессиями, то и поживиться там особо нечем. После того как Васильев пожировал на дорожном ремонте, Балашков его на время сделал «министром без портфеля» — отправил руководить представительством мэрии в Москве. Это была своего рода почетная ссылка, где делать было нечего — нечего было курировать.

Пресс-центр был значительно более интересным полем для деятельности. Свежая история с «Вестником» это подтвердила: ни шиша, да вдруг алтын. Семён Яковлевич давно подозревал, что журналисты только прибедняются, а на самом деле жируют себе припеваючи. Во всяком случае, те, кто дружат с мэрией родной.

Васильев попросил секретаршу (надежный кадр, вместе с ним сменила уже третье место работы) соединить его с редактором «Городских новостей».

Привет, Валерий Петрович, Васильев беспокоит.

Здравствуйте, Семён Яковлевич, — обрадовался Тимофеев. — Как поживаете, как ваши дела?

Да вот вашими делами занимаюсь, — не стал крутить Васильев. — Знаешь ведь, мы тут планируем тебе кислород перекрыть?

Это вы про «Вестник», Семён Яковлевич? — спросил Тимофеев. — Так ведь это не кислород, это манна небесная. Сегодня есть, завтра нет. Да и по крупице клюем — это ж дебиторка сплошная. С мэрии деньги получить — как у паука муху отобрать... я хотел сказать, как у лимона кислоту...

Поправился уже? — догадался вице-мэр.

Нет, это у начальника департамента информатизации день рождения сегодня был, а я поздравить заходил.

Почему ко мне не зашел повидаться? Тем более, говоришь, дебиторка… Валерий Петрович, ты ведь знаешь, я всегда готов помочь.

Спасибо на добром слове, — сказал Тимофеев.

Ну так заходи, поговорим.

Обязательно. Как только дела тут раскидаю...

Всегда рад. — Васильев повесил трубку в раздражении.

Что за привычка — надираться до конца рабочего дня! С такими людьми никакие вопросы решить нельзя: с утра у них голова болит, а после обеда — плывет. Вот и Тимофеев этот такой же. А с другой стороны, чего ему не гулять: по два лимона в месяц мэрия отстегивает, а делать ни хрена не надо. Но ведь и о будущем, даже ближайшем, думать необходимо. До ближайшей сессии горсовета — месяц. Если законопроект по «Вестнику» на нее вынесут и утвердят — кончится у «Городских новостей» малина. А если сделать так, чтобы документ готов не был, то можно ближайшую сессию пропустить… и даже последующую. А каждая оттяжка — это месяц, а каждый месяц — это два лишних миллиона! А кто курирует подготовку документов, кто на сессии будет докладывать по «Вестнику»? Он, Васильев. И при этом Тимофеев обходит его кабинет стороной. А ведь Семён Яковлевич и с дебиторкой поможет. Что лучше — на дебиторке месяц посидеть или поделиться с полезным вице-мэром и лишних пару месяцев мэрию подоить? С другой стороны, если его разозлить, то Васильев может сделать так, что эта тимофеевская дебиторка станет вечной без всяких причин. Ничего, теперь-то прибежит. Жадина!

22.

Оля справилась на отлично: жахнула интервью со специалистом департамента о планах по застройке парка, хотя сначала участки продаются, а потом уж победитель придумывает проект. А раз проекты есть, значит, известно, кто на аукционе землю купит — так, что ли?.. Журналисты зашевелились.

Следом Оля выдала опровержение: прокуратура, дескать, департаментом земельных отношений не интересуется и обыски не проводила. «Выхлоп» пошел — негативных публикаций по департаменту Эдика сразу вдвое больше стало. Тут же полыхнул скандал.

Елизавета как раз собиралась поехать на студию к Камилле Алексеевне, когда позвонила секретарша шефа и вызвала ее в кабинет. Там уже находился Эдик с багровой апоплексичной мордой. Такой Лиза не видала у него даже в пароксизме страсти — умеет все-таки шеф доводить до запредельного экстаза своих подчиненных. Слава богу, что Балашков начал с Эдуарда и на Лизу запала для полномерного пистона уже не хватило.

Лизавета, что там у тебя в пресс-центре творится? Там что, дуры одни? Что они у тебя пишут? Ты сама-то читаешь это?! Лизавета, это ж форменная... — Все красноречие шеф истратил в предыдущем разговоре и ругал совершенно не обидно. Даже с прошлой летучкой не сравнить.

Я виновата, — сразу покаялась Лиза. — Понадеялась на двух молодых сотрудников. Один из них готовит документы по «Вестнику» — закрутился, видно. Больше этого не повторится. Но, насколько я знаю, Эдуард Борисович был доволен прикрепленной к нему сотрудницей. Они с Ольгой нашли общий язык.

Да я... — пробормотал Эдик.

Ты помалкивай! — одернул его Балашков. — Ее дура не смогла бы ничего опубликовать, если бы ты дурака не валял. Она же не сама про прокуратуру придумала, она же тебя процитировала, так?

Но я это на планерке... в своем кругу.

А твои идиоты почему без разрешения интервью дают? Они что, ни разу не ученые? Или ты им разрешил?

Антон Александрович, я бы никогда...

Болтун — находка для шпиона! Кто сказал?

Не знаю.

Лизавета, ты зачем на службу шпионов принимаешь?

Я отвлеклась, по выборам больше работаю. Вот и проскочили эти два текста. Не углядела. Больше не повторится. Я материал готовлю для совещания в Москве по инновационному развитию в дошкольных учреждениях, — сменила тему Елизавета.

Это в детсадах? — кивнул мэр.

И в яслях тоже.

Круто! — оценил шеф. — Никого, значит, не упускаем.

Ага, тотальное инновационное воспитание, — сказала Лиза.

Ты только роддома пока не трогай. Там другая инновация обкатывается, с материнским капиталом.

Хорошо.

Да ничего хорошего… — снова взбрыкнул успокоившийся было шеф. — Учти, если по департаменту Кленовязова информационный фон не выправится, то я его уволю… и тебя вместе с ним. Мне всего этого на выборах не надо. Мне спокойная обстановка нужна. Понятно? А пока — обоим по выговору… и валите работать.

Лиза Олю приструнила, приказала все пресс-релизы показывать. А что тут показывать — всё, что можно, та уже наворотила. Молодец!

Такой пиар сразу отдачу дает, слетелось воронье косточки Эдиковы поглодать. Особо ловкие сначала обстановку разведывать стали, а особо наглые — прямо через нее.

Здравствуйте, разлюбезная Елизавета Яновна! — раздался в трубке вкрадчивый баритон главного редактора радио «Сибирский голос». — Как поживаете?

Вашими молитвами, Станислав Михайлович.

Что, молиться уже пора? — заржал тот.

Нет, это я так, к слову. Как ваши дела?

Нормально. В соответствии с колебаниями рынка. — Снова ржет. Странно, что эта веселость распространяется только на личное общение. Лиза специально слушала со Станиславом прямые эфиры — кремень! Ни намека на безудержную веселость. До Лизы долетала сплетня, что в молодости его за срыв эфира лишили зарплаты на полгода — вот с тех пор он работал без проколов. Всегда в голове держит, сколько бабок потеряет, если не вовремя заржет.

Всем было известно, что за копейку Станислав Михайлович что угодно сделает, и этим необходимо было воспользоваться. При условии, что расплачиваться со Стасиком будет кто-то другой.

В кризис колебания в одну сторону, — сказала Лиза. — В сторону сокращения до полной ликвидации. Слышала, у вас эфиры сократились?

Ничего, пока скрипим. Даже помочь можем, — сказал Станислав Михайлович с особой интонацией. Ему наживка не нужна, он сам — щука стреляная. Ну и сука, конечно, порядочная.

Да у нас все вроде нормально.

А как же Кленовязов? В прокурорских проверках, говорят, увяз?

Наветы. Не было ничего. Вы, Станислав Михайлович, опровержение-то читали?

Дыма без огня...

Я сама вопрос изучала. — Лиза быстро отыскала третий листок. — С федеральной службой по земле — да, поцапались, но это уже давно было, месяца два тому. Застройщик один жаловался: участок у него выигранный отобрали, ну да эти застройщики всегда жалуются. Тоже старая история. Так что все нормально по Кленовязову.

Как-то вы его не бережете, Елизавета Яновна. Как будто он вам неродной.

Тут Лиза вздрогнула: вдруг об их шашнях пронюхал? Вот тогда точно придется платить. И уже ей!

Да родной, родной, — непринужденно рассмеялась Лиза. — Вот только у нас помощь бесплатная, в отличие от вашей, и для всех департаментов одинаковая. А для СМИ у нас бюджета нет до конца года.

