Вы здесь

Переписка Н. Н. Яновского и В. П. Астафьева. 1965–1979

Продолжение
Файл: Иконка пакета 07_perepiska.zip (54.21 КБ)

16.IX.1972.

 

Дорогой Виктор Петрович!

Получил Вашу такую объемную книгу и порадовался — «Пастух и пастушка» в ней есть и все остальное не менее значительное. Спасибо за такой великолепный подарок! Все-таки кое-что пробивается, и это вселяет хоть какую-то надежду. Не все так мрачно под луной.

Когда я получил телеграмму, то очень пожалел, что не смог Вас повидать, т. к. получил я ее через несколько часов после того, как поезд прошел. Я был на даче, приехал утром, чтобы встретить сына из Москвы — телеграмма лежала у соседей с вечера прошедшего дня. Очень жалел.

В октябре я буду в Москве — не будет ли у Вас там какое-нибудь заделье? У меня будет какое-то заседание критиков, но я думаю пожить недели три-четыре, так как хочется поработать в библиотеке и в ЦГАЛИ.

Посылаю Вам только что вышедшую книгу «Лидия Сейфуллина» [1]. Издали ее хорошо, а главное 20.000-ым тиражом — это ответ на поклепы против меня направленные. Поистине — не имей сто рублей… Теперь я год могу жить безбедно и спокойно работать.

Кстати, я для «Нашего современника» написал статью листа на полтора, называется она «Владимир Сапожников» [2]. Получил от Е. Метченко [3] ответ: статью планируют на № 12 этого года. Ах, как бы хорошо, чтоб об этом не забыли, чтоб ее не задвинули! Сейчас мне это важно во многих отношениях — Вы это хорошо понимаете.

В «Дружбе народов» идет, как сообщили, моя рецензия на Ваши «Затеси», написанная по их заданию, но конечно, по моей инициативе — я писал Баруздину [4].

В «Дальнем Востоке» обещали напечатать статью на 2 п. листа «Дмитрий Нагишкин» [5]. «Урал» заказал статеечку о Викторе Потанине, каковую я сейчас пишу. Кроме того, мои рецензии идут в «Звезде», в «Вопросах литературы», в альманахе «Сибирь». На моем столе злополучный том «Литературного наследства Сибири», посвященный В. Зазубрину [6]. Это — сигнал, теперь подписанный к печати. И я вплотную сажусь за трудоемкую подготовку третьего тома. Из второго тома при содействии Коптелова, Никулькова, Смердова [7] и других (работников обкома) изъяты ценные статьи и материалы. Некоторые из них были опубликованы, другие — я верю — будут опубликованы, не всюду же такие оголтелые «охранители», как в Новосибирске. А самое главное: охраняя читателя от «зловредного» влияния Зазубрина-Яновского они фактически тормозят развитие советского литературоведения. Тем не менее, в томе осталось немало ценного — ну хотя бы рассказ «Бледная правда» и мой его анализ. (Том я пришлю — и очень советую прочесть этот рассказ, если не читал ранее по журнальной публикации в 1923 году.) Сохранились некоторые интересные письма и воспоминания, я уже не говорю о блистательной для того времени «Литературной пушнине».

К столетнему юбилею Вяч. Шишкова [8] я составляю книгу его сибирских сочинений — многое не вошедшее в его соб<рание> соч<инений>. Это листов на 30 с моим предисловием и комментарием. Юбилей будет отмечаться в 1973 году. В Москве я буду занят главным образом Вяч. Шишковым. Из всего этого ты видишь, что я не сижу сложа руки да и не намерен этого делать.

Занимаясь историческими делами, я не хочу отрываться от критики, от современности. Хочу сделать анализ «Пастуха и пастушки» на фоне нашей военной прозы, примерно так, как я написал о «Соленой Пади» — на фоне литературы о гражданской войне [9]. Но это дьявольски трудно. Буду думать.

В книге о Сейфуллиной есть страницы, звучащие злободневно. Это кое-что из ее эстетических взглядах (так в тексте. — В. Я.), анализ повести «Встреча», полемика моя с В. Кардиным [10]. Не сама полемика, а кое-что с нею связанное. Первое издание книги — 1959 г. в «Сов<етском> писателе». Ясно же, что через 12 лет и я вырос, книга стала лучше.

Живем с Ф<аиной> В<асильевной> вдвоем — дети и внуки далеко. Живем неподвижно, мало с кем встречаясь да и занят я сейчас очень. У детей, конечно, тоже не все так, как хотелось бы, но тут ничего не поделаешь: живут они по-своему и принимают безоговорочно только материальную помощь.

Марии Семёновне и тебе от меня и ФВ большой привет.

Обнимаю

Н. Яновский

 

1. Яновский Н. Лидия Сейфуллина. Критико-библиографический очерк. 2-е изд., доп. — М.: Худ. лит., 1972.

2. Яновский Н. Грани таланта. О рассказах В. Сапожникова // Наш современник. — 1973. — № 2.

3. Очевидно, Метченко А. И. (1907—1985) — литературовед, критик.

4. Баруздин С. А. (1926—1991) — прозаик. С 1965 г. — главный редактор журнала «Дружба народов».

5. Яновский Н. Дмитрий Нагишкин (творческий портрет) // Дальний Восток. — 1973. — № 5. Нагишкин Д. Д. (1909—1961) — прозаик. Потанин В. Ф. (р. 1937) — прозаик.

6. Зазубрин В. Бледная правда // Сибирские огни. — 1923. — № 4. Его же. Литературная пушнина // Сибирские огни. — 1927. — № 1.

7. Коптелов А. Л. (1903—1990) — прозаик, публицист. Никульков А. В. (1922—2000) — прозаик, критик, публицист, главный редактор «Сибирских огней» в 1976—1987 гг. Смердов А. И. (1910—1986) — поэт, прозаик, критик, очеркист, главный редактор «Сибирских огней» в 1965—1974 гг.

8. Шишков В. Я. (1873—1945) — прозаик, драматург.

9. «Соленая Падь» — роман С. П. Залыгина. Яновский Н. От «Двух миров» к «Соленой Пади» // Сибирские огни. — 1969. — № 11.

10. Повесть «Встреча» (1925). Кардин В. (Э. В. Кардин) (1921—2008) — критик, прозаик, публицист.

* * *

27 сентября 1972 г.

 

Дорогая Фаина Васильевна!

Николай Николаевич!

Как я рад был нашей встрече и книжке о Сейфуллиной, так изящно изданной. Кстати, я о ней мало читал, вот и почитаем.

А больше всего меня порадовало, что Николай Николаевич «в форме», что трудится, — как видно, нашего брата не так просто извести и убить, его еще труднее повалить — это даже жирующие при обкомах знают — прихвостни начинают понимать и считаться кое с кем и кое с чем.

И успокоили Вы меня. Хорошо, что опоздали телеграмму получить — и так был изнурен болезнью и страданиями умирающего брата, что перепутал все и вместо станции Новосибирск предположил Тайгу и прозевал Ваш город — отупел потому что, да и поздно проходил поезд, да и стоянка всего 12 минут, что за это время переговоришь?!

Я, как и Вы, всякие горести и неурядицы топлю в работе и очень напряженно работаю все лето над одной вещью в 2 листа — «Ода русскому огороду» [1] — это и по названию чувствуется, вещь философская, но очень земная, немножко высоким «штилем» писанная, ода земле нашей, клочку, который нас вскормил, а главное, горесть о том, что исконно-человеческое назначение мы утратили, а то, что обрели мне и моему герою — далёко, чуждо. И, если есть еще радости, то они в приобщении к земле, в тоске по истинно любившим тебя близким людям, но уже разобщенным цивилизацией.

Работа была очень сложная, снова для меня новая и по-новому сделанная, и всего она меня, да утраты эти последние, вымотала и решил я хоть раз отдохнуть по-человечески — поедем с Марией Семёновной на юг, там нас знакомый один сулит к истинным горцам свозить, в истинные горы, а затем поживем срок в доме творчества Гагры — не все там бездельникам жировать. Попробую ничего не делать, но, наверное, это не удастся, сделался совсем графоманом и тогда только полон радости, когда прет работа, да и мусора в голову меньше прет — он сгорает весь в башке или отметается, как что-то ненужное и докучливое.

