Вы здесь

Город красного Солнца

Представляем книгу
Файл: Иконка пакета 11_maranin_gks.zip (33.03 КБ)

Здравствуйте, уважаемые читатели «Сибирских огней»!

Авторы книг постоянно забывают здороваться, спеша поведать свою историю. Особо невежливые даже аннотаций не пишут: разбирайся, мол, сам, что спрятано под обложкой. Мы — люди старой авторской закалки, временем читателя дорожим, а потому согласны потратить немного своего и рассказать, о чем наша книга.

«Город красного Солнца» — вторая из книг цикла под общим названием «Пять исчезнувших городов». Почему мы считаем, что Новосибирск исчезал пять раз, как он становился каждый раз новым городом, когда это происходило и каковы причины всех этих превращений — об этом вы прочитаете в книгах этого цикла.

«Город красного Солнца» охватывает период с 1921 по 1941 год и включает в себя четыре больших раздела: первый — о проектах «идеального города» социалистов-утопистов и архитекторов-новаторов; второй — о том, почему и как именно Новониколаевск стал столицей Сибирского края; третий — о попытках разработать план социалистической реконструкции и построить в Новосибирске город будущего; четвертый — о жизни горожан: их мечтах, заботах, увлечениях и быте.

Представляем на суд читателей «Сибирских огней» несколько отрывков из книги.

Человек, который перевез столицу в Новониколаевск

«Роста выше среднего, худощавый, шатен, волосы на голове острижены под польку, усы небольшие, подстриженные, бороду бреет; одет — черный пиджак, серые длинные брюки, сорочка черная “фантазия”, светлая касторовая шляпа» — это описание внешности ссыльного Владимира Михайловича Косарева из полицейской ориентировки 1913 года, составленной после побега его из Колпашева. Искали его по всей Западной Сибири — в Томске, Барнауле, Бийске, Новониколаевске:

Владимир Михайлов Косарев произведенными розысками на жительстве в городе Ново-Николаевске не обнаружен, за возможным его появлением в городе наблюдение установлено.

(Из рапорта полицмейстера города)

 

Мог ли вообразить полицмейстер, что пройдет всего восемь лет и человек в черной сорочке «фантазия» и светлой касторовой шляпе станет новониколаевским губернатором? В 1921—1922 годах, после перевоза всех центральных сибирских учреждений из Омска, Косарева назначили председателем Новониколаевского губисполкома.

Сын маляра и ткачихи из Подмосковья, Владимир рано пошел работать и уже в 16 лет примкнул к социал-демократическому движению. В РСДРП он состоял со дня ее основания. Организовывал стачки, раздавал листовки, выслеживал провокаторов охранки. Свои собрания молодые рабочие часто маскировали под обычную пьянку:

Собирались кружковцы и на квартирах семейных рабочих. Ставился самовар, поблескивала на столе и бутылка водки, стопочки, закуска — все как полагается. Гармошка с гитарой — в полной готовности. Если пожалуют незваные гости — собрались на пирушку; вон Петруха сапоги новые приобрел — обмыть надо. Изучали «Манифест Коммунистической партии» К. Маркса и Ф. Энгельса, «Развитие научного социализма» Ф. Энгельса, «Чего хотят социал-демократы» Г. В. Плеханова, ленинские работы...

(В. Флеров. «В. Косарев. Жизнь — подвиг»)

Представляете себе эту картину? На столе — бутылка. На тарелках — закуска. Сидят рабочие и, не обращая на все это внимания, читают «Развитие научного социализма». Жизнь — подвиг, правильно товарищ Флеров книгу назвал.

Не раз и не два арестовывался Владимир Косарев. В 1907 году он был выслан в Нижний Новгород, где смог устроиться на работу только служителем в психиатрическую лечебницу. И тут ему поступило предложение от товарищей по партии поехать в Италию, на о. Капри, где была открыта партийная школа. Уезжал молодой революционер с тремя товарищами: в целях конспирации договорились в поезде не общаться, а встретиться в г. Кременце на конспиративной квартире у акушерки. Передали пароль для связи, им оказалась фраза: «Моя жена родила тройню». Каково было удивление прислуги, когда к акушерке подряд зашли четверо мужчин и каждый сообщил, что жена его родила тройню!

