Вы здесь

Маут для русских. Восстание на Таймыре

События весны 1932 года остались в памяти населения Таймырского полуострова (самой северной части современного Красноярского края) и в восприятии некоторых авторов как «таймырская трагедия».

Но наряду с этой оценкой сопротивление, оказанное северными народами коллективизации, до сих пор интерпретируется как «незначительное», «бессмысленное» и даже «контрреволюционное».

В данном случае читателю предлагается освещение этой страницы прошлого с использованием публикаций как советских, так и современных знатоков этой темы, воспоминаний одного из главных участников и архивных документов, в частности — многотомного следственного дела № 021878 архива Управления ФСБ Российской Федерации по Красноярскому краю.

Предисловие в лицах

...Задолго до описываемой здесь истории Красноярск посетил экзотически одетый человек, назвавшийся в губернских органах инородческим князем и привезший часть денежных средств, изъятых летом 1918 года местными жителями на территории Туруханского края у бежавших большевиков.

Это был Роман Дмитриевич Бархатов, долган по национальности и житель станка1 Пясино. Получив миссионерское образование в монастырской школе, он мечтал о создании Соединенных штатов Орд Затундры, а в определенных кругах считался «профессором религии». Бархатов пользовался большим авторитетом у коренных жителей Таймыра. В марте 1922 года они избрали его делегатом III Енисейского губернского съезда советов, а его участники — членом губернского исполкома. Но, кроме того, Бархатов был для долган еще и «великим шаманом», пророчества которого воздействовали на их жизнь, лекарем и сказителем. Вероятно, понимая общественную значимость своего поступка, он передал шаманское одеяние, в котором проводил камлания, в Академию наук.

Другим участником событий был Степан Александрович Баранкин — молодой человек, русский по национальности, выходец из семьи енисейского торговца. Получив среднее образование, располагая опытом работы в кооперации и в совершенстве зная долганский язык, он служил заведующим факторией в Авамском районе Таймырского округа.

Наконец, еще один участник — Михаил Николаевич Шорохов. Рожденный в 1904 году в семье красноярского рабочего, он в молодости состоял в ЧОНе и гонялся за бандами, в 1925 году стал чекистом и сотрудником Красноярского окружного отдела ОГПУ, а в 1926 году был принят в ВКП(б). После окончания московских годичных курсов при Высшей пограничной школе ОГПУ Шорохов служил уполномоченным и начальником Игаркского городского отделения, откуда был переведен руководить Черемховским УНКВД Иркутской области. Подвергшись репрессиям и даже пыткам, этот человек, реабилитировавшись, продолжил служить сотрудником УКГБ того же региона. Награжденный орденами Ленина, Красного Знамени и Красной Звезды, Шорохов ушел на заслуженный отдых в звании полковника и скончался в 1998 году.

Переход к коллективизации. «1917 год в тундре»

Появление при советской власти в Туруханском крае множества торговых организаций не было уж столь положительным для хозяйственной жизни коренных жителей. Торговля процветала здесь в погоне, как свидетельствовали очевидцы, за «беличьими хвостами и туземцами». Предлагая безделушки, торговцы обменивали их на шкурки добытой местными охотниками белки и, организуя кредит, закабаляли северян. Спасаясь от взыскивания долгов, «туземцы» были вынуждены перекочевывать, а представители хозяйственных органов — буквально вести на них «охоту».

К 1930-м годам возможности для выживания населения Туруханского края, на территории которого находились четыре «туземных» районных исполкома, объединявших до сорока родовых советов и четыреста восемьдесят национальных сельсоветов, резко ухудшились.

В 1929 году на Таймыре не стало белки, добыча которой являлась одним из основных промыслов населения, а падеж оленей из-за чесотки стал катастрофическим.

Народное образование и здравоохранение находились в зачаточном состоянии. «Тундра темная, и не надо учить» — таковым являлось общее мнение коренного населения и местных советских чиновников. Лечение осуществляли шаманы, порой в уплату за камлание забиравшие у населения последние пожитки. Торговля находилась в руках русских «купцов», завозивших в тундру, например, компот, пряники, шоколад и дорогие ружья, в которых беднота не нуждалась или которые не могла приобрести. В то же время, как говорилось в более позднем отчете партийной комиссии, работа Туруханского районного исполкома (РИКа) сводилась в основном к посылке в «туземные» районы инструкторов, которые исполняли обязанности милиционеров, выполняли поручения от торгующих организаций и подменяли местные советские органы2.

Имела место и административно-территориальная неустроенность, осложнявшая жизнь местных жителей. Население, кочующее восточнее районного центра — Хатанги — и, видимо, притесняемое якутами, неоднократно ставило вопрос перед местным РИКом о выходе из состава Якутской АССР и вхождении в Хатанго-Анабарский район Туруханского края Красноярского округа. Состоявшийся в марте 1929 года пленум Комитета Севера при Президиуме ВЦИК поручил своему красноярскому органу представить проект новых границ между Красноярским округом и Якутской АССР, а ВЦИК решением от 12 августа того же года включил этот район в состав вышеназванного округа. Однако работа комиссий, прибывших в феврале 1930 года для воплощения в жизнь данного решения в Хатангу и Ессей, из-за отсутствия представителей ЯАССР, отказа ессейских районных властей признать правомочность позиции ВЦИК и начавшегося вновь бандитизма была сорвана.

