Вы здесь

Игорь Корниенко: «Я не писатель – сочинитель!»

Страшная история о младенце и крысе, тёплые воспоминания из прошлого, спойлеры нового романа и много других интересных историй – в интервью нынешнего лауреата Шукшинской премии Игоря Корниенко поэту и журналисту Юрию Татаренко.

Игорь Николаевич Корниенко родился в 1978 году. Живет в Ангарске Иркутской области, где работал в СМИ – корреспондентом, ответственным секретарем, заместителем редактора. Автор книг прозы «Победить море», «Игры в распятие». Публиковался в литературных журналах и альманахах: «Дружба народов», «Октябрь», «Сибирские огни», «Москва», «День и ночь», «Полдень ХХI век», «Смена», «Байкал», «Енисей», «Зелёная лампа», в газетах «Культура», «Литературная Россия» и др. Многократный участник форума молодых писателей в Липках, стипендиат Министерства культуры РФ. Создатель и бессменный координатор литературного проекта «Дебют плюс», руководитель молодёжной студии Ангарского литературного объединения «АЛО! Пишите правильно!». Член Союза писателей России, Союза писателей Москвы и Русского ПЕН-центра.

Обладатель национальной премии России «Золотое перо Руси» (2005) и специального приза жюри Международного драматургического конкурса «Премьера-2010». Лауреат городской конференции «Молодость. Творчество. Современность» в номинации «Литература» (2003), Всероссийской премии им. В. П. Астафьева в номинации «Проза» (2005-2006), Всероссийского конкурса имени Игнатия Рождественского в номинации «малая проза» (2016), Всероссийской литературной премией имени Шукшина (2019). 

Наш разговор состоялся на днях в редакции журнала «Сибирские огни», куда Корниенко заехал сразу после получения Шукшинской премии. Мы с Игорем дружим с 2015 года, поэтому в этой беседе оба – на «ты».

- Ты ангарский или сибирский писатель?

- Вообще-то моя родина – Баку. Я родился и прожил в Азербайджане 14 лет, до событий в Нагорном Карабахе. А потом наша и другие семьи стала вынужденными переселенцами. Россия-матушка нас встретила плохо. Распростертых объятий не было. Мы обосновались в Ангарске, и очень скоро я стал работать журналистом. Хотя я по диплому – слесарь-ремонтник третьего разряда. Мое хобби – таскать тяжелые вещи: гробы, холодильники… (улыбается).

Что касается определения «писатель», то я называю себя сочинителем. Во вдохновение не верю, оно для лентяев. Просыпаешься и работаешь. Как сказал Пикассо: «Когда приходит вдохновение, оно застает меня за работой!» Сочинять начал еще в школе. Одна учительница говорила мне: «Чем меньше запятых, тем лучше». Другая советовала использовать как можно больше запятых. С тех пор так и ищу золотую середину… (улыбается).

Любовь к русскому языку, знание его правил во мне живут благодаря школе. У доски я сочинял истории, а не отвечал на вопросы после параграфа. Истории были мистические, страшные. Потому что я родился в поселке Карачхур, это в переводе с азербайджанского – «черная яма». На горе над поселком было кладбище, то есть мертвые следили за живыми. И я как-то давно написал рассказ о том, как вечерами бабуля вытаскивала пустые стулья во двор к столу, и мы ужинали с мертвецами. Часто вспоминаю, как мы с бабушкой практически каждый день приходили на дедушкину могилу, разговаривали с ним... 

- Ты наверняка был известной личностью в школе – так?

- Был избран председателем совета дружины. Мне прочили большое комсомольское будущее. Но на самом деле я всегда был очень стеснительным. Учился хорошо, но большую часть сочинений списывал у сестры (улыбается). Что-то написать самому на тему «Войны и мира» – для меня это было дико сложным. Гораздо интереснее написать свою историю, чем пересказывать чужую!

- О чем был твой первый рассказ?

- Он назывался «Страна Инопланетян-88». А начинался так: «На заводе имени Ленина изготавливали космические корабли…» Рассказ был фантастическим, отчасти мистическим. Но мистика – это та же реальность, считаю.

- Много лет ты совмещал журналистику и прозу. Насколько это сложно?

- Не противопоставляю эти сферы. Всегда писал, что хотел. На заказ не работал. Мои газетные материалы всякий раз получались скандальными – к примеру, про эксгибициониста в Ангарске. Об этом тогда не принято было писать, но меня сильно поддерживал редактор нашей газеты.

Барнаульский прозаик и эссеист Анатолий Владимирович Кирилин точно подметил: «Корниенко внимательно слушает критику, но всегда последнее слово оставляет за собой и пишет по-своему».