Вот только контуженая голова болит все больше и больше, да и сердчишко стало что-то барахлить, а хочется перетянуть за пятьдесят — не так уж далеко, всего два года осталось ведь: «И не от старости умрем, от старых ран умрем…»

Как это точно и страшно сказано! Роман по этому поводу лежит, не было времени притронуться к нему, лишь изредка всуну заметку какую в папку или набросок.

Недавно с небольшой бригадой мотался по Томской области на пароходе и вертолете — обскакали с лишком полторы тысячи верст и впечатлений много, но и усталости не убыло, а даже наоборот. Однако кое-что для романа (герои родом с нижней Оби) я подметил — и это главное. Были в нашей бригаде три новосибирца — главный редактор издательства и два редактора — ребята компанейские, богатые умом и биографией, а какие в деле — Вам лучше знать. Редакторы, и Прашкевич Гена, и Женя Городецкий [2], книгу которого я сейчас с удовольствием читаю, по-современному умные, глубоко мыслящие и пообщаться с ними интересно и полезно.

Я тоже ведь живу затворником больше — в Москве мало где бываю, Александр Николаевич умер [3], и после него как-то не находится собеседника открытого и умного, все с подковыром да завистью, да ерничеством — я уж устал от этого и избегаю прежних знакомых, особливо пишущих, останавливаюсь все больше у своего друга художника Жени Капустина и мне с ним вольно и хорошо.

Уезжаем мы из дому 30-го сентября, а вернемся уже после праздника, зимою. Жаль, что не повидаемся, но надежды терять не будем, — как-нибудь случитесь в Москве еще и подскочите, здесь ведь близко. Ну, крепко Вас обнимаю и целую, от Марьи Семёновны поклон вам обоим низкий.

Ваш В. Астафьев.

Писал ли я Вам свой дом<ашний> телефон? 2-21-07

Это на всякий случай.

 

1. «Ода русскому огороду» опубликована в журнале «Наш современник» в 1972 г., № 12.

2. Прашкевич Г. М. (р. 1941) — поэт, прозаик, переводчик. Городецкий Е. А. (1934—2005) — прозаик.

3. Макаров А. Н. (1912—1967) — критик, зам. главного редактора «Литературной газеты» (1948—1951), главный редактор журнала «Молодая гвардия» (с 1956).

* * *

2.XII.1972.

 

Дорогой Виктор Петрович!

Перед самым отъездом в Москву получил я Ваше письмо, а ответить не успел — торопился окончить статью для «Урала» о В. Потанине (по их заказу). Как она им поглянулась — не знаю, не пишут. А в Москве я прожил почти месяц (и Ф. В. со мной была), жили мы у сына, занимались, истосковавшиеся, внучкой, существом прелестным. Ей скоро два годика стукнет, бегает, балует и лепечет она презанятно. Увидел в Москве Ваши книги — купил, но, увы, она до них еще не доросла. У Вас, кроме повестей, которые я получил — спасибо! — еще где-то, что-то вышло. Радуюсь за Вас — издавайтесь, раз издают, теряться не надо, такое случается не часто, а писатель должен жить, не нуждаться ни в чем — ведь вокруг него «питаются» тысячи, а гос. изд-во за его же счет богатеет и ничуть не меньше, чем какой-нибудь частный издатель в давно прошедшие времена.

Был в «Нашем современнике», разговаривал с С. Викуловым [1]. Не знаю, как я ему, а он мне «поглянулся» редакторской деловитостью. Статью мою печатают в № 2 (о Сапожникове), заказали мне (я сейчас пишу книгу) статью о Вяч. Шишкове (в IX 1973 г. ему будет 100 лет) и договорились мы об обзоре журнальной прозы 1973 года — о современности. Делал я когда-то такой обзор (книга «С веком наравне», 1965), попытаюсь еще раз, а вдруг удастся что-то дельное сказать. Да и нос утру «Сиб. огням» — пусть не думают, что без них я никуда.

Вышел, наконец, многострадальный зазубринский том «Наследства» [2]. Хочешь, вышлю? Есть интересные вещи, знать о которых полезно и сегодня. Обгрызли его «охранители» всех рангов, все оказались знатоками эпохи 20-х гг., Зазубрина, все лезли с поправками, не хватало одной тети Даши, уборщицы, а так все тома оставили свой «исторический» след.

В Москве свои заботы, наслушался я там всякого, чаще всего мало утешительно. Унтеры Пришибеевы подняли голову и действуют, процветают.

Почитал я нашумевший «Август 1914 года» [3] (огромная рукопись в 600 с гаком страниц) и не увидел в нем клеветы на русский народ, как об этом известила «Лит<ературная> газета», печатая какого-то иностранного «знатока» русской истории и русского народа. Это добротная проза, не хуже всякой другой у нас издающейся. Роман уязвим в другом плане — в плане его афишируемой религиозности, якобы органически свойственной русскому народу. Религиозность, разумеется, есть, но не больше, чем у всякого другого народа, и не следует это «свойство» его мировоззрения народу русскому навязывать. Христианнейшим из христиан он никогда не был, это, пожалуй, вернее. Издали бы этот роман здесь, сказали бы, что в нем хорошо, а что плохо, раздолбали бы христолюбие его — и не было бы такого международного хая вокруг этого произведения.

Болтают, что самый «знаток» из «Литературки» романа не читал, а подписал какой-то кем-то приготовленный текст, и сам сейчас не рад. Распространяют также слушок, что автор романа сам еврей и по-еврейски (из тех, что бежали в Израиль) себя ведет. Словом, некрасивый шум, под который и идет «завинчивание гаек» в области литературы, в области общественных наук. И хочется после этого сказать по-гоголевски: «Грустно на этом свете, господа!»

Приехал я и занялся работкой, увяз в ней по уши и никого-то мне не хочется видеть, исключая, разумеется, моих друзей. Никуда не хожу, нигде не выступаю, хотя и получал всякие приглашения. Работа — вот что главное, исцеляющее, на будущее рассчитанное. Ах, если бы знать, какое оно, это будущее, из кого составленное!

Пишите, не забывайте. Марии Семёновне поклон.

Привет сердечный. Обнимаю. Н. Яновский.

 

1. Викулов С. В. (1922—2006) — поэт, главный редактор журнала «Наш современник» (1969—1989).

2. Литературное наследство Сибири. Т. 2. Владимир Яковлевич Зазубрин. Художественные произведения, статьи, доклады, речи. Переписка. Воспоминания о В. Я. Зазубрине. — Новосибирск: Западно-Сибирское книжное издательство, 1972.

3. «Август 1914» (1971) — первый роман эпопеи А. Солженицына «Красное колесо».

* * *

(На открытке, без даты)

 

Дорогие мои Фаина Васильевна!

Николай Николаевич!

Поздравляем вас с Новым годом! Здоровья, сил и мужества для работы, доброй зимы, теплого лета и мира под крышами всех русских домов и над всей Россией!

Целую, всегда Ваш В. Астафьев

Новосибирск-102, ул. Восход, дом 18, кв. 23.

г. Вологда, 4 —

В. Астафьев.

* * *

2 марта 1973 г.
(Отв. 7.III.73)

 

Дорогой Николай Николаевич!

Извините, пожалуйста, что долго не писал Вам, почти всю зиму проболел — сперва грипп, который тут метко назвали: — «дружба народов», видно, всю свою заразу эти «дружные народы» собрали, чтоб нас уморить! Болел тяжело, с осложнениями и лишь недели две назад стал работать, и заболел в Новый год.

На эту зиму возлагал много надежд, хотел дописать роман, но он лежит запылившийся, остывший, а разогревать вновь вещь и душу очень неловко и тяжело. Для «разгона» взялся написать кое-что из поездок на родную Сибирь. Я ведь никогда ничего не пишу, но лишь очень уж наболело и повело меня далеко и глубоко, получается очень сердито и больно.

