Человек насущный

* * *

Секунды хватит вспомнить о душе,

О том, что мой отец уже на пенсии.

Построил дом с заначкой в гараже

И думает, что я на зимней сессии.

Январь на два щелчка закроет дверь.

Отец проснется, чтоб спросить у Бога:

«В такую непролазную метель

Ждать некого?» Лишь белая дорога,

Где призрак мой скитается теперь,

Стучится в окна, плачет у порога.

* * *

Облака упали.

Выбились из сил.

Каменными стали,

Солнце заградив.

Знак дурной? Не верю.

Кто заштриховал

Черной акварелью

Золотой овал?

Но под этой тучей

Кажется живым

Человек насущный,

Муж дурной, но сын

Божий, завязавший,

Загнанный судьбой.

Не поймешь, кто старше

Между ним и тьмой...

* * *

В окно заляпанное, грязное

Смотри, как первобытный сыч.

И только темень непролазная,

В заборе треснувший кирпич —

Вся жизнь твоя. Смотри внимательней,

Сощурь глаза, наморщи лоб

И черных пригласи копателей,

До истины добраться чтоб.

Пускай пищат металлдетекторы,

Зеленым лампочки горят,

У супермаркета прожекторы

За херувимами следят.

Копатели крадутся шайкою

По непроглядной темноте

В «газели» с красною мигалкою

На безымянной высоте.

* * *

В дверь ломились, в окно стучали,

Предлагали прочесть журнал,

Словно мученики печали,

Выходили в «святой» астрал.

Мне не нравятся их проекты:

Веры мало там и огня.

Я приверженец старой секты —

Акмеисты седьмого дня.

* * *

Крестному сыну Мише, на вырост

Станешь старше — тогда и поймешь,

За какие держаться каноны.

«На неделю просрочен платеж», —

Информируют автодозвоны.

Что ответить? Да в рифму еще б!

От Стрелецких — направо — трущоб

Тещин дом окружают хоромы.

Вавилон для нездешних особ

Охраняют жуки-костоломы.

Зарифмуем долги, дорогой:

Цифра пять — постучались ногой,

Цифра десять — из дома сбегаем.

Слава богу, есть путь обходной:

Тридцать лет его рыл за сараем.

С фонарем опускаешься в лаз

И ползешь до озноба и транса.

Хорошо, что я спички припас,

Как-нибудь отсижусь до аванса…

* * *

Из дома выйдешь, не погасишь свет,

Дверь не запрешь, забудешь сигареты,

С утра бубнишь, рифмуешь на обед:

«Привет, мое безумие. Привет,

Мои, как сейф, заветные секреты!»

Смотри на свет, как призрачны лучи,

Звезда трепещет, как в руках осетр.

На кухне в шесть утра похлопочи:

Два бутерброда сделай, сдай ключи

Вахтеру, бородатому, как Пётр.

Хоть век страдай — останешься один.

Домой вернешься — двери нараспашку.

Воняет керосин? Валокордин,

Разлитый на помятую рубашку.

И ночь темна, и нет твоей руки

В руке моей, и все непоправимо.

И память заплетает узелки,

Мы друг от друга слишком далеки,

И ты другим до судорог любима.

Да будет так: и властью, данной мне

Стаканом, проспиртованным, как скальпель,

Тебя найду, как отблеск на стене,

Когда луна холодный точит кафель.

Гадание

Дни не то чтоб сочтены —

Припекло чуток

Сердце с левой стороны

Справа, где восток.

Фото выбрось, паче тем

Снимка вовсе нет.

Вспоминать тебе зачем

Этот блеклый свет?

Лучше в зеркальце смотри

Жизни на краю

И улыбочку сотри,

Стерла как мою.

Погадай на лепестках:

Любит или нет.

От дивана в двух шагах

Подпалив рассвет.

Если сбудется, тогда

Нечего терять.

Лепесток упал, звезда

Падает опять.

Больше слов не набралось,

Слов не набралось,

Погадай и на пол брось,

Погадай и брось.

* * *

То ли Бах, то ли Бог из колонок по клавишам бьет?

Мне не нравится звук: будто вспарывают живот.

Зашивают, и вот — переводят в другую палату,

Предлагают найти телевизор за скромную плату.

И опять эта музыка — скальпель безжалостных нот.

Умоляю вас: тише. Выходит — наоборот.

На соседней кровати рычит, как дурной тромбон,

Молодой человек, зачарованный вечным сном.

Так с тринадцати лет окружают меня мертвецы.

Мне нацелены в шею гнилые, как смерть, резцы.

Каждый раз, если музыку слышу, глаза закрыв,

Представляю такой мотив.

8 марта

Торгуют цветами у ЗАГСа.

И я, как последний дурак,

Жене, получившей полцарства,

Тюльпанов купил отходняк.

...Пускай она свяжет веночек,

Чтоб скоро родился сыночек,

Крестился, окончил филфак

И начал строчить, как доносчик,

Стихи про вселенский бардак...