Вы здесь

Главная»Проза»№04 - апрель 2006

Лицо

Березовская Мария
Рассказ
Файл: Иконка пакета 03_berezovskaya_litso.zip (11.56 КБ)
Мария БЕРЕЗОВСКАЯ
Мария БЕРЕЗОВСКАЯ


ЛИЦО
Рассказ

Кому — лицо, кому — личина,
кому — обличье без лица...
Аркадий Кутилов


Витя Котов начал кривляться с пеленок.
В зеркале, врезанном в потолок над его кроваткой.
Зеркало врезали его родители, когда в этой комнате была их спальня. Потом спальня стала детской, а зеркало осталось. Повзрослев, он полюбил и бабушкин трельяж, в котором под определенным углом можно было увидеть сразу несколько своих лиц. Но Витя строил рожи не только в зеркалах — везде, в чем он только мог отражаться. Например, в никелированном чайнике или в медном начищенном самоваре, доставшемся, опять же, от бабушки. Перед столовой ложкой, перед вылизанной после супа тарелкой. Даже перед тщательно расправленной фольгой от шоколадки. В детском саду — в окне, когда ближе к вечеру можно видеть свое отражение в стеклах; на улице — всматриваясь в осенние и весенние лужи.
Кривляние — удел маленьких, думали родители, но все же пытались отучить своего мальчика от дурной привычки. Они разговаривали с Витей по-хорошему, объясняя, какой некрасивый он становится, кривя лицо. Зачем, недоумевали они, ведь такой милый и хороший мальчик? До Вити не доходило. И тогда родители воспитывали его по-плохому. Пугали, скажем, что когда-нибудь он и останется таким уродом, каким выставляет себя, и никто ничем уже не сможет помочь. Ругали. Бить, правда, не били, но в угол ставили. Иногда предлагали сделки: мол, не будешь кривляться — купим, что хочешь (игрушку, хлопушку, маленькую собачонку), сводим в цирк…
Не помогало.
И родители отступились от Вити, внушив себе, что все исправит время, которое, известно, лечит, что сын, рано или поздно повзрослев, перестанет кривляться.
А время шло. Витя Котов рос, но его тяга к повышенной лицевой мимике не проходила — превратилась в привычку. Правда, кривлялся он теперь только один на один с собой и лишь перед зеркалами. При этом не смеялся, не радовался, а внимательно всматривался в каждую свою новую рожу. Всматривался, словно эта рожа говорила ему о чем-то очень важном, а он никак не мог понять — о чем именно.
Родители забыли об увлечении Вити, так как он кривлялся в нужное время и в нужном месте — когда его никто не видел. Они души не чаяли в мальчике — и учился, и вел себя он хорошо, много читал, во всем помогал, слушался. Правда, был очень нерешительным. Даже не ведал, куда поступать после школы. Родители подумали и решили за него — надо идти в медицину, куда-нибудь в фармацевтику — прибыльно, когда выучится, ну, и интересно. Витя не противился, поступил в медицинский, но не на фармацевтический — не прошел по конкурсу, а на лечебный факультет. Окончив его, получил в ординатуре специализацию психотерапевта, — крови боялся, а людям помочь хотел.
Личная жизнь у Котова не складывалась. Все поглотило занятие, в которое он вкладывался без отдачи. Ни на кого и ни на что не обращал внимания. Он и родителей, умерших почти одновременно, похоронил, точно в его жизни не произошло ничего страшного. Ему было интересно лишь его лицо, с которым он мог делать что угодно. Он ликовал, вымещая в своем лице перед зеркалом злобу, обиды, страх, радость, сексуальную, наконец, неудовлетворенность.
Однажды, проснувшись до звонка будильника, Котов вдруг вспомнил слова своего начальника, главного врача Богаева, которые тот не уставал повторять подчиненным: «Прекратите заниматься, чем попало! Направьте свою энергию в нужное русло!»
Котов ошалел, осознав: наконец, наконец-то он разобрался, что к чему, понял, насколько это вообще возможно, смысл всей своей жизни. Он что есть сил зажмурился, и увидел перед собой тысячи лиц, самых разных лиц — лиц разного пола и разного качества.
Тысячи лиц…
И открыл глаза уже счастливым.