Однако сил еще мало, после болезни и «пар» быстро вышел, даже черновик не закончил. Вот поеду дня на три на лед, отдышусь и дальше продолжу эту, кажется, интересную и очень увлекательную для меня работу под названием «Царь-рыба» и с подзаголовком «рассказы у костра». Надвигается пятидесятилетие, подготовил «Избранное». Многое пересмотрел, перетряс и иное, «Звездопад», к примеру, почти наново переписал, дабы можно было их «рядом» с «Пастушкой» ставить, а «Пастушка» моя так нелегко и больно мне дается, делая мне хитрую услугу — теперь все мое меряют ею, а я пока дотянуться до нее не могу, и смогу ли? Кажется, в «Оде огороду» местами лишь…

Вчера только прочел Вашу статью о Володе Сапожникове [1]. Хорошая статья, взыскательная и ко многому обязывающая. Кабы только не осердился на Вас Володя, что, лихо вы с нами всеми его сверстали! Ревнив он к нам, зело ревнив, хотя и не к чему бы ревновать-то. Валя Распутин [2] лучше и лучше пишет, что мне теперь, вешаться, что ли? Наоборот, радостно, что идет парень плечом подпереть одряхлевший лит. дом и завшивевшую лит. шубу вытрясает. Пишу предисловие к однотомнику Вити Лихоносова [3] и никак не могу написать — не поглянулась мне его последняя повесть «Чистые глаза», вещь, для Вити, печальная и где-то даже самоподражательная. Вот и сбила она меня с толку. Не возьмусь больше никому эти предисловия писать, будь они неладны! Весь измучался. Летом собираюсь в Сибирь на Нижнюю Тунгуску. Кланяюсь Фаине Васильевне! Вас обнимаю. Мария Семёновна шлет свое почтение. И поклон. Ваш — В. Астафьев.

 

1. Сапожников В. И. (1922—1998) — прозаик.

2. Распутин В. Г. (1937—2015) — прозаик, публицист.

3. Лихоносов В. И. (р. 1936) — прозаик, публицист.

* * *

23.III.1973.

 

Дорогой Виктор Петрович!

Очень обрадовался Вашему письму — уж думал, не случилось ли что. Грипп — штука свирепая и у нас тут многие переболели, я в том числе — весь январь провалялся. Однако потом засел за стол и к началу марта окончил статью о Вяч. Шишкове, которую обещал С. Викулову. Выслал я на суд редколлегии ее на днях и жду приговора.

Хорошо, что взялись за роман — самый популярный жанр. Не одному же А. Иванову «блистать» в этом жанре. Наверняка он сидит сейчас над очередным сорокалистным творением.

У нас с Вами юбилей будет в один год — Вам 50, мне 60. Радости, признаться, мало, но все же невольное подведение итогов. Задумываешься, что ты есть и что сделал и сделал ли как надо. Самое ужасное — опыт растет, а силы угасают… Еще одно из противоречий земной жизни.

С Новосибирской писательской организацией я, можно сказать, расплевался. Вот уже полтора года никуда не хожу, никакие собрания не посещаю. Не хочу видеть эти противные самодовольные рожи предателей и карьеристов Никулькова, Смердова и других активных деятелей нашей организации! Мне и без полемики с ними хватает работы, да и есть ли нужда с ними полемизировать — их продажная сущность ясна. Работаю над книгой «История и современность» [1], завершаю книгу ЛНС (том 3) [2], начал монографию о Вяч. Шишкове.

Такому же остракизму подверг писат<ельскую> орг<анизацию> и В. Сапожников, уже считают, что «блок Яновского-Сапожникова» даже своим отсутствием «нарушает мирное и согласное» течение жизни организации. Статья о нем в «Нашем современнике» подлила масла в огонь. Но вот беда: самые пассивные члены «дружной семьи» писателей Новосибирска оказались, пожалуй, самыми активными писателями творчески. Видимо, это обстоятельство и заставляет господ-товарищей искать с ними контактов, налаживать с нами деловые отношения. Отнюдь не желаю им успеха в этом деле.

Повесть В. Лихоносова еще не читал, зато повесть В. Тендрякова [3] в «Современнике» поглянулась мне чрезвычайно. Видимо, со временем буду писать.

Жить в Новосибирске стало мне все трудней, а главное, все неинтересней. Я охотно куда-нибудь перебрался бы, но вот вопрос: куда? Вяжет меня по рукам и ногам тема — сибирская, «Лит. наследство», которое вырастает в значительное предприятие, особенно когда выпущу тома, посвященные Ядринцеву и Потанину [4]. Теперь для меня это дело чести. И фигуры по сибирским масштабам стоят того, чтоб ими занялись всерьез как о писателях (так в тексте. — В. Я.).

Марии Семёновне от ФВ и меня поклон и привет. Вас я обнимаю.

Ваш Н. Яновский.

 

P. S. Статью Л. Якименко в «Новом мире» читал [5]. О «Пастушке» он пишет мягче, чем их предыдущий автор. Но он так же, как тот рецензент, не понял повести. И Вы правы, что меряете все свое по этой достигнутой уже высоте. Так и поступает настоящий писатель.

Н. Я.

1. Яновский Н. История и современность. Вяч. Шишков. Ф. Березовский. В. Зазубрин. Дм. Нагишкин. С. Залыгин. В. Астафьев. В. Сапожников. В. Потанин. — Новосибирск: Западно-Сибирское книжное издательство, 1974.

2. Литературное наследство Сибири. Т. 3. Фёдор Бальдауф. Арсений Жиляков. Степан Исаков. Антон Сорокин. Всеволод Иванов. Фёдор Лыткин. Другие публикации. — Новосибирск: Западно-Сибирское книжное издательство, 1974.

3. Тендряков В.Ф. (1923—1984) — прозаик.

4. 4-й (1979) и 5-й (1980) тома «Литературного наследства Сибири» посвящены Н. Ядринцеву, 6-й (1983) и 7-й (1986) — Г. Потанину.

5. Якименко Л. Литературная критика и современная повесть // Новый мир. — 1973. — № 1.

* * *

19.VIII.1973.

Дорогой Виктор Петрович!

Я все ждал, что Вы заедете в Новосибирск, зайдете ко мне, и мы вдосталь наговоримся. Но пути Ваши, о которых я наслышан, не перекрестились с Новосибирском, и вот я вынужден писать. Не потому «вынужден», что это мне тяжело или неприятно — совсем напротив, — давно собирался, — а потому, что предпочел бы встречу.

Храню один экземпляр своего разросшего<ся> «Предисловия» к красноярской книге Вашей, а куда послать — не знаю. Дома ли Вы? Хочу все-таки показать статью Вам, прежде чем она будет где-либо опубликована. Послал ее в «Наш современник» по их согласию, пока не знаю, как они с нею поступят, может быть, так же, как со статьей о Вяч. Шишкове.

Веду затворнический образ жизни, так как пишу и пишу — все для книги, каковая запланирована на 1974 год и тоже к моему юбилею (60! Уф!).

Были ли Вы в Томске, куда собирались? Все ли там прошло хорошо, если были? Я ведь тоже туда собирался, да заболел и провалялся целую неделю.

Марии Семёновне большой привет

Обнимаю

Ваш Н. Яновский

* * *

1-го сентября 1973 г.

 

Дорогой Николай Николаевич!

Отвечаю на Ваше письмо эвон откуда, аж из Винницы! Занесло меня на Украину «творчество», делал с режиссером сценарий по «Пастушке», надеясь потом поездить по местам боев, поглядеть, подумать и как-то «стронуть» с места остановившийся роман, а вместо этого подхватил воспаление легких, да сильное, и вот уж более полумесяца лежу в больнице, вдали от дома, где мечет икру и с ума сходит моя и без того заполошная жена, известная Вам Мария Семёновна и я боюсь, чтобы и она не свалилась.