Да я под честное слово могу помочь, хороший материал в поддержку Кленовязова сделать. В новом-то году, после выборов, денежки появятся?

После выборов обычно ничего не остается, вы же знаете, Станислав Михайлович. Разве что сам департамент что-то в закромах наскребет…

Если смогу помочь — всегда готов. До свидания, Елизавета Яновна.

До свидания, Станислав Михайлович.

Лиза прямо услыхала бархатный баритон: «Сегодняшний эфир посвящен злободневной теме: мы решили разобраться, что происходит с городской землей? Чем занят начальник департамента и куда смотрит мэр, если его подчиненный конфликтует и с федеральными структурами, и с бизнесом?» Теперь, пока Стасику не заплатят отступного, он будет принципиально информировать горожан обо всех промахах Кленовязова. А бюджета на отмазку Эдика и впрямь нет. И Лиза его выбивать не пойдет. Ни за что.

 

23.

Дверь распахнулась, и в кабинет на коленях вполз Эдуард. Лиза замерла, потом бросилась к двери и захлопнула ее.

Ты с ума сошел! Что ты творишь?!

Я решил сразу привести последний аргумент. Все равно на тебя ничто другое не подействует.

А если бы тут Василевский был?.. Что тебе надо?

Я его на соседнем этаже видел. Так что еще не окончательно тю-тю. — Эдик покрутил у виска.

Все равно — псих, — убежденно сказала Лиза. — Этот коридор охранник видит. И народу всякого... Вставай.

Давай помиримся, дай мне еще один шанс.

Нет.

Будешь неткать, как говорила моя бабушка, я обратно так же пойду. Еще встречу кого-нибудь.

Ну чего тебе надо?

Пошли в ресторан? Посидим, поговорим.

Спохватился…

Я, кажется, стал исправляться.

С помощью виагры?

Да, с помощью. Тебе не понять.

Где уж мне. Вставай.

В восемь в «Сорренто»?

Нет.

Ладно, я пошел. Очень медленно! — Эдик все так же на коленях развернулся к двери.

Стой! Псих!.. Ладно… Только в девять.

Эдуард вскочил на ноги.

Вот и хорошо, а то колени устали. — Кленовязов попытался то ли опереться, то ли приобнять Лизу. Она увернулась и быстренько вернулась в свое кресло.

Я уступила силе тяжести — мне ж тебя с колен не поднять.

Тут главное — замотивировать. До вечера.

Ну вот, застал врасплох — у нее не то что прически, даже очереди к стилисту не запасено. А сам, как всегда, сразу облапить норовит. Медведь Эдька, чистый зверь. Надо признаться, эта звериность в нем ей и нравилась. От такого не вырвешься.

 

Переодеться и какую-то прическу сделать Лиза все-таки сумела.

Эдик был невероятно услужлив. Он так и вертелся, чтобы доставить Лизе приятность. Как же важно ей это было раньше! А теперь, что ж… К чистому чувству неприязни примешивалась и мысль о тридцати тысячах. Все-таки она его не просто не любит. Она его еще и продала! Лиза не сомневалась, что Эдуард за хороший куш ее бы тоже продал, но как-то коробило отдыхать в ресторане за счет человека, которому она практически поломала карьеру, да еще не без выгоды для себя.

Тут грибочки исключительные подают, хочешь?

Нет, спасибо.

А икры?

Не люблю.

Вина?

Я одна не пью. А ты за рулем.

Ради тебя я вдребезги напьюсь.

Чего ты хочешь?

Ты же знаешь… — игриво ответил Эдик.

Зачем ты меня звал? — Лиза решила быть деловой.

Эдуард наконец стал серьезным.

Меня журналисты затравили. Помоги мне. Еще немного — и Балашков меня сольет. Помнишь, как было с его первым начальником финуправления? Он мне рассказывал. На него прокуратура наехала — несерьезные, в общем, нарушения нашла, такие за всяким из нас водятся. Но все это подхватила пресса, и такой шум поднялся! Балашков его к себе вызвал: пиши, говорит, заявление. Тот написал. Мэр закорючку раз — и даже руки не подал. А ведь тот для него изворачивался, деньги на выборы собирал и сам развозил по тем же СМИ. А Балашков руки не подал… И со мной так скоро будет.

Финансист, насколько я помню, на следующий день вице-президентом банка стал. Другие за такой карьерный крах всю жизнь бы молились.

Дура ты, Лизка. Ты сама представь: вот тебя из мэрии вышибли, и устроилась ты в какую-нибудь дрянную газетенку аж главным редактором. Обрадуешься?

Сам дурак.

Извини. У тебя власти, может, и немного, но ты к мэру близко, и бросать этот пост ох как не хочется. А ты представь: власти в десять раз больше, денег, уважения… Понимай, что с чем сравниваешь. Помоги мне, а? Все эти писаки — они же по твоей части. Ты их знаешь, они тебя. Договорись, а?

Это не в моей компетенции.

Самым наглым я и заплатить могу. Ты только договорись.

Как? У нас же пресса независимая, что ты от меня хочешь, милый? — спросила Лиза.

Эдуард налил себе бокал вина и выпил залпом.

Что ты меня лечишь… Я, может, что не понял — так объясни. За что ты на меня окрысилась?

С чего ты взял, милый?

Не называй меня так. У тебя как-то гадко получается. — Эдуард налил еще бокал и выпил. — Не держи меня за идиота, милая. Никаких особых подвигов в последнее время я не совершил, а волна пошла — и ее кто-то гонит. И вместо того, чтобы прикрывать, как раньше, ты приставила ко мне эту дуру Олю.

Но я…

Погоди, не ври. Я с ней поговорил и узнал, что это ты посоветовала ей написать опровержение по поводу прокуратуры и обысков. Это или некомпетентность, или сознательная дискредитация. Такого я от тебя не заслужил. Я не ждал, конечно, любви до гроба, но, мне кажется, на простую лояльность мог рассчитывать. И заметь, я-то тебя вламывать Балашкову не стал. Хотя мог бы.

Какой ты благородный! — сказала Елизавета. — Да кто тебе поверит!

Я с тобой ссориться не хочу. Мне тебя не хватает… Мне с тобой было так хорошо, как давно не было. — Эдуард выпил еще.

Эдичка, хороший, — Лиза погладила его руку, — но я и правда ничего не могу поделать. Я напутала с этой девчонкой, но она-то, дура, все неправильно поняла. Эдичка, прости, я виновата, но весь этот шум приобрел такие масштабы… Так просто это не заткнуть.

Ты думаешь, меня кто-то заказал?

Может быть, — холодея, сказала Лиза. — У тебя есть враги?

Шибанюк, наверное. Я ему поперек горла. Он меня выскочкой считает.

Эдуард задумался, а Лиза поняла, что она сначала подставила любовника, а теперь еще и своего подельника Шибанюка. Ей стало неуютно.

У нас же все было хорошо. У меня так хорошо не было с тех пор, как моя жена… С тех пор, как ее со мной нет…

Эдуард был готов заплакать; Лиза видела это и обняла его. Он был большой, горячий, даже липкий. Но такой родной…

Отвези меня домой, Эдик, — слабея, прошептала Лиза.

И все получилось как в первый раз. Он ее тогда подвез домой, потом начался ливень, она позвала переждать его за чашкой кофе, и кофе затянулся до утра. Лиза даже испугалась немного, что все повторилось точь-в-точь. И еще ее испугало собственное тело, которое так к нему льнуло. Елизавета поняла, что она тоже соскучилась по Эдику.

Утром Кленовязов ушел очень рано — опять, наверное, из соображений конспирации, но Лизе на это было наплевать. Она решила выспаться во что бы то ни стало и проспала допоздна. Уснула она в сказке, а просыпаться и решать проблемы не хотела. На чьей стороне ей теперь быть между двумя врагами? Работа у нее мужская, а психология бабская, слабая, жалела себя сквозь сон Лиза, и по ее розовым щекам катились прохладные слезы.

24.

Курьером в юротдел горсовета Толстопятов и Черненко единогласно отправили Игоря:

Вам надо познакомиться с коллегами, вам с ними работать.

Гусь свинье не коллега, — пробормотал Свистун, взял распечатку последней версии документов и отправился в горсовет, расположенный в одном из крыльев общего с мэрией здания.

Надежда Константиновна Грушина, которой начальник юруправления поручил заниматься «Вестником», уже находилась в состоянии того самого деструктивного юридического транса, так что слабую надежду, что все сойдет гладко, Игорь тут же потерял. Через пять минут Надежда Константиновна ожила и сказала:

Они тут ошиблись. Наверное, неправильно поняли. — Потом добавила: — Это принципиальный вопрос! — и стала черкать листки с такими ровными и красивыми строчками.

Игорь обреченно вздохнул.