И впервые не подошел, поднявшись из постели, ни к одному из зеркал, какими была завешана и уставлена его квартира. Он твердил, как заклятый, слова главврача: «Направьте свою энергию в нужное русло… прекратите заниматься, чем попало… направьте…»
— Хорошо, — сказал Котов себе, — направим. Хватит заниматься чепухой. Посмотрим, что мы можем…
После этих слов он начал шевелить губами, надувать щеки, поднимать брови, морщить нос и пр. и пр. и пр.
— Понятно, — сделал вывод, — понятно. Придется потрудиться…Проблемы будут в основном с носом. В остальном — почти порядок.
Котов, шевеля лицом, подошел к шкафу и взял огромную книгу — энциклопедию. Найдя нужную страницу, он уже через полчаса разобрался во всех мышцах головы — смеха, лобной, жевательной, подборочной, опускающей углы рта, щечной. Подробно изучил действие каждой мышцы носа, в особенности m. nasalis и m. depressor septi nasi.
Систематическими тренировками можно добиться всего.
Это были последние слова Котова. Начались действия. Конкретно — тренировки носа, щек, губ, короче, всех частей лица.
В течение двух месяцев Котов упорно тренировал свое лицо. Утро, вечер, перерыв на обед, выходные, словом, все остававшееся от работы свободное время он тратил на лицо. И вот в один ненастный осенний день Котов сказал себе:
— Я упражнялся два месяца, я достиг высоких результатов, я почти у цели. Теперь можно действовать дальше. Теперь — можно… С кого бы начать?.. По памяти, наверное, будет сложно… Фотография?..
Котов взял фотоальбом, вынул из него фотографию отца, и с ней подошел к зеркалу. Смотря на фотографию и в зеркало, он сосредоточился. И лицо его, словно оно было из пластилина, который под воздействием каких-то сил начал видоизменяться, зашевелилось. Лоб сморщился, глаза сузились и сдвинулись к носу, сам нос, его кончик, опустился вниз и расширился, губы отекли, щеки впали.
Из зеркала на Котова смотрел отец. Котов не верил своим и одновременно отцовским глазам. Он зажмурился и несколько раз быстро помотал головой в разные стороны — стряхнул чужое, пусть и родное, лицо. И опять посмотрел на себя. Из зеркала на него смотрел безумный Котов. Он плакал и улыбался. Улыбался и плакал.
— Получилось, Боже мой, получилось… И это все я… Я сам… Я не зря теперь живу… Я — все. Я — кто угодно…
С этими словами он начал одеваться.
— Надо не забыть зеркало — для проверки. Да, надо не забыть.
Он вышел на улицу и пошел в парк…
— Хорошо, что у меня отличное зрение. Это хорошо.
Котов очень волновался. Свои дрожащие руки он засунул в карманы пальто, а взор устремил на идущего навстречу мужика. И лицо его забродило. Котов стал мужиком. Сам мужик ничего не заметил, так как целеустремленно смотрел куда-то вдаль и шел туда. Котов быстро достал зеркальце и увидел в нем мужика, который довольно улыбался. Котов понимал, что у него получилось примерить чужое лицо. Это его первое лицо, и оно было счастливым:
— Какой он счастливый, этот мужик… Наверное, он сейчас счастлив так же, как и я. А может, и больше, не знаю.
На этих словах он стряхнул чужое лицо.
Целые день Котов гулял по парку. Гулял, без спроса примеряя на себя лица прохожих. Никто из них ничего не замечал. У Котова была отличная фотографическая память. Всмотревшись в чужое лицо, он опускал голову вниз, чтобы никто ничего не видел, надевал это лицо, смотрелся в зеркало для проверки, потом сбрасывал чужую физиономию. Котов никак не мог поверить, что все люди, чьи лица он сегодня примерил, были счастливы. Он даже подумал, не произошло ли чего в мире хорошего.
Вернувшись домой, Котов даже посмотрел новости, которые, к сожалению, не дали ему никакой информации о вселенском счастье. Он немного огорчился и продолжил смотреть телевизор. Пультом он переключал каналы и примерял лица ведущих, спортсменов, актеров, политиков.