Европа поразила молодых российских революционеров:

Вена блистала тогда своей пышностью, красотой и немецкой аккуратностью. Но, проживши неделю, мы не увидели ни одного рабочего. По улицам всегда движутся тысячи людей, однако по их одежде не заметно, чтобы среди них были рабочие. Все одеты в сюртуки и в котелках. Пришлось задать соответствующий вопрос одному из постоянно живущих здесь эмигрантов. Тот посоветовал нам встать пораньше утром и пойти за одним из проходящих с узелком… Мы последовали его совету. Утром стали следить за одним из таких прохожих. Он на наших глазах зашел в один из магазинов, снял свой сюртук и котелок, надел халат вроде тех, которые у нас носят доктора, вынес ведро с краской и стал красить стену магазина. Тут мы убедились, что европейского рабочего трудно отличить от буржуа по покрою его одежды.

(В. Косарев. «Партийная школа на острове Капри»)

 

В Вене по музеям их водил Л. Д. Троцкий, на острове Капри читали лекции А. В. Луначарский (будущий нарком просвещения), М. Н. Покровский (будущий патриарх советской исторической науки), А. М. Горький и другие известные деятели социалистического движения.

После возвращения на родину шесть лет (с несколькими перерывами на побег) Косарев провел в сибирской ссылке — в Нарыме, Колпашеве, Томске. Выдержать ссылку мог не каждый, часто она ломала людей. В «Воспоминаниях о Нарымской ссылке» Владимир Михайлович описывал интересный случай: один из ссыльных по фамилии Толпоров ушел в тайгу и перестал с кем-либо поддерживать отношения. Отмерил себе участок, где побольше кедра, и не пускал даже местных, когда они приходили шишковать. «Живет как зверь, к себе близко не подпускает», — рассказывали крестьяне. Весной 1916 года отшельника призвали в армию, на войну. Волей-неволей ему пришлось вернуться в поселок, где проживали ссыльные:

Впервые он появился и зашел к нам. Помню, пригласили его обедать. Все сели за стол, а он не решился, сидел в стороне. Наконец, после настойчивых предложений, он сел и сознался, что он отвык от накрытого стола.

Я ведь шесть лет не видел ни вилок, ни тарелок. Все это кажется мне диким, я не знаю, как начать есть.

(В. Косарев, «Воспоминания о Нарымской ссылке»)

 

После войны Толпоров… снова вернулся в тайгу! Ему там было хорошо, он жил в полном одиночестве, но судьба распорядилась по-своему. Во время Гражданской войны, когда пришли белые, Толпоров вышел из леса, собрал отряд и стал с ними воевать. Во время одной из стычек с колчаковцами он и погиб. Жизнь Владимира Михайловича Косарева сложилась более ярко: он был одним из трех «отцов-основателей» Сибревкома, возглавлял Чекатиф и победил страшную эпидемию, охватившую Новониколаевск и другие города Западной Сибири. Позже уехал в Москву, где работал в партийных контрольных органах и в руководящих органах ткацкой промышленности. Все-таки он был не только сыном ткачихи, но и сам в юности работал на знаменитых ткацких фабриках Дюфурмантеля. В 1941 году Косарев ушел в связи с болезнью на пенсию, а умер в год Победы — в 1945-м.

Необычные чекисты и разгрузка города

Перевод нескольких тысяч человек резко обострил в Новониколаевске и без того тяжелую ситуацию с жильем. Чиновникам нужны были квартиры — и 1 июля 1921 года комиссия Сибревкома по переводу сибучреждений принимает решение о принудительном выселении из города «элемента, не занятого общественным трудом». В первую очередь «лиц буржуазного происхождения, прибывших в город с запада в период Колчаковщины». Иными словами, одни «понаехавшие» выгоняли из города других «понаехавших»:

В целях создания квартирного фонда для размещения прибывающих в г. Новониколаевск Сибучреждений и их сотрудников с семьями Чрезвычайной Жилищной Комиссией приступлено к срочной разгрузке города от элемента, не занятого общественным трудом и не связанного близким родством с трудящимися гражданами, работающими и проживающими в пределах города, за исключением семей красноармейцев, а также лиц, имеющих заслуги перед Советской властью и представивших о том документальные доказательства.