- Кстати, о Барнауле. Ты только что там получил премию имени Шукшина. А много ли у вас общего с Василием Макаровичем?

- Чудики!  Правда мои, как мне кажется, еще чудаковатее (улыбается). А еще у нас с Шукшиным очень похожий почерк, увидел его рукописи в доме матери Шукшина в Сростках – очень удивился.

- Для чего тебе авторучка, что и когда в последний раз ею писал?

- Сегодня! Не могу работать за ноутбуком. Историю всегда сначала записываю на бумаге. Не написанный рассказ – как зарубка на душе. Напишу – рана затягивается. У меня в голове постоянно ворох сюжетов, задумок, набросков.

Сейчас работаю над романом – по предложению «Сибирских огней». Он будет в трех частях. Первая книга «Лето в Атлантиде» – 150 страниц. Вторая, «Осенне-мрачный триптих», тоже уже написана. Михаил Николаевич Щукин, главред «Сибогней», обе части прочел и одобрил. Третья часть «Отражения» пока еще зреет во мне. Роман вырос из рассказа «Развилка» о пропавшей девочке, опубликованного в «Сибирских огнях» в этом году. Рабочее название романа-трилогии – «Письма с вулкана». Это история в истории – про историю. Главный герой – журналист.

Все мои тексты – автобиографичны в той или иной степени. К слову, о скандалах. Было дело, пострадал из-за названия рассказа «Памятник Гитлеру». Приходила толпа из «Русского боя» в редакцию – разбираться со мной.

- Быстро бегаешь или в кабинете прочные засовы?

- Мы поговорили и подружились в итоге. Но не за рюмкой чая: эти ребята – сплошной ЗОЖ.

С алкоголем у меня интересные отношения. Сергей Кудряшов даже грозится написать эссе «Алкогольные мотивы в творчестве Игоря Корниенко». Этих мотивов у меня немало. К примеру, в рассказе «Спящий среди моря» пишу о том, как у журналиста-алкоголика открываются раны Христа…

- Почему русские так много пьют?

- Алкоголь – составляющая нашей жизни. Смотреть на нее трезвыми глазами невыносимо. Но работаю всегда без водки. Не согласен с Хемингуэем, сказавшим: «Пиши пьяным, редактируй трезвым». Я вообще люблю поспорить… (улыбается) На спор стал писать романы. Они отвлекают от рассказов, но ничего. Я за эксперимент.

- С какими именами ты связываешь сибирскую литературу?

- Астафьев, Шукшин, Вампилов – это наши классики. У Астафьева мощнейший роман – «Прокляты и убиты». Знаю, был 4-часовой спектакль по нему в Барнауле. Хочу найти в Сети и посмотреть. А фильм «Облепиховое лето» о Вампилове мне показался спорным, особенно финал.

Жаль, что Шукшин и Вампилов так мало прожили. Думаю, они и сейчас писали бы. Шукшин бы снял фильм о Степане Разине…

 Сам, кстати пишу пьесы и сценарии – и «Человечину» поставили в Казанском драмтеатре.

- Какой из рассказов Шукшина ранил тебя?

- Меня тяжело ранить. Смотрел в Братске спектакль «Чудики» по шукшинской прозе, понравилось.

- С каким героем вампиловских пьес себя сравниваешь?

- Ни с персонажами, ни с коллегами-писателями никогда себя не сравнивал. Мы все друг другу наставники.

- Да уж, глядя на тебя легко сказать: у этого парня нет авторитетов в литературе. Угадал?

- Конечно! То, что я процитировал Хемингуэя, еще ничего не значит. Но книги, что постоянно перечитываю, есть – это «Письма» Ван Гога, «Коллекционер» Фаулза. А еще в меня в свое время сильно попала тургеневская повесть «Бежин луг». Ее, а также рассказ  Чехова «Спать хочется» всем на творческих встречах советую непременно прочесть – и чем раньше, тем лучше. За ярость языка люблю «Откровения» Иоанна Богослова. Люблю тексты, которые будоражат. Соответственно, мне очень не нравятся истории, где сразу все понятно – а их становится все больше…

- Проза это лексика или синтаксис?

- Для меня главное в прозе – история. А различные приемы – это второстепенное дело. Но без никуда, ясное дело.

Как-то я ехал на фестиваль в Красноярск. Едва выключили свет в вагоне, соседские девочки сразу же начали рассказывать друг другу страшные истории. То же самое делали и мы в 80-е – в пионерлагерях, больницах… В очередной раз убедился, что пишу не зря – страшные истории по-прежнему востребованы.

- В какой момент понимаешь: рассказ получился?