Ночью он увидел сон, в котором не было ничего удивительного и неожиданного. Приснилась огромная очередь в его кабинет, в кабинет врача-психотерапевта Котова. Люди стояли в очереди и просили, просили примерить их лица, хоть на минуточку, хоть на секундочку — это помогало им выздороветь. И все что-нибудь предлагали: деньги, шоколадные наборы, коньяк. Котов не брал. И очередь восхищалась им, наперебой говоря о необыкновенном таланте Котова.
Утром Котов пошел на работу. Пока шел, он думал, что все-таки не стоит ему говорить, а тем более показывать кому-то, что он может.
— Отбою не будет от поклонников… Или от мафии — скажут, стань на пару часов тем-то, я стану, а они раз — не уберегут, и все… Вещий ведь сон, вещий… Нет, не надо бы раскрываться… Может, и мастерства еще недостаточно… Оплошать в начале карьеры не хочется…
И Котов решил примерять лица тайком, как делал и в прошлый день. Примерять чужие лица и стряхивать их. А уж когда будет уверен — и в себе и в других — тогда и только тогда можно будет обнародоваться.
И он стал жить, примеряя лица. В его лицевом гардеробе были уже лица всех сотрудников поликлиники — от охранников и до начальников, лица посетителей и прохожих, TV-лица…
Котов даже перестал пользоваться зеркалом, он стал проверять на ощупь — да (получилось) или нет (не получилось). Он всегда смело смотрел правде в лицо.
Котов был счастлив. Ему нравился сам процесс, при котором его лицо ходило ходуном. Он чувствовал, как морщится его лоб, трясутся щеки, шевелится нос, появляются морщины… И все это чужое! Он не мог поверить своим глазам.
— Обычный человек не в силах так управлять своим лицом, — понимал Котов, — значит, я — сверхчеловек! Только подумать! Я — все! Я — кто угодно!
Так Котов набрался уверенности и решился однажды попробовать действовать «налицо». Разговаривая с главным врачом Богаевым, он, незаметно для самого Богаева, примерил его глаза и нос. После этого разговора начальник сделал Котова своим заместителем.
— Странно… — подумал Котов, — странно…
Зайдя в магазин, он примерил улыбку продавца-кассира, которая в итоге забыла взять с него деньги за покупку; в троллейбусе даже школьник уступил место, когда Котов «надел» его уши.
Дома Котов очень долго думал над произошедшим: почему люди добреют, становятся общительнее и от них всего можно добиться, став на них похожим. И пришел к выводу: подсознательно человеку симпатичен человек, похожий на него внешне…
— Так оно и есть!.. Вот ситуация: человек попал в незнакомую компанию. К кому он подойдет первому? Конечно, к тому, кто будет ему симпатичен, кто будет чем-то похож на него…
С этого момента карьера Котова пошла в гору. Его, как человека, производящего самое приятное впечатление, Богаев стал посылать на всевозможные встречи, симпозиумы, конференции. В результате чего сам стал заместителем Котова — теперь уже главного врача поликлиники. Постепенно Котов занял пост заместителя министра здравоохранения. И здесь, в кресле замминистра, он впервые влюбился. В секретаршу. Весьма, между прочим, заурядной внешности. Настолько заурядной, что Котов даже не сумел надеть на себя ее лицо. Поэтому, наверное, секретарша оставалась к нему равнодушной. Или потому, что была влюблена в водителя персональной машины Котова. Тоже, на его взгляд, очень заурядного представителя сильной половины человечества.
«Господи, — маялся Котов, — что же мне делать?»
И однажды озарило: «А вот что!» И он отправил водителя в отпуск по не собственному желанию. А вечером сел на его место в машине, поджидая секретаршу. Сел за руль, внушив себе, что это не он, Котов, а водитель. И секретарша, выпорхнув из министерства, приняла его за своего возлюбленного.
— Ко мне, Витя, — сказала она, поскольку и водителя, как Котова, звали Витей.
Виктор Котов был рад. Он вновь не ударил лицом в грязь.
И было то, что было. Такого у Котова не было никогда. Он любил, и любили его. Возможно, это счастье продолжалось бы вечно, да Котов оплошал. Оплошал, забыв, что во сне он становится самим собой. Точнее — его истинное лицо возвращается к нему. Его настоящее лицо и увидела любимая, проснувшись.
И мгновенно сошла с ума.
Котов, сам на грани помешательства, вызвал «скорую помощь», и, оставив дверь квартиры открытой, покинул женщину, лишившуюся разума. Позже, пытаясь загладить свою вину, он «выбил» несчастной повышенную инвалидную пенсию. А вскоре после этого ему вновь приснился сон.
Опять его кабинет, опять очередь, только на этот раз все люди горько плакали и кричали: «Зачем, зачем ты забрал наши лица? Кто мы теперь?». Люди подходили к Котову, бесцеремонно хватали его за одежду, за волосы, за портфель и кричали: «Ты нас убил! Теперь нас нет! Верни нам наши лица!»
Люди кричали и кричали, и их было много. Котов пытался объяснить им, что он не забирал лица, он только их примерил — и все. Лица — у них, на них, пусть посмотрят в зеркало.
«Это не наши лица! Не наши!» — кричали они еще громче, раскрывали свои сумки, доставали какие-то фотографии и тыкали ими в Котова: «Вот! Вот наши лица!»
Котов обратил внимание, что люди на фотографиях совсем непохожи на себя. Все они старые, в возрасте, а на фотографиях молодые — школьники, студенты, кто-то даже совсем малыши. На фотографиях он не увидел ни одного взрослого человека — видел детство, юность, молодость.
Толпа продолжала кричать, и Котов почувствовал, что заболевает.
И сказал: «Люди, я очень болен, пожалуйста, разрешите примерить ваши лица. Я понимаю, что не смею делать этого, но, пожалуйста, в последний раз».
Он посмотрел в толпу и испугался — все люди вдруг стали безликими, у них не было ни глаз, ни губ, ни носов — ничего…
Котов проснулся от своего же крика. Почему-то ему никогда еще не было так страшно. Прежде чем подняться, он осмотрел комнату, посмотрел зачем-то, свесив голову, даже под кровать. Встав, он включил свет, хотя было уже светло. Подошел к зеркалу, откуда на него взглянула продавщица, у которой он покупал вчера колбасу.
— Тьфу, заигрался! — подумал Котов.
И, закрыв лицо руками, помотал головой. После чего снова посмотрел в зеркало, и теперь на него взирал уже контролер, который хотел оштрафовать его пару дней назад, когда Котову вдруг вздумалось проехать в общественном транспорте, как до его почти министерской должности. Котов попытался стряхнуть чужое лицо и надеть свое, но у него не получалось. Из зеркала на него смотрели удивленная лаборантка, испуганный охранник, Богаев, в глазах которого стояли слезы…
Котов отошел от зеркала и заплакал. Ему хотелось верить, что плакал он своими глазами, своим лицом. Как, может, иногда в детстве.
«Еще в пеленках», — уточнил, плача, он.
И побрел в комнату, когда-то бывшей его детской. Здесь все оставалось так, как в его младенчестве. Даже кроватка с врезанным над ней в потолке зеркалом. И Котов, такой взрослый и большой, ничуть не удивился, что поместился в детской своей кровати.
И увидел себя над собой.
С пустышкой во рту.
А потом зеркало, сначала потускнев, потемнело.
И все.
«Лицом к лицу — лица не увидать…»

* * *
Из рапорта в дежурную часть Управления внутренних дел города N.:
«Мы, сержанты милиции (фамилии неразборчиво) патрульно-постовой службы Кировского райотдела УВД, в 00 часов 25.09.2005 года обнаружили на остановке общественного транспорта «12-й микрорайон» труп пока не установленного лица без лица, на котором нет явных следов насильственной смерти. При личном досмотре трупа пока не установленного лица без лица ни документов, по которым можно было бы установить его лицо, ни личных вещей не обнаружено. На месте лица пока не установленного лица отсутствуют рот, глаза, брови, уши, и лицо не установленного пока лица представляет собой гладкий кожный покров. Труп лица не установленного пока лица неопределенного возраста отправлен в городской морг бюро судебно-медицинской экспертизы».
100-летие «Сибирских огней»