Это я — Эддочка

Постоянный автор «Сибирских огней» и член жюри «Национального бестселлера-2020» Михаил Хлебников – о книге Дмитрия Захарова «Средняя Эдда».

По законам безотходного производства книгу Д. Захарова «Средняя Эдда» рекламирует автор из той же серии «Актуальный роман»: «Сквозь оскаленную злободневность выпирают мрачные контуры древних саг». Поговорим про «оскаленные контуры».

В Москве неизвестный автор рисует граффити с острым политическим содержанием:

Круглая крышка палехской шкатулки во всю стену — обложка пушкинского «Лукоморья». По цепи вокруг дуба идет на четвереньках праймтаймовый телеаналитик, из одежды — только очки. В ветвях — русалка со смутно знакомым лицом играет гимнастической лентой. Лента спеленала мужика в костюме. Из барашков морских волн один за другим выходят утопленники в черной форме подводников. В небе над ними человек в маске Гая Фокса рубит бороду световым мечом не то председателю центризбиркома, не то популярному патриотическому блогеру. В центре — огромная голова витязя, нефтяного барона, с крестиками вместо глаз, раздувшаяся и густо утыканная копьями, как лицо персонажей фильма «Восставший из ада». Вокруг головы водят хороводы сказочные существа: лешие, кикиморы, Баба Яга и Кощей. Вроде бы тоже с какими-то неслучайными лицами.

Актуальности невнятным — хотя и протестным — картинкам добавляет то, что время от времени лица, изображенные на них, мрут. Кто-то тонет в бассейне, кто-то погибает от неосторожного обращения с оружием.

Формально интрига заплетается вокруг «Конюшни» — близкой к властям конторы, в которой потерявшие стыд, но сохранившие профессионализм журналисты обслуживают интересы этой самой власти. Выборы, политические заказухи, черный пиар — всем рулит гедонист и эстет Александр Сергеевич. Подчиненные называют его Асом. Образованному человеку, знакомому со скандинавскими мифами, дают понять, что разговор пойдет серьезный: со смыслом, значением и контурами.

Автор и настроен творить серьезно: за это отвечает ветвистый сюжет, который движется произвольно, меняя фокусировку. От журналистов «Конюшни» к оппозиционерам, потом вступают крупные чиновники и слуги режима. К переходу привыкнуть можно: и не то читали. Проблема в том, что написан текст стилистически однородно. Везде бормотание, разговорная интонация:

Так что не переживай, Слава. Не переживай, старина, что мы бестактные свиньи, не знающие субординации. Это все от тоски по признанию. От зависти, одним словом. Друг Овечкин мне так и говорит. Так что ты мне «фак», а я тебе — два, ты мне по морде, а я тебе — с колена. Ты мне объективку в мэрию, а я тебе — донос в следком. Думаешь, не сделаю? Не знаю. Наверное.

Роман перегружен бесконечными уточнениями:

Илья на несколько секунд замешкался, пропуская накатившую волну теток в цветастых пальто с волочащимися за ними, будто тяжелые хозяйственные сумки, детьми. Крутанулся на каблуках, решив свернуть на Большую Грузинскую, передумал, сделал пару шагов, снова передумал и быстро перебежал улицу в потоке недовольных спешащих граждан.

Хочется взять и самому от безысходности толкнуть Илью под машину. При этом текст удивительно монотонен и монохромен во всех смыслах. Видимо, от «тоски по признанию» Захаров сразу бросает читателя в текст, считая это признаком высокой художественности, настоящей прозы. Без экспозиций и объяснений. Читатель должен сам реконструировать, погрузившись в роман. Но погружаться не хочется по одной причине: нет глубины и течения.

Писатель сумел убедительно опровергнуть слова Чехова: «Нет ничего легче, как изображать несимпатичное начальство, читатель любит это, но это — самый неприятный, самый бездарный читатель». «Средняя Эдда» попросту скучна. И тут не спасают подмигивания читателю, намеки на «неслучайные лица», отчаянное вольнодумство. Вот некто Арчи, ставший «цепным псом режима», вступил в ряды «цензоров». Он военный журналист, прошедший «горячие точки». Газета — «Комиссарская правда». Есть тут прототипы у журналиста и газеты? Может, и есть, но зачем выяснять? Еще раз — скучно.

«Средняя Эдда» внешне центрируется на Дмитрии Сергеевиче Борисове. Ему автор подарил собственные имя, отчество и, как понимаю, некоторые факты из своей биографии. Но книжного «Борисова» не удалось взбодрить. Все обезжиренное, неживое, ходульное. Вот Борисов беседует с барменом во время аварии на Саяно-Шушенской ГЭС:

— Слушай, — сказал я ему, — все бегут, везде закрыто, а ты работаешь. Не боязно?

— Да ну, — сказал бармен, — куда бежать? И потом: русский человек все время живет как умирает. Мы любую войну только понтами и вытягиваем, потому что нам помереть — похер. Миллион человек — похер. И сто миллионов — похер. Жила бы страна родная, знаешь.

Сколько можно об одном и одними же словами, вплоть до запятой? Если речь идет о чиновниках, то те также узнаются по первым буквам. Беседа с вице-мэром Москвы:

— Вас рекомендовал Олдин. Надеюсь, не за красивые глаза, да? Тем более, какие глаза между мужиками? Или сейчас уже один раз — не этот самый?

Яков Леонидович довольно ухмыльнулся своей шутке.

— Кругом пидарасы, да? — доверительно сообщил он.

На месте вредной власти я бы выписал роману Захарова какую-нибудь государственную премию. Издал бы хорошим тиражом. Вычистив от мата, заставил бы читать в школах и аудиториях. Чтобы молодое поколение искренне возненавидело всяких там оппозиционеров. За неинтересность, претенциозность и вторичность, что для литературы убийственно. Впрочем, автор о чем-то догадался сам:

Лейтенант — будто от вражеского дота — заслонил собой молодняк.

– Х...ней занимаетесь, – пояснил он...

Тут не поспоришь.

Наверное, наступило время хоть в чем-то согласиться с автором. Да, «тут не поспоришь».

Источник: сайт премии «Национальный бестселлер»