Вы здесь

Город, железо и лед

Иван РАССАДНИКОВ
Иван РАССАДНИКОВ


ГОРОД, ЖЕЛЕЗО И ЛЕД
Караканское дежавю
Всё как раньше: лёд в затоне,
Лыжи, валенки, фонарь.
Вечерами спирт в бидоне.
Да на стенке календарь.
Не ходи в буран из дому,
Ей же богу, пропадёшь.
Запорошит след знакомый —
Как тогда тебя найдёшь?

Новый год. Включив приёмник,
Уплетают колбасу.
Правил светского приёма
Не придумано в лесу.
В потолок уходит змейкой
«Беломора» белый дым.

— По стаканчику налей-ка.
Новый год, тудым-сюдым.
Летом лучше, вот увидишь,
Коли раньше не сбежишь.
И грибы различных видов,
И брусника…Лето — жизнь!
И рыбалка, если любишь.
Пляж, чистейшая вода.
Понаедут люди, люди.
Бабы, девки — хоть куда.
Что ни лето — я при деле.
Значит, кто-нибудь при мне.
Голые фотомодели
Аппетитны при луне.
Прошлый август сразу двое.
Приходилось разнимать.
Напоследок я… обоих.
Перепились — и в кровать.
Жалко, нету снегохода.
Не дают, хоть кол теши!
Не теряли бы полгода,
Не бухали бы в тиши.
Молодой и неуёмный
Ты, здоровый, бабы нет.
Все оконные проёмы
Запрудят, летя на свет.
Будут хвастать этим делом,
Гордо изгибать хвосты.
Наливай спиртягу смело,
Чай поставь, а то остыл.

Всё как раньше.
Разговоры.
Двое: бас и баритон.
За снегами спрятан город,
Словно лифчик под манто.
Время накрепко забыло
Здесь меняться до весны.
Оба знают, прежде было
Это всё, и даже сны.
* * *

В одночасье сбылось, что мечты хоронили годами.
Самый смелый мой сон пробуждение не унесло.
Оголённые нервы гудят на ветру проводами.
Вычисляю подвох, словно тайное античисло.

Обмануться больнее, чем тысячу раз не поверить.
Лучше тысячу раз драгоценный мираж оттолкнуть.
Встанешь с той стороны. Словно музыка, голос за дверью.
И, схватившись за ручку, не смеешь её повернуть.



* * *

Дом похож на мужчину, пока Вы ещё не проснулись.
Стены дышат покоем, а окна под сенью гардин.
И плывёт тишина до поры обезлюдевших улиц,
И её поцелуи цветут на панельной груди.

Вы с любого сюжета на выбор снимаете пробы.
Покачав головою, идёте на новый заход.
И божественный Бык, Вас узнав, не захочет Европы.
И седая легенда получит иной поворот.

Открываю секрет: я совсем не такой бестолковый,
Я намного разумнее, чем сочинил себе роль.
Прошлый вечер таил между пальцами замысел новый.
Вы твердили о прежнем, но там изменился пароль.

До рассветного часа, до самого преображенья
Ни на долю секунды я Вас не оставлю одну.
В глубине тишины происходит немое движенье.
Потому я готов вслед за Вами уйти в глубину…



* * *

Будто уличный шмель, высоко пролетел вертолёт.
Небоскрёбов глаза словно листья деревьев столетних.
Троекратное тождество — город, железо и лёд —
Урбанически райское...
                           В белом безумии летних

Фосфорических сумерек лёд не растает.
Не верь.
Минус тридцать в душе, и хотя бы изжарься снаружи.
Двухэтажный автобус как некий невиданный зверь.
Можно ехать домой, но и там не укрыться от стужи.

* * *

Никогда никого — родней,
Ближе, ярче, добрей, дороже,
Нет, не будет и быть не может.
Я живу и дышу — о ней.

Принимаю — от мишуры
Дней, поездок, переговоров,
Лиц, предметов, бессвязных споров,
Встреч, прощаний — в свои миры —

След её каблучка в снегу,
Её брови вразлёт, ресницы.
Запах кожи, движенья губ,
Пальцы в вязаной рукавице.

Низким голосом… нараспев…
Говорит… и уже тону я.
«Мы не знали друг друга? Блеф!» —
Полушёпотом коронуя
Моё сердце, произнесла…

Ветер трубы печные гложет? —
Вот и чудится, все дела?

Никогда никого дороже…

«Я в тебе догорю дотла» —
Молча крикнул.
Свеча цвела
На столе…

Почему? За что же?
Дар подобный случайно дан.
Двуединство воды и неба.

Ближе не было никогда.
Ни один человек здесь не был.
«Это — наша с тобой звезда!»

Посвящаю пространство — ей…
В нашем Космосе путь наш светел.
Мудрецы и… смешные дети…

Или просто навеял ветер,
Образ, сотканный из теней…


* * *

Чёрными строчками — в красный
                                    блокнот.
Вольно колышется парус норд-веста.
Воспоминание капельки нот
Древней мелодии перечеркнёт.
И — переставит на нужное место.

Веру теряю, не помню молитв.
Прежние звуки едва распознаю.
Свет непонятный по снегу разлив,
Слабые звёзды скатились в залив.
И темнота настаёт заказная.

На разлинованном бледном листе
Новые символы музыки старой
Всё эфемернее, словно гитары
Шёпотом учат причудливый темп.

Словно бы старая музыка — яд,
Словно на струнах — цикута тройная.
Краеугольный мираж бытия.
Вертится обруч. Смертельно больная
Память неймёт мелодический ряд.

Дисгармоничные кляксы чернил
Пляшут, утратив значения знаков.
Я — беспорядочен и… одинаков,
Сколько бы масок не переменил.

Чёрные строчки, как питерский лёд,
Стали раствором бензиновой грязи.
Хмурый залив наблюдает полёт
Музыки в смерть. И внезапно поймёт
Как я безумен. Смешон.
И напрасен.
100-летие «Сибирских огней»