Всегда в больницах я «скрашиваю досуг» тем, что читаю и пишу и что этого делать нельзя, что-то разболелась голова. Оно, правда, читать-то вроде бы и ни к чему, вроде бы уж совсем на пороге те времена, о которых покойный Яшин [1] сказал, что-де придет такое время, когда талантливым людям будут деньги платить, только чтоб они ничего не писали…

Какой-то ужас! Вовсе уж загоняют в гроб и рыло еще не чешут, но уж видны сжатые кулаки бездари, желающей это сделать. Особенно рвутся расквасить всем рыла отставные майоры и полковники сомкнутым строем ворвавшиеся в литературу. Мне казалось, что уж хуже, чем есть быть не может, оказывается, может — накатывают волны, в которых видны щепки разбитых в 37-м году кораблей…

Год у меня паршиво начался, с больницы, паршиво и идет. На Енисей съездил плохо из-за своих филантропических черт характера, на Украине «хвиаску», как тут говорят, потерпел и теперь уже имею диагноз — «хроническая пневмония» — это значит все время остерегаться простуды, осложнений…

Ну, что делать, что делать?!

Без меня навестил мою Марию Семёновну, объезжающий страну на велосипедах здоровый и полнокровный писатель В. Сапожников и повел машину дальше на Новгород и Псков, так сказать, в сердце России — дабы хоть на время расстаться с рекой Коёном и воспетой им, на берегу оного, чинарой или осокорем погубленном современными злодеями, но взамен оного массивных лазарев (?) аж целую рощу в городу насадил!..

Плохо стал писать Сапожников, скатился до неприличной беллетристики, борясь с неудачеством. Сам себя перехитрить хочет, а вот Женя Носов [2] между тем выдал «Десять рублей…», несмотря ни на что. Очень здорово выдал, по самым сусалам кулачищем!..

Статью присылайте домой. Я скоро улечу домой, уже билет заказан. Низко кланяюсь Фаине Васильевне и обнимаю Вас! — Ваш Виктор Петрович.

P.S. В Томске я не был, что-то и не тянет.

 

1. Яшин А. Я. (1913—1968) — поэт, прозаик.

2. Носов Е. И. (1925—2002) — прозаик.

 

* * *

30 сентября 1973.

 

Дорогой Николай Николаевич!

Залежался я тут, в больницах-то! Вернулся из Винницы, побыл дня три дома и опять залег на 20 ден, но вот уже и дома второй день, пробую садиться за стол, от которого изрядно отвык, а привыкать к нему не просто. Но не впервой, как-нибудь войду в работу и тогда все пойдет как надо быть. Помаленьку буду добивать «Царь-рыбу», основа есть, некоторые главы уже сделаны и написать еще надо две-три главы-рассказа и тогда конец будет виден. Получается мрачновато и гораздо тяжельше, чем в «Последнем поклоне». Надеюсь на гонор, пусть и горький! Он меня не единожды выручал.

Тут вот, пока лежал в больнице, пришло известие о выдвижении меня на премию — очень страшное. Союз писателей РСФСР, «Молодая гвардия», Вологодская пис. организация весною выдвигали «Повести о моем современнике» на Гос. премию СССР, а оказался я выдвинутым с одной повестью на государственную премию республики, и число выдвигателей сократилось до одного. Какие-то все мелочи, какая-то закулисная борьбишка, в которой сами «борцы» себе героями кажутся, а мне лично до лампочки все это, мне уже, как Борису моему все больше хочется «покоя, только покоя», и еще работать хочется в покое.

Прочел я Вашу статью дважды. Она мне очень понравилась, фундаментальная статья! Она скорее для журнала, а не для книги, но каши маслом не испортить. Беда только вот в чем — в красноярской книге нет повести «Стародуб», там «Перевал» стоит — хотелось красноярскую книжку более последовательной во времени и развитии характера сделать. Придется Вам по ходу переписывать, а о «Стародубе» сокращаться или оставлять для журнала. В рассуждениях о «Краже» и «Пастухе и пастушке» есть чересполосица, которую можно исправить с помощью ножниц и еще, это уж моя личная к вам просьба: — поубавьте хвалебные слова в мой адрес, почеркайте превосходительные степени, пусть будет все покойней и скромнее. Это не кокетство мое, не желание поиграть в «скромника», а необходимое требование времени — завшивленной нашей литературщине идет такая бесцеремонная похвальба, такая пляска, такой праздник, что стыдно уж становится и за себя, и за друзей своих, ибо и они ведь «писатели», и они вольно или невольно участвуют в этом безголовом шабаше на литературной «ниве».

Противопоставить этому можно только порядочность и выдержку, спорить и ругаться бесполезно — я пробовал говорить дураку, хаму, гонорарному разбойнику, что он хам и хват, а тебе в ответ: «Ты — антисоветчик! Ты чернишь действительность! Принижаешь свой народ» и т. д. и т. п. Не надо давать им повод показывать поганый язык и разевать гнилозубую пасть: «А-а! А-а! А сам-то!..»

Вот и все мои желания. Отправляйте статью в Красноярск, там грозились сдать книгу в набор еще в сентябре, иначе она не выйдет к весне при наших периферийных темпах.

Был без меня у Марии моей в гостях Володя Сапожников, насмешил ее своей чалдонской беспардонностью и все тем же отсутствием такта. Ну да ладно, мы приучены воспринимать людей такими, какие они есть.

Дома, слава богу, пока я «отдыхал» в больнице, закончил<ся> ремонт. Мария домывает полы, развешивает шторы и отдыхать будет — устряпалась, — еле на ногах стоит.

С 21-го октября мы будем отдыхать в Гагре, в доме творчества. Мне надо греться, а Марии от домашних дел отойти.

Ну, вот и все, дорогой Николай Николаевич! Мне очень хочется с Вами повидаться и поболтать, да пока не с руки. Бываете в Москве — заворачивайте! Близко ведь и зимой с болтами хорошо. Фаина Васильевна поболтает с Марией, апартаменты наши поглядите! Заезжайте при случае!..

Будьте здоровы! Привет Фаине Васильевне от меня и Марии. Обнимаю Вас — Виктор.

 

* * *

25.XII.1973.

 

Дорогой Виктор Петрович!

Поздравляю Вас и Марию Семёновну с Новым годом! Желаю Вам здоровья и прежде всего здоровья. Все остальное — новые книги, успех, слова — придет с ним. Я уже убедился, занимаясь много лет «Словарем писателей Сибири и Дальнего Востока», забывчивость людей тоже феноменальна. Пока человек жив-здоров, его знают, через год после его заболевания или исчезновения — никто толком не скажет, когда же это произошло. А если через десять — надо организовывать поиск… Итак, пьем накануне Нового года за здоровье! У меня ведь 1974 год тоже юбилейный — стукнет 60! Пьем, следовательно, и за благополучные юбилеи (если, конечно, пить можно).

Не писал я Вам давно. То в Москву ездил, где прожил более полутора месяцев, то, вернувшись, писал срочное, давно обещанное, неотложное, то хандра нападала, к счастью, кратковременная — и похандрить недосуг.

Статья моя о четырех повестях, увы, с сокращениями идет будто бы в № 4 «Нашего современника» [1]. Так мне сообщили несколько дней назад, потребовав дописать начало, чтоб «юбилейностью» пахло. Что это такое, я не знаю, но дописал, как умел.

Из Красноярска ни слуху, ни духу. Если статья не подошла, надо сообщить честно и не отмалчиваться. Кроме того, я ведь не <нрзб>, чтоб не учесть разумные предложения и требования. А так — просто непорядочно поступает некий Ермаков! Статью заказал по телефону, а теперь трубку поднять боится… Ну черт с ним!

Я тоже приготовил свою «юбилейную» книгу, но сдать ее в производство не могу — она уже три месяца на «контрольном рецензировании» в Комитете. Уже три книги моих держат под контролем и присылают глупейшие рецензии, одна из них на «Голоса времени» была не глупая, а доносная и принадлежала господину Чалмаеву [2], любимому автору «Нашего современника». Он с серьезным видом доказывал, что я протаскиваю троцкистские идеи, подозрительно много уделяю внимания репрессированным («почти все статьи»), и, наконец, уничтожаю, не терплю любое начальство. А результат один — часть статей вылетела (в том числе о Залыгине) и книга вышла не в том виде, в каком хотел бы ее видеть. Боюсь, что и сейчас получится нечто подобное. Чалмаев и чалмаевы процветают, хотя и выступают апологетами К. Леонтьева [3]. Если бы я в таком духе выступил, меня бы съели незамедлительно, и работал бы я где-нибудь сторожем.

В Москве я работал главным образом над творчеством Гребенщикова [4] и Шишкова, бывших когда-то в начале нашего века в Сибири друзьями. Гребенщиков в 20-м году эмигрировал и прожил в Турции, Франции и США сорок лет. С 1905 по 1907 год он был активнейшим деятелем литературы в Сибири как организатор, и как автор многих талантливых произведений, которые Горький печатал в своих журналах. Я пишу сейчас большую статью о нем, хотя и знаю, что печатать ее, вероятней всего, не будут. Пишу, потому что убежден, что все талантливое, созданное на русском языке, принадлежит русскому народу. Рано или поздно собранное мною кому-то пригодится, будет нужным. Слава богу, Чалмаевы — это временщики, не ими определяется развитие общества и общественной мысли.

Как Вы отдохнули? На «юбилейном» заседании редколлегии «Наше<го> современника» я случайно был. Говорилось с большим сожалением, что Вы уехали в Гагры и быть не можете. Редколлегия эта прошла не бог весть как и именно потому, что многих авторов журнала не было. А может, еще и потому, что не была организована как надлежит.

Всему семейству Вашему наш с Ф. В. поклон и приветы и пожелания наилучшего.

Обнимаю Н. Яновский.

 

1. Яновский Н. Деятельное добро. К 50-летию В. Астафьева // Наш современник. — 1974. — №5.

2. Чалмаев В. А. (р. 1932) — критик, литературовед.

3. Леонтьев К. Н. (1831—1891) — философ, писатель, критик, публицист.

4. Гребенщиков Г. Д. (1882—1964) — прозаик, публицист.

 

* * *

(Без даты)

 

Дорогие Фаина Васильевна!

Николай Николаевич!

С Новым годом, с еще одним трудным годом и с надеждой, что следующие будут легче и господь Бог будет более милостив к нам, членам коммунистического общества и не станет с одного бока жечь огнем, а с другого сыпать снегом и хладом, и еще поубавит раку, самоубийств, слез и горя!..

Словом, самые «вечные» мечты и пожелания, ибо так и пребудем мы между жизнью и смертью, а на этом пути уже все слова и мысли вытоптаны, как выпас голодным скотом.

Я тоже был в Москве, по делам. Без дел я уже туда не езжу, да и по делам-то вынужденно — очень быстро устаю в Москве, изнуряет она своим шумом и бездушностью, ровно бы перед взрывом или божьим судом все бегут куда-то и не хотят замечать друг дружку и ох, что вокруг деется.

Готовлю «Избранное», правлю, пишу, наново переписал «Звездопад» и чувствую, что это не единственное переписывание. Много слов наставил не так и не тех, пытаюсь свои же грешки, часто введенные спешкой и неумением, исправить.

До романа руки так и не доходят и если дойдут к весне, слава богу. Время летит стремительно, обязанности не убывают, а прибывают — хоть бы немножко приобрести эгоизма, поубавив его у наших родных и неродных детей и не раздаривать так себя и свое время, ведь не хватает, явно не хватает на всех-то, а что сделаешь? Каков уродился!..

Ну, целую, обнимаю Вас, дорогие. Марья Семёновна присоединяется. Ваш — Виктор.

 

* * *

(Без даты)

 

Дорогой Виктор Петрович!

Сегодня купил в букинистическом «Синие сумерки» (1968) [1], купил и потому, что вид ее внушал уважение — не иначе она прошла через сотню рук, хотя и не из библиотеки, где это вполне объяснимо. Не новость, конечно, что Астафьева читают, но такую книгу все равно иметь приятно.

Как Вы живете, что нового, над чем работается и как здоровье? Вот сколько сразу вопросов! Вижу: книжки выходят — и я радуюсь. Так и надо — не следует теряться. Я вот тоже «развил» свою деятельность, готовлю свою книгу листов на 20-ть, составляю том сибирских произведений Вяч. Шишкова с моим предисловием и комментариями, завершаю работу над 3 томом «Лит. наследства Сибири», на взлете (?) труднейший том «Писатели Сибири и Дальнего Востока» (1917—1970 гг.) — библиография, над которой работал больше 10 лет. 18/XII заседала редколлегия «Лит. наследства». Тома 4-й и 5-й будут посвящены Ядринцеву и Потанину, скоро я все силы брошу на эти дела — это мой священный долг писателя-сибиряка перед памятью блистательных патриотов Сибири. И что бы ни говорили о них дурного — а говорили много! — я убежден, они честно вырабатывали и защищали свои идеи, они способствовали как никто расцвету Сибири. Вот вытащу на свет все это и эти два тома в особенности — можно умирать спокойно, с сознанием выполненного писательского долга.

Из «Нашего современника» прислали гранки статьи о Сапожникове. Увы, статью сократили неумело и, конечно, самое значительное — весь анализ рассказа «Друг нашего друга» ради чего я, собственно, и затеял монографический очерк о В. С. Я ему сразу сказал: «После рассказа “Друг нашего друга”, где вдрызг высмеяна вся современная пришибеевщина, я буду о тебе писать». И вот вообрази мое состояние: именно об этом рассказе все выброшено. Чего они испугались — не пойму. Если бы не мое первое выступление в этом журнале и полная необходимость именно сейчас выступить в Москве с более или менее большой статьей (чтобы утереть нос «Сиб. огням»), я бы немедленно эту статью от них забрал. Но мне нужно сейчас иметь «свой» журнал, чтоб я мог время от времени как-то высказаться — и другого журнала более мне близкого я сейчас не вижу. Тянут меня в «Новый мир», но там у самого журнала состояние неустойчивое, да и после Лакшина [2] там выступать трудно. Можно было с ним спорить, но писал и пишет он великолепно. Как нерасчетливо обращаются у нас с такими выдающимися критическими талантами!

В № 2 «Дружбы народов» идет моя рецензия на «Затеси» (так мне сказали). Очень хочу написать о «Пастухе и пастушке», но не подвертывается повода. Вот к 1974 — к 50-летию я, может, «грохну» статеечку — вот тогда я уже выскажусь! (Хотя вполне возможно, что именно этот раздел, как в статье о Сапожникове, и похерят — все может быть в наш просвещенный век!)

В Москве видел В. Лихоносова — подробно не говорили, но он всегда как-то по-особому мил и по-особому интересен. О В. Потанине я написал статью для «Урала», и вот на днях сообщили, что идет в № 3 за 74 год.

8 месяцев я проработал за своим письменным столом, не отлучался «на службу» и убедился, что в этом есть свои отнюдь не малые преимущества. Каждый мой день загружен так же до предела, как и прежде, но прибавилась свобода в распределении всего рабочего времени. И это, оказывается, очень важно, это теперь просто необходимо — так много всего накоплено, лишь только иногда сумей отдыхать, чтоб хватало на все.

Ну-с, ладно. Я заболтался.

Привет сердечный.

Обнимаю

Твой Н. Яновский

 

1. «Синие сумерки» (1968) — сборник рассказов В. Астафьева (издательство «Советский писатель»).

2. Лакшин В. Я. (1933—1993) — критик, литературовед, прозаик.

 

* * *

30 мая 1974.

 

Дорогие Фаина Васильевна! Николай Николаевич!

Кланяюсь Вам я и Марья Семёновна, с Урала, из нашего «имения», из доживающей свой век — Быковки. Приехал я сюда, после юбилейных гулянок и писательского пленума чуть живой (Мария Семёновна добралась сюда раньше) и хотел много сделать, плановал, да не вышло ничего, едва отдышался и надо ехать в Иркутск, вести семинар на совещании молодых писателей — посулили «за работу» поездку по Байкалу и надо его, батюшку, посмотреть, пока еще двигаться могу, да и Байкал еще есть, а то и его скоро «преобразуют».

Здесь, в Быковке, я и получил письмо Фаины Васильевны и опечалился болезнью Николая Николаевича — эта проклятая пневмония стала бедствием, пока боролись со страшными болезнями, подкралась она незаметно к людям. Я уже семь раз валялся с нею, в прошлом году умудрился дважды и теперь ношу хроническую. Недуг худой, так он и поджидает тебя, караулит, чтоб уложить. В последний раз меня прохватило на Украине и едва я не умер…

Однако же спутать пневмонию с тифом?!! Но не удивляйтесь. У моего знакомого журналиста-международника Миши Домогацких «светилы» мед. науки тиф спутали с тропической лихорадкой и едва его не уморили сверхновыми лечениями.

Здесь же, в Быковке, получил я и журнал «Наш современник» со статьей Николая Николаевича — ее, конечно, поругали, однако, все одно весомо и убедительно получилось, а главы мои, пожалуйста, читайте подряд, дождавшись шестого номера и отпишите, как они? Сделал я их довольно быстро и разом. Какое-то насторожение и даже испуг в душе.

Что же касается нашего «общего знакомого», то он попросту свинья и вероломная, притом. В прошлом году был у нас, когда я лежал в больнице на Украине, а Марья сидела в разгромленной квартире — шел ремонт, но все же, как могла, приняла его, так он, кроме хамства и неприязни к дому, ко мне и ко всем «клашшикам», как он говорит, ничего выказать не мог, да еще у занятой работой, прибитой горем бабы интересовался, как и куда продать ему велосипед, на котором он совершил с сыном путешествие по «любимой» стране — не пропадать же добру! Его эгоизм — это эгоизм особого свинства, что-то кулацкое, в худом смысле этого слова, помножено на не-обоснованные претензии к обществу и страшная ревность, переросшая в ненависть ко всем нам, кто так терпеливо относился к нему. Николай Николаевич, наверное, остается уже в единственном числе из тех, кто его может терпеть и выносить.

Ну да бог с ним — его ждет одинокая и жестокая старость, мужик он здоровый, шибко себя обожающий и у него хватит времени обдумать свою жизнь и покаяться в своем поведении, или вовсе сбеситься (подчеркнуто двумя чертами. — В. Я.).

После Иркутска я заеду в Красноярск — там вышла у меня книга, да и на родине побывать охота, как всегда тянет неудержимо. Марья подлетит туда, ко мне и мы съездим к моему приятелю в Краснотуранск — это вверх по Енисею, а на обратном пути, если не очень уездимся, то и к Вам бы на денек-другой заглянули. Адрес моей сродной сестрицы: Красноярск, ул. Парижской Коммуны, дом 31, кв. 19, Потылицына Галина Николаевна — так Вы черкните, будете ли дома в конце июня, начале июля? И сообщите свой телефон, точнее подтвердите, тот ли, — А-6-10-65? И я Вам позвоню.

О многом хочется и надо поговорить. Здесь мы уже кончаем свое житье, за все время я написал маленькую статью к 50-летию Василя Быкова [1] и очерк, большой, правда, о житие одной здешней бабы, да и то еще начерно. «Царь-рыба» моя лежит, роман лежит, замыслы подпирают, а писать некогда, суета заела. Какой-то проклятый характер, никому ни в чем не могу отказать, вот и читаю без конца рукописи, верчусь, хлопочу, а работа стоит и не двинется.

Так вот хочется сейчас, скоро написать давно выношенную маленькую повесть о войне под названием «Жестокие романсы» или «Ванька-взводный», прототипом которого, кстати, будет новосибирский парень Колька Шестаков, бывший наш взводный, от запоя умерший, после войны, среди новосибирского базара…

Однажды целиком и явственно увидел во сне фантастическую повесть, всю утром рассказал Марии. Надо было хоть записать, да где там, все недосуг.

Об А. Н. Макарове надо писать. <Нрзб> напротив нас, кирпичный завод, так к одному холостому мужику в поселок нагрянуло сразу две бабы и у обоих по паре ребятишек. Разбирался он, разбирался с ними, да не выдержав противоречий и застрелился. Так вот и тут хоть стреляйся или разорвись!..

Но… будем жить и смеяться, как дети. Тем более что лето, тепло и зима не скоро.

Желаю Вам, Фаина Васильевна, все быть красивой и не стариться, а Николаю Николаевичу выбираться на дачу и греть, как можно больше тело на солнце, особенно спину, а сквозняков бояться и сырости избегать.

Я тут пользую одно лекарство, если поможет — научу, а пока пусть буду я один подопытным. Ну, что ж, милые люди, беседа хороша с друзьями, да ведь и она не может быть бесконечной! Прощаюсь с Вами, кланяюсь и я, и Мария Семёновна, которая взяла, да тут в Быковке и написала о Коле Рубцове, да так здорово! Молодец у меня баба! Ей бы еще мужика хорошего в молодости найти, она может государством правила бы, да я попутал ее, дурак такой…

Ну, обнимаю, целую! Ваш — Виктор Петрович.

 

1. Астафьев В. Выполняющий долг писателя и гражданина. О Василе Быкове (1974) // Собрание сочинений в 15 т. Т. 12. — Красноярск: Офсет, 1998.

 

* * *

(Без даты)

 

Дорогой Виктор Петрович!

Мы с Ф. В. очень и очень обрадовались, что Вы вместе с Марией Семёновной собираетесь заглянуть к нам. Это же великолепно! Обязательно приезжайте, будем ждать от Вас звонка по телефону 66-10-65 или телеграмму. В конце июня и в начале июля мы непременно будем дома. Я только 19/VI дня на три-четыре слетаю в Иркутск на заседание редакционной коллегии по изданию двух томов писем Г. Н. Потанина, предпринятому Иркутским университетом. Это моя давняя мечта, и тут я обязан быть во что бы то ни стало. Потанина замалчивали, на него клеветали, и письма раскроют, наконец, его огромную научную и общекультурную работу, которая имела первостепенное значение для Сибири. Отлично сказал о нем Вяч. Шишков: «Потанин для Сибири то же самое, что Лев Толстой для России».

Увы, я болел и только-только (3 июня) «слез» с больничного. Из-за болезни задержалась сдача в набор двух книг, которыми я не могу не дорожить — «Лит. наследство Сибири», т. 3 (уже третий — знай наших!) и свою юбилейную. Так как вместе это составляет 45 п. л. (25 и 20), то легко представить, в какой я запарке. Буквально два дня назад подписали в набор ЛНС т. 3 (с нервотрепкой, разумеется, с непостижимыми глупостями от боязни — как бы чего не вышло!) и сейчас домучиваем с редактором мою книгу, а она тоже на подозрении. Вот так и живу, обложенный со всех сторон недоверием и подозрением к каждому моему слову. А я не хочу кричать мило, когда гнило (это слова Л. Сейфуллиной, взятые мной на вооружение). Со мной нередко поступают так, как в «Нашем современнике» — выпускают кровь полемики, сглаживают общественную остроту анализируемых произведений или просто их анализ выбрасывают. Первая часть статьи «Деятельное добро» до анализа повести «Пастух и пастушка» получилась анемичной, вялой, однако же последней частью я доволен — тут все оказалось на месте. И то — слава богу!

Марии Семёновне от меня и Ф. В. большущий привет, мы надеемся прочитать ее воспоминания о Рубцове прямо у нас, когда Вы приедете. Итак, ждем от Вас самых благоприятных известий.

Обнимаю, целую

Твой Н. Яновский

 

* * *

13.VII.1974.

 

Дорогой Виктор Петрович!

Только что получил из Красноярска вашу книгу [1]. Спасибо за память, за добрые слова и приветы. Книга издана хорошо, если бы не подкачала бумага.

С огорчением узнал, что в Красноярске Вы заболели и даже побывали в больнице. В самом деле все кончилось благополучно и без осложнений? До сих пор жалею, что Вы с Марией Семёновной не завернули к нам. Когда же теперь выпадет такой же случай! Одно утешение — мы все же повстречались, хотя поговорить с глазу на глаз нам не удалось.
А между тем взаимная информация о происходящем, не говоря о многом другом, что нас в литературе интересует сегодня, всегда нужна, необходима.