Еще в декабре 1929 года в якутском поселке Булун после «чистки» парторганизации и советского аппарата произошла «неприятная заварушка с пролитием крови», или переворот. С прибытием 23 января 1930 года из Якутска отряда ОГПУ семьдесят мятежников без боя скрылись в тундре. Для отпора их якобы возможного нападения в Хатанге была создана специальная группа.

По замыслу якутских властей, отряды ОГПУ, преследовавшие бандитов, должны были еще и осуществлять на Севере сплошную коллективизацию. 16 марта 1930 года состоялось совещание представителей местных органов и комсостава оперативно-маневренной группы сводного отряда войск ОГПУ, рассмотревшее списки местных «феодалов» и «кулаков». Задача непосредственного «раскулачивания» в Хатанго-Анабарском районе была возложена на уполномоченного Булунского окружного исполкома и начальника Кель-Блудновской оперативно-маневренной группы войск ОГПУ Н. Н. Кононова.

Действия его отряда от партийно-чекистских властей Восточной Сибири и округа скрывались. Как правило, группа вооруженных красноармейцев приезжала в стойбище «туземцев», где Кононов объявлял, что «в тундре настал 1917 год», а затем производилась экспроприация имущества у богатых оленеводов. Красноармейцы сводили изъятых оленей в общее стадо, стаскивали в кучу инвентарь, пушнину, посуду, одежду и вещи личного обихода. «Раскулачивание» охватило не только «феодалов», но и тех, кто осмелился выразить недовольство действиями Кононова. Среди «раскулаченных» было восемь «кулаков-лишенцев» и шаман, а также семеро середняков. Большая часть изъятого имущества была отправлена в Якутию, но многое оказалось присвоено красноармейцами.

Запуганное население подписывало уставы колхозов, протоколы собраний об их организации. Созданным колхозам Кононов передал две тысячи оленей, орудия промысла и домашнюю утварь. Закончив «коллективизацию», он письмом от 8 апреля 1930 года сообщил о своей деятельности хатангским районным властям. Угрожая отправкой оленьего стада в Якутию, начальник отряда продолжил конфискацию и раздачу животных и имущества бедноте.

Следствием его поведения стал ведомственный конфликт между красноярским окружным чекистским отделом и руководством войск ОГПУ ЯАССР. Какое-то время Кононов не подчинялся требованиям работников ОГПУ Красноярского округа и Хатангского РИКа о прекращении деятельности его отряда. Подействовала на Кононова лишь угроза собственного ареста и разоружения красноармейцев3.

Пережив первую волну коллективизации, «туземное» население встречало представителей советской власти настороженно, выпытывая сведения о событиях в Хатанге. В то же время сотрудники ОГПУ для предотвращения антисоветских выступлений предложили «изъять» из района ряд лиц и обеспечить коммунистов в тундре нарезным оружием и связью между собой. 10 августа 1930 года Президиум ВЦИК поручил уполномоченному ОГПУ при Совнаркоме РСФСР провести расследование этого дела. Правительству ЯАССР было предложено «раскулаченных» людей освободить, а оленей и имущество вернуть в Хатанго-Анабарский район. Виновным в происшедших событиях был объявлен Кононов, которого по статье 110 УК РСФСР за незаконные действия приговорили к пяти годам лишения свободы. Согласно новому районированию, территория Хатанго-Анабарского района в декабре 1930 года была поделена между Якутской АССР и возникшим национальным образованием на Таймыре.

Ситуация накаляется

Постановлением Президиума ВЦИК от 10 декабря 1930 года «Об организации национальных объединений в районах расселения малых народностей Севера» были созданы восемь национальных округов и столько же национальных районов, в том числе в составе Восточно-Сибирского края (ВСК) Таймырский (Долгано-Ненецкий) национальный округ с административным центром в Дудинке. На его территории проживали 7 650 человек населения, из них 1 414 являлись юраками, 1 214 — долганами, 1 112 — нганасанами, 1 057 — якутами, 497 — тунгусами. Они были оленеводами, охотниками и рыбаками. Образование округа позволило советской власти осуществлять свою политику в более широких масштабах, подстегнуло темпы «социалистического строительства»4.

С этого времени в Заполярье стали формироваться структуры советской власти, вырос приток работников заготовительных, торговых, административных и партийных организаций. Они активно распространяли свое влияние на все сферы жизни местного населения.

Однако не все мероприятия новой власти поддерживались коренными жителями. Например, они, сорвав выборы своих представителей в Лапто-Солянский кочевой совет, заявили: «Мы не хотим советов. Долой советы». Нганасаны же потребовали подчинить национальные советы местным князьям.

При перевыборах на территории Лантакайского совета избиратели не приняли в наказе пункт об осуществлении коллективизации. Направленная прежде всего против «кулаков», она ударяла и по маломощным оленеводам, которые, согласно вековым обычаям тундры, ютились вокруг «эксплуататоров» и за счет этого выживали. Лица, недовольные переменами в своей жизни, связывали их с появлением пришлого населения. Поэтому, например, в Хатангском районе они даже запретили жителям разговаривать с русскими.

Вслед за этими событиями начала разгораться борьба против советской власти. Сохранившиеся «кулаки» провели усиленную кампанию против заготовок пушнины. В апреле 1931 года население Таймырского родового совета решило не платить так называемый «культурный» налог и не выполнять заготовку пушнины, а затем ушло в тундру. Отказавшись от участия в работе окружного съезда советов, местный совет выдвинул перед властями требование не трогать «кулаков» и освободить жителей от ряда повинностей. Ставшее известным, такое его поведение вызвало поддержку у населения округа. Оно выражалось в срыве собраний, проводившихся приезжими представителями власти, в отказе населения сотрудничать с экспедицией краевого земельного управления, с закупщиками оленей и в агитации о ненужности советов5.

