Вы здесь

Переписка Н. Н. Яновского и В. П. Астафьева. 1965–1979

Окончание
Файл: Иконка пакета 05_psiv.zip (12.58 КБ)

* * *

(письмо М. С. Астафьевой-Корякиной)

 

16.03.78 г.

 

Дорогие и глубокоуважаемые Фаина Васильевна и Николай Николаевич!

Мы очень были рады получить от Вас весточки, я благодарю за такие добрые, теплые и высокие слова привета в поздравлении с праздником, коих, наверное, и не заслужила вовсе. Спасибо Вам сердечное. Спасибо и за книги В. Курбатова о Викторе Петровиче [1]. «Теперь, — сказал он, — я обеспечен».

Николай Николаевич, большое Вам спасибо за ту помощь и советы в моей работе над архивом — для меня это очень важно, а для дела тем более. Спасибо Вам.

Я высылаю обещанную Вам книгу В. Белова «Кануны», — вот только вчера удалось купить.

Мы вот уж скоро полмесяца как дома. Поездка была очень интересная и волнительная. Повстречались со своими самыми дорогими друзьями-фронтовиками, наговорились, навспоминались и радовались без конца, что вот все живем, а то, что силы уж не те и удаль не та, так это все закономерно и тут ни у кого к жизни и к судьбе претензий нет. Мы очень порадовались, что все они живут добро, семьи у них хорошие, есть уже внуки, и никто не спился, не опустился, никто не жалуется, мол, и то не так, да это не так бы надо, все читают, работают серьезно и преданно, как это делают сейчас далеко не многие уж, к сожалению. После Орска, Целинограда, Темиртау и Караганды мы побывали еще в Кургане, у Вити Потанина, в Шадринске — у Васи Юровских, в Свердловске у Лёни Фомина, но туда же приходили Коля Никонов и Саша Филиппович. А в Свердловске мы с Петровичем разъехались: он полетел в Москву, поскольку в дорогу брал читать рукопись одного писателя в Благовещенске, я не очень запомнила фамилию, кажется, Фотьева, — обсуждать ее на секретариате, а я прямым поездом домой, даже в Перми не остановилась — надо было спешить — заболел дед и Иринка сбилась с ног.

А сейчас пока дома. 30 марта у Виктора Петровича в Москве премьера фильма и он поедет туда. А я тоже тридцатого должна уехать в Венгрию — Югославию по туристической путевке. А Виктор Петрович где-то в половине апреля, если все устроится с путевкой в институт им. Сеченова в Ялту на два срока, то и поедет, не дождавшись меня. Ему очень необходимо поддержать, подлечить свои слабые легкие, которые так угнетает сырая погода, я уж не говорю, что творчество забирает все силы, какие есть, и не оставляет их на то, чтоб организм сопротивлялся. А сейчас у него болит нога, видимо, отложение солей, ходит, лечится, но пока результатов благожелательных не наблюдается, боли стали даже сильнее.

Погода стоит весенняя, скользко, ночами подмораживает, днями, мало сказать, капель, просто потоки и с крыш, и всюду на земле. Если станет ему лучше и не поедет на рыбалку в какой-нибудь район, то, наверное, на недельку съездим в свою деревню, а нет, так уж потом.

Ну вот, пока и все.

Очень, всем сердцем желаем Вам доброго здоровья, сил, соразмерных Вашим делам и заботам, и всего-всего хорошего!

Обнимаем, преданные Вам Виктор и Мария Астафьевы.

 

1. Курбатов В. Виктор Астафьев. — Новосибирск: Западно-Сибирское книжное издательство, 1977 (серия «Литературный портрет»).

 

* * *

23.II.1979

Новосибирск

 

Дорогие друзья, Мария Семёновна, Виктор Петрович!

Давно не получал от Вас известий, и это меня беспокоит: все ли благополучно, все ли здоровы? Печально, если нарушен почему-либо рабочий ритм жизни. Сужу по себе — это к хорошему не приводит: одна болячка наплывает на другую, особенно если уже далеко за пятьдесят.

Посылаю Вам пополнение в картотеку — библиографию. Кое-что Вам, разумеется, хорошо известно, вероятно, есть вырезки или книги. Но «ученые» издания достать трудно да и учесть их нелегко. Это небольшой улов конца 1978 года.

В январе я, увы, проболел недели три, выбился из рабочего режима и до сих пор войти в него не могу. Отвлекали корректуры, комментарии к тому Л<итературного> Н<аследства> С<ибири>, его сдача в набор, легкие, сравнительно, недомогания, смена настроения и т. п.

Была корректура «Воспоминаний о Вяч. Шишкове» [1]. Том получился хороший, но все же искореженный изд-вом. Убеждать редакторов по телефону вещь немыслимая, а они упрямы и аргументы попросту не слушают: талдычат свое, чаще всего вкусовое, произвольное и нередко конъюнктурное. Подход исторический им не нужен, он слишком беспокоен и требует умственных усилий. Поступают как проще.

Моя статья о В. Распутине [2] — я говорил Вам о ней в прошлом году — пропутешествовала по трем редакциям журналов, побывав прежде в альманахе «Сибирь», потому что для него и писалась (по заказу!) и обрела пристанище в журнале «Север» (№ 2 за этот год). Если получу журнал, — заказал несколько номеров, — прочтите. Она мне казалась в числе моих лучших работ. Редакция предупреждала, что ее публицистическая часть, которую они пока оставляют, может легко «полететь» в корзину из-за вмешательства «влиятельных людей». Все ходим под единым богом.

Пишу сейчас VII гл. книги о «Царь-рыбе», т. е. заключительную. Читали ли Вы «суровую» критику романа в книге М. Лобанова «Надежда исканий» [3]? Я намерен сделать его главным своим «противником» в этой главе. Все-таки расчленять нечто единое на страницы превосходные и неудачные, на главы хорошие и главы плохие нельзя, не разрушив это единое. Я намерен проследить цельность замысла и воплощения.

Очень большое желание закончить все к апрелю, еще раз пройтись по всему тексту и сдать на машинку. Меня поджимает V том ЛНС [4], который я по договору обязан сдать в октябре-ноябре этого года.

Жду от Вас весточку. Всему Вашему семейству желаю добра и здоровья.

Обнимаю

Ваш Н. Яновский

 

1. Воспоминания о В. Шишкове. — М.: Советский писатель, 1979.

2. См. ниже письмо Н. Яновского от 3.04.1979.

3. Лобанов М. П. (р. 1925) — критик, литературовед. Книга «Надежда исканий» (М.: Современник, 1978).

4. Литературное наследство Сибири. Т. 5. Николай Михайлович Ядринцев. О литературе. Стихотворения. Письма. Воспоминания о Н. М. Ядринцеве. — Новосибирск: Западно-Сибирское книжное издательство, 1980.

 

* * *

25 февраля 1979 г.

 

Я брал Ваши и другие письма в Переделкино, вот уже где, думал, всем отпишу подробно и с толком-чувством. Хрена! Меня взяли в такой оборот! Началось с вручения медалей в Кремле, а потом выступления — в Политехнике, человек с тысячу было, а я боюсь таких аудиторий и от боязни начинаю дерзить и вытворять глупости; затем в Библиотеке Ленина, здесь народу было поменьше и народ поотобранней, и говорилось, и отвечалось легче, но страшно мешали телекамеры (снимали для теле); после я читал новую пьесу в театре Ермоловой [1], был на показе нашего фильма «Сюда не залетали чайки» в Доме архитектора, выступал в изд-ве «Молодая гвардия» и еще куда-то меня черти носили. Ни разу ладом не выспался…

Приехал домой, попробовал отоспаться, а тут вызов в Ленинград — показ материалов фильма «Таежная повесть», наснимал сдуру режиссер 3,5 часа, а надо 1 час 30 минут, и все ему жалко, а я должен «отстоять», «помочь» и т. д. А как это я и чем смогу помочь и что сделать, когда государству дарят целую серию фильма, а как минимум 15 миллионов рублей, а оно не берет, ибо «не запланировано»! Глупость, тупость и полнейшее головотяпство!

Приехал и наконец-то, все бросивши, уехал на 3 дня на лед, на реку, отошел маленько.

«Поклона» у меня пока нету [2]. Лежит в Москве, у друга. В начале марта сын поедет туда на машине и привезет. Я сразу вышлю. Книга получилась такая, какой я хотел — светлой и горькой до слез, самая моя заветная, самая свободная и искренняя до «глупости», порой, книга, но в ней, в этой глупости, и есть вся прелесть… На глупость тоже надо заработать, право…

Рукопись о Макарове [3] надо дорабатывать — один экземпляр в Москве, один у меня, выслать нечего. Я до конца марта (до 20-го дома, затем еду на совещание молодых — учить писать) так вот заехал бы ты, если в Москву есть путь, и все опять посмотрел бы спокойно, с чувством-толком и покалякали бы мы с тобой и Фаина Васильевна с М. С.? Дальше будет невпротык, в апреле мы с М. С. едем в Польшу, затем в Кострому, на семинар и после (только и вижу!) в Сибирь; в июне будет 50-летие Шукшина, небольшой компанией мы собираемся пробраться на родину Василия Макаровича и без шума-гама поклониться его земле родимой…

В июне 50-летие Игарки — тоже охота побывать; не видел верховьев Енисея, пока не преобразовали строители светлого будущего совсем родимую реку, надо бы посмотреть <...> (текст неразборчив. — В. Я.); и вообще перед тем, как засесть за роман, поездить бы побольше, наслушаться, надивоваться, языка поглотать народного, аки кислорода живительного…

Много чего хочется, да уже немного можется, так и научили меня распределять свое время, дорожить им, избавляться от суеты и лишних людей. Беда! Вижу и чую — беда, а характера заломать не умею. Витенька наш растет и перерастет нас с тобою. Все наши посылают Вам поклоны, я Вас крепко обнимаю и целую.

В. Астафьев.

 

1. Очевидно, пьеса «Прости меня» в 2-х актах. Издана в Москве (М.: ВААП-Информ, 1979). Спектаклю по этой пьесе была присуждена Государственная премия РСФСР.

2. Помимо публикации в «Роман-газете» (1979, № 2, № 3) выходила книга: Астафьев В. Последний поклон. — М.: Современник, 1978.

3. «Зрячий посох».

* * *

3.IV.1979

Новосибирск

 

Дорогой Виктор Петрович!

Получил твое письмо, а недавно и книгу «Последний поклон». Отвечать сразу не удалось, так как торопился закончить книгу [1]. Так вот, я ее закончил дней 5 назад. Получилось 300 стр., т. е. 12,5 п. л., и 1 апреля везу ее в «Сов. писатель» (в Москве намечаются разные совещания). Жалею, что «Последний поклон» мне не удалось «разобрать» в его окончательной редакции. Теперь я это сделать не сумею. Вернусь лишь после того, как книга будет в плане утверждена (если вообще она окажется «ко двору» строгого издательства).

Твой отчет о пребывании в Переделкино я читал с удовольствием, а вот сейчас в «Лит. газете» подведен итог. Я не верю, что ты мог говорить неинтересно, и сейчас убедился в том, что это не так. Каждый раз жалею, что я чего-то не знал о твоих чувствах, настроениях, мыслях. Надеюсь, ты меня поймешь, учитывая опыт общения с А. Н. Макаровым. Да, мне сейчас твою книгу о нем прочитать не суждено, но я надеюсь ее прочитать и вернуться ко всей этой интереснейшей странице нашей литературной истории.

Появился «сигнал» № 3 «Сиб. огней», где опубликована первая глава моей монографии [2]. Она дана с небольшими сокращениями, и я ее вышлю сразу, как получу номер. Вообще, я хочу прислать всю рукопись, как только получу ее с машинки.

В № 2 журнала «Север» опубликована статья о «Прощании с Матерой» В. Распутина, в ней и кое-что о «Царь-рыбе» (сопоставление), какие-то кусочки из нее вошли теперь и в монографию. Если номер попадет (? — В. Я.), прости, пожалуйста, статья эта методологически принципиальная, и мне было бы важно услышать твое мнение о ней. Вообще, о всех этих проблемах я пытаюсь размышлять как социолог с выходом в «большую» политику, но, говоря честно, задача такая на современный лад невыполнимая. Так, прожектерские потуги. Но лучше — потуги, если совсем без них. Беда нашей критики в том, что она «ударилась» в «чистую» эстетику и равнодушна ко всему остальному.

Сейчас я занят писателем-сибиряком столетней давности — Н. М. Ядринцевым. Представь, он писал о тех же проблемах, о которых пишем мы сегодня. В статье «Привольные места Сибири»» («Отечественные записки», 1880, № 4) он писал о том, что лес в Сибири вырубается хищнически и по берегам рек (легче сплавлять), что рыбы стало в реках меньше, что реки загрязняются… Словом, я читал ее со странным чувством, будто бы она написана лишь вчера и мы лишь повторяем давно за нас сказанное. Вообще, Ядринцев был человеком проницательным, и я рад, что занялся «восстановлением» его литературного наследия, сегодня в основном забытого. Первую часть ЛНС, посвященную ему, я уже сдал в производство, вторую — готовлю. Всего будет 50 п. л. Произойдет открытие писателя, открытие яркого публициста-шестидесятника, защитника крестьянства, особенного сибирского.

Как только примут мою книгу, я незамедлительно верну все, что у тебя брал — книги, вырезки, рукописи (у меня есть список всего, подлежащего возврату).

Марии Семёновне, всему Вашему семейству (как здоровье Петра Павловича?) наш сердечный привет.

Будь здоров! Обнимаю.

Твой Н. Яновский.

 

1. Яновский Н. Н. Виктор Астафьев. Очерк творчества. — М.: Советский писатель, 1982.

2. Начало. О раннем периоде жизни и творчества В. Астафьева // Сибирские огни. — 1979. — № 3.

 

* * *

7.V.1979 г.

Новосибирск

 

Дорогие друзья Мария Семёновна и Виктор Петрович!

ФВ и я поздравляем Вас с праздником Победы! Для всех, особенно для фронтовиков, это святой день, и хочется хотя бы на мгновение почувствовать себя рядом со всеми, кто пережил этот день и все, что ему предшествовало. Такая потребность, по-видимому, и умрет вместе с нами; во всяком случае, она будет жить, пока мы живы.

Мы все нынче делаем с запозданием, потому что задержались на этот раз в Москве — захотелось побыть с внуком и внучкой на Первомае, погулять с ними, ни о чем не думая, всеми порами ощущая и предощущая их будущую жизнь. Оказывается, и в этом радость, доступная лишь старости. Мы ездили с ними в просыпающуюся от зимы рощицу и славно провели время, тем более что и первого и второго мая в Москве было тепло необыкновенно (за +20).

В Москве мы прожили больше двух недель. Я дня три «заседал». Кроме совета по критике, все остальное было для «галочки», формально, бездушно. А совет москвичи тоже поспешили свернуть в кратчайшие сроки, но разговор в чем-то показательный все-таки состоялся. Но я основательно поработал. После сдачи монографии «Виктор Астафьев» (что-то будет после чтения!) я, наконец, «свободно» приступил к очередному тому ЛНС («Литературное наследство Сибири»), который в июне-июле должен сдать в производство.

Не знаю, получили ли Вы «Сиб. огни», где помещена первая глава монографии. Очень хотел бы, чтобы Вы ее прочли и сделали замечания. 3-й экз. всей книги у меня есть. Любые замечания приму охотно.

Если у Вас путь лежит через Новосибирск (на Алтай, я помню, Вы собирались), известите, будем рады Вас встретить и проведем с Вами любое количество часов или дней, как Вам будет удобно.

Будьте здоровы!

Всем Вашим домашним, всему славному семейству Вашему наш привет, праздничные поздравления и поклон.

Обнимаем

Ваши Ф. и Н. Яновские.

 

* * *

(отв. 22/V.79)

 

Дорогой Николай Николаевич!

Ну, раз я пишу на тетрадных листах, стало быть, в деревне обретаюсь. Кое-как, уже перед Днем Победы выбрался сюда — дороги худы, весна нудная, водяная, совсем от нас Господь-то отворачивается, все ветры-ураганы, все снеги-холода. Я для начала тут простыл, приболел, но вот и за стол сажусь.

Я прочел «Начало» и оно мне в общем-то понравилось — это хоть немножко восполнит как-то начало творческой и прочей биографии, а то как с неба свалился. Все же выгодно кому-то, чтоб мы молчали о нашей «счастливой» послевоенной жизни, о том, как нас обманули и предали «отцы» наши и, деля манатки, ордена, должности, дачи, звания, совсем о нас забыли и потом удивлялись: «Гляди-ко, есть еще чистые солдаты! Как это они выжили, хоть единично?! Ведь все сделано было, чтоб передохли. Н-ну герои! Н-ну орлы! Зажечь им вечный огонь! Выдать по медали! Раздать залежавшиеся на складах товары, но не свыше тридцати рублей стоимостью. Вот мы какие хорошие!»

Так и шло — Буденному графское поместье с личным конзаводом и рыбным прудом, нам с Марьей талон на сахар и поношенные спортивные сумки из Америк, а к тридцатилетию дали мне — приемник «Вега» 2,6 ры стоимостью. Марье — фотоаппарат «Чайка», и то и другое снятое с производства, т. е. утильсырье. Но я всегда так говорю: «Так нам и надо! Мы достойны своих “отцов”, они нас родили, мы — их продолжаем рожать».

Мне обязательно надо прочесть Вашу рукопись, там много частных неточностей, как то «жилка» названа «пшенкой» и т. д. и т. п. Прочесть рукопись я, скорее всего, смогу в Сибири, ибо здесь мое пребывание ограничено, через несколько дней я поеду в Москву, записываться на телевидении, затем ненадолго сюда и стану собираться в Сибирь. Где-то в начале июня, если буду здоров, я уже буду в Овсянке. Не знаю, писал ли я адрес? Вот он: 663081 — г. Красноярск, п/о Овсянка, ул. Щетинкина, 26 (мне). Там я оборудую избушку и в конце июня съезжу в Игарку, а затем передохну и стану собираться на Алтай, где ни разу не бывал, на родину Шукшина — сумели поехать Валя Распутин и Толя Заболоцкий хотел всех нас «возглавить» — это мой земляк, оператор и друг Василия Макаровича.

Я свой «Зрячий посох» отдал в «Н<аш> современник», молчат. А когда вологодские молчат — это всегда ничего хорошего не сулит, я их молчание ввек боюсь. Читал «Посох» К. М. Симонов [1] (рукопись), звонил из больницы (у него обострение пневмонии), говорил хорошие слова, просил встретиться с ним, чтобы кое-что уточнить. (В рукописи много о нем, они были друзьями с Александром Николаевичем [2], учились в Лит. ин-те вместе). Написал я новую пьесу, на этот раз путнюю, и поэтому проходит в театры труднее.

Ну, обнимаю и целую Вас с Фаиной Васильевной.

От всех наших — поклоны.

11 мая 1979 г.

 

1. Симонов К. М. (1915—1979) — поэт, прозаик.

2. Макаров А. Н. (1912—1967) — критик, герой «Зрячего посоха», главный редактор журнала «Молодая гвардия» (с 1956 г.)

 

* * *

21.V.1979 г.

Новосибирск

 

Дорогой Виктор Петрович!

Очень рад, что статья «Начало» тебе чем-то понравилась (вижу — не всем, и тут ничего не поделаешь). Положено начало научной биографии художника и сделана попытка проследить динамику творчества, его истоки. Ты прав: кому-то выгодно «не знать», откуда и как мы вышли на свет божий…

Всю рукопись я готов тебе прислать в любое время по первому сигналу. В Овсянку так в Овсянку. Но, может быть, в Сибири мы повстречаемся? Я, например, охотно присоединился бы к общему выезду в родные места Василия Макаровича. Меня не раз приглашали барнаульцы, но как-то не получалось у меня — времени не было. Если не попадешь в Новосибирск, сообщи, пожалуйста, в какие дни Вы там намерены побывать.

Книгу об А. Н. Макарове жду (в рукописи, в журнальном варианте или изданную отдельно) и читать, изучать буду с особенным чувством. Рад, что она пришлась по душе К. Симонову. А «Наш современник» может «выкинуть» что угодно, увы. Его редакция слишком часто стала оглядываться: как бы чего не сказала влиятельная Марья Ивановна!

Я ныне собираюсь побывать в Иркутске, в Томске и Омске. Не дает мне покою Н. М. Ядринцев, составляю два тома его произведений и писем и все боюсь что-то ценное пропустить.

За «Последний поклон» спасибо! Перечитываю с карандашом в руках, мечтаю предложить «Сиб. огням» статью о повести, потому что она в таком виде обрела новое качество. В своей книге я об этом говорю, но чувствую, что теперь о ней надо писать как-то по-новому. Ее повысившиеся художественные качества повысили несоизмеримо и ее социальное, философское звучание сегодня и в нашем обществе.

Зарубежный читатель многого не поймет. Точно так же, как он до сих пор «не понимает» Достоевского. Незнание нашей истории, нашего народа обрекает их на это. Кстати, некоторые критики и у нас пишут о «Последнем поклоне», полностью отвлекаясь от нашей истории. Словосочетание «нравственные искания» их полностью устроило. Актуально по звучанию и никого не беспокоит.

Около трех недель был в Москве. Повидал внучку и внука, теперь уже все говорящего. Очень милые ребятки. Как ваш с Марией Семёновной Витя? Поклон от нас всему вашему семейству. Как здоровье Петра Павловича? Обязательно извести, как поедешь в Овсянку.

Обнимаю

Твой Н. Яновский.

 

* * *

3.X.1979 г.

Новосибирск

 

Дорогой Виктор Петрович!

Я только-только вернулся из Коктебеля, потому и задержался с ответом.

Да и смутно стало на душе, когда узнал, что Петра Павловича уже нет [1], и невозвратно ушло его время, которое он не выбирал, а ведь и оно несет свою долю ответственности за человеческие судьбы… Любые утешения в таком случае бессмысленны, особенно «объяснительные», от тоски и горечи нам не уйти ни сейчас, ни после, сколько бы лет «забвения» ни прошло: наша «родова» в нас самих, и я понимаю и разделяю твою горечь.

Первый том твоих сочинений я получил — спасибо за него, как и за все последующие. Разумеется, я подписался, и буду рад последовать совету: детям моим такие книги нужны. Книга издана отлично, и я поздравляю тебя от души.

Думали ли мы об этом тогда, в 1965 году, в Забайкалье [2]? Мы просто радовались каждой новой отдельно изданной книге. Выходит, время со всеми его треволнениями работало в какой-то степени и на нас. Во многих смыслах знаменателен выход этого собрания сочинений.

Посылаю тебе мою рукопись и жду твою о Макарове А. Н. в вопросах литературы (так в тексте. — В. Я.). Конечно, мне еще предстоит вернуться к своей монографии, но, видимо, лишь после того, как «Сов. писатель» пришлет свое заключение. Примут ