Вы здесь

Декабрь 1941

Николай БЕРЕЗОВСКИЙ
Николай БЕРЕЗОВСКИЙ



ДЕКАБРЬ 1941
ДЕКАБРЬ 1941
Памяти деда
Василия Петровича
Березовского
Декабрь закутался в ночи
И давит под полста.
Луна — в снегу ожог мочи —
Над головой желта.

Ни на плечах, ни в небе звезд,
И страх ещё не страх,
И всюду — вроде бы погост,
Утопленный в снегах.

Живой, а замертво приник
Ты к снегу до зари,
И «шпалы» тянут воротник,
И колют «кубари».

И полушубок — как медведь,
Облапивший оплечь...
И вставши, и не вставши — смерть.
Так лучше вставши — лечь.

Куда ни бросишь, лёжа, взгляд —
Всё саваном снега,
А подбородок жжёт приклад.
И на душе — тоска.

И закурил бы — да нельзя,
И выпил бы — да нет...
Так жжёт бессонница глаза,
Что слезы топят снег.

А там, где затаился враг, —
Там будто никого,
И не сойтись пока никак
Один на одного.

Не встать, поднявши пистолет,
Коль ты не рядовой ...
И жизни нет, и смерти нет —
Россия за спиной.

Лежишь, как от рожденья нем,
С виной и без вины,
А до Берлина дальше, чем,
Наверно, до Луны.

И не видать избы родной
В родимой стороне,
Пока с проклятою войной
Не кончишь на войне.

А там, где милые сыны,
Любимая жена, —
Живут как будто без войны,
Хотя и там война.

Там yтpo здешнего скорей
На несколько часов.
И в ночь не стерегут дверей
Крючок или засов.

И там бессонницы недуг
Всех мучает теперь:
Всё ждут, что отворится вдруг
Незапертая дверь.

Луна — в снегу ожог мочи —
Становится темней,
И Подмосковья снег в ночи
Сибирского родней.

И впереди снега... И враг,
С которым встречи ждёшь,
И никакой ещё Рейхстаг
Не снится, коль уснёшь.

Лежишь, сжав зубы, и уста
Закрыв, как на замок.
И холод давит под полста,
А как под солнцем взмок.

Одет, а точно гол и бос.
Ждёшь, не смыкая век.
И точно в землю вдруг пророс
Всем телом через снег.

Ждешь, как озимое зерно
Ждёт тот весенний срок,
В какой ему разрешено
Свой выбросить листок

Под утро с ясною луной
И в дождик на четверг...
Вот только бы под бороной
Не кончить прежде век...

Похоже, ночи сволочной
Конца и края нет.
Похоже... Но во тьме ночной
Затеплился рассвет.

Как Богородицы вдруг лик
Ночи рассеял мрак.
И понимаешь в тот же миг,
Что до бессмертья — шаг.

А как шагнёшь, когда пророс?
Как с корнем рвать своё?!.
Но потихоньку в полный рост
Встаешь, встаешь, встаё...

И в сердце с пулею, упрям,
Шагнёшь — как будто жив.
Кровь и мочу напополам
Святой водой пролив.




ШТОРКА

Уже иное что-то слышится
Из будущего далека...
А шторка на окне колышется —
Наверное, от сквозняка.

Закрою форточку оконную,
И дверь замкнёт моя рука,
Но шторку, по бечёвке ровную,
Колышет всё равно слегка.

Колышет, от крахмала ломкую,
Как завлекает не спеша...
А может, на бечёвку тонкую
Моя нанизана душа?

И с ней, такою невесомою
И света белого милей,
Играет, как с игрушкой новою,
Сквозняк из потайных щелей?

А досыта как наиграется —
Утянет за собой дымком,
И ничего-то не останется —
Одна бечёвка узелком...

Уже иное что-то слышится
Из будущего — ад ли, рай?
А шторка на окне колышется,
Неслышно плача: постирай...



100-летие «Сибирских огней»