Вы здесь

Михаил Стрельцов: «Не идти на поводу у читателя!»

Кто был самым великим поэтом второй половины ХХ века, кем является настоящий писатель и можно ли зарабатывать литературой – в интервью писателя Михаила Стрельцова поэту и журналисту Юрию Татаренко.

Михаил Михайлович Стрельцов родился в 1973 году в городе Мыски Кемеровской области. В 1995-м окончил Кемеровский государственный институт культуры и искусств. Поэт, прозаик, член Союза российских писателей, председатель Красноярского регионального отделения Литературного сообщества писателей России (Литфонда). Участник российских литературных фестивалей и форумов, где часто выступает соруководителем семинаров. Автор 13 книг стихов и прозы. Под редакцией и при участии Стрельцова вышло более 250 книжных изданий в Красноярске и Москве.

Что и когда побудило в первый раз выложить свои гениальные мысли на бумагу? Когда их прочитали первые читатели?

— Лет в шесть где-то. Я уже бегло читал (мама научила) и знал, как писать все буквы (только твердый и мягкий знак не выучил). Смотрел сказки по телевизору либо читал, хотелось продолжения — вот сам и придумывал продолжения «Карлсона», «Ну, погоди!», «Приключений желтого чемоданчика», «Трех мушкетеров»... Сам рисовал картинки к ним в тетрадки, переписывал, перерисовывал — думал, что писатели сами всё делают: и пишут, и рисуют, и тиражируют. Потом проставлял цену на тетрадках и продавал родственникам и родителям соседских друзей. С тех пор, можно сказать, в этом вопросе мало что для меня изменилось — всю жизнь в той или иной степени связан с книгоизданием.

— Кто для вас идеальный герой?

— Со временем мой герой выкристаллизовался в среднее между персонажем Урбанского в «Коммунисте» и Крючкова в «Трактористах». Это человек уверенный, надежный, способный на поступок с большой буквы, что не мешает ему и сомневаться в собственной правоте, и ошибаться. Но обязательно неунывающий. Сейчас работаю над книгой рассказов о таких людях, живущих в 50-е, 60-е и до наших дней.

— Стихи продолжаете писать? Для чего прозаику поэтический опыт?

— Литература подобна науке. Она исследует все уголки парадигмы, чтобы нащупать ее слабое место. Разрушить и создать новую парадигму. Зачастую на весь процесс не хватает и физической жизни, потому и возникают всё новые и новые исследователи. Сумасшедший физик тождественен сумасшедшему лирику, то есть процесс обязан забирать человека всего, без остатка. Осознав, что для написания стихов необходимо уйти в это навсегда и полностью, я перестал с ними возиться. Оглянувшись, понял, что ничего особо путного не написал и вряд ли задел предполагает перспективу. А что время от времени само по себе пишется в столбик — так это ирония. Над собой либо над теми, кто считает, что пишет стихи, ничуточки не подозревая, в какую громадину пытается ввязаться.

Насчет поэтического опыта — странный вопрос. Это советская темка — разделять поэтов и прозаиков по номинациям. На самом деле в традиции русской литературы — когда один автор равным образом свободно обращается и с прозой и с поэзией. Кого из классиков ни припомни, от Пушкина до Пастернака, все особо на этой теме не заморачивались. И даже поэты, которых уж в этом невозможно было бы заподозрить, Окуджава и Высоцкий, тем не менее периодически изменяли с прозой.

— Согласны с Высоцким: «Кто кончил жизнь трагически — тот истинный поэт»? Кто для вас настоящий, большой поэт?

— В этом тезисе что-то есть. Глядя, как известные поэты да и мои коллеги, состарившись, становятся пародией на самих себя, зачастую впадая в маразм, подумываешь, что поэтам следует уходить из жизни раньше и, разумеется, красиво. Чтобы запомниться такими — яркими, взлетающими, парящими, а не скукоженными обезьянками. Про настоящих поэтов я уже сказал, что это те, кто целиком посвятил себя процессу развития своего дара и, как следствие, литературы и родного языка. Самым великим поэтом второй половины ХХ века является мало кому известный Лев Таран: сложись обстоятельства иначе, вознеся его на соответствующее место, наша литература пошла бы совершенно по другому пути, а его именитые ровесники-шестидесятники нервно бы курили на обочине.

Что читаете, как меняются ваши литературные пристрастия?

— Можно сказать, что я не читаю современную литературу. И тем не менее я ее читаю невероятно много. То есть я не рвусь обязательно прочитать новенькое, модное: профессия редактора и книгоиздателя обязывает читать как раз то, что еще в рукописях, что еще не стало книгами. И порой на мне ответственность решать, что литературой является, а что не имеет к ней отношения. В отличие от нормального читателя мне приходится читать и ту гору мусора, которую вряд ли потом кто встретит в книжных магазинах.

— Вы работаете много и плодотворно как литературный редактор, издатель. Зачем? Что это за проекты?

— Как написал публицист Евсей Цейтлин, настоящий писатель — это прежде всего хранитель культуры. Особенно тяжел, но и необходим этот труд в провинции. Помимо поддержки публикациями земляков, с группой единомышленников мы издаем и книги наших ушедших писателей, помогаем дебютировать молодым авторам. Считаю, что пока все идет удачно, поскольку в наш книгоиздательский молох стали стремиться авторы из Иркутской области, из Москвы, есть перспективы работы с авторами, живущими за рубежом.

— Как попасть в ваши проекты?

— Большинство прошли некое горнило, посещая литературные объединения, семинары нашего литературного фестиваля «Книга. Ум. Будущее», всероссийские и сибирские форумы молодых писателей, участвовали в литературных фестивалях, то есть как-то себя проявили сами, чтобы быть замеченными. Как правило, те, кто просто сидит и ждет, когда на них свалятся всевозможные «ништяки», не способны к созданию собственной книги. Ведь мало просто текст написать — необходимо наладить взаимодействие с редактором, корректором, художником, дизайнером, типографией. Не желающие идти на контакт и искать компромиссы в рабочем диалоге вряд ли смогут чего-то добиться в этом направлении.

— Вы регулярно бываете на различных российских писательских форумах. Чем отличается Красноярск от других литературных территорий?

— Наши писатели более пассивны, выдавая свою самоуверенность за некий сибирский колорит. И сами не рвутся в поездки — общаться с коллегами, и игнорируют их мероприятия, когда те приезжают к нам. Сейчас время активных интеграций, без которых не найти дорогу к широкому кругу читателей. Благо, что молодежь наша это отлично понимает и не продолжает традицию варки в собственном соку в надежде, что «сами предложат и сами все дадут» — как все же иронично написал Булгаков.

— В то же время многие завидуют, что именно в Красноярске ежегодно проходит КРЯКК*..

— Особо не знаю, чему тут завидовать. К КРЯККу я отношусь прохладно, поскольку там традиционно игнорируют красноярских авторов и красноярскую литературу. В 2017 году нас в кои веки пригласили принять участие в ярмарке, но не предоставили микрофоны, в результате мы все охрипли. Однако книготорговое сотрудничество из года в год продолжается, мы регулярно получаем от Фонда Прохорова площадку, чтобы предлагать там наши новинки. А предложить есть что. Только в прошлом году усилиями местного представительства Союза российских писателей выпущено 30 книг, и это далеко не предел. Впрочем, если бы этого не было, лично я бы не расстроился, поскольку считаю, что это не ярмарка нам нужна, а мы ей — для полноты картины.

— А читателю интересна современная литература? И каков он, нынешний читатель?

— Как правильно замечено выше, жизнь идет настолько интенсивная, что некогда составлять фоторобот читателя. Маркетологи ведущих книгоиздательств давно почему-то решили, что это подсевшие на мыльные оперы домохозяйки, поэтому и появились многие тонны книжной макулатуры. Но настоящие читательские потребности заставили в последнее время пересмотреть отношение к читателю, выработанное в 90-х. А я точно знаю, что идти на поводу читательских желаний — это разрушительный путь для литератора. Читательский вкус формируется непосредственно под влиянием высокохудожественной литературы. Ну, а кто хочет развлекаться чтивом — для тех давно имеется своя обширная ниша.

— Существует ли сегодня писательская дружба? И если да, то что в ее основе?

— Собственно, это и есть основа литературных процессов. Рыбак рыбака... Человека можно полюбить, не будучи с ним знакомым, за текст. С близкими по духу и общаться гораздо интересней. И полезней.

— В Красноярске выходят сразу два литжурнала: «День и ночь» и «Енисей». Чем они различаются?

— С трудом и болью возрожденный «Енисей» (в качестве все же альманаха) традиционно краеведческий, его задача — история и литература края, в то время как «День и ночь» изначально создавался и продолжается как всероссийское издание.

— Чем зарабатываете на хлеб насущный?

— Писателя следует приравнять к научному сотруднику, поскольку он занимается сохранением и развитием в своей отрасли знаний. В частности, культуры и языка. Пусть для кого-то писательство — хобби, но для большинства, кого знаю, это — профессия. За которую в основном не платят. Оттого все движется на энтузиазме. А в наше время, имея желание, заработать можно и чем-либо другим. Тут зависит что главнее: профессия или заработать. Увы, это сейчас не совпадает.

— Какой этап вашей жизни считаете наиболее интересным?

— После сорока лет жизнь только начинается! И это действительно так: все самое интересное происходит со мной именно в последние годы. Кризис среднего возраста закончился, и можно уже получать удовольствие от жизни и процесса работы.

— В какую цель ежедневно метит Михаил Стрельцов?

— Моя первая жена утверждала, что «на литературе денег не заработаешь», но так получается, что живу опровергая этот тезис. А попутно делаю людей счастливыми, выпуская им книги. Или в крайнем случае веселю шутками. Сделать как можно больше людей счастливыми — это ли не самая благородная цель?

Юрий Татаренко
Фото из личного архива М. Стрельцова

 

* КРЯКК — Красноярская ярмарка книжной культуры (прим. ред.).

100-летие «Сибирских огней»