Причины протестного поведения коренных жителей кроются в предыдущих событиях и накапливались еще с «раскулачивания». Осмелевшие представители советской власти для выявления «кулаков» создавали комиссии из своих родственников, которые по их указанию составляли списки «лишенцев». Остальные «туземцы», напуганные и лишенные имущества, насильно записывались в колхозы и ВКП(б). Определяя объемы заготовок без экономического обоснования, власти запугивали лиц, не выполнивших задание, лишением избирательных прав, торговым бойкотом и штрафами. Причем многочисленные, а зачастую и непонятные коренным жителям задания исходили не только от советских органов, но и от всех учреждений, имевших в тундре своих представителей. Полагая, что действия «вооруженных и грубых» пришельцев определены центром, коренные жители терпели это насилие. Но случаи арестов «кулаков» становились все более частыми.

Ситуация обострилась, когда утвержденный 2 марта 1931 года оргкомитет Восточно-Сибирского краевого исполкома, рассмотрев 9 ноября того же года вопрос «О состоянии коллективизации в Таймырском национальном округе», дал установку на искусственное ускорение ее темпов. Составной частью коллективизации являлись поголовное обобществление оленей, мелкого скота и инвентаря, изъятие у «кулаков» «культурного сбора», самообложения, которые по своим размерам превышали экономическую мощь их хозяйств.

Накануне

В Авамском и Хатангском районах поиск «кулаков» дал незначительные результаты — к 1932 году таковых было обнаружено лишь двадцать человек, а охват населения коллективизацией составлял 8,5 и 2,2 %. В январе того же года прошла I Таймырская окружная партийная конференция в составе сорока семи делегатов, большинство из которых были аппаратчиками. На ней, несмотря на выступление члена Комитета Севера при ВЦИК, заместителя председателя Таймырского окружного исполкома ненца П. С. Болина, предупреждавшего об ошибочности политики «забегания», возобладала точка зрения о решительном наступлении на местное «кулачество»6.

С этого времени из Дудинки в стойбища стали наезжать уполномоченные окружного исполкома и заготовители, требовавшие песцов не только для казны. Эти лица, которых, согласно наблюдениям очевидцев, тогда «налетало не меньше комаров», обложили население непонятными сборами, закупали оленей и принимали пушнину без оплаты или расплачиваясь «бумажками» — долговыми расписками. К лицам, не выполнившим «твердое» задание, немедленно применялось штрафование в трехкратном или пятикратном размере. Доходило до анекдотичных случаев, об одном из которых рассказывал официальный документ: «В марте месяце сего года по распоряжению Хатангского РИКа производилась опись имущества у кулака Поротова Евдокима милиционером Космачевым и членом ВКП(б) и Хатангского РИКа Сифоркиным, которые при описи чуть не подрались из-за кулацкой шубы...»7

При этом уполномоченные запугивали бедноту и середняков «раскулачиванием», обещая: «Сначала будем кончать кулака, потом за середняка возьмемся». Некоторые из должностных лиц вообще угрожали перебить «таймырский народ» («вот прилетит самолет, сбросит бомбы, и от населения тундры останется только пепел»).

В результате была сорвана кампания заготовок кожевенного сырья и мобилизации средств. «Туземные» советы, перейдя на сторону «кулачества» и отказавшись подчиняться РИКу, высказывали угрозы в адрес уполномоченных. Среди представителей долганского народа, собравшихся в феврале по случаю свадьбы соплеменника, впервые стал обсуждаться вопрос о вооруженном выступлении.

Местные руководители не сразу оценили появляющиеся признаки сопротивления, поскольку до этого терпение и традиционное миролюбие северян не давали поводов для беспокойства, но 14 февраля Таймырский окружком ВКП(б) принял постановление, где говорилось о невозможности уступок протестующим. В Авамский район с группой советских работников выехал председатель Таймырского окружного исполкома, коммунист с 1920 года А. А. Иваненко. Объезжая территорию и организуя собрания граждан, он выслушал массу жалоб, требований освободить население от налогов, не трогать «кулаков» и предупреждений о разоружении и ликвидации уполномоченных. Но, пообещав руководству советов и населению навести порядок и отчитавшись 9 марта 1932 года о своей командировке на бюро окружкома ВКП(б), Иваненко все же, несмотря на телеграмму краевых органов, в которой они требовали прекратить «ликвидацию кулаков», не смог переориентировать деятельность своих работников.

В свою очередь население, не видя перемен в поведении уполномоченных, продолжало акции протеста. На территории Лапто-Солянского и Вадеевского «туземных» советов наблюдалось «брожение» населения, а Зареченского — отказ от самообложения, «культсборов» и «твердых» заданий «кулакам». 28 марта — 1 апреля в административном центре Авамского района — поселке Волочанка — по инициативе «кулака» В. К. Сотникова собрались пятьдесят-шестьдесят человек, пытавшихся получить разъяснение политики, проводимой властями. Они прогнали приехавшего уполномоченного И. Красноярова, заявив властям свое требование о проведении общего съезда населения района с обсуждением причин лишения «кулаков» всех прав.

В ответ окружные органы, назвав этот съезд «кулацким», 29 марта решили командировать секретаря окружного исполкома Кудряшова в сопровождении двенадцати человек, которые должны были произвести замену руководства советов, защищавших «кулаков», а их самих арестовать.

Шестого апреля съехавшиеся в Волочанку делегаты заявили, что население больше не позволит арестовывать «кулаков», и потребовали появления на съезде представителей советской власти. «Велено передать от народа: если к нам не приедут — все отношения прерываем, начинаем изгонять всех русских работников из тундры», — говорилось в этом обращении. Тогда заседавшее 7 апреля бюро Таймырского окружкома ВКП(б) назначило Кудряшова особоуполномоченным по ликвидации этого выступления.

8—10 апреля сформированные «боевые группы» из трех-четырех человек с целью «изъятия организаторов, ареста кулаков и принуждения их к выполнению всех заданий, данных советской властью», были разосланы по «туземным» советам.

Тундра восстала...

Но было уже поздно: обстановка вышла из-под контроля и попытки советских служащих в начале апреля задержать Сотникова оказались неудачными.

Шестого апреля начались беспорядки на станке Миронов, а 10 апреля возвращавшиеся на Авам трое уполномоченных «туземцами» были разоружены и вывезены в тундру. При этом якут С. Ожигов, оскорбивший долган, был убит.

С этих событий и началось восстание, духовным руководителем которого стал сорокалетний Р. Д. Бархатов.

Своим влиянием восстание поддержали многие шаманы, например, долгане И. М. Бетту, Яким, Халотарга, самоед И. Горнок и «великий шаман» нганасан Дюфаде (или Дюхадэ) Костеркин. 15 апреля восставшие, находившиеся на станке Миронов, обрели своих вожаков. Назначенный в этом качестве, А. Попов тут же расстрелял двоих ранее плененных уполномоченных Денисова и Красноярова.

Функции руководителей выступления были несколько размытыми. Начальником штаба назывался прежде всего А. Н. Попов (Аноська), затем Е. Н. Попов и С. А. Баранкин. В то же время Е. Н. Попов являлся еще и военным руководителем выступления.

Уже на следствии Баранкин показал, что Аноська не столько учился в Ленинградском университете, сколько являлся завсегдатаем пивных. В то же время он был человеком, знавшим множество поговорок и сказок. Избранный председателем «туземного» совета и благоговейно называемый сородичами «князем», он стал высокомерным и враждебным к представителям советской власти. Во время восстания он был возбужден и, одетый в голубую кашемировую рубашку, с браунингом, заткнутым за пояс, смотрелся «атаманом», но с приходом правительственного отряда скрылся из стойбища и быстро принял черты простого долгана. Согласно наблюдениям подследственного, другой лидер повстанцев, Е. Н. Попов, в споре был резок и криклив, враждебен и жесток по отношению к пленным. Став авторитетным среди «туземцев», этот повстанец оказался (по сравнению с предшественником) более активным и настойчивым в достижении цели. В перестрелках он шутками и смехом ободрял «орду», но затем также сбежал.

Участие самого Баранкина, русского по национальности, в выступлении коренных жителей объяснялось якобы его «купеческим происхождением», испорченностью отношений с русскими работниками, которые обвиняли его в искривлении национальной политики. Но были, видимо, и другие, более глубокие причины перехода его на сторону «туземцев». Уже находясь в тюрьме, Баранкин, проживший длительное время среди коренного населения Таймыра, в своих записках признавался, что время, проведенное в тундре, было лучшим в его жизни. «С долганами жизнь свою слил», «девчата меня баловали», — написал он стихами в тетради караулившего его и потом уволенного милиционера.

Сначала Баранкин участвовал в событиях в качестве переводчика, но затем присущее ему чувство справедливости привело его в ряды активных повстанцев. Очевидец, освобожденный из плена, потом свидетельствовал, что Баранкин среди восставших выглядел «настоящим князем с правом первого угощения и постели», много и ярко выступал, а при перестрелке «с винчестером в руках поднимал туземцев», командуя ими8.

Восставшие начали с того, что в тундре бесследно исчезли председатель Авамского РИКа Лаптуков и четверо уполномоченных. По решению собрания «туземцев» были расстреляны попавшие в плен парторганизатор К. В. Исаков, директор оленеводческого совхоза В. Степанов, председатель Хатангского РИКа якут Т. М. Статейкин и секретарь Я. Н. Краснопеев. Но чаще всего представителей советской власти и активистов не расстреливали, а умерщвляли более привычным способом: надевали на шею маут — ременной аркан, привязывали к санкам, волокли по тундре и потом топили в озерах. Убивали не только представителей власти, но и тех, кто находился на ее стороне. Например, «активный бедняк» К. Кудринов был найден повешенным у себя в чуме. Повстанцы распустили родовые советы, вместо них избрали «князей» и восстановили древнее название своих административно-территориальных единиц — «орда».

Происходившее не было «кулацким» восстанием, как его квалифицировали официальные власти. Его поддержало большинство коренных жителей тундры. Среди шестидесяти активных участников и пособников повстанцев только 10 являлись «кулаками», 17 были середняками, а 25 — батраками и бедняками9.

Первые акции по подавлению восстания.
Казнь заложников

Двенадцатого апреля 1932 года сбежавшиеся в Волочанку советские работники сообщили РИКу о начавшемся мятеже. На состоявшемся в тот же день совместном заседании президиума Таймырского окружного исполкома и бюро окружкома партии была создана окружная оперативная тройка, на которую было возложено руководство карательными действиями. 12 или 13 апреля из Дудинки в Авам был отправлен отряд. Одновременно с этими действиями властей повстанческое руководство разослало во все концы округа гонцов с распоряжением «хватать всех русских, вершить суд по совести».