Я веду сейчас сравнительно более замкнутый образ жизни — выезжаю редко, дома в Союз глаз не показываю (за что даже от «левого» Фонякова [2], как я узнал в Иркутске, получил «нагоняй», он, видите ли, осуждает меня за то, что не хочу иметь дело с предателями). Мое дело писать, а не полемизировать с подонками типа Никулькова, для полемики есть объекты поосновательней, а если полемизировать, то с другой более высокой трибуны. Вот сдал, наконец, ЛНС, т. 3 и свою книгу — в ней есть полемика, открытая и завуалированная (в кого целил — тот поймет). Сейчас по приезде из Иркутска занялся комментарием к письмам Г. Н. Потанина. Работа кропотливая, но увлекательная, а главное — необходимая, т. к. за последние полвека ничего более значительного о самом Потанине — человеке и ученом, не выходило. (Кстати, ради этого комментирования и к Кунгурову [3] ходил, т. к. по истории литературы в Сибири он накопил немало уникальных материалов.) Короче говоря, нахватал работы через край, и могу сказать, что на ближайшие два-три года мне ее хватит — были бы силы, здоровье.

В № 5 и 6 «Енисей» публикует письма В. Шишкова к А. Ремизову с моим предисловием и комментарием. Будет желание — посмотрите, любопытно. Предлагал их в «Вопросы литературы», одобрили, но не печатают. «Енисей» просто ошеломил меня своим согласием опубликовать эти письма. Сейчас у меня свыше ста неопубликованных интересных писем В. Шишкова к разным лицам. Хочу составить книгу. Вот только где ее издать, — не знаю. Наша история литературы еще не изучена так, как ее следует изучать.

Ф. В. и я шлем искренние пожелания здоровья и благополучия Марье Семёновне и Вам.

Обнимаю

Ваш Н. Яновский

 

1. Астафьев В. Избранное. — Красноярск, 1974.

2. Фоняков И. О. (1935—2011) — поэт, журналист.

3. Кунгуров Г. Ф. (1903—1981) — критик, литературовед, прозаик, публицист.

 

* * *

2.XI.1974.

Новосибирск

 

Дорогой Виктор Петрович!

Сразу Вам не ответил — каюсь. Да и не мог: «история» с Шукшиным [1] расстроила вообще, а тут это интервью, в котором такие планы, такие надежды… Примириться со всем этим как-то невозможно, сколько ни старайся, сколько бы ни говорил, что «все там будем». Я сейчас занимаюсь историей, примерно столетней давности. Комментирую письма нашего сибирского Толстого (так его воспринимали современники-сибиряки) — Г. Н. Потанина. Возникают сотни судеб людей очень интересных и достойных памяти. Но чаще всего мы этих людей забыли, ничего о них не знаем, кроме того, что их где-то и кто-то как-то упомянул. Пыхтим, стараемся, кипим, а результат — пшик. И не жить глупо, поскольку эта жизнь тебе случайно дарована. Вот и коптим.

Наконец-то с моей книгой все утряслось — печатается. Проверяли ее на три-четыре ряда. Последняя — уже в корректуре, и в последнюю минуту за моей спиной, не согласовывая, сняли какие-то 20—30 строчек «крамолы». До сих пор не знаю, что именно. Негодовать я уже устал — не тот возраст, но сознание полной своей бесправности гнетет, принижает, и никак не уразумеешь, кому это надо, кому от этого выгода. Мурло тупого охранителя проглядывает всюду, он чинит расправу и произвол, но он же — самое доверенное лицо в государстве! Ничего не изменилось в наших нравах. Как и сто лет назад, во времена Ядринцева и Потанина, доверяли разным тупицам, а не уму и совести лучших людей России. Я не причисляю этим себя к «лучшим», но можно же со мною в моем государстве обращаться по-человечески! Почему я едва ли не всю свою сознательную жизнь нахожусь на подозрении?

Ладно. Черт с ними. Одно утешение — работа. Ее много и пока есть охота работать. Кстати, печатается и 3-й том «Лит. наследства Сибири», который, по существу, весь сделан мною и который тоже испортили подозрением и им вызванной глупостью. И снова уже отредактированный том тайно от меня передали на «окончательную шлифовку» Коптелову. Узнав об этом, я не утерпел и спросил: на каком основании не доверяют 8 членам редколлегии ЛНС? И если не доверяют, не лучше ли ее разогнать и поручить дело одному Коптелову?

Бог мой, я же оказался виноватым! Наверное, том 4-й, над которым работаю, издать не дадут, тем более — посвящен он областнику Ядринцеву. Однако же, если не удастся сделать том ЛНС, напишу о нем монографию. Ах, какой это был человек, писатель и ученый! Чем больше о нем узнаю, тем больше он меня восхищает.

Книга моя юбилейная выйдет — пришлю непременно. К тому же один из героев ее — вы. Статья несколько отличается от того, что было в журнале.

Марии Семёновне большой привет.

И с праздником!

Обнимаю

Н. Яновский

 

1. Очевидно, трагическая смерть В. Шукшина 2 октября 1974 г.

 

* * *

(Отв. 1974)

 

Дорогие Фаина Васильевна!

Николай Николаевич!

Поздравляю Вас с наступающим Новым годом! Желаю всего, что желали и желают люди добрые друг другу — добра, милосердия, белых снегов, зеленого лета и теплой осени! Да чтоб цензуры поубавилось хоть ненамного и дышать бы полегче стало! Я пишу, работаю. Как-то медленно стала у меня идти работа и для головы болезненно — делаю новые главы в «Последний поклон» — в январе повезу их в журнал.

Будьте здоровы, добрые люди!

Ваш — В. Астафьев.

И Мария Семёновна.

 

* * *

1(?).I.1975.

 

Дорогой Виктор Петрович!

Большое Вам спасибо за все поздравления, которые я получил в прошлом году. Мне приятно было получить их от Вас. Своеобразным приветом и доброй памятью прозвучала для меня и сценка из Красночикойских «событий», рассказанная Вами на страницах «Вопросов литературы» [1]. Она «забавна», но выводы Вы из нее сделали серьезные и своевременные, а Постановление оказалось притянутым за уши: и до была и после него сохранялась когорта «неприкасаемых» писателей.

Я не отвечал вам, т. к. сразу после юбилейных перегрузок уехал в санаторий, где лечился и отдыхал, отключившись от всего на свете, даже газеты читал изредка. Лыжи и всякие лечебные процедуры занимали меня больше всего почти целый месяц. Приехал на днях с нормальным давлением и свежей головой. Теперь — за работу!

Мы с Ф. В. желаем Вам и Марии Семёновне здоровья и успеха в Новом году. Я слышал, что у Марии Семёновны вышла новая книга. От души поздравляю!

Обнимаю и целую Вас

Ваш Н. Яновский

 

1. Пересекая рубеж // Вопросы литературы. — 1974. — № 11. В. Астафьев рассказывал: «После читинского семинара шли мы целой бригадой по далекому-далекому городку Красный Чикой, что находится почти на границе Монголии. Повстречался нам шишкарь, — ну, это человек, который кедровые орехи добывает, — остановился и спрашивает: “Это правда, что вы писатели?” Правда, говорим, и стали представляться шишкарю. Когда дело дошло до Николая Николаевича Яновского, шишкарь, будто тигра узрев, воскликнул: “Критик?!” — и, сурово оглядев с ног до головы милейшего, застенчиво улыбающегося Николая Николаевича, спросил у нас строго-деловито: “Так что же вы его не бьете?!”» И далее, сравнивая «писательскую братию» с этим «простодушным шишкарем», В. Астафьев говорит: «Пока “служит” критик, раздает в качестве официанта “сладкое” — ничего, терпимо. Но стоит ему “покритиковать”, да еще писателя маститого, тут и писатели, и свои же братья критики навалятся на него, да еще неучем выставят. Благородства бы, благородства побольше бы в отношении друг к другу, да и всей нашей литературе вообще».

* * *

28.IV.1975

 

Дорогой Виктор Петрович!

Поздравляем вас и Марию Семёновну с наступающим днем Победы. Для нас, оставшихся в живых, все пережитое — хорошее и тяжкое — незабываемо. Дотянем ли до 40-летия, но и 30-летие — наше счастье, добытое жизнью многих других, известных и безвестных. Мы их помянем в эти дни, склоним перед ними голову.

