Вы здесь

И месса райская слышна

Антон НЕЧАЕВ
Антон НЕЧАЕВ


И МЕССА РАЙСКАЯ СЛЫШНА

МАЛЬЧИК

Мальчик забрёл ко мне в дом,
маленький мальчик с подбитым крылом.
Я его в комнате теплой раздел,
лечь под простынку строго велел,
тазик принес ему с мыльной водой,
миску поставил с молочной лапшой,
градусник дал и с клубничкой чаёк,
куртку развесил и на пол прилёг.
Долго не грелся малыш у меня,
выскользнул тихо, луком звеня,
перья пригладил и в небо взлетел,
что-то сказать напоследок хотел,
но не расслышал я слова того,
так и не знаю о нём ничего.


БАБУШКЕ

Как хорошо, что нет тебя.
Давно сберкассы съели вклады,
сыны Сиона от досады
подались в дальние края,
куда кто смог. Старик Лурье,
что слал тебе мацу на Песах,
недавно помер. Если в песнях
не врут поэты, он тебе,
должно быть, встретился, а впрочем,
он и при жизни был не очень...

Квартира продана давно,
как собиралась ты при жизни,
у мамы новое дупло,
а у меня при дешевизне
рублей теперешних горох
в запасе, да десяток блох
задорно скачет по паласу.
Я год коплю на керосин,
жена не ходит в магазин,
чтобы не хныкать понапрасну,
а утром в доме тишина
и месса райская слышна.


* * *

У меня нет дома.
С крыши снята солома,
и журавль над колодцем,
словно завзятый лоцман,
смотрит на дно туда,
где умерла вода.


ТАКСИСТ

Как я напьюсь и поздно возвращаюсь,
неотвратимо с призраком встречаюсь.
Он отстранённо дремлет за рулём,
вместо лица — неприбранный проём
под кепкой. — Дорого берёте!
— Вы в этот час другого не найдёте!
И я поспешно плюхаюсь вперёд,
и он меня по кладбищам везёт,
сворачивает в хмурые больницы,
в притоны, где бродяги и убийцы
приветствуют таксиста моего.
Я с ним хожу. Чужие вижу беды:
не люди — обветшалые портреты,
а реставратор где-то загулял.
Я пью сильней, таксиста бью в затылок:
от этих посещений и ухмылок
избавь меня! А я тебя не звал! —
невозмутимо призрак отвечает
и монтировкой с силою вращает:
теперь плати! Ещё платить, нахал?!
Но достаю покорно из карманов
полтинники, десятки... Мало, мало!
Уйди же прочь, оставь меня, достал!
Поняв, что рассчитаться не хватает,
таксист без возражений уезжает,
а я стою на трассе, одинок,
и плещется на донышке глоток.


* * *

У чечена меч наточен,
острый очень,
чиркнет точно как лучом,
череп катится мячом.
А у русского нагайка...
Соберётся русских шайка
и давай друг друга бить,
а потом горилку пить.


ГОРОСКОП

В марте травмы, в мае — ямы,
а к июлю подлый Лель
вас уложит с самой-самой
самкой вздорною в постель.
Лето будет беспокойным,
а когда придет пора
опадать берёзам стройным,
лотерея иль игра
принесут успокоенье,
состоянью прибавленье.
На работе недомолвки,
ущемленье, кривотолки
разрешатся к январю.
А зимою снова ёлки,
ночи сладостны и долги,
не волнуйтесь, говорю.


БЕЛАЯ НОЧЬ

Белая ночь, а за нею алое-алое утро —
Петербург; востроносая утка
крейсера целится в циферблат
Зимнего — Петроград.


СЕВЕР

Рванём туда, где горя нет!
Оставим службу, секс и славу!
Где на свободе льётся свет,
внезапностью казачью «лаву»
напоминая, где олень
в исландском мхе увязши мордой,
ласкает тундру, статью гордой
неумолим, как судный день.
Где, подгоняема каюром,
земля немыслимым аллюром
летит, как свора на бегах,
где медвежонок лижет маму
соленой варежкою в пах,
где звезды вскрикивают «ах!»,
когда включают пилораму.


КОШМАР

Я помню утренний кошмар:
мороз, безлюдье, снег у школы
и голос девичий глаголы
твердит французские в тиши,
и подыхают алкаши.


РЕМОНТ ГОМЕРА

Гомера мир не умер. Перетёк
он плавно в Рим, надел стальные цепи
империи и стал, как пламя в склепе —
худеющий, чадящий огонёк.
Так и трепещет в ковах государства,
меняя лишь названья и пространства,
и скоро в список родин, наудачу
тесня какой-нибудь там Хиос, Колофон,
пролезут Заозерный или Ачинск,
с рожденья акведук и аквилон
считающие родом динозавров;
но предрассудком тщетно не томясь,
они впрямую пролагают связь
от табунов киргизов до кентавров.


* * *

Млею от медленных твоих
мягких мышц,
от танцев с колготками
пред трюмо с утра;
сначала скажешь «пора»,
а после
чмокаешь в переносицу
и спешишь.
Я зеваю
и поворачиваюсь на правый бок,
мне снится сиреневый в синеве сосок,
и я тебя не провожаю.


ИДЕАЛ

Когда последовательность аминокислот
будет разгадана, разумный род
людской утешится созданьем тел,
какое б кто ни захотел.
А я бы занялся тем, что собрал
из кубиков нужных мой идеал
вплоть до морщинок, до мелких жил
и рядом с собой его положил.
Он, впрочем, есть у меня и так.
Спит до полудня, меняет лак,
ругает дочку, даёт совет.
Мне ни к чему дублет.


* * *

Реваз, ты забыл
Завет воров?
Тут тебе не Кавказ,
Тут Тамбов.
Тут тамариндов нет —
Тополя;
Здесь земля не твоя —
Моя! Подпись: Ахмет.


БОЛЕЗНЬ

У меня недужит умница жена,
рода Лелемико славная княжна.

Снится ей Сорока, продувная степь
оползни, овраги, деревушка Редь.

Как идут старухи с выпечкою в храм,
варево из вишен, горькая айва.

Фата Лелемико лакрима фрумос,
не хватает Богу на ладони слез

разбирать монетки: копье — решето,
получи за это, а тебе за то.


ПРОГУЛКА В ЛЕСУ

Косые лиственниц глаза
следят за розовым лучом
двух голых ног.
Не знаю, что тебе сказать...
Плывет берёзы бирюза
и головы жарок.


РАДОСТЬ

Радость пришла ко мне, принесла тепло,
подняла юбку, открыла своё нутро,
а потом со мною во тьме, позабыв слова,
еле-еле дышала, жива едва.
Этой радости больше я не встречал,
сколько в хмурый дом локтем не стучал,
сколько не бросал я песок в окно,
не открыла дверь она всё равно.


ОДИССЕЙ

Пропусти меня в Итаку,
мистер Посейдон!
Я с мечом ходил в атаку,
грабил Илион.

Тьму троянок обесчестил,
деточек пожёг,
возвращаюсь бодр и весел,
в парус ветерок.

Знаю, вымахал сыночек,
жёнка заждалась.
Привезу ей в дар платочек,
али я не князь?

Лишь бы встретила радушно
сыром, пирогом...
Что ещё скитальцу нужно?
Ах, ну да! Конечно, нужно,
но потом, потом.


* * *

Какое красивое поле!
Какая это страна?
Тайги покатая кровля
вдали полосой видна.

И мальчик колючей точкой,
как родинка на руке,
в уключинах длинной строчкой
ворочает на реке.

100-летие «Сибирских огней»