Примечание: близкими родственниками считаются отец, мать, муж, жена, сын, дочь, брат и сестра.

Для безапелляционного решения всех вопросов по разгрузке города при Ч.Ж.К. организовать из представителей Ч.Ж.К., Отдела труда Исполкома ВЦСПС, Сиббюро Р.К.П. и Рабкрина Комиссию, в обязанность которой вменить исполнение следующих работ:

1. Выселение из города:

а) семей, в коих нет ни одного члена, состоящего на службе в советских учреждениях и предприятиях;

б) одиночных самостоятельно живущих граждан, не работающих в означенных учреждениях и предприятиях;

в) граждан низкой квалификации, имеющих более 3-х нетрудящихся членов семьи.

Примечание: 1) Из указанных в данном пункте граждан в первую очередь выселяются лица буржуазного происхождения, прибывшие в город с запада в период Колчаковщины и в течение первого месяца Советской власти в городе с востока.

Примечание: 2) Поступление на службу после 20-го июня сего года,
т. е. после рассылки Ч.Ж.К. повесток о выезде из города, не останавливает выселения.

2. Выселение инвалидов труда и войны, как семейных, так и одиноких производится в последнюю очередь.

3. Рассмотрение подаваемых гражданами заявлений об оставлении в городе, руководствуясь при этом передаваемым Ч.Ж.К. материалом и обязательно знакомясь с делом путем личных опросов заявителей.

4. Выполнение вынесенных решений о выселении в трехдневный срок, пользуясь при этом аппаратами Ч.Ж.К., Райзнака, Чека и Милиции.

В связи с вышеизложенным под личной ответственностью начальствующих лиц, без разрешения Комиссии по разгрузке, категорически воспретить прием на службу приезжающих в город граждан, указанных в абзаце в) пункта 1.

(«Советская Сибирь», 1921, 5 июля)

 

Дорого обошелся перевод столицы из Омска многим новониколаевцам — их просто выселили из города, а квартиры предоставили чиновникам различных сибирских ведомств. То-то радовались, например, в Сибпочтеле:

Из беседы с заместителем уполномоченного Наркомпочтеля выяснилось, что работа в Сибпочтеле со времени переезда его в Новониколаевск улучшилась и расширилась. В Омске работа тормозилась отсутствием подходящего помещения, а вследствие этого и небольшим кадром работников. Здесь Сибпочтель в достаточной мере устранил эти недостатки… В частности, в Новониколаевское отделение было переброшено 52 человека.

(«Советская Сибирь», 1921, 3 июля)

52 семьи сибпочтельцев — это как минимум 52 выселенные из Новониколаевска семьи. Учитывая, что почта и телеграф — не первые в списке «сибов», вполне возможно, что это коснулось как раз тех инвалидов, выселение которых производилось в последнюю очередь. Ч.Ж.К. через газету «Советская Сибирь» от 5 июля 1921 года предупреждала горожан, что приступает к немедленному насильственному выселению и разъясняло порядок оного: всем лицам вручаются повестки, по которым они должны в трехдневный срок покинуть свои дома или обжаловать решение, лично явившись в Комиссию. На третий день после вручения повестки «жилищные чекисты» принудительно перевозили не желающих или не успевших выехать горожан в Переселенческий пункт для дальнейшего их выселения за пределы Новониколаевского уезда. Тем, кто соглашался добровольно покинуть город и выехать в другие города, районные жилищные коменданты предоставляли перевозочные средства. Если добровольцы переселялись недалеко — в пригороды, бесплатный транспорт им не полагался.

