Вы здесь

Ежели сердце опомнится...

Равиль БУХАРАЕВ
Равиль БУХАРАЕВ


ЕЖЕЛИ СЕРДЦЕ ОПОМНИТСЯ…


Зряще меня в усталости,
В изнеможенье жил,
Боже, пошли мне радости,
Хоть и не заслужил,

Чтоб с головой повинной
Вспомнил, что я живой,
Прежде, чем стану глиной,
Листьями и травой.

Боже, пошли мне радости
Светлой и задарма,
Чтобы, пугаясь праздности,
Я не искал ярма.

Чтоб, не смиряя взора,
Помнил, что тщетна смерть:
И в небесах опора,
И под ногами твердь.

ЗАКАТНЫЕ СТАНСЫ

Пусть в замысле стихотворенья,
где я тебе муж и любовник,
с медовой травою забвенья
сплетается белый шиповник,
и в желтых камнях ежевика
прядет кружева вожделений,
и эхо блаженного крика
живет в сопряженье мгновений.

Мне нынче хватает бессмертья
шмеля, стрекозы и цикады,
чтоб молча исчислить столетья
заросших развалин Эллады,
где зелень замлела от счастья
в сцепленьях взаимной неволи,
где нет у любви сладострастья, —
лишь светлый покой после боли.

Под скалами — берег лекалом,
и море в сверкающих искрах
к отвесным ласкается скалам,
и свет откровений, неистов,
дух ядом целебным врачуя,
нисходит в цветы молочая,
Божественный жизни не чуя,
Божественной смерти не чая…

Заходится сердце от боли.
Душа цепенеет от страха.
Я только усилием воли
себя отличаю от праха.
Но дух воскресает от страсти
в просторах звенящих бессмертий,
где шмель бередит ради сласти
отверстые раны соцветий.

Так пусть же под вечер продлится
жизнь с вечной горчинкою горя,
пусть воздух, как ангел, струится
над чувственным золотом моря,

покамест в стрекочущем зное
со счастьем сплетаются страхи,
и солнце мерцает двойное
в печальных зрачках черепахи.

РАТНИКИ

Ввысь — по небесной стерне,
По бездорожью…
Сын мой погиб на войне
Вымысла с ложью.

Был он печальник войны,
Павший до срока
Среди своих — без вины
И без упрека.

Вот и возносится он
В звездах просторов
Выше всех ваших знамен,
Воплей, укоров,

Над золоченой главой
Слезного храма,
Где не избудет живой
Грязи и срама.

Ввысь — по горящей стерне,
Неопалимо…
Сколько их, в этой войне
Павших незримо!

Боже, хоть ты сохрани,
К свету да примут!
Сраму не имут они,
Сраму не имут.

* * *

Сын мой — свет березовый,
Ливень грозовой!
Я еще не бронзовый,
Я еще живой.

Я еще не каменный
С треснутым крылом,
Страшной болью памятной
Помню о былом.

Было — по-над пропастью
Порывался выспрь,
И кормилось совестью
Пламя Божьих искр,

Но отныне, в ярости
Растеряв броню,
Горе паче радости
В памяти храню.

Было — в смертной скудости
Выстраданных сил
Ясности и мудрости
Я себе просил.

Что ж, смятенный, бросовый,
Плачу над тобой,
Сын мой — свет березовый,
Ливень грозовой…

* * *

Облачко. Чуткая веточка.
Легкая птичка.
Это, наверное, пеночка
Или синичка.

Осень. Крылатое семечко.
Сеянец света.
Это, наверное, девочка
Смотрит на это.

Это, наверное, вспомнится,
Душу встревожит.
Ежели сердце опомнится.
Ежели сможет.

Вот он и вечер, и весточка —
Легкая птичка.
Это, наверное, пеночка
Или синичка.

100-летие «Сибирских огней»