Вы здесь

Цветочный Дьявол

Рассказ
Файл: Иконка пакета 03_nikolov_cd.zip (17.59 КБ)

Я не помню, где познакомился с Алей. Кажется, на каком-то сайте, посвященном фантастике. Там обменялись аськами, потом уже телефонами — и закрутилась наша коротенькая симпатия.

Но я прекрасно помню, как познакомился с Жоржиком.

Вы обращали когда-нибудь внимание на то, как мужчины носят цветы? Задержитесь как-нибудь у цветочного ларька, понаблюдайте — очень занятная выходит статистика. Одни прижимают букет к груди, как ребенка, комкая оберточную бумагу. Другие держат руки немного на расстоянии — так обычно несут цветы на торжественных мероприятиях, прежде чем возложить, например, к мемориалу. Третьи суют под мышку, как банный веник. Четвертые заботливо переворачивают букет бутонами вниз — чтобы не растрепались...

Я же, молодой бунтарь, одним своим видом попирающий условности «взрослого» мира, сжимал тогда пучок ромашковых ножек, помахивая белой гривой в желтых перепелиных желтках, отчего с той едва ли не на каждом шагу облетали лепестки. Это был первый или второй курс университета, точнее теперь и не вспомнить; с тех пор память наросла, как нарастает ноготь, потеряв прежнюю пластичность.

Любови у меня тогда приключались часто, но длились обычно не слишком долго. Это не мешало мне быть идеалистом и считать, что каждая женщина, пусть наши отношения с ней не зашли дальше прогулки по утопающему в тенях центральному парку, заслуживает быть единственной. А значит — не годится всем дарить одни и те же цветы, посвящать одну и ту же песню и так далее. Первой возлюбленной я подарил сорванную с куста сирень, второй, поднакопив денег, — розы, третьей — предположим, пионы или астры... что тогда продавали в цветочных ларьках?

Для Али я приготовил ромашки.

Итак, размахивая букетом, я вошел в прямоугольник двора, образованный хрущевскими пятиэтажками. Мы договорились встретиться у ее подъезда. Я беспокоился тогда, кажется, о том, что она захочет посмотреть на меня из окна и в случае чего решит не выходить. В свою очередь, сам я размышлял, окажется ли Аля похожа на присланное мне фото. Занятый этими мыслями, я не успел заметить Жоржика. Маленькая тень проворно шмыгнула ко мне из ближайших кустов и вцепилась в цветы, которыми я так легкомысленно помахивал. Я потянул их на себя, чем только усугубил дело: букет рассыпался и нападавший покончил с ним в считаные секунды.

Тогда я не умел еще злиться и закипать в одно мгновение, мне стало почти до слез жалко красивого букета и еще немного — денег. Я смотрел на толстомордого бульдога, который сидел на ромашковой подстилке с совершенно равнодушным видом, не проявляя лично ко мне никакой агрессии.

Жоржик! Опять?!

Я обернулся и увидел Алю. Она была очень похожа на свое фото.

Плохой пес! Очень плохой! — Она погрозила Жоржику указательным пальчиком и повернулась ко мне. — Простите... Артем?

Артем — это я. Читая по лицу Али, как в голове у нее выстраиваются логические цепочки и она понимает, что цветы предназначались именно ей, я веселел с каждой секундой. Наконец, отпричитав положенное, она рассмеялась звонким, радостным смехом. И я тоже засмеялся.

Так обычно в книгах и кино начинаются истории большой любви. Счастливая, навсегда запоминающаяся встреча, сближение, препятствие, преодоление, хеппи-энд. В жизни, конечно, все наоборот: чем тише — тем надежней. Что бы это ни значило.

Мы встречались с Алей с месяц или около того. Целомудренно гуляли с ней все по тому же парку — он был в городе один, для каждой пассии отдельного не напасешься, — ели мороженое или сладкую вату. Тогда развлечений было не так много. Общей страсти к фантастике оказалось недостаточно, и вскоре мы по обоюдному согласию расторгли наш недолгий союз. Но одна ниточка связала нас на долгие годы, и ею стал — парадоксально! — Жоржик. У этой ниточки было вполне физическое воплощение: я сплел для пса хороший кожаный поводок.

Время от времени, неся букеты своим возлюбленным, любовницам и, наконец, жене, я вспоминал о Цветочном Дьяволе, как прозвал тогда бульдога, и непроизвольно поднимал повыше цветы, которым ничего не угрожало. По возвращении домой, одарив свою женщину, накормив ее и уложив спать, я писал короткое сообщение Але. Как дела, как Жоржик, сколько еще ромашек прибавилось на его фюзеляже, не нужен ли новый поводок? И она отчитывалась: столько-то и столько-то, не нужен, спасибо.

Доставалось, конечно, не только Алиным ухажерам, но и обычным зазевавшимся прохожим. Самых слабохарактерных пес брал испугом — загонял лаем в угол и изводил до тех пор, пока хозяин букета не терял бдительность. Мне, который всю жизнь подрабатывал домашним психологом у своих знакомых, раскрыть секрет нелюбви Жоржика к цветам так и не удалось. На грядках или в горшках они его практически не интересовали. Разве что в качестве объекта, который можно пометить. Но стоило показать псу букет, как он буквально сходил с ума. Я подозревал детскую травму, связанную с цветочным насилием, но подтвердить мою догадку Аля не могла. Так и осталась эта тайна со мной на много лет.

Не знаю, отпугивал всех ее мужчин Жоржик или Аля сама оказалась не создана для долгих отношений, но она почти всегда была одна. И, наверное, поэтому всегда переживала за чужие отношения — например, за мои. Может быть, она чувствовала вину за то, что так и не смогла полюбить меня как полагается? Впрочем, и сам я взял привычку не то чтобы изливать ей душу, скорее — ставить ее в известность о своих любовях. Так и так, мол, еще одна сорвалась. Она в ответ писала несколько общих утешительных слов, и все. Наверное, наша переписка со стороны выглядела очень странно. Но кто сказал, что всех людей должны связывать серьезные узы дружбы до последней капли крови или любви до гроба? Нам с Алей, чтобы не потерять друг друга из виду, хватало Жоржика и моих личных брейкапов. Она, вернее они с Жоржиком, были одной из ниточек, соединявших меня с моей канувшей юностью, этакой постоянной в потоке переменных, которыми охаживало меня утекающее время.

Нужно ли говорить, что все мои женщины Алю недолюбливали? Не потому, что было за что, а именно потому, что никаких формальных причин для этого не было. Где-то в эту же секунду кто-то другой наверняка пишет-повторяет фразу: «Люди боятся того, чего не понимают». Зачем изобретать велосипед, если можно применить этот всеобъемлющий логический дискриминант? Так вот. Не любили Алю по-разному. Кто-то — тихо, холодно и осторожно, кто-то — с претензиями, упреками и шантажом. «Выбирай!» — говорили они, и некоторые на самом деле не блефовали. Может быть, дело было совсем в другом — мало ли люди доставляют друг другу неудобств в совместной жизни? — и Аля становилась удачным предлогом, последней каплей, хотя общались мы с ней раз в полгода-год, исключительно онлайн.

Особенно радовали меня фотографии Жоржика, которые время от времени я находил в Алиных соцсетях; тот, казалось, не менялся с момента нашей встречи — такая же довольная, бестолковая приплюснутая мордаха, короткое мускулистое туловище и игривый хвостик. А вот Аля постарела. Женщины в России вообще быстро стареют. Нет, еще далеко было до седых прядей и глубоких морщин, но она потемнела, как темнеет столовое серебро, если его не чистить. Алю чистить было некому. Я же, глядя в зеркало, казался себе таким же, как был десять или пятнадцать лет назад, неувядающим бодрячком вроде Жоржика. Человеком, у которого вся жизнь впереди. И странно — не находил между этими двумя фактами никакого противоречия.

Не знаю, сколько длилась бы эта странная связь, как я объяснял бы гипотетическим детям, которых так хотела жена, а я откладывал до лучших времен, кто такая тетя Аля и почему у нас нет своей собаки, но папа при этом любит какого-то Жоржика. Узнать не пришлось. Однажды вечером я открыл почту и увидел письмо от Али, точнее — рассылку с ее адреса. Видимо, тот, кто разбирал контакты, счел нашу многолетнюю переписку свидетельством близкой дружбы.

 

И ты собираешься идти? — Люся подняла на меня глаза. — Ты ведь не знаешь там никого.

Знаю. Жоржика.

Серьезно? Это же просто собака, которая однажды погрызла твой букет!

Каждый день я вынужденно общаюсь с куда менее приятными личностями.

Иди. — Люся устало, но беззлобно махнула рукой.

И я пошел.

Алю глазами я не искал. И так знал, что она лежит в ящике, поставленном на два табурета. Для того чтобы в этом убедиться, мне не нужно было на нее смотреть. Я нес букет ромашек, но теперь осторожно, прижав в груди, и все ждал, что из-за частокола ног вот-вот выскочит воодушевленный Жоржик. Но его не было. Ходили скучающие, для приличия печальные люди, которых я никогда не видел не только вживую, но даже на фотографиях рядом с Алей.

Я обогнул толпу у гроба и тогда увидел Жоржика. Маленький растерянный дьявол сидел в изголовье между двух венков из искусственных цветов, не обращая внимания на другие букеты, сложенные горкой на лавке или баюкаемые гостями. Я подошел прямо к нему и, присев рядом, потрепал складочку на загривке. К ошейнику был подцеплен сделанный мной много лет назад поводок, только порядком поистершийся. Ромашки почти коснулись морды пса, но тот и ухом не повел. Может быть, своей маленькой собачьей головкой он все-таки догадался о случившемся? Или просто был оглушен обилием цветов — искусственных и живых?

Я так и сидел рядом с Жоржиком, пока не затекли ноги; кроме меня, пес не был интересен никому. Потом положил свой букет к другим цветам, отвязал от ножки табурета поводок и пошел с Жоржиком по двору. Пес гулял без особой охоты, лениво нюхал кусты и почти ничего не метил. С дальнего края двора мы наблюдали, как все внезапно засобирались, погрузили гроб, попрыгали в автобус и уехали. О Жоржике никто не вспомнил. Что уж говорить обо мне.

Мы не спеша вернулись к подъезду. Я, хрустнув коленками, сел на лавку, пес тяжело опустился у моей ноги. Сколько лет прошло? Двор почти не изменился. Те же густые кусты, те же бордюры в облупившейся побелке, лепестки, так же лежащие на асфальте у подъезда... Но изменились мы с Жоржиком, я почувствовал это неожиданно и остро.

Жоржик!

Мы с псом обернулись. На тротуаре стоял мужчина средних лет, прижимая к груди букет роз.

Я опоздал, думал, уже никого не застану... — продолжил он.

Вы дружили с Алей? — спросил я скорее из вежливости.

Дружил?.. Пожалуй, что дружил, хотя... Это может показаться странным...

О, у нас тут достаточно странная компания!

Я посмотрел на него с интересом: неужели собрат по несчастью? И неожиданно для себя добавил:

Вы пьете?

Если выпьем, вы больше не будете мне выкать? — улыбнулся незнакомец. — Меня Геной зовут.

Не буду. Я Артем. Цветы, наверное, лучше оставить здесь.

Оставлю, только Жоржика отведи подальше. — Гена проверял меня, так военные самолеты распознают сигнал «свой-чужой».

Мне кажется, он больше не любит цветы.

Гена подошел и положил на лавку букет. Пес понюхал свою лапу.

Удивительно.

Не говори.

 

Мы пили долго, постепенно напиваясь вдрызг. Жоржик терпеливо сидел под столиком. Алю мы оба знали одинаково плохо и совершенно по-разному. Гена не любил фантастику, но ходил вместе с ней на бальные танцы и видел только один из маленьких кусочков пазла, из которых состоял ее мир. Я знал другой, но, даже соединив их, мы не смогли бы понять всей картины. Связывал нас только Жоржик с его странной привычкой.

Цветочный Дьявол — отличное прозвище! Думал, это сама Аля так его прозвала. — Гена не то держал стол, чтобы тот не опрокинулся, не то боялся опрокинуться сам.

Тебя он тоже крестил?

Спрашиваешь! Но я сражался — во! — Гена продемонстрировал шрам на указательном пальце.

Силен.

Ага, — кивнул Гена, но, как сильно пьяный человек, экспрессивнее, чем нужно. Голова упала на грудь, и поднял он ее обратно с видимым усилием. — Слушай, Артем... Отдай его мне?

Только чтобы раз и навсегда. И ты пообещаешь, что я смогу приехать, если что. И это... фотки будешь присылать.

Тёма, ты мировой чувак! — Глаза Гены блеснули влагой, он задумался. — Нет. Это будет нечестно. Вы дольше знакомы с Жоржиком, тебе и забирать его.

Не согласен, — пробормотал я и размашисто погрозил собеседнику пальцем.

Тогда давай на «цуефа»1...

Не дело живую душу на «цуефа»...

Тонкий ты человек, понимающий...

Скопившаяся в глазах у Гены влага уже текла по щекам. И я заплакал следом. Так мы и рыдали, склонившись друг к другу через стол. Не уверен, что мы думали тогда о Жоржике. И даже не об Але, наверное. О себе. Каждый — о себе. О том, что мы могли умереть, но остаемся жить. Пока что. А потом, в один момент...

Дорогой домой я впал в беспамятство. Кажется, напугал сумасшедшей улыбкой какую-то тетку, что таращилась на меня, сжимавшего в руках поводок, в пустом вагоне метро. В подъезде — стены помогали — память начала возвращаться. Я с трудом вскарабкался на четвертый этаж и, со второго раза попав ключом в скважину, принялся шумно и неловко раздеваться в темной прихожей.

А пса где потерял? — В комнате вспыхнул свет, в его ореоле в дверном проеме стояла Люся.

Какой пес, Люсь? Детей делать надо, а ты о собаках.

Люся с заметным облегчением рассмеялась.

Повыветрись сперва, а там поговорим, — сказала она и исчезла, щелкнув выключателем.

Я набросил на вешалку поводок, который забрал на память, пообещав сделать для Гены и Жоржика новый. А после, пошатываясь, пошел в спальню.

 

 

1 «Цуефа» — присказка при игре «камень, ножницы, бумага». Здесь — как предложение бросить жребий.

100-летие «Сибирских огней»