Между тем краевые органы не поддержали такого поворота событий. 15 апреля в Дудинку было направлено распоряжение о прекращении административных мер, запрещении создания оперативной тройки и высылки отряда и о развертывании массовой работы по ликвидации «перегибов». Обескураженное окружное руководство было вынуждено телеграфировать Кудряшову свое решение об отзыве отряда.

Будучи дезориентированными этой телеграммой, представители советской власти численностью в двадцать человек, вооруженные лишь семью винтовками, были обложены повстанцами в Волочанке. 19 апреля они получили подкрепление в лице отряда из Дудинки численностью в тридцать человек. На собрании местных коммунистов и членов отряда было решено выступить в тундру на выручку плененным товарищам.

Прибывшие на станок Миронов с целью объяснить «туземцам» бессмысленность их поведения особо уполномоченный Н. Кудряшов, председатель рабочкома «Норильстроя» Хорев и старший милиционер Дрянных были взяты повстанцами в заложники. Затем, согласно сообщению некоторых авторов, оставшиеся бойцы из отряда Кудряшова подверглись нападению, потеряли убитыми двоих, ранеными одного, но захватили в плен трех повстанцев.

Однако, судя по информации, исходившей от восставших, на рассвете 21 апреля члены отряда, открыв огонь по «туземным» жилищам, получили достойный отпор. Захваченный в бою очевидец потом свидетельствовал, что во время перестрелки отряд, потеряв семь человек убитыми и ранеными, бросив оружие, в панике бежал. Окруженными в районном центре теперь оказались тридцать человек, вооруженных двадцатью пятью винтовками и десятью револьверами. Понеся потери, повстанцы взялись за заложников: после шаманского камлания они были жестоко казнены по древнему обычаю — с приданием их телам формы лука10.

Расширение территории восстания,
его кульминация и начало переговорного процесса

Согласно чекистской докладной записке, восстание сначала охватило территорию Авамского района с шестью родовыми советами, 352 «туземными» хозяйствами и населением в 1669 долган, якутов, тунгусов и нганасан обоего пола. Но затем территория восстания расширилась за счет присоединения Хатангского района, состоявшего из шести родовых советов с 368 хозяйствами и населением в 1706 якутов, долган и нганасан. Его население, собравшись в середине апреля по инициативе прибывшего к ним А. Н. Попова, решилось на выступление. Помощь снаряжением и оружием оказал князь Хатангской орды Д. Е. Поротов. Военным руководителем повстанцев был избран К. М. Чарду. 21 апреля они без боя захватили Хатангу.

По призыву шамана М. А. Ямкина повстанцы первым делом перебили советский и общественный актив. Убиты были советские работники Березовский, Игнатов, Николенко, Рогов, Сапожников и учитель Н. И. Замащиков. Около ста жителей (в частности — женщины, радист и бухгалтер) в качестве заложников были вывезены в тундру.

Восстание охватило территорию с населением в 5 000 душ, численность же непосредственных членов «банды» выросла до четырехсот человек, вооруженных винтовками, однозарядными ружьями и дробовиками. В целом за время восстания от их рук, по разным данным, погибли от двадцати трех до тридцати шести советских, партийных и хозяйственных работников. Находясь под впечатлением боя, состоявшегося 20—21 апреля, и выступления Бархатова, поднимавшего воинский дух, повстанцы, по наблюдениям очевидца, стали более смелыми и активными11.

Но их руководство, осознавая, что вскоре придется пойти на переговоры с властями и понести неизбежное наказание, решилось на поиски посредничества и защиты во внешнем мире. 24 апреля их руководители от лица всего повстанческого сообщества составили телеграфное обращение «ко всем европейским державам».

В телеграмме, адресованной высшему органу советской власти, повстанцы заявили следующее: «Признавая советскую власть, как власть трудящегося народа, совершенно не стремясь к ее свержению, мы, туземцы Таймырского национального округа, с первых дней организации такового, начали испытывать тяжесть налогов и небывалый нажим местных властей... Реконструкция нашего хозяйства на социалистических рельсах начала производиться темпами центральных частей Союза, без всякого учета специфических условий Севера. Наложение налогов, платежей, твердых заданий по пушнине, превышающих действительную возможность, неправильное определение классового расслоения, разъезды вооруженных русских, разного рода перегибы национальной политики местных властей среди туземного населения привели к полному негодованию, охватившему в данный момент районы Авамский, Хатангский, Ессейский, часть Якутии. Чтобы избежать дальнейших обоюдных жертв... заявляем о своих намерениях урегулировать все вопросы мирным путем... От имени восставших просим ВЦИК срочно приостановить произвол местных властей, урегулировать вопросы путем переговоров, так как мы от справедливых повинностей в пользу государства не отказываемся. По поручению от народа: от долган — Петров, от тунгусов — Анциферов, от самоедов — Бодалей. 24 апреля 1932 года»12.

Следовательно, обращаясь к окружному исполкому, повстанцы в качестве условия для проведения коллективизации выдвинули принцип добровольности, осуществления разъяснительной работы и учета местной специфики.

Подавление восстания

Осознав серьезность создавшегося положения, власти приступили к подавлению восстания и налаживанию отношений с северянами. За ошибочные действия по отношению к коренному населению и утрату контроля за ситуацией секретарь Таймырского окружкома ВКП(б) А. Е. Пермяков и председатель окружного исполкома А. А. Иваненко были наказаны по партийной линии и переведены на другую работу.

Для ликвидации восстания полпред ОГПУ по ВСК И. П. Зирнис 24 апреля 1932 года дал указание начальнику Игаркского отдела ОГПУ М. Н. Шорохову сформировать вооруженные силы и двинуться с ними в Дудинку. 28 апреля отряд Шорохова прибыл в окружной центр Таймыра, где пополнился новыми бойцами, знающими население восставших районов, а также радистом, врачом и двумя проводниками. В количестве пятидесяти двух человек он выехал в Норильск. 1 мая Шорохов и его уже восемьдесят семь бойцов, сменив лошадей на оленей, направились к местам нахождения восставших13.

Появление чекистского отряда заставило население держаться ближе друг к другу и провести пристрелку винтовок, захваченных на факториях. Бархатов поддерживал их настроения рассказом, что из Якутии на помощь восставшим идет отряд местных жителей. 5 мая повстанцы объявили амнистию пленным, а 6—8-го — одобрили текст телеграмм во ВЦИК, Таймырский окружной исполком и «Всем, всем, всем».

Последняя телеграмма, инициированная русскими повстанцами, написанная Бархатовым и адресованная в Лигу Наций, заканчивалась так: «Во имя всемогущего Бога, мы, угнетенные племена Таймырского полуострова, с мольбой обращаемся ко всем европейским державам о защите и удержании руки властей от несправедливой расправы. Нам хорошо известна цивилизованная забота европейских держав о своих племенах. Через громадные пространства мы, туземцы Русского Севера, протягиваем к вам руки с твердым убеждением, надеждой получить помощь в самое ближайшее время. По поручению туземных племен Таймыра, руководитель движения Р. Бархатов. 7 мая 1932 года»14.

Избранные населением делегаты, в частности Бархатов, должны были доставить текст телеграмм на Диксон, где действовала мощная широковещательная радиостанция, и организовать их передачу в эфир.

К этому времени повстанческая разведка обнаружила приближение чекистского отряда. 9 или 13 мая отряд Шорохова прибыл в поселок Волочанка, где жители, забаррикадировавшись, ожидали нападения повстанцев. Через несколько дней чекисты задержали повстанца — долгана Аксенова, по прозвищу Булу, прибывшего с разведывательными целями. При нем было обнаружено письмо, написанное повстанческим штабом во ВЦИК и Таймырский окружной исполком. Показав задержанному пулеметы и гранаты и пригрозив их применением против населения, чекисты склонили его к сотрудничеству, а затем инспирировали побег. Прибыв к сородичам, он рассказал о предложении советской власти прекратить сопротивление и имевшемся у нее «страшном оружии».

Через несколько дней разведка отряда обнаружила послание, в котором говорилось: «Начальнику отдела ГПУ. Прекратите нас преследовать вооруженным отрядом. Если хотите учинить над нами расправу, мы все встанем на защиту, будем биться до последнего патрона... Руководитель движения всего народа Бархатов, начальник штаба Попов». Продвигаясь в сторону реки Боганиды, чекистский отряд вышел к стойбищу восставших. Окружив его, Шорохов в ультимативной форме потребовал от повстанцев прекратить восстание и начать переговоры.

Оказавшись без руководства в лице Бархатова, который еще 16 или 17 мая с сопровождением и грузом пушнины для подкупа советских служащих покинул стойбище, повстанцы запаниковали. 20 мая 1932 года состоялось собрание шестидесяти двух представителей долган и самоедов родовых советов Авамского района. Согласно же воспоминаниям самого Шорохова, собралось на него до трехсот разоружившихся повстанцев.

Приехавшие представители советской власти объяснили коренным жителям, что они обмануты своими вождями. Заверив население в том, что Красная армия не тронет их, они просили «закончить войну». Внимавшее им собрание согласилось на предложение мира и постановило сдать оружие, вывезти пленных и трупы в Волочанку, а также сообщило о своем решении в национальные советы. Поэтому когда чекистский отряд, преследуя вторую группировку повстанцев во главе с Поповым, 21 мая вышел к их стойбищу, то они в панике бежали далее на север и затем сложили оружие.

Провалилась и поездка Бархатова к радистам Диксона. Возчики, узнав, что «русские» не убивают сдавшихся, покинули делегатов, несмотря на уговоры Бархатова, а проводник отстал. Воспользовавшись безлюдьем, перешедший на сторону повстанцев и вызвавшийся помочь их руководителю на переговорах бывший счетовод из кооперации М. Я-в, вырвав револьвер из рук Бархатова, несколько раз выстрелил в него. Затем начавший было камлать шаман был добит выстрелом из винтовки. На обратном пути предатель ранил подъехавшего проводника.

После разоружения повстанцев в Авамском районе в Хатанге жители также прекратили борьбу и начали сдавать оружие. 18 июня чекистский отряд закончил поход по тундре и вернулся в Дудинку. Затем в адрес ОГПУ и партийно-советских органов округа поступили решения собраний бывших повстанцев Авамского и Хатангского районов, в которых они сообщали о согласии перейти к трудовой жизни и разрешению всех вопросов мирным путем15.

Приостановка коллективизации и подготовка репрессий

С открытием навигации на Таймыр прибыла краевая комиссия, принявшая меры по окончательному подавлению восстания и расследовавшая это дело. Оргкомитет, созданный в Хатанге, отправил к остаткам повстанцев своего представителя, который вручил им письмо с призывом прекратить восстание. Повстанцы согласились подчиниться властям, но выдвинули условие, что советские служащие не будут их «прижимать» и оставят оружие охотникам.