* * *

Курьером Свистун служил недолго, но интенсивно. Обмен мнениями между юристами привел к тому, что у «Вестника», как самого настоящего издания, появилась редколлегия, в состав которой кроме чиновников попала пара депутатов. Теперь в горсовете Свистун навещал не только Надежду Константиновну, но и депутатов Авдеева и Густова. Оба они периодически говорили: «Они тут ошиблись. Наверное, не поняли. Это принципиальный вопрос!» — из чего Игорь сделал унылый вывод, что и они не чужды юриспруденции.

Одна Анжела понимала Игоря и утешала его.

Ты хочешь, чтобы это все побыстрее закончилось? Так и случится, но в свое время. И вспоминать ты об этом будешь с улыбкой. А сейчас нужно набраться терпения. Это большая игра в пинг-понг, ты должен выполнять свою роль и больше ни о чем не думать. Кто-то там, наверху, наиграется и остановится… точнее, затеет новую игру. А тебя оставят в покое, ты отдохнешь и перейдешь на новый уровень… Все испытания для чего-то нужны, — говорила еще Анжела. — Все перемелется — мука будет. И той мукой вскормятся новые поколения. И будут они служить, ходить по этим вот коридорам, согласовывать и противопоставлять, изменять и оставлять неизменным.

Анжела, ты меня совсем заморочила!

Игорь, лучше думать как я. Потому что иначе ты вспомнишь, что «Городские новости» будут получать два миллиона в месяц до тех пор, пока ты не запустишь «Вестник». А это значит, что кому-то выгодно процесс согласования затягивать. И чтобы не видеть в каждом коллеге такую заинтересованную сволочь, лучше относиться к этому философски. Если у тебя самого не получается выстроить такое отношение, я могу познакомить с людьми, которые помогут овладеть этой техникой.

А может, эту сволочь вычислить?

До тебя этот вопрос задавали миллионы раз. А потом люди, чиновники, выработали альтернативный взгляд. Хочешь — ищи, но обычно такие поиски заканчиваются тем, что начинаешь подозревать всех. Я пробовала.

Перекур кончился, и Игорь, подтянув узел галстука, опять отправился в горсовет с новой версией документов в папочке.

Как он понял, Черненко с Толстопятовым в борьбе с юристами горсовета отстояли два пункта положения о периодическом печатном издании «Вестник органов городского самоуправления», а один изменили в соответствии с пожеланием Надежды Константиновны. Итоговый
счет 2:1 Игорь принял за выигрышный, но правила тут оказались ближе к шахматным, чем к футбольным. Потому что ситуация стала патовой: Грушева хотела заработать для своих еще одно очко, а Черненко, Толстопятов и поставленный в известность вице-мэр Васильев были против. Вопрос преткновения был финансовый: юристы горсовета отказывались участвовать в финансировании «Вестника». А печатать там решения сессий собирались. Мотив простой — мэрии «Вестник» нужнее, пусть она и финансирует.

Это принципиальный вопрос, — в свою очередь сказал Васильев. — Надо обсудить его на заседании комиссии по местному самоуправлению с участием всех заинтересованных сторон.

Но для комиссии одного вопроса было мало, пришлось ждать, когда будут готовы еще хотя бы два. На счастье Игоря, в недрах мэрии созрело еще несколько законодательных инициатив. Депутатам из комиссии по местному самоуправлению предложили обсудить проекты решений о создании в городе двух памятников — А. С. Пушкину и 425-й годовщине завоевания Сибири Ермаком.

Спустя еще два миллиона (месячный заработок «Городских новостей», как помнил Игорь) заседание наконец состоялось. Открыл его, как положено, председатель комиссии Виктор Тутышко. Его вступительная речь была вдохновенна: он десять минут жевал перед собравшимися одну простую мысль, что за хорошую работу комиссии горожане будут благодарны всем присутствующим. А за плохую — не будут благодарны. Затем Тутышко назвал вопросы повестки дня архиважными и предложил приступить к обсуждению.

Вопрос о «Вестнике» докладывал сам вице-мэр Васильев. Семён Яковлевич решительно потирал руки, его готовность отстаивать интересы мэрии была бескомпромиссной. «Это вопрос принципиальный», — вспомнил Игорь и внес в мысленный список подозреваемых всех, кто говорил эту фразу.

На заседание пригласили нескольких руководителей департаментов, под началом которых работали самые активные комиссии по муниципальному заказу. Пришли те, кто подумал, что дело касается новых правил работы комиссий; в их числе оказался и Шибанюк. Пока он разобрался с темой, заседание уже началось и демонстративно уходить было неудобно. Сергей Валентинович матюгнулся про себя и остался сидеть.

Вице-мэр Васильев начал рассказывать сказку с самого начала: конкурсные документы необходимо публиковать, а для этого нужно прекратить финансировать «Городские новости» и создать «Вестник органов городского самоуправления».

Почему «Вестник»? Давайте создадим новую газету вместо «Городских новостей», — выступил кто-то из новеньких депутатов, еще не знакомых с темой «Вестника».

Деньги на газету в бюджете, к сожалению, не заложены, — объяснил Васильев.

Давайте вынесем вопрос на сессию, заложим деньги и будем издавать газету! — настаивал депутат. — Это принципиальный вопрос!

Как его фамилия? — спросил Свистун, мысленно открывая список.

Анжела, которая пришла поддержать Игоря, пояснила:

Сапаткин. Очень хороший человек, хоть и депутат.

Это мы еще посмотрим… — пробормотал Игорь.

Откладывать рассмотрение вопроса о «Вестнике» мы не должны, — сказал вице-мэр. — Бюджет пресс-центра, выделенный на опубликование документов, почти весь израсходован на «Городские новости». Скоро получится так, что, с одной стороны, нам будет нечем платить, а с другой — мы будем обязаны это делать по закону. Придется вносить поправки в бюджет текущего года, чтобы найти необходимые средства. Без опубликования конкурсной документации мы также не можем обойтись, ведь тогда все результаты конкурсов будут аннулироваться. Более того, обязанность по опубликованию документов возложена законом непосредственно на мэра.

Шибанюк насторожился.

Вот поэтому юристы горсовета настаивают, чтобы финансирование «Вестника» целиком взяла на себя мэрия, — сказал депутат Авдеев.

Можно уточнение? В какой срок необходимо выпустить «Вестник»? — спросил Шибанюк.

Два месяца — это максимум, — ответил Васильев.

А сколько мы платим «Городским новостям» за публикации?

Сейчас — по два миллиона в месяц, а со следующего года будет в два-три раза больше, поскольку ожидается увеличение объема конкурсной документации.

По залу прокатился шепоток. Сергея Валентиновича прошиб пот, а Игорь занес его в свой список подозреваемых, врагов «Вестника», к которому, рождающемуся в таких муках, он испытывал уже отеческую нежность.

«Эврика! — мысленно воскликнул Шибанюк. — Надо еще закон пролистать, но если Васильев ничего не переврал... Эврика! Вот же ахиллесова пята Балашкова — у них перед носом!»

Сергей Валентинович добросовестно хотел заседать дальше, но неожиданное открытие жгло и торопило. Просидев как на иголках минут пять, Шибанюк приложил к уху мобильный телефон и двинулся к выходу — чтобы «ответить на звонок». Надо срочно оповестить Путяту! До выборов осталось чуть больше двух месяцев, и тут такая удача с этим «Вестником». Все в линеечку выстраивается!

К концу заседания депутатской комиссии в список Игоря попали все присутствующие, за исключением Анжелы.

Вот видишь, — сказала она. — И как ты собираешься со всем этим разбираться?

Не знаю пока. Может, через «Городские новости» удочку забросить?

Так они тебе и скажут, с кем делятся!

Что же тогда делать?

Анжела с сочувствием посмотрела на Игоря.

Бедненький! Все идет с возможной скоростью, — сказала она. — И к выборам все закончится. Выборы — это всегда конец старой жизни и начало новой. Каждому воздастся, а предназначение сбудется.

25.

Тринадцать новых каменных идолищ выстроились вдоль аллеи, в партере разместились скульпторы и зеваки (офисный планктон из мэрии), а члены клуба «Фонарь Диогена» заполонили трибуну. То ли трибуна в этом году оказалась мала, то ли полку членов избранного общества прибыло, но им было очень тесно. И когда кто-то из «фонарщиков» пробирался к микрофону, на краях трибуны возникало опасное волнение — казалось, что люди сейчас посыплются вниз. Но то ли исключительная спайка, то ли умение держаться за свое место под солнцем позволяли «фонарщикам» сохранять позиции на трибуне. Да и свалиться перед глазами нацеленных телекамер было бы неприлично. Это испортило бы общий праздник. Так что помогала спайка. Конечно, именно она.

