Неотложная помощь

* * *

Помню, как меня наставлял отец:
Закрывай глаза, и считай овец!
Кинескоп дымил, не успел остыть,
А Харламову ещё жить и жить.
Ухал мяч в забор, я пугал ворон.
Ветер дул во двор с четырёх сторон.
Если б я считал перед сном слонов,
Я бы душу свил из прекрасных снов.
Сквозь волшебный шар я б на мир глядел,
Я бы свил судьбу из великих дел.

Но мерцал фонарь, и стелился дым.
Тот, кто брал Берлин, был едва седым.
За оврагом кран подавал раствор,
И считал овец перед сном весь двор.
Наставлял сосед: поминай войну,
Две 0.5 бери, горсть земли одну.
Не родит земля, вся в поту на штык.
Не в чести коньяк, не в чести шашлык.

Года два назад умер мой отец.
Эта весть пришла от чужих сердец.
Эта весть пришла два часа назад.
Засыпай сынок, закрывай глаза.

Ты плачешь, а я — в утешенье — смеюсь,
Ведь ты уезжаешь, а я остаюсь.

Как два бегемота, мы трёмся боками,
Пакуя в коробки тома Мураками.

Как девушке жить без трудов Мураками?
Смешались носки с носовыми платками,

Последние фото и первые фото,
Любовь и разлука — земля и пехота,

Любовь и обида, решимость и жалость,
Не как у Облонских, но как-то смешалось.

Настенные карты животного мира,
Плакат Арагорна, набор транспортиров,

Пластмассовый аист, дискеты, помада,
Лягушки, ракушки, открытки — всё надо.

Засыпаны стулья, столы и кровати,
Я в россыпях этих как бомж в сладкой вате.

Ты всё бы оставила мне на храненье,
Как радости стружку, как стихотворенье.

Оставишь, а я позабуду про них...
Вон аист уже головою поник.

Ты выбросишь всё, если я помогу!
Есть веник, скребок, но и я не смогу.

Железный скребок, а мы сентиментальны,
У нас Мойдодыр всё не выйдет из спальни.

Мы просто играем, как в фанты — азартно.
Ты едешь совсем, мы простимся: «до завтра».

Присядем. Да что уж, приляжем некстати
Среди барахла у разбитой кровати.

Нам в кайф кавардак, нам порядок противен!
В оконный проём в золотой паутине

Сентябрь подмосковный дохнул мне в лицо:
Три пятиэтажки, качели, крыльцо…

Вон там мы купили большой «медовик»,
А здесь две зимы простоял снеговик.

Я в городе этом родился и вырос,

Играл в шахматишки в штанишках на вырост.

А ты из Смоленска — «Ты помнишь, Алёша,
Дороги Смоленщины?» Как мы — хороший! —

Друг другу тогда говорили, ты помнишь?
Наш вечный огонь, неотложную помощь...

Душа холодела, немела рука,
И Галич нам пел: как плывут облака.

А мы… торговали тогда в электричках.
Ты куришь от «пьезо», я куришь — «от спичка».

Какие билеты? Когда мы платили?!
Мы ядом вокзальным здесь души коптили!

Усталым народом набиты вагоны.
Ты тащишь пакет, шоколадом гружённый.

Бабаевский! Красный Октябрь! Озёрский!
Потом с книжкой Быкова до Белозёрки.

Промёрзшие тамбуры, чёрные ели…
Ты помнишь всё это. А я еле-еле.

Любые постели мне будут колоться,
Я буду в ночи как Иаков бороться.

Вернутся скворцы, и синицы вернутся.
У нас не получится не обернуться.

До боли под сердцем нам будет икаться,
И будет аукаться и откликаться.

Ты будешь верблюдом меж адом и раем.
Я буду твоим караваном-сараем.

Ты смотришь с прищуром, ты смотришь с порезом.
Возьми витамины, там бром и железо.

Я всё уложил, увязал с перехлёстом.
Возьми зажигалку, возьми перекрёсток,

Возьми во дворе смех вечерних качелей,
Он может быть кстати в последний сочельник.

…Ты села в машину, захлопнулась дверь.
Мы просто играем, ты веришь? Не верь.