Был я на собрании критиков в Москве по поводу литературы, посвященной войне. Два-три выступления были по-человечески интересны, остальные пропитаны равнодушием; никого не занимает актуальность проблемы, новая ее трактовка, пробивающаяся в литературе, наоборот, вдруг заговорили о Фадееве да так, будто в нем уже все было и попросту забыли им добытое. И это после того, как он переделал свой роман в угоду нелепо выраженной тенденции! Гринберг хвалил Чаковского [1]. И за что? За «художество». Словом, нужного разговора не получилось.

Позанимался я в Москве дней десять, повозился с внучкой, и вот вернулся с тем, чтобы в мае уехать в Томск. Дело в том, что занят и увлечен я сейчас великим патриотом Н. М. Ядринцевым для IV тома «Лит. наследства Сибири» (3 тома уже вышли!). Его как писателя забыли, на него как общественного деятеля до сих пор еще плюют люди, забывшие, откуда они сами вылупились. И я хочу все это поставить на свое место. Рассказать о нем как о писателе, собрать лучшее у него — и показать, что к чему. Отпущено мне на это 30 п. л. — вот и тружусь. Буду счастлив, если как следует сделаю этот том.

Что у вас нового, как подвигается Ваша работка. Красноярск предложил мне написать книжку о В. П. Астафьеве, я, конечно, согласился. Обнимаю. Ваш Н. Яновский.

 

1. Гринберг И. Л. (1906—1980) — критик. Чаковский А. Б. (1913—1994) — прозаик.

 

* * *

(Отв. V.1975(?))

 

Дорогие Фаина Васильевна!

Николай Николаевич!

Из тихой деревушки Сиблы, где я сижу и работаю, шлю Вам сердечный привет и поздравления с праздником весны и Великой Победы! Здоровы будьте по возможности. Пусть работается хорошо и над всей землей будет вечный мир, а героизм происходит только в телевизоре, ибо наяву он шибко дорого стоит и кровав больно, а кровью все уж вроде напиталось до того, что все кругом красно.

Я помаленьку работаю, все бьюсь над «Царь-рыбой». Обнимаю и целую — Виктор.

Мария кланяется.

 

* * *

9.VII.1975.

 

Дорогой Виктор Петрович!

В. И. Ермаков прислал мне из Красноярска вырезку из газеты — «Стержневой корень». Естественно, что статью — да нет, конечно, не статью! — я незамедлительно прочитал. Поздравляю Вас — это отлично! И о доброте, которой в жизни недостает, и о хороших людях, которые всегда встречаются на нашем пути, и кроме всего, о документализме в литературе, без которого иные сегодня шагу шагнуть не могут. Но главное, конечно, не в этом, а в том, что как-то по-новому увидел я Василия Ивановича Соколова — Валериана Ивановича Репнина, Игн<атия> Дм<итриевича> Рождественского [1], которого я мальчиком знал, и Вас самих того «кражного» периода Вашей жизни. Как по-новому, я еще сказать не могу, а просто чувствую безотчетно, как всякий читатель.

Помню, редакторы «Нашего современника», прочли и сказали: «Зачем анализ “Кражи” автор статьи начал с фигуры второстепенной — с Репнина?» Признаюсь, я даже как-то растерялся: «То есть как это второстепенной?! Да он же ключ ко всему повествованию». Убедить я их не смог, но на своем стоял, исходя из принципа: автор волен начинать свой разговор о произведении, так сказать, с любого «конца». Ваш рассказ о Василии Ивановиче невольно напомнил мне этот эпизод. Вообще читал и радовался. «Урок снисходительности» — ведь к такой «простой» вещи люди далеко не сразу приходят, да и далеко не все. «Слишком большая роскошь расходовать время на злобные вспышки…» — бог мой, как часто забываем мы об этом! «Жить и работать, сверяясь с совестью…» — конечно же, трудно. И только прожив жизнь, убеждаешься, как часто и без особой нужды я шел на компромиссы! Вот эта обращенность к лучшему в человеке — живой нерв вашего нового произведения. И прикосновение к нему сознанием, чувствами, всей жизнью своей высекать искру читательского доверия к тому, о чем Вы рассказываете, даже если бы я Вас не знал.

А что это газета напечатала «Стержневой корень» с сокращениями? Велика или другие какие мотивы?

Давно собирался Вам написать, но как-то не было повода Вас отвлекать. Вот повод нашелся. Страдайте.

Жду Вашу «Царь-рыбу».

Сам я работаю над IV томом «Лит. наследства». Целиком погрузился в XIX век. Задача — очистить доброе имя писателя от всяких напраслин тупых злобных людей, восстановить его в «писательских правах», заполнить пропущенную страницу нашей литературной истории, страницу существенную не только для одной Сибири, как полагают некоторые до сего дня. Речь идет о Н. М. Ядринцеве, о великом патриоте Сибири, личности яркой, удивительно прекрасной. Если я выпущу этот том, то уже наверняка могу сказать, что прожил жизнь свою не напрасно — «умножил хоть каплей одною добрых дел моих скудный запас!» (посылаю Вам это стихотворение, непритязательное, но мудрое, человечное, просто нужное, когда жизнь стремительно идет к концу.)

От Марии Семёновны Ф. В. получила большое душевное письмо, как она сказала. И приветы, за которые спасибо. Ведь всегда приятно, когда нас помнят добром. Марии Семёновне и Вам от Ф. В. и меня сердечный привет.

Обнимаю

Ваш Н. Яновский

P. S. В Красноярске запланировали мою книгу «Виктор Астафьев», но на какой год и какого объема — ничего не говорят.

 

1. Рождественский И. Д. (1910—1969) — поэт.

 

* * *

(Отв. 26.VIII.75.)

Д. Сибла, июля 25.

 

Дорогой, милейший Николай Николаевич!

Я глубоко почитаю Вашу деликатность и истинную интеллигентность, не перестаю удивляться Вашему мужеству, трудолюбию и где-то даже тем иной раз внутренне поддерживаюсь. И все же, все же… Когда Вам хочется написать, поговорить письмом, не сдерживайте своего порыва, есть люди, письма от которых мне дороги так же, как они сами.

(Это не за похвалы Ваши о статейке, это я давно уже говорил и говорю всем, так ведь и Вам надо ж когда-то доброе слово о себе слышать, «ласковое слово и кошке дорого!» Сказал кто-то из лукавых еврепидов-драматургов, ну а критик-то неуж кошки хуже?!)

Статейка-то сильно сокращена. Делал я ее (писал) для небольшой книжки издаваемой самым высокомерным нашим издательством «Худ. литература» 2,5 листов и гонорару от 90 до 105 рублей за лист, ибо все издано-переиздано. А я в деньгах сейчас очень нуждаюсь, так и подписался. Купил «Волгу», все еще вожусь с домом и усадьбой, все дорого, а ведь машине надо еще гараж. И черт его знает чего в этой жизни не надо только?!

Всю зиму и лето работал над «Царь-рыбой» в основном. Дело идет к концу, но я уже так устал, что забываться начал, зачем пошел и куда. Требуется отдых, вот поэтому с Марией поедем на Байкал и оттуда скорей за стол и за работу (умри, но всю книгу на 40 листов надо сдать осенью).

«Царь-то рыба»-то выросла на 20 листов и что с нею будет? Не придется ли опять ехать в Сибирь, искать ей пристанища? Боюсь, боюсь и осложнений при публикации. Кажется, столь сердито я еще не распалялся («Крас<ноярский> рабочий» отобрал самые, конечно, благополучные главы, испластал их, боже ж ты мой! Закаивался я давно в газету, но тут с родины, послал парня ко мне, как не уважить?) Ну, даст бог, в журнале полнее случится напечатать.

А вообще-то, я, здоровьем пыша, тьфу-тьфу, пока держусь. Для меня деревня — рай и диспансер, и место работы!

Молодец я, что снова усвистнул от шума городского, не дали б мне там работать, уже и здесь-то, в глуши, достают. А красноярцы мне ничего не пишут о том, что Вам заказали книгу. Уж не туфта ли опять? Вы с ними поделовитей и строже будьте! Ну, вот, хоть и бегом, сумбурно, да поговорили (дефект рукописи. — В. Я.). Фаине Васильевне кланяюсь. Обнимаю. Ваш Виктор.

 

 

(Продолжение следует.)

100-летие «Сибирских огней»