Шибанюк, удрав с заседания комитета, не решился звонить Путяте по телефону (хоть его и не считают серьезным соперником, но могут прослушивать) и воспользовался мероприятием, чтобы рассказать Дмитрию Олеговичу о своем открытии. Но он как-то не подумал о том, что закрытие фестиваля Путята превратит в предвыборное мероприятие, позвав сюда прессу. Впрочем, вспомнил огорченный было Шибанюк, телевизионщики обычно снимают первые пятнадцать минут, а потом сматываются. Так что возможность переговорить у него будет, но попозже.

Выступить перед широкой публикой «фонарщикам» удавалось нечасто, потому любую возможность они использовали на полную катушку. Сам Путята занял позицию рядом с микрофоном, но говорил совсем мало, зато много улыбался и приветственно махал руками. Его соратники, напротив, были неуемны. Они подробно говорили о значении скульптуры в жизни горожан, о том, как выросла культура малых форм за время проведения фестиваля, о прозорливости Дмитрия Олеговича, который его создал. Штатный скульптор заикнулся о корнях города, тянущихся из античной архитектуры, композитор пообещал городу новый гимн в случае победы Путяты на выборах. Дольше всех болтал штатный писатель Шаманов. На радость жителям, он придумал символ для города — мальчика Городулькина, который, если на выборах победит Путята, будет ежегодно руководить Днем города. Чтоб подарок смотрелся наглядней, Шаманов вытолкнул к микрофону ряженого артиста. Упитанный мужчина в рыжем парике, круглых очках-велосипедах и коротких штанах на помочах воплощал симбиоз Малыша и Карлсона без мотора.

Мальчик Городулькин — это символ нашего молодого мегаполиса; очки на его носу — символ ума и нашей городской науки, — гордо пояснил Шаманов. — До ближайшего Дня города больше полугода, и никому не хочется расставаться на такой долгий срок с нашим обаятельным Городулькиным. — Было видно, что Шаманов подтолкнул «символ» локтем, и тот приветственно замахал. — Так вот, чтобы вы без него не скучали, я написал о приключениях Городулькина книгу! — Шаманов помахал в воздухе книжкой. — И сейчас я прочту вам из нее первую главу, которая называется «Неожиданная встреча».

В толпе и на трибуне раздался стон, но Шаманов не обратил на него внимания и взахлеб начал читать:

«Запашисты осенние вечера в Сибири. А ночи — прохладны, начиная со дня Никиты-репореза, который празднуется пятнадцатого сентября. Вот в такой погожий денек вышел мальчик Городулькин на берег могучей сибирской реки, услыхал нежное перешептывание речных волн и аж заколдобился…»

Телевизионщики как по команде стали скручивать кабели с микрофонами, а Шибанюк заскучал и стал озираться по сторонам.

Самым интересным ему показались скульптуры, ради которых, собственно, все и затевалось. Сугубые абстракции из шаров и пирамид здесь соседствовали с работами в духе соцреализма: мальчик с рыбой, мужик с гитарой, а какой-то шутник изготовил натуральную девушку с веслом — символ паркового искусства. Шибанюк присмотрелся к барду, но никого из известных музыкантов не узнал, хотя смутные ассоциации были. Сергей Валентинович подошел к нему еще ближе, изменил угол зрения и вдруг признал — это же вылитый (вернее, высеченный) мэр Балашков! Шибанюк присмотрелся — он. Как такое могло получиться? Бывает такое случайное сходство? Или в этом что-то есть?.. Сергей Валентинович стал обращать внимание на детали, и тут оказалось, что отверстие акустической гитары — вовсе не отверстие, а центр мишени, нарисованной на гитаре. «Бард» держит инструмент необычно высоко и чуть слева, так что этот самый центр нацелен на мэрское сердце.

Что за чушь?.. Сергей Валентинович изучил скульптуру еще раз. Да точно! Но как же этого никто не заметил? Он оглядел публику: стоят, глазеют на трибуну — хоть бы что! Не может быть, чтоб он один... Или он рехнулся? Тогда, может, и всё в порядке.

Он постарался успокоиться. Двенадцать лет правления Балашкова истекают, и вот перед ними тринадцатая скульптура — сам мэр с мишенью, нарисованной на сердце. Тринадцатый — всегда лишний. Тринадцать — перебор в какой-то карточной игре. Символика понятна, но непонятно, кто ее создал, что он в нее вкладывает. Сергей Валентинович присмотрелся к гладкому и розовому улыбающемуся лицу Путяты. Бывший чиновник, успешный бизнесмен... Неужели его так подкосила отставка, что он впал в какую-то мистическую ересь? Ну да, клуб этот создал, фонари завел, ритуалы... Но ведь все это антураж, чтобы сохранить команду. Или не только?..

Сергей Валентинович потряс головой, стараясь избавиться от мешанины мыслей. Ерунда какая-то. Ладно, потом в спокойной обстановке подумает. А сейчас, когда телевизионщики свернулись и его никто не сможет запечатлеть с бывшим мэром, ему надо перехватить Путяту, объяснить ситуацию и... ждать результат.

Шаманов дочитал главу, раздались аплодисменты. Шибанюк пробрался к трибуне и жестом показал Дмитрию Олеговичу, что нужно поговорить. Путята отрицательно покачал головой. Потом указал рукой в сторону, где был расположен «Фонарь Диогена», и отвернулся. Шибанюк еще помаячил, потом развернулся и выбрался из редкой толпы. Встреча назначена в клубе — лучше он там и подождет Путяту. Не хватало еще ездить вместе с его кодлой и этим ряженым символом.

26.

Шибанюк вызвал свою машину (до сквера, расположенного рядом с мэрией, он демократически дошел пешком) и поехал в клуб дожидаться Путяту.

На этот раз в предбаннике кабинета-переговорной оказалась секретарша.

Я Дмитрия Олеговича подожду, мы встретиться договорились.

Вы же Сергей Валентинович?.. Дмитрий Олегович вас ждет, проходите.

Как ждет? Он же на трибуне был, когда я... — удивился Шибанюк, но приглашению последовал.

Точно, Путята оказался в кабинете. Он опять сидел на диване, рядом опять был коньяк и мелкая посуда.

Шибанюк растерялся.

Здравствуйте, Дмитрий Олегович.

Так мы ж виделись! Разве не поздоровались?.. Здравствуйте, Сергей Валентинович. Как ваши дела? У вас есть что мне рассказать? Выпьете?

Шибанюк кивнул на все вопросы сразу и сел. Путята неловко разлил коньяк, и под рюмками образовались неровные лужицы.

Извините, — сказал он.

Ничего, — ответил Шибанюк и опрокинул рюмку. Ему показалось, что выпил он столько же, сколько скатилось с донышка на руку.

Ваш противник Кленовязов сейчас в трудном положении, — тоже выпив, заметил Путята. — На него дружно ополчились местные СМИ. Что только не говорят... Вы, конечно, читали. Или сами писали?

Шибанюк скривился, вытирая коньяк с руки.

Извините за неловкую шутку. Я рад за вас и за нас. Еще немного, и Эдуарду Борисовичу станет совсем плохо: Балашков не любит держать при себе тех, чье имя слишком сильно... на слуху.

Туда ему и дорога, — сказал Шибанюк. — Там и половины грехов не прозвучало.

Ну а кто не без греха… Грех полезен. Кроме того, что это приводной ремень совести, это еще и удобный инструмент управления с позиции моральной силы. Впрочем, то, что вы собираетесь рассказать мне, с точки зрения Балашкова — безусловный грех, а с моей — правильный поступок… Так я вас слушаю, Сергей Валентинович.

Я, правда, не уверен... Мне кажется, что я нашел для вас точку приложения сил. Сейчас у нас реализуется девяносто четвертый закон, в его рамках все нужды мэрии должны реализовываться через систему конкурсов. Все нужно покупать через аукцион или тендер, это называется муниципальный заказ.

Я знаю. Короче.

Ни один конкурс или аукцион не может состояться, если неправильно оформлены бумаги или материалы не вовремя опубликованы. Публиковать можно только там, где определено. Это делается решением сессии горсовета. Для этого сейчас создается специальное издание — «Вестник». Фишка в том, что ответственность за правильность документов и своевременную публикацию несет лично мэр. И все нарушения будет фиксировать прокуратура. И если сорвать выпуск «Вестника»...

Или взять его под контроль! — вставил Путята.

— …то Балашков может на этом сильно погореть, — заключил Шибанюк. — Мэрия же покупает продукты для школ и детсадов: сорвется контракт — дети голодными останутся. Не закупят что нужно для медицины — пациентов в городских больницах нечем будет лечить.

За это стоит выпить! — Путята снова налил, они выпили. — Но сейчас все эти конкурсы публикуются в «Городских новостях»? — спросил Путята.

Да, только по рекламным расценкам это обходится бюджету в два миллиона ежемесячно. Скоро сумма будет еще больше. Если «Вестник» в ближайшие месяцы не появится, будет огромный перерасход средств. И нецелевое использование.

Понятно, тоже Балашкову прилетит.

Ну да… «Городские новости» могут взять в компаньоны кого-то из чиновников или депутатов, и те будут срывать выход «Вестника» еще хоть квартал.

Прекрасно. Нам это подходит, — сказал Путята после короткого размышления. — Дальше я сам тему раскручу. А Балашков... Он выполнит свое предназначение.

Что? — не понял Сергей Валентинович.

У каждого есть свое предназначение — учат нас многие религии мира. Должно оно быть и у мэра Балашкова. Более того, человек его ранга всегда близок к тому, чтобы исполнить свое предназначение, да? Как вы считаете, Сергей Валентинович?

Вам виднее, Дмитрий Олегович.

Я тоже так думаю, — ответил Путята, выпивая коньяк. — А вы свое знаете?

В каком смысле? — переспросил Шибанюк.

Я уверен, что у всего есть предназначение. У вас, у меня, у всех людей... Даже у городов. Более того, я знаю предназначение нашего... Понимаете, когда я... Мне хочется рассказать вам одну историю... Сергей Валентинович, вы вообще знаете, почему я пропустил прошлые выборы?

Нет.

Дело в том, что я как-то, за полгода до выборов, решил прокатиться на воздушном шаре. С детства мечтал, Жюлем Верном зачитывался. Хотелось путешествовать. Поездить по миру я успел — на самолетах и поездах, а вот на аэростате не пришлось. — Путята налил снова и выпил, не дожидаясь Шибанюка. — В общем, шар понесло ветром, потом он упал, и я сильно разбился. А этому пилоту хренову — вообще ничего, даже обидно. Я два месяца в больнице провалялся — тут уж не до выборов стало, другие мысли в голову лезли. Я испугался, что вот так останусь лежать, не смогу никуда поехать, ничего нового не увижу. Потом стал думать, что тогда я здесь могу на что-то новое посмотреть. Взял справочники по истории города, книжки почитал — оказалось, я про город ничего не знал. И еще, в нем всё есть. Жизни не хватит, чтобы изучить. А позже понял, сколько всего здесь еще может быть. Валяясь на больничной койке, я понял предназначение нашего города: он великий культурный аккумулятор. Он может стать гигантским культурным центром, культурной столицей России. Мы еще построим свой Голливуд — Сибголливуд!.. Самое главное — у нас древняя земля. Только дураки думают, что жизнь в Сибири началась с приходом советской власти. Спросите любого археолога, он объяснит, что здесь люди жили со времен каменного века. Здесь города были тысячелетия назад! Здесь, в конце концов, Александр Македонский проходил! Его следы и следы многих других великих хранит наша земля. Это нужно извлечь, показать. Этим нужно гордиться. Я понял, что, даже не покидая наш город, я уже оказался в центре мира. Вы меня понимаете?

Не знаю, — честно сказал Шибанюк.

Я, может, и на выборы-то иду только для того, чтобы эту идею осуществить. Напилить денег или пробраться в Кремль, как мечтает Балашков, — мне это неинтересно. Я ему, может быть, даже помогу — чтоб здесь не мешался. Пусть сваливает… хоть в Вашингтон. Он мне безразличен. Нашему городу нужна легенда. Городулькин — это так, пристрелка. Хотя… почему бы и не Городулькин… Позитивный, молодой — у него вся жизнь впереди. Как, заметьте, у нашего города, как у всей Сибири. Она же только просыпается! Просто люди еще не дошли, не разбудили ее всю. Для этого много голов нужно, а еще больше — рук. Где их взять? — Путята лукаво сощурился. — А я знаю где! Тут далеко ходить не надо. Все просто. Все решаемо. Вот есть такой город в Бразилии — Куритиба, на наш похож. Не слыхали? Там за копейки построили чуть ли не лучшую в мире систему общественного транспорта. А почему не у нас? Да просто цели такой не было. Это никому, кроме горожан, не нужно. Мне хочется сделать что-то, что нужно жителям, а не департаментам мэрии. Вы меня понимаете?

Да, — соврал Шибанюк. И на всякий случай добавил: — И полностью разделяю.

Путята посмотрел на него, словно хотел сказать еще что-то важное. Но потом передумал. Он достал из кармана телефон.

Спасибо за помощь, Сергей Валентинович. Извините, мне необходимо срочно отдать распоряжения.

До свидания, Дмитрий Олегович.

У Шибанюка вдруг испортилось настроение, и повлиял на него Путята. «Мутный он какой-то. Куритибы какие-то в голове. Фантазии… Балашков — он понятнее, без сюрпризов. И говорит Путята — словно с трибуны выступает, а когда на трибуне стоял — отмалчивался».

27.

Только Лиза распечатала графики мероприятий мэра и собралась отвезти их на студию к Камилле Алексеевне, как раздался звонок, вновь преградивший ей путь на телестудию.

Елизавета Яновна, Антон Александрович просит вас зайти.

Лиза взбила прическу и направилась в кабинет шефа, мысленно перебирая события последних дней: нет ли за ней каких косяков.

Шеф бегал по кабинету зигзагами, описывающими восьмерку, а перед ним, опустив очи долу, стоял начальник управления здравоохранения Николай Вырин.

На, почитай. — Шеф сунул ей листки, а сам, заморенный бесконечным бегом, припал на стул.

Елизавета заглянула в листки. Это была справка аналитического управления по здравоохранению. Один абзац был отчеркнут ядовито-желтым маркером — об инвалидизации населения. По данным аналитиков, за два года инвалидизация выросла в десять раз. Балашкову было отчего взбеситься: в городе полным ходом идет реформа здравоохранения, пресс-центр выдает только победные реляции, сам Вырин разъясняет, насколько жителям стали доступнее медицинские услуги и как повысилось качество последних. И вдруг — на тебе! Такая припарка накануне выборов.

Антон Александрович, я не понимаю, как это может быть, — бормотал Вырин. — Мы же сами тоже статистику ведем, отчеты составляем регулярно — не могли мы такую тенденцию упустить.

По-твоему, аналитики врут?

Антон Александрович, необходимо сначала проверить, как они все это насчитали. Такой рост показателя — это же эпидемия какая-то.

Вот ты мне и доложи, что это за эпидемия такая. И как с ней бороться. А ты, Лизавета, подготовься на случай утечки информации: вместе с Николаем Викторовичем подумайте, что мы можем предъявить горожанам и как все это объяснить. Все, идите, у меня дела.

За порогом кабинета Вырин ожил и стал яростно доказывать, что в аналитическом управлении сидят тупицы или гады, которые хотят его подставить. Что все это жонглирование цифрами, ложь и наветы. Засели, понимаешь, сто человек, ерундой занимаются и в отчетах пишут что попало!

Лиза поняла, что сейчас с Выриным говорить бесполезно.

Николай Викторович, вы не переживайте так, я думаю, что все разъяснится. У меня тоже свои претензии к аналитическому управлению накопились — как они определяют информационный фон. Меня они тоже постоянно подставляют, так что я ваше возмущение отлично понимаю. Пусть ваши сотрудники подготовят свою справку — с реальными цифрами. Потом вы доложите Антону Александровичу, а я, со своей стороны, расскажу о претензиях к аналитикам. Хорошо?

Ну я им отвечу! — пригрозил Вырин. — Я им покажу! Я среди них самих обеспечу рост инвалидизации на тысячу процентов!

Николай Викторович, как и всякий чиновник, очень трепетно относился к статистическим показателям подконтрольной сферы. Он их отслеживал. Он их анализировал. И тут вдруг такой удар в спину! Николай Викторович не мог поверить, что пропустил такую важную информацию. Городская медицина в мэрии была на хорошем счету благодаря усилиям самого Вырина — этим он мог гордиться без ложной скромности. Николай Викторович создал ноу-хау — непрерывную систему реформирования системы здравоохранения. Она состояла из нескольких элементов, основными из которых были укрупнение медицинских учреждений и изменение их структуры. То и другое обеспечивало возможность передачи функций как между учреждениями, так и внутри них. Функции тоже можно было дробить, укрупнять и даже создавать — что давало уже мультипликационный эффект. Этот бесконечный процесс перемен был благодатным источником информации для множества пресс-релизов, в которых любое изменение без сомнения называли позитивным. Здесь сотрудничество управления здравоохранения с пресс-центром достигало апогея. Особую благодарность к Николаю Викторовичу Елизавета испытывала за то, что одно новшество наслаивалось на другое и никто уже не мог сказать, что предыдущее было плохим: дать оценку каждому в отдельности было невозможно. Таким образом, информационный фон по здравоохранению неизменно складывался положительным или нейтральным и почти никогда — отрицательным. На выринское ноу-хау с интересом поглядывали из главного управления образования, более того, сам Балашков думал внедрить его во всех отраслях народного хозяйства. Понятно, что мэр разозлился, когда вдруг оказалось, что в образцовом хозяйстве городского здравоохранения обнаружился такой серьезный недосмотр.

Ситуацию нужно было срочно исправлять.

Николай Викторович вызвал к себе зама, который курировал тему инвалидизации, и в самых жестких выражениях потребовал за неделю поднять и перепроверить все данные за два года. Заместитель вызвал к себе в кабинет начальника отдела медицинской помощи населению. Начальнику отдела на ту же работу заместитель выделил четыре дня. Начальник отдела, вернувшись в свою вотчину, передал ответственное поручение ведущему специалисту, назначив срок в три дня. Ведущий специалист так углубился в работу, что даже не пошел на обед. Когда все коллеги из отдела отправились в столовую, он снял трубку телефона и набрал внутренний номер аналитического управления.

Иван Сергеевич? Это Воронов тебя беспокоит из управления здравоохранения, позвонил вот на авось. Ты готовил справку по инвалидизации населения?

Я, — ответил собеседник. — Подготовил на авось.

Мне сегодня поручили то же самое сделать.

Какой срок?

Три дня.

Хорошо, я тебе все материалы подготовлю, зайди завтра в обед. Авось, застанешь.

Авось, — ответил Воронов. — Зайду. До свидания.

До завтра.

28.

Дым благовоний разъедал глаза, и свет фонаря над головой наставника расплывался в нимб. Анжела опустила голову и украдкой вытерла глаза.

Веруешь ли ты в силу числа «тринадцать»?

Верую, — ответила Анжела.

Веруешь ли, что время его пришло?

Верую.

Веруешь ли ты в предназначение мэра Балашкова и иже с ним?

Верую.

Так знай, что пришли последние циркуляры, потому что наступили последние времена перед последними выборами. Готова ли ты следовать высшим циркулярам даже в нарушение приказов начальства и распоряжений мэра?

Готова.

Вот тебе часть последнего циркуляра. Исполни свое предназначение.

Я следую циркуляру всегда и во всем, — сказала Анжела привычную, как утренняя молитва, формулу.

Авось, дитя мое, — сказал наставник.

В бумажке, которую она получила от своего наставника, оказалась повестка очередной сессии, разделенная на две части. В левой колонке были указаны вопросы, положительное решение которых полезно братству, а в правой — вопросы, решению которых следует препятствовать. Анжелу неприятно поразило словосочетание «последние циркуляры». Она так привыкла жить, подчиняясь этим свыше ниспосланным циркулярам, что уже не представляла, как будет обходиться без них. Она даже хотела спросить об этом, но воздержалась, потому что за это можно было получить упрек в недостаточности веры. А она — верила. Сдержалась Анжела еще и потому, что твердо знала: высшая сила не оставит ее без водительства. Просто на смену циркулярам придут параграфы или регламенты, мандаты или инструкции по эксплуатации. Главное, что придут и будут придавать смысл ее жизни — в это она верила непоколебимо. Авось.

29.

Лиза не корила себя за слабину, наоборот, ей как-то стало покойно и даже весело после того, как она провела ночь с Эдиком. Словно она вернула ему часть долга, словно ее вина перед ним уменьшилась. Даже совсем исчезла. Да, она устроила ему мочилово, но он сам виноват, надо было больше уделять ей внимания. В общем, она и сейчас не уверена в его чувствах, как и тогда, когда брала деньги у Шибанюка. Но по-бабьи она его жалела. Может, даже поддержала бы в будущем. Во всяком случае, баксы Сергея Валентиновича она отработала и больше мочить Эдика не станет.

Сегодня была суббота, и Лиза могла расслабиться, попить кофе, пялясь в утренний телевизор. А чтобы новости не задавали ускоренный деловой ритм, Лиза искала что-нибудь позитивное, но не требующее пристального внимания — старый хороший фильм или развлекательную передачу. «Квартирный ответ» — это то, что ей сейчас надо. Она сварила себе кофе, распаковала круассан и порезала французский сыр — ей нравилась европейская кухня. А всякие там американские подушкообразные блины с кленовым сиропом казались совершенно неаппетитными.

Лиза сама собиралась делать ремонт, и в такой передаче можно было увидеть что-то полезное. Ей нравилось, когда из убогой комнаты советских времен вдруг появлялось современное пространство — чистое, сверкающее, как ограненный камень. Иногда ее смущал вид спальни, освещенной болотного цвета фонарем, или черный потолок кухни — все-таки у нее, видимо, консервативный вкус. Точнее, она, наверное, предпочитает классику… Да, так лучше: «консервативно» — это как-то… не ее стиль. Она же молодая женщина, и фигура у нее ближе к классике, а классика, кстати, всегда в моде.

В неспешные раздумья вдруг вторглось что-то мешающее им. Лиза вздрогнула и внимательно прочла на экране титр: «Дизайнер Марина Кленовязова». Кофейная чашка покатилась из руки, и горячий напиток обжег Лизу через халатик. Вот черт! Лиза сорвала с себя одежду, потерла обожженную ляжку и уставилась на экран. Вот она — нежданно воскресшая Эдикова жена: стройная, вернее даже худая, с длинными черными волосами, не красавица, конечно, но миловидная и… живая.

А она-то нюни распустила: бедный Эдик, потерял жену, живет в дизайнерском музее ее имени, страдает. Вот кобель! На такой дешевке ловит женщину! Внутри заклокотала ярость. Его счастье, что рядом не оказался, она бы его обязательно чем-нибудь тяжелым приложила. Или кипятком облила… Лиза подхватила халат, отнесла в ванную, замочила, потерла на руках — нет, бесполезно… Ну как же так! Никому верить нельзя, все сволочи!

Настроение было безнадежно испорчено. Лиза сначала хотела проплакаться, потом представила себе, что будет дальше. Вот она плачет, потом постепенно успокаивается. Потом выпивает бокал мартини, сидит в кресле или валяется на диване до вечера, жалеет себя, пялится в телевизор на всю эту жизнерадостную шушеру, которая то соревнуется, то скачет, то поет. А к ночи опять подкатит жалость к себе, и она снова разревется. Нет, только не так! Надо сделать что-то такое, что бы помогло собраться и… отомстить! Только придется ждать до понедельника.

Лиза успокоила дыхание, подсушила глаза, наложила легкий грим. И, подчиняясь какому-то озарению, позвонила Камилле Алексеевне.

Добрый день, Камилла Алексеевна.

Здравствуйте, Елизавета Яновна.

Простите, что беспокою в выходной. Я тут на одном предвыборном мероприятии, скоро как раз мимо студии буду проезжать — и подумала, что вы, наверное, работаете. Не ошиблась?

Нет. Милости прошу.

Спасибо, я тогда заеду, есть пара вопросов.

Лиза натянула деловой костюм и вызвала из гаража дежурную машину. Пока ждала, перекурила, мысленно составляя разговор.

Камилла Алексеевна руководила местным филиалом крупного федерального канала. Лиза заметила: когда филиалу сократили вещание до минимума, Камилла Алексеевна стала все выходные пропадать на службе. При встрече она каждый раз находила способ сказать, что работает без выходных и что ей можно смело звонить в эти дни по срочным делам. Что уж Камилла в своем кабинете делала дни напролет, Лиза не представляла. Зато она хорошо поняла, с каким трепетом Камилла Алексеевна относится к своей деловой репутации, если даже такой дурацкий способ добавить себе солидности взят ею на вооружение. Бывая в кабинете Камиллы, Елизавета всякий раз любовалась стеклянным шкафом, заставленным призами, завоеванными студией на всяких провинциальных конкурсах. А когда премия «Тэффи» стала проводить отдельный конкурс для региональных студий, Лиза даже искренне порадовалась за Камиллу Алексеевну — будет куда вложить тщеславие и нерастраченный пафос федерального по названию, но дремучего по содержанию контента, производимого студией ее имени. Однако качество передач никогда не было определяющим в деле влияния на аудиторию. Определяющим всегда было только качество сигнала и его охват территории. Если твой канал ловится везде и на любую антенну, то будь уверен, что твое влияние на земляков — максимальное. Сигнал канала Камиллы Алексеевны был как раз такой, и у нее были все основания считать себя влиятельной медиа-фигурой. Лиза поддерживала с Камиллой Алексеевной деловые отношения, стараясь, со своей стороны, убедить ее в собственной деловитости и, что важнее, близости к мэру.

По краям на столе у Камиллы Алексеевны лежали две стопки бумаг. Лиза тут же представила, как хозяйка по выходным от скуки перекладывает листки из одной стопки в другую. Или, напротив, в каждую стопку по очереди добавляет исписанные листки, которые никто никогда читать не будет. Дело обычное — в мэрии, кстати, практикуются оба способа убивания рабочего времени. Камилла Алексеевна, слава богу, не стала делать вид, что вот именно сейчас, в данную минуту, когда пришла посетительница, она особенно занята.

Добрый день, Камилла Алексеевна!

Здравствуйте, Елизавета Яновна. Хотите кофе?

Лучше чаю. Зеленого, — сказала Лиза, вспомнив коричневое пятно, расползающееся по халатику.

Пока Камилла Алексеевна включала чайник и искала пакетики с заваркой, Лиза рассматривала стеклянный шкаф.

Мне кажется, что в прошлый раз наград было меньше.

Да, наверное, вы еще не видели вот этой золотой антенны за самый точный метеопрогноз по всей Сибири. А этот золотой колос — за лучшее освещение уборочной страды. А этот золотой кирпич…

Очень интересно, — сказала Лиза. — А вот это что за награда? — ткнула она в значок на бархатной подушке.

Это лично мне, — скромно опустила глаза Камилла Алексеевна. — «За инновационное освещение тренда по интеграции Сибири в мировое сообщество в сфере модерновой консервации».

Прекрасная награда! — воскликнула Лиза. — А главное, она нашла свою героиню! Вы по-настоящему достойны награды в такой серьезной номинации.

Наверняка штук пятьсот этих наград раздали на каком-то сборище СМИ. Но Лиза понимала, что только грубая лесть может достичь сердца, спрятанного за фирменным кожаным пиджаком.

А вот это грамота Минсвязи; было еще поздравление, подписанное министром, да куда-то задевалось. Я, знаете, не придаю большого значения таким вещам, — сказала Камилла Алексеевна и вытянула из пачки, лежащей на столе, тонкую сигарету. — Я и шкаф бы этот убрала, но ведь это награды студии, ребята ими гордятся. — Она закурила, и в глазах ее сверкнули слезинки. — И молодежь надо на чем-то воспитывать! — закончила Камилла Алексеевна.

Чайник забулькал и щелчком сообщил о своей готовности. Камилла придвинула сигареты к Лизе и отошла за чашками. Елизавета задумалась, чем бы разбавить чаепитие.

Кстати, Камилла Алексеевна, я с большим удовольствием посмотрела вашу последнюю передачу из серии «Смысл жизни» — о влиянии книги Эмиля дель Торо «Леса Килиманджаро» на экологическое сознание жителей Железнодорожного района. Очень своевременная постановка вопроса… и такая блестящая дискуссия!

Спасибо. Может быть, вам сахар?

Лиза оглядела стол, сахарницы не нашла и поняла, что чай придется пить пустой.

Нет-нет, я предпочитаю напиток в чистом виде.

А я пристрастилась к мате. — Тут Лиза заметила, что в руках Камиллы не чашка, а какой-то бочонок с трубкой. — Это так очищает мысли, бодрит, настраивает на дело. Но зеленый чай тоже ничего.

«Чтоб ты пропала!» — подумала Лиза.

Да, он тоже прекрасно освежает, — пробормотала она.

А как вам показалась программа о лапидарности философского концепта современной парадигмы дисперсности общественного сознания?

Крайне актуально, — вытаращила глаза Лиза. — Я думаю, что эта передача обязательно будет отмечена на конкурсе «Тэффи».

Мы работаем без расчета на награды, — заметила Камилла Алексеевна.

Вы обязательно получите первую премию!

Не будем терять времени, — разулыбалась Камилла Алексеевна. — Вы ведь по делу!

Лиза отставила чашку и достала прихваченные бумаги.

Я без преамбул, Камилла Алексеевна, вы меня понимаете?.. Выборы скоро, поэтому Антон Александрович просил особенно внимательно относиться к взаимодействию с вашим каналом. Помимо текущих новостей, мне бы хотелось, чтобы мэр присутствовал в актуальных репортажах — вот график и темы его выступлений на ближайшие два месяца. План, конечно, не догма, но обозначенные здесь темы для мэра очень важны. Хотелось бы, чтобы они не затерялись, а все были освещены должным образом.

Хорошо. — Камилла взяла графики, полистала. — Я прочту внимательно, но на первый взгляд — никаких вопросов.

Тогда у меня следующая просьба: мне бы хотелось знать темы ближайших выпусков «Смысла жизни» и других ваших актуальных передач, чтобы наметить возможность участия в них мэра и людей из его команды. А перед самыми выборами нам бы хотелось, чтобы тема передачи касалась развития города, вы понимаете?

Конечно, — кивнула Камилла Алексеевна. — Но дискуссия будет острой!

Само собой! — воскликнула Лиза. — Мы же не хотим превращать дискуссионную площадку в инструмент агитации. Напротив, я думаю, что интересы зрителей совпадают с нашими: накануне выборов мы хотим подвести итоги, обнажить проблемы, наметить меры по их решению, рассказать о планах, да?

Да, безусловно. — Камилла приложилась к своей бадье. — Интересы зрителей для нас — первоочередная задача. Вы сможете нам обеспечить участие начальников ведущих департаментов? Например, Шибанюка и Кленовязова? А то они не очень любят у нас появляться — точечная застройка, торги городской землей, знаете… Кленовязов охотнее общается, он производит впечатление современного человека, сознающего важность прессы, более открытого, честного, если хотите. А вот Шибанюк…

Шибанюк никуда не денется, я доложу Антону Александровичу. Но у меня к вам встречная просьба: не основывайтесь на первых впечатлениях, не предоставляйте в дискуссии больше преимуществ Эдуарду Борисовичу. Это не поможет прояснить объективную картину, да и несправедливо по отношению к вам, в конце концов.

В каком смысле?

Ну… я от Сергея Валентиновича слова плохого о вас не слыхала…

А от Эдуарда Борисовича? — насторожилась Камилла Алексеевна.

Я, конечно, не имею права, но вам, как профессионалу, заслуживающему всяческого уважения, я не могу не признаться: Эдуард Борисович позволяет себе некорректные высказывания в ваш адрес.

Например? — сощурилась, словно в прицел, Камилла Алексеевна.

Извините, это не очень…

А все-таки?

Он вас дурой обзывал, простите. А ваши передачи — пафосным ковырянием пальцем в ж… Извините, не могу повторить. Тем более что эти оскорбления вовсе не заслужены. Наверное, он за что-то обижен, иначе бы не позволил в моем присутствии… и не только в моем. Прошу прощения…

Обиженный, говорите? Посмотрим, как он запоет, когда… — Лиза увидела, что Камилла уже мысленно нажимает на курок у виска Кленовязова.

Вот это и есть coup de grвce — удар милосердия. Таким ударом добивали тяжелораненых на рыцарских поединках, чтоб не мучились. Для такого удара даже специальный кинжал имелся — мизерикордия. Камилла Алексеевна и есть такая мизерикордия. А уж свою работу она сделает профессионально. Смешать с дерьмом любого чиновника опытному телевизионщику ничего не стоит, лишь бы руки были развязаны. А Балашков не станет особенно хлопотать за Эдика, наоборот, ему легче будет сделать Кленовязова козлом отпущения. Вот и пусть этот козел знает свое место. Без жены ему плохо? Пусть ползет к ней в Москву на карачках — может, обратно примет.

Совершив свой coup de grвce, Лиза почувствовала легкость. Она избавилась от Эдика, от проблемы Эдика; она ничего не должна Шибанюку (сполна искупила свою временную слабость) и уж тем более ничего не должна Эдику-подлецу. Как ему только хватило наглости жену из дома выгнать? А Елизавета еще подумывала, не стать ли ей мадам Кленовязовой! Нет, с нее хватит. Надо взять в личных делах паузу, успокоиться. А в работе приналечь: скоро выборы, а она встречу с Камиллой вон сколько откладывала. Зато удачно все сложилось, усмехнулась про себя Лиза. И «Вестник» этот чертов надо как-то пропихнуть через сессию. Иначе Балашков не помилует. Что там Игорь наваял? Пора бы уже закругляться…

30.

Игорь сидел, уставившись в стену. Он ждал сессию горсовета, где должны рассматриваться документы по «Вестнику». Больше заняться было нечем.

Игорёк! — позвала Анжела и погладила его по плечу.

Что? — отозвался он, не поворачивая головы.

О чем думаешь?

Ни о чем. Знаешь, раньше я не мог дождаться, когда кончится суета с этими юристами. А теперь стало еще хуже.

Но ведь это только до сессии. А потом будем конкурс объявлять, а потом — «Вестник» издавать… Ну что ты раскис? — Анжела готова была обнять Игоря, но постеснялась коллег. Девушке и так казалось, что все напрягаются, когда она в очередной раз утешает Игоря. Она чувствовала, что все в курсе их дружбы. Или догадываются. Но последнее время у Игоря такая депрессия, что он на нее почти не реагирует. А если даже общается, то делает это как-то механически. Анжела временами думала, что надоела ему, но не могла бросить его в таком состоянии, ведь вопрос по «Вестнику» был особо выделен в ее последнем циркуляре, а Игорь является в этой теме ключевой фигурой.

Может, уволиться? — с надеждой спросил Свистун.

Нет, Игорёк, не поможет.

Почему?

Потому что «Вестник» не просто так, не случайно он тебе выпал.

Почему? — уже равнодушно переспросил Игорь.

Анжела посмотрела на его почти сонное лицо.

Пойдем.

Девушка взяла Свистуна за руку, вытащила из-за стола, сунула ему куртку, накинула свою и, не отпуская Игоря, вывела из мэрии.

Куда мы идем?

Анжела молча волокла слабо сопротивляющегося Свистуна к цели — скверу, где все еще стояли скульптуры последней «Каменной поэмы». Вокруг одной из них толкалась кучка народу. Анжела решительно отодвинула крайних зевак и подтолкнула Игоря вперед.

Ну и что? — пробормотал тот.

Никого не напоминает? — спросила Анжела в ухо.

Свистун присмотрелся.

Это ж мэр!

Не кричи.

Да еще с дыркой в сердце.

Вот именно, — зашептала Анжела в ухо. — Ты думаешь, что это случайно? Ты можешь себе представить, что скульптор Б. Иванов из города Саранска, как гласит табличка, сам избрал себе моделью нашего мэра? Сам сделал ему мишень на груди и дырку в сердце! Думаешь, он диверсант-одиночка? Тогда почему про его подрывную деятельность не доложил никто из организаторов мероприятия? Для каждого из них это недонесение было испытанием — потому что может карьеру оборвать. А сама скульптура — испытание для мэра: что он будет с ней делать? Выставить в парке — нелепо. Разбить — показать слабость: испугался. Это ведь ему послание…

От Путяты! — сообразил наконец Игорь, вспомнив свою первую профессию криминального репортера. — Путята — его соперник на выборах и организатор «Каменной поэмы».

Да не ори ты! — дернула его за рукав Анжела. — Каждый сам должен догадаться. Пошли отсюда, тут скоро вся мэрия соберется!

Постой, а ты откуда знала об этой скульптуре?

Неважно, идем!

Свистун последовал за девушкой, которая повела его назад.

Как-то это… не по понятиям, — пробормотал он. — Скульптуры, знаки… Вот раньше конкретные пацаны из автомата постреляют или тротиловую шашку взорвут…

При чем здесь автоматы! Пойми, они же работали раньше вместе — Путята и Балашков, у них свои отношения, свои знаки. И это вовсе не значит, что Путята по своей воле их посылает сейчас, ведь он мог сделать это на прошлых выборах, а не сделал. И почему? Тут всё не случайно: и что скульптур ровно тринадцать, а есть легенда о тринадцатом апостоле, и число «тринадцать» — это… Ой!

Какое — «ой»? — не понял Игорь.

Жнач!

Свистун увидел, что к ним приближается Елизавета Яновна. Та тоже их заметила и призывно замахала рукой.

Вот влипли! — сказала Анжела, развернула Игоря и кинулась бежать.

Ты чего?

Нельзя нам попадаться рядом с этим изваянием. Бежим!

Начальница им что-то кричала, но они не услышали — пробегали как раз мимо толпы, жужжащей у скульптуры мэра. Толпа все увеличивалась, словно пчелиный рой, облепляющий то ли врага, то ли пчелиную матку.

31.

Лиза в последнее время очень внимательно читала все, что писала Оля, и без своего личного разрешения запретила публиковать Олины измышления. Такая писательница — как обоюдоострый меч: одной кромкой помогает врагов рубить, а другой тебя же порежет. Не зря Лиза опасалась. Сегодня Оля прислала такой пресс-релиз:

«Поэма закончилась, а скульптуры остались.

Красивая сказка, прекрасный творческий процесс, которым был фестиваль “Каменная поэма”, завершился. Всего пара месяцев понадобилась скульпторам, съехавшимся со всей страны, чтобы изваять задуманное. В течение всего этого времени горожане могли воочию наблюдать, как под резцами скульпторов рождаются шедевры. “Мальчик с рыбой”, “Совесть мира”, “Стреляного воробья на мякине не проведешь” — вот названия только некоторых из них. Всего художники подарили нашему любимому городу 13 изваяний, которые украсят парки и скверы мегаполиса. “Каменная поэма” закончилась, но, словно в память о ней, нас будет интриговать оставленная ею загадка: где будет установлена скульптура мэра А. А. Балашкова с раненым сердцем, сердцем, целиком отданным на службу людям…»

Лиза вздрогнула и перечла последнее предложение. Нет, все верно, ей не показалось: и мэр и сердце — все оказалось на месте. «Убью дуру!» — мелькнула первая мысль. А от второй стало по-настоящему плохо: «Не могла эта дурында все это придумать. Значит…» Лиза схватила плащ и вылетела из мэрии. Только на подходе к скверу она заметила, что так и не надела плащ, и оделась, не сбавляя шага. Надо самой посмотреть, может, не так все и страшно, может, Оля все-таки что-то напутала… Но, подходя к скверу, Лиза увидела толпу людей вокруг скульптур и поняла, что случилось что-то ужасное.

Вдруг от толпы отделились знакомые фигуры — Анжела и Игорь. Лиза отчаянно им замахала. Подчиненные ее заметили, развернулись и дали стрекача.

Стойте! — закричала Лиза, но без толку. Тогда она рванула так, что полы плаща зашлепали, как на ветру. В школе она занималась легкой атлетикой и до сих пор, несмотря на пышность форм, сохранила резвость. Все шансы на победу в беге за неподчиняющимися подчиненными перечеркнул телефонный зуммер. Лиза на ходу достала мобильник: звонил Шибанюк. Жнач перешла на шаг.

Да, Сергей Валентинович, здравствуйте.

Добрый день, Елизавета Яновна. Звоню, чтобы вас поблагодарить. Я только что увидел анонс передачи Камиллы Алексеевны — я думаю, что передача станет последнем гвоздем в крышке гроба… Спасибо за хлопоты.

Вы были правы, наши интересы в чем-то совпадают, поэтому я работала от души, — сказала Лиза.

Я ваш должник. Мне бы хотелось еще как-то вас отблагодарить. Может быть, ужин в ресторане?

Это как-то не совсем… — опешила Лиза.

Нет-нет, я не настаиваю — как настроение будет.

Спасибо за приглашение, Сергей Валентинович.

До свидания, Елизавета Яновна.

«Это он что — на новый заказ намекает или в ухажеры набивается?» — успела подумать Лиза, пока не увидела памятник… скульптуру Балашкова. Натуральный памятник Антону Александровичу, хоть его и замаскировали под какого-то барда с гитарой. Портретное сходство налицо, на гитаре мишень с дыркой посредине. Это не раненое сердце, это простреленное навылет. И что это должно обозначать?.. Лиза, толкаясь, обошла изваяние. Даже фигура похожа, высечена в натуральную величину. «Кувалдой и скарпелем, — вспомнила Лиза. — Вот тебе, бабушка, и спокойные выборы». Нет, покоя ей не видать. Только что значит этот демарш… со стороны Путяты, конечно? На что намекает? И кто ему помог все это сделать?

Лиза вернулась на службу и сразу запросила в хозяйственном управлении всю информацию по организации «Каменной поэмы», а также — кто ее курировал от мэрии. Оказалось, что это был заместитель Шибанюка, начальник архитектурного управления Виктор Быстров. Ресторана, похоже, не миновать, подумала Лиза. Осталось два вопроса: согласится ли Сергей Валентинович ей помочь… и что надеть?

Размышления прервал звонок секретаря мэра.

Елизавета Яновна, Антон Александрович просит вас зайти.

Кто-то про скульптуру сообщил, поняла Лиза. Может, это были стремительно скрывшиеся Анжела и Игорь? Ладно, с этими предателями она еще разберется. Если успеет. Дело-то керосином пахнет. А у Антона Александровича привычка такая: он в каждом деле крайнего ищет, а если не находит, то назначает. И потом сдает в архив — вместе с делом.

 

(Продолжение следует.)

100-летие «Сибирских огней»