- Сразу есть такое ощущение! А вот финал мне известен не всегда. И это нормально: не я пишу рассказы, а они меня. Мое правило: началом увлечь, финалом добить. Работаю над текстом без перерыва. Сел и пишу. Вначале писал по два рассказа в день. Сейчас за количеством не гонюсь.

- Ты печатаешься в толстых литературных журналах. Их миллионные тиражи никогда не вернутся?

- Хотелось бы, чтобы вернулись. Вообще, мне кажется, журналы никогда не исчезнут. К примеру, «Сибирские огни» только набирают популярность год от года. Рад сотрудничеству и с «Огнями», и с «Дружбой народов». Жалею о кончине «Октября». Алтайские встречи показали – люди читают, интересуются жизнью и творчеством современных писателей: меня забросали вопросами…

Несколько лет назад Фонд Сергея Филатова издал мой сборник прозы тиражом 1000 экземпляров – согласен, не так много. Но это по молодости мне хотелось иметь свою книгу. Сейчас доволен тем, что выходит в толстых журналах. Но если придет олигарх с предложением издать книгу миллионным тиражом – не откажусь! (смеется).

- Есть азарт участвовать в конкурсах, подаваться на премии?

- Нет. На Шукшинскую премию меня выдвинула редакция «Сибирских огней», за что ей огромное спасибо. Деньги с этой премии помогут реализовать давнюю мечту – купить маме отдельную квартиру. Ранит вопрос: ты сейчас домой? Мой дом давно сравняли бульдозерами в Азербайджане. А комната в ангарской общаге – мой рабочий кабинет, не более того.

Премии – это, конечно же, здорово. Недавно на Красной площади награждали победителей премии «Лицей», за первое место в поэзии и прозе ребята получили по 1,2 миллиона рублей. Жаль, в наше время таких премий не было!

- По итогам премии тебе издадут книгу – что в нее войдет?

- То, что отберет редактор-составитель Кирилин.  Повесть «Алаведерчи», роман «Бездомные комнаты», два десятка новых рассказов. Название сборника предложил Анатолий Владимирович  – «До слез». Мне понравилось. Мы с ним давно на одной волне. Рад этому. Познакомились несколько лет назад на семинарах «Сибирских огней» в Новопичугово.

- Литературный Иркутск – это еще и поэты: Евтушенко, Кобенков. Тебя в поэзию не тянет?

- Стихи пишу, но не публикую, чтоб у поэтов хлеб не отнимать (смеется). Ну, разве что иногда – от лица героев прозы, цитирую каких-нибудь ненормальных поэтесс…

- Что из себя сейчас представляет Иркутская область в литературном плане?

- Есть интересные молодые авторы: при Доме литераторов набирает обороты молодежная студия. Ну и наши мэтры не дают о себе забыть: пишут книги, издают журнал «Сибирь» - где в первом номере за этот год вышел и мой рассказ. Жаль, без гонорара! (улыбается).

Сам вот уже три года веду литстудию в Ангарске, в библиотеке на площади Ленина. Занимаюсь с молодыми фантастами от 10 до 65 лет (улыбается). Работаем плодотворно. Готовлю новых авторов для тех же «Сибогней».

- Сибирь для тебя – это природа или люди?

- Прекрасный народ – сибиряки! У нас прекрасное взаимопонимание – нередко без каких-либо слов! Объехал уже почти всю Сибирь. Удивительная деревня Еланцы на Байкале – проводил там встречу с читателями…. Но самое любимое место – моя ангарская общага. Посвятил ей свой роман «Бездомные комнаты».

Критик Капитолина Кокшенева как-то легко сделала отметку: «У Корниенко нет корней – в отличие от Вампилова и Распутина». Но мне кажется, я их уже обрел. В Сибири хорошо пишется.

- Чем запомнился Шукшинский фестиваль-2019?

- Масштабами. Оценка организаторам – 11 баллов из 10. Фестиваль – марафон интересных мероприятий: выступлений и экскурсий, выставок и мастер-классов, фильмов и спектаклей… Рад был пообщаться с писателями. В Барнаул приехали Павел Басинский, Василий Авченко, Михаил Павлов, Андрей Дмитриев. Жили в одной гостинице. Так вышло, что я стал пока что самым молодым лауреатом шукшинской премии, но коллеги не позволили ощутить себя рядом с ними этаким младшим братом. И актер Андрей Мерзликин – милейший человек!

На Алтае задавали самые разные вопросы. К примеру, спросили, почему я написал «Инструкцию по применению». То есть, понимаешь, перед встречей люди нашли и прочли мой давний рассказ – о несущих свой крест! И про крысу, конечно, расспросили. Хотя это известная история: в младенческом возрасте меня, спящего в колыбели, укусила крыса в незаросший родничок. Я проснулся, заорал, лежу весь в крови… Считаю это знаком судьбы. Кого-то поцеловал бог, меня укусила крыса. Все не просто так.

- Как назвать направление прозы, в котором работаешь – мистический неореализм, сумеречная правда жизни, Корниенко трэш-фрэш?

- (смеется). Трэш-фрэш – это хорошо… Но вообще-то у меня – реализм. Без каких-либо эпитетов. Рассказываю о внутренних мирах своих героев.

- Что тебе интересно, кроме прозы?

- Люблю интересное кино. Отечественный и зарубежный арт-хаус. Я член жюри фестиваля авторского кино, его штаб-квартира в Бруклине. Очень люблю творчество Сокурова. И как человек он очень располагает к себе – интеллигентный, скромный. Рад, что его ученик с «Глубокими реками» был в конкурсе Шукшинского кинофестиваля и получил приз за актерский мужской ансамбль.

Еще пишу картины. Маслом. Огромные. Потом дарю их друзьям. Жаль, ты ни одной не видел: у меня не абстрактная живопись – а литература в красках.

- Есть трагическая закономерность в мире творчества: яркий старт – быстрый финиш. Почему так?

- Не знаю. Если ты хорошо начал, нужно в дальнейшем перешагнуть через себя и стараться работать все лучше и лучше. Меньше однажды назвали – сибирский Кафка. Но я не люблю сравнений!

Я очень самокритичен. Посмеяться над собой – милое дело. Все нехорошее человек совершает с серьезным лицом. «Улыбайтесь, господа, улыбайтесь!», как говорил герой Янковского в «Мюнхгаузене»…

 - Что бы ответил герою Басова в фильме «Я шагаю по Москве», который заявил: «Сейчас все писатели!»?

- Повторяю тебе: если все писатели, то я – сочинитель! Каждый автор должен нести ответственность перед читателем. Если перефразировать Экзюпери, то мы в ответе за тех, кого заставили прочесть свой текст. Стараюсь предлагать читателям то, что он хорошо запомнит. А история ни о чем – это же просто трата времени.

- Продолжи: «Я  пишу потому, что… и для того, чтобы…!

- Пишу, потому что пишется. Для того чтобы сказать важные вещи. Мои истории – всегда со вторым, а то и с пятым дном.

- Что тебе дали Всероссийские форумы молодых писателей?

- Я 10 лет подряд ездил в Липки. Познакомился с Василием Сигаревым, Александром Снегиревым, Валерией Пустовой, Денисом Новиковым, Романом Сенчиным, Захаром Прилепиным, Денисом Гуцко… Все – очень просты в общении. Был в семинарах журналов «Москва», «Знамя», «День и ночь», «Современная драматургия», которыми руководили Капитолина Кокшенева, Михаил Рощин, Роман Солнцев, Андрей Дмитриев… Получил бесценный опыт разборов и обсуждений. 

А еще в Липках я продал Веллера…

- С этого места поподробнее, пожалуйста!

- Ну, ты чего? (смеется) Просто я помог ему разгрузить книги. Он засомневался, не много ли привез. Ответил ему: «Да я тут даже вас продам!» И у Веллера купили 100 книг, не меньше…  

- Твое отношение к ненормативной лексике в современной литературе?

-  Положительное. Из песни слова не выкинешь. Правда, можно выкинуть всю песню разом… Хотя стараюсь ничем не злоупотреблять, в том числе и нецензурными выражениями – ни в жизни, ни в творчестве.

- Что для тебя любовь - это тоже своего рода творчество?

- Любовь - это в первую очередь ответственность перед человеком, перед собой и тем, что делаешь. Это человечность, готовность пожертвовать собой ради другого...

- Как относишься к Икару?

- Восхищен его смелостью. Призываю молодых авторов быть смелее.

- Как расшифруешь ИКАР? Мой вариант – «Игорь Корниенко, Ангарск, Россия».

- Пусть Икар остается Икаром, а я – Игорем Корниенко (улыбается).

- Всем творческим людям желаю сильного неба над головой. Новосибирский поэт Иван Полторацкий не понял эпитета – а чем по-твоему синее небо отличается от сильного?

- Сильное небо – верность своему призванию, своей душе! Человек, у которого над головой сильное небо, никогда не отступит, не солжет, не спасует, не навредит... А честно и с улыбкой будет идти вперед к победе света и добра.

Юрий Татаренко.
Фото Кристины Кармалиты.

 

 

100-летие «Сибирских огней»