В конце июля Таймырский окружком партии дал местным работникам секретные указания: «Изъятие оперирующих в тундре руководителей банды — Баранкина, Попова, Чарду, Дьяконова, Необутова, Лазарева и других — возможно только путем организации общественного мнения против них... Арест производить весьма осторожно, не допуская его в первые дни появления участвующих в банде, стараясь довести до окончательной сдачи всего оружия повстанцами. Запретить нарсуду в Аваме судить лиц за участие в банде или причастных к ней».

Составленная в январе 1933 года докладная записка заместителя начальника Таймырского окружного отделения Полномочного представительства (ПП) ОГПУ по ВСК Шехнина заключала следующие выводы: «Необходимо всех главарей и активных участников восстания, а также видных шаманов вывезти постепенно из тундры под разными предлогами в зависимости от положения тундры и настроения туземцев. В отношении подозреваемых в пособничестве русских... предложено торговым организациям снять с ответственных работ... а некоторых отправить на магистраль зимним путем, не дожидаясь навигации. <...> Баранкина Степана судить показательным судом в Дудинке нецелесообразно по следующим мотивам: а) на суде необходимо [будет] говорить о перегибах [в деятельности] окружных и районных работников. Это значит подорвать авторитет Окружкому и Окрисполкому; б) настроение туземцев в настоящее время таково, что судить Баранкина и других главарей движения нельзя, так как тут виноваты все туземцы вообще»16.

Рассмотрев материалы дела, Оргбюро ЦК ВКП(б) в конце августа 1932 года приняло постановление «Об извращении политики партии на Крайнем Севере», утвержденное Политбюро 1 сентября того же года. За изъятие оленей у населения без оплаты были наказаны руководители оленеводческого треста, а за форсирование коллективизации — партийная фракция правления «Союзохотцентра». Этим же постановлением было утверждено письмо ЦК ВКП(б) «Об отсутствии руководства, контроля и извращениях политики партии на Крайнем Севере», полученное радиограммой в Дудинке 12 сентября. Наконец, 1 сентября ЦК ВКП(б) принял постановление «О формах коллективизации в районах народностей Крайнего Севера». Согласно этому документу, обобществление оленеводческих хозяйств на Таймыре было приостановлено.

По свидетельству некоторых авторов, Шорохов во избежание голода среди коренного населения и ради возобновления охотничьего промысла пошел даже на беспрецедентный шаг: он раздал жителям оружие и обеспечил их боеприпасами.

Более справедливые отношения, установившиеся между властью и народностями Таймыра, способствовали оздоровлению политического положения и росту колхозного строительства. В августе 1932 года здесь насчитывалось 163 коммуниста, в том числе 55 представителей коренного населения. Перевыборы советов в 1934—1935 годах состоялись при явке 80 % избирателей. Охват же населения коллективизацией в 1931—1935 годы вырос с 3,8 до 22,1 %.

Однако руководство только что созданного Красноярского края было более реалистичным в оценке ситуации, сложившейся на Крайнем Севере. Выступая на Первой краевой партконференции (июнь 1935 года), секретарь крайкома ВКП(б) П. Д. Акулинушкин сообщил, что уровень коллективизации среди северных народностей чуть ли не в два раза меньше, чем в районах с преимущественно русским населением, а оленеводство только начало выходить из кризиса. Если в 1926 году здесь насчитывалось 106 000 оленей, то в 1933 — лишь 60 000, а в 1935 году — 72 000 голов17.

Расправа и послесловие

Успокоив население мирными инициативами, власть выявила бывшее ядро повстанчества, а затем приступила к его наказанию. Ответственными за восстание и убийство советских работников следователи определили одиннадцать человек, подвергнутых задержанию в основном лишь весной 1933 года. Все они с сентября того же года были сосредоточены в Иркутском изоляторе. Из них только пятеро расстреливали пленных. Двое свою вину так и не признали. Отверг ее сначала и С. А. Баранкин.

Но затем он согласился с предъявленным обвинением. Осознав ценность жизни, этот человек проявил себя носителем высоких нравственных качеств и, обладая художественным даром, создал несколько многостраничных рукописей, в которых откровенно рассказал о своей жизни. Еще находясь в Дудинском арестном доме, Баранкин пользовался среди надзирателей такой популярностью и сочувствием, что они передавали его письма на волю и даже советовали бежать.

Четвертого апреля 1934 года коллегия при ПП ОГПУ по ВСК приговорила восемь обвиняемых к высшей мере наказания, а еще троих — к десяти годам лишения свободы. Но тут же, пересмотрев свое постановление, она осудила А. С. и С. А. Баранкиных (отца и сына), М. П. Дьяконова, Ф. В. Необутова, А. Н. и Е. Н. Поповых, Д. Е. Поротова, В. К. Сотникова, Н. Н. Спиридонова, К. М. Чарду и М. А. Ямкина к десятилетнему заключению в концлагере18. В ноябре 1997 года красноярская краевая прокуратура, рассмотрев данное дело, так и не решилась на реабилитацию этих лиц — в связи с причастностью их ко многим случаям насильственной смерти.

Таким образом, полностью игнорируя особенности хозяйственного уклада, быта и психологии коренных жителей, поправ принцип добровольности, коллективизацию на Енисейском Севере начали осуществлять по приказу сверху отряды ОГПУ. Угроза применения оружия по отношению к кочевому населению являлась не только главным средством создания колхозов, но и звучала явственнее, чем в других районах Енисейской Сибири. Причинами повстанчества стали форсирование коллективизации и поведение уполномоченных. Несмотря на предупреждения, власть отказалась от переговорного процесса с населением, сделала ставку на насилие и тем самым спровоцировала смерть многих русских партийцев и активистов.