Новониколаевский жилищный кризис был столь тяжел, что одной разгрузкой города решить его было невозможно. Чиновников худо-бедно вселили, но куда было девать новых? Через год — в августе 1922 года — губисполком принял решение о переходе всех свободных жилых площадей города (включая площади в частных домах) под свой контроль. В столицу Сибири переезжала новая партия совслужащих — работники Правления железных дорог Сибири. Новониколаевцы, согласно решению властей, подлежали уплотнению, и если имели площадь более 16 кв. аршин (примерно 8 кв. м.) на человека, то должны были немедленно о том сообщить. Утаивших эти важные сведения ждал арест до 30 суток или штраф в 5 тысяч рублей.

Сталь-город

Нам Сталин дал стальные руки-крылья,

А вместо сердца — пламенный мотор.

Из песни

Мало кому известно, что слова про сердце-мотор и стальные руки — не совсем аллегория. Сделать их былью предлагал человек удивительной судьбы — Алексей Капитонович Гастев, революционер, руководитель боевой дружины, поэт и один из зачинателей научной организации труда в нашей стране. Он работал слесарем в Париже, переписывался с Генри Фордом, писал и издавал стихи и несколько лет своей жизни отдал Новониколаевску. После бегства из ссылки в 1914-м он нелегально проживал в нашем городе до февраля 1917 года под фамилией Васильев. Беглец, разыскиваемый по всей стране, не забился в какой-нибудь темный уголок Нахаловки, куда даже полиция не рисковала заходить, а жил у всех на виду — более того, сотрудничал с газетой «Голос Сибири» и часто бывал в Военном городке, где вел агитацию среди солдат. В 1919-м он вернулся в Новониколаевск из Петрограда и некоторое время служил начальником городского уголовного розыска. Но уже в 1920 году уехал в центр и создал Центральный институт труда. Вот тогда-то Алексей Капитонович и написал фантастическую повесть, в которой выдвинул идею постепенного превращения человека живого в человека механического. Вот как о ней рассказывал А. В. Луначарский, близко знавший Гастева:

Человек — это, так сказать, несовершенное существо, выросшее нерационально, и он, так сказать, никуда не годится по сравнению с машиной — машина ведь строится на основе математических, механических, физических вычислений. И т. Гастев мечтал о том, что в конце концов наше быстро стареющее и легко болеющее сердце будет заменено стальным сердцем, а может быть, и весь человек будет заменен машиной. Во всяком случае, машины играют в его фантазии такую роль, что в конце концов делают человека совершенно излишним. Они притом гораздо счастливее человека — не испытывают никакой боли, работают по велениям творческих законов, — беда только в том, что машины не могут сами размножаться. Если бы мы еще могли построить такие машины, которые бракосочетались бы и размножались, то, пожалуй, нам пришлось бы выйти в отставку. Ведь мы — vieux jeu, что называется, ненужные и несовершенные создания. Конечно, такого рода поэтические фантазии часто мешают т. Гастеву в его деятельности в ЦИТе. Он все норовит убедить всех в том, что тот человек, в котором нуждается хозяйство, просто вымуштрованный человек-машина. Хозяйство, в сущности говоря, нуждается в машине, но к машине, к сожалению, нужен человеческий придаток. Как это ни досадно, устранить его нельзя, и приходится его к машине пристраивать. Но, во всяком случае, машина должна полностью и всецело определять ритм человеческой жизни.

Комсомольцы, как живые люди, реагировали на это довольно гневно и на последнем, VIII съезде заявили, что по гастевской линии идти не намерены. И конечно, они поступили правильно.

(А. В. Луначарский. «Воспитание нового человека»)

Еще в 1916 году Гастев написал эссе «Экспресс», в котором среди других сибирских городов описывал будущий Новониколаевск. Он даже придумал ему новое имя — Сталь-город. В представлении Алексея Капитоновича, это был не только крупный железнодорожный и промышленный центр, город тысячи труб, где дома жилых кварталов спрятаны под общую крышу, а на крышах-кварталах устроены гигантские сады. Это был морской порт! Да-да, в Новосибирск будущего заходили лайнеры из Северного Ледовитого океана по специально углубленному руслу Оби. Пожалуй, никто из мечтателей не видел наш город морским портом — только удивительный и неповторимый Гастев.

Экспресс быстро тормозит, но пассажирам кажется, что он врезался в ватные стены. Мелькает новый город с тысячью заводских труб, выпускающих вместо дыма только несгорающие газы.

Это — «Сталь-город», который когда-то звали Ново-Николаевском. Поезд прыгает, ему надо миновать сотни три железнодорожных переводов. Стальные пути идут вправо и влево, к югу и к северу — и все направляют к Оби. Обь плещет и бьет своим полным валом, но берега ее стиснуты гранитом, набережные скованы сетью подъездных путей. По обеим сторонам идут сотни подъемных кранов. Они вытянули свои стальные плетеные кронштейны, и даже тогда, когда замирают после тяжелых речных нагрузок, кажутся руками гигантов, наступающих друг на друга с одного берега на другой. Сверху виден лес мачт океанских судов, которые давно уже ходят по углубленному фарватеру Оби. Это легкие пароходы компании «Барнаул-Канал», идущие от главных угольных центров Алтая к нефтеносным районам Карских островов и Печоры, через Полярный канал и железнодорожные линии от Обдорска. А вот грузные теплоходы компании «Сталь-город — Нарвик», рассекающие грозные бури Карского моря и полярные льды океана.

Любопытная деталь! Гастев — большевик и ссыльный, беглец, скрывающийся от полиции, но в его фантазиях, всего за год до социалистической революции, города будущей Сибири у него по-прежнему капиталистические. И почему-то анонимные. Им не нужна реклама, бренд, имя — «анонимы, у них нет названий, они принадлежат компании и синдикатам, у которых нет фамилий, — голый капитал, без лиц, без фигур». Скорее всего, в представлениях Гастева в России воцарился государственный плановый капитализм в самой его крайней форме, когда все вокруг принадлежит государству. Тогда действительно заводам и фабрикам не нужны ни имена, ни фамилии.

Экспресс влетает на железнодорожный мост через Обь. Этот мост со своими крепкими дамбами, широкими и длинными пролетами и тяжелыми башнями — гордость сибирских строителей.

Не проходит минуты, чтобы по мосту не мелькнул поезд.

«Сталь-город» — главный форт сибирской индустрии. Вечереет, и он встречает экспресс миллионом огней, то красных, что рвутся из окон тяжелой металлургии, то снежно-белых, как день, ровно идущих от механических заводов. В воздухе над городом целый гомон света и звука — это новая человеческая симфония огня и железа.

Заводы идут правильными рядами корпусов, кочегарки вытянулись прямыми линиями, — это тысяча горящих бронированных сердец «Сталь-города», черные гиганты-трубы угрожают самому небу…

«Сталь-город» зовут машиной Сибири. Оттуда идут водные и железные пути на восток, запад, север и юг. День и ночь идут грузы с орудиями земледелия на север, где земельная обработка уже подходит к семидесятому градусу, на запад и восток идут двигатели для маслодельных заводов, мельниц, консервных фабрик, а на юг — к Алтаю — готовые части домен, краны, бурильные машины, трансформаторы.

От «Сталь-города» до Алтая идет непрерывная промышленная стройка; она начинается заводскими трубами, идет через жилища рабочих, переходит в заводы-домны и кончается черными подземными городами-шахтами.

Как представишь эти нескончаемые ряды кочегарок и угрожающие небу трубы, так слабое небронированное сердце твое невольно содрогнется. По ассоциации сразу же всплывает Изенгард Толкиена из экранизации его «Властелина Колец». Вот только в Сталь-городе — в отличие от творения безумного хозяина Изенгарда — рядом со всеми этими промышленными зонами — жилые кварталы-сады:

Частные здания идут квадратными кварталами: их плоские крыши соединены в одну площадь и образуют роскошный зеленый сад…

Как инженер Загривко спас площадь

В 1926 году Отдел местного хозяйства Новосибирска задумал построить Доходный дом (Центральную гостиницу) рядом со зданием Городского торгового корпуса, в котором заседал. Делали все с размахом: объявили закрытый конкурс среди столичных архитекторов, который организовало Московское архитектурное общество.

В конкурсе приняли участие три маститых столичных архитектора — Сергей Егорович Чернышёв (позднее — главный архитектор Москвы, построивший, в частности, здание МГУ на Ленинских горах), Илья Александрович Голосов и Даниил Фёдорович Фридман (проектировавший в то время жилые дома на Ленинградском шоссе). Победил проект уроженца Одессы Фридмана, «как наиболее интересный по наружной обработке». Первоначально строить Центральную гостиницу наметили рядом со зданием Городского торгового корпуса, без отступа от Красного проспекта.

Центральная площадь города к тому времени площадью называлась условно: вся она была застроена многочисленными деревянными лавками, магазинчиками, складами и т. д. Барахолку, правда, с нее уже убрали в район Ипподромского (Центрального) рынка, оставив торговлю продуктами, а также различными хозяйственными товарами. Предприимчивые автомобилисты (и, конечно же, извозчики) даже запустили специальный маршрут базар — барахолка, перевозя покупателей и собирая с них копейки. И все же одно дело временные деревянные сараи, которые и снести недолго (как и получилось, когда решено было возвести Дом науки и культуры — Оперный театр), а другое — большое каменное здание, которое с места уже не сдвинешь. Если бы его действительно построили прямо на проспекте, то нынешняя площадь просто бы не родилась — разве что сквер у Оперного театра. Несомненно, что вслед за Центральной гостиницей встал бы рядом и Госбанк. Спасли положение два инженера — В. Г. Сафонов (инженер путей сообщения Управления сибирских железных дорог) и И. И. Загривко.

Первый задумался (может быть, впервые в истории города!) о парковке при строительстве общественного здания. Где будут стоять экипажи? Где сосредоточат своих лошадей извозчики, которых всегда немало у гостиниц? Они же запрудят весь проспект и будут мешать друг другу проехать. И Сафонов предложил отодвинуть будущее здание вглубь, создав перед ним первую парковку в городе. На фото видно два припаркованных на этой площадке автомобиля. Железнодорожника Сафонова позвали на совещание, чтобы он дал справку о том, где планируется построить новый вокзал, от расположения которого зависит интенсивность движения по улице Кузнецкой. А он по примеру Гостиного двора в Ленинграде предложил сделать перед зданием пустой квадрат.

Образовалось два лагеря: сторонники отодвинуть здание и противники этого предложения. «Если отодвинуть 1-й корпус от Красного, — заявляли последние, — снос деревянных магазинов будет отсрочен». Как обычно в то время, была тут же создана в ОМХе подкомиссия в составе шести человек — инженера В. П. Брейденбаха (одного из строителей будущего главного городского фонтана в Первомайском сквере), К. Е. Цакни (уполномоченного НКПС по железным дорогам Сибири), доктора А. А. Ицковича, И. И. Загривко, Гольденберга и Родюкова. Загривко разработал план перепланировки площади, убедил остальных в его необходимости и выступил с докладом на пленуме другой комиссии — планировочной при горсовете. Сторонники Загривко вовсю использовали прессу. 2 апреля 1926 г. «Советская Сибирь» опубликовала беседу с заведующим санитарным отделом Губздрава доктором Александром Аркадьевичем Ицковичем (1892—1967). Выпускник Томского университета, он воевал в рядах Красной армии в Гражданскую, а затем принимал активное участие в ликвидации эпидемии тифа и холеры в Новониколаевске. С 1921 года работал начальником изоляционного пропускного пункта, стал одним из первых организаторов санитарной службы города и возглавлял ее 19 лет — с 1922 по 1941 год. В годы войны Александр Аркадьевич ушел на фронт, где четыре года прослужил в должности армейского эпидемиолога. Помимо практической деятельности Ицкович много времени отдавал научной работе, на его счету 28 трудов по эпидемиологии, коммунальной гигиене и гигиене труда и даже гидрохимической характеристике Оби. Награжден орденом Ленина и орденом Отечественной войны.

«Необдуманное решение отдельных вопросов о сооружении больших зданий в центральной части города, — настаивал Ицкович, — может исключить навсегда возможность рационального плана города и его оздоровления. К числу таких отдельных вопросов нужно отнести выбор места под застройку доходного дома ОМХа. Первоначальное намерение построить этот дом на углу при пересечении Красного пр. и Кузнецкой улицы не может быть допущено без того, чтобы в этом месте не была образована площадь достаточных размеров. Необходимость образования такой площади уже дважды подтверждена решениями планировочной комиссии… Из предложенных вариантов образования площади наиболее обоснованным, экономически и практически легко выполнимым надо считать проект инженера Загривко. Его площадь должна быть на пересечении Красного пр. и Кузнецкой улицы с длинным диаметром по Красному пр. и с коротким по Кузнецкой ул.».

Заслушав доклад Загривко, планировочная комиссия при горсовете согласилась с его предложениями. И передала свое решение в очередную инстанцию — на рассмотрение коммунальной секции горсовета. Иван Иванович и там выступил со своим докладом. Он предложил в середине площади образовать сквер, «где может быть поставлен памятник, а в будущем фонтан». На перекрестке создается хороший угол видимости (45°), который дает плавный переход потоку машин и людей как с Красного проспекта на Кузнецкую, так и в обратном направлении. Отступ на 29 сажен перед Доходным домом образует площадку «для стоянки автомобилей, экипажей и станции автобусного движения». Секция горсовета, заслушав пламенную речь Загривко, его проект одобрила. Доходный дом построили с отступом от проспекта, а площадь Ленина была спасена для потомков.

Любопытный факт: Иван Иванович принял участие и в дискуссии о необходимости Оперного театра. В своей статье он обосновал два тезиса: театру нужно отдельное здание (обсуждалась идея сделать его пристройкой к Рабочему дворцу — нынешнему зданию театра «Красный факел») и здание это должно находиться в самом центре города:

По вопросу о месте.

Здесь необходимо подумать о создании в городе вообще центра для культурных учреждений по примеру других городов, наметить постройку этих учреждений и в порядке постепенности в течение ряда лет осуществить программу строительства: самостоятельный оперный театр, драматический театр, может быть будущую сибирскую консерваторию и др. краевых культурных учреждений.

Место для них должно быть в фактическом центре города (пример — Москва), чтобы равномернее обслуживать все население, а не часть его, как это случилось бы, если делать пристройку и разбивать театральное строительство на задах Рабочего дворца, обращенных к пустынной окраине железнодорожного полотна.

(«Советская Сибирь», 1926, 18 апр.)

И хотя нынешняя площадь Ленина не была названа, но, без сомнения, Загривко подтолкнул общественное мнение к мысли о строительстве именно здесь («в фактическом центре города») будущего Оперного театра.

В апреле 1926 года «в связи с утверждением горсоветом проекта инж. Загривко о создании центральной площади началась ломка и переноска торговых помещений на новые места», в первую очередь на месте строительства будущего Доходного дома. Торговые ряды не убирались пока вовсе — до строительства театра еще было далеко, — но приводились в порядок и выстраивались заново по разработанному ОМХом плану. Деньги на постройку новых рядов должны были дать будущие арендаторы. Доходный дом стал самым передовым зданием города, изюминкой городской архитектуры середины двадцатых: огромный стеклянный фасад (некоторые стекла — по 6 кв. аршин), четыре лифта (два для людей и два для подачи в ресторан и гостиницу еды из кухни), самый большой магазин города на первом этаже, ресторан — на втором, гостиница — на третьем и четвертом. Часть четвертого этажа, выходящая на Красный проспект, представляла открытую площадку, на которую выходили постояльцы гостиницы и посетители ресторана. В то время с четвертого этажа обозревалась половина города.

 

100-летие «Сибирских огней»