По мнению некоторых авторов, от других антисоветских и антирусских выступлений северных народов восстание на Таймыре отличалось наличием выдвинутых повстанцами политических требований, свидетельствующих об относительно высоком культурном уровне их вожаков, а также объединением в борьбе за свои интересы представителей нескольких народностей.

Восстание было ликвидировано чекистами «на добровольных началах» и без единого выстрела. Но Таймыр стал единственным регионом на Енисее, население которого путем вооруженного сопротивления внесло существенные коррективы в дальнейшую политику ВКП(б) и советского государства. Только 2 июня 1938 года президиум Таймырского окружного исполкома принял постановление «О передаче колхозам оленей репрессированных кулаков, шаманов, князей» и тем самым дал сигнал к завершению отсроченной коллективизации. Переход к коллективным формам хозяйствования и жизни у северных народов был более длительным и закончился только к 1940-м годам.

Вместе с тем Большой террор не обошел жителей Енисейского Севера. 1 февраля 1936 года был арестован оленевод Д. И. Бархатов, обвиненный в терроризме. Затем состоялись групповые аресты и суды. Только в ноябре и декабре 1937 года осуждению подверглись 169 северян, часть из них была расстреляна, остальные сгинули в лагерях. Тогда же отряд НКВД ликвидировал последнее неподвластное государству таймырское кочевье — «дикую артель» эвенов в районе станка Часовная под Норильском19.

 

 

1 Небольшое селение в сибирской тундре.

2 Государственный архив Новосибирской области. Ф. Р-47. Оп. 1. Д. 248. Л. 155, 157; Д. 900. Л. 108; Д. 901. Л. 163; Д. 909. Л. 10; Папков С. А. Обыкновенный терроризм. Политика сталинизма в Сибири. М., 2012. С. 143.

3 Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. Р-1235. Оп. 141. Д. 767. Л. 3, 6—10, 24—25.

4 ГАРФ. Л. 5—5об., 22, 26; Увачан В. Н. Путь народов Севера к социализму. М., 1971. С.179—180; Трошев Ж. П. Таймырская трагедия // Чекисты Красноярья. Красноярск, 1991. С. 222.

5 Увачан В. Н. Путь народов Севера к социализму. С. 192—194; Рубителев В. В. Причины восстания в Авамо-Хатангской тундре в 1932 году // Енисейская Сибирь в истории России (к 400-летию г. Енисейска). Красноярск, 2019. С. 282—283.

6 Увачан В. Н. Путь народов Севера к социализму. С.185—186, 199; Трошев Ж. П. Таймырская трагедия. С. 218.

7 Открытие Сибири. История взаимоотношений власти и малых коренных народов Севера [Электронный ресурс] / URL: http://www.otherreferats.allbest.ru/moscow/00096501_1.html

8 Архив Управления ФСБ Российской Федерации по Красноярскому краю (АУФСБ КК). Д. 021878. Т. 1. Л. 7, 108, 152—153; Т. 2. Л. 4—5, 117; Т. 3. Л. 35, 42, 114, 123; Трошев Ж. П. Таймырская трагедия. С. 228—229.

9 АУФСБ КК. Д. 021878. Т. 3. Л. 35; Открытие Сибири. История взаимоотношений власти и малых коренных народов Севера.

10 Трошев Ж. П. Таймырская трагедия. С. 219—220, 222—231; Денисов В. Хронология Таймыра. Норильск, 2009. С. 181; АУФСБ КК. Д. 021878. Т. 2. Л. 10, 18; Т. 3. Л. 123.

11 Трошев Ж. П. Таймырская трагедия. С. 232, 238; АУФСБ КК. Д. 021878. Т. 1. Л. 152; Т. 2. Л. 56, 59; Т. 3. Л. 87, 92, 153—154, 226, 230—231; Шлыкова С. А. «Это было на Таймыре». Из воспоминаний Михаила Николаевича Шорохова [Электронный ресурс] / URL: https://taimyr-museum.ru/shlykova-sa-eto-bylo-na-taymyre-iz-vospominaniy...

12 Папков С. А. Обыкновенный террор... С. 146; Открытие Сибири. История взаимоотношений власти и малых коренных народов Севера.

13 Трошев Ж. П. Таймырская трагедия. С. 216, 218, 233—234; Шлыкова С. А. «Это было на Таймыре».

14 Открытие Сибири. История взаимоотношений власти и малых коренных народов Севера.

15 Трошев Ж. П. Таймырская трагедия. С. 234, 236, 239—240, 242; Шлыкова С. А. «Это было на Таймыре»; АУФСБ КК. Д. 021878. Т. 2. Л. 208; Т. 3. Л. 39, 224—226, 230—231.

16 Папков С. А. Обыкновенный террор... С. 148; Открытие Сибири. История взаимоотношений власти и малых коренных народов Севера.

17 Увачан В. Н. Путь народов Севера к социализму. С. 201—203; Государственный архив Красноярского края. Ф. П-26. Оп. 1. Д. 36. Л. 102, 185.

18 АУФСБ КК. Д. 021878. Т. 1. Л. 1, 108—109, 152—154; Т. 2. Л. 75, 92; Т. 3. Л. 310.

19 Стрючкова Л. Таймыр: последнее восстание [Электронный ресурс] / URL: https://goarctic.ru/live/taymyr-poslednee-vosstanie/

100-летие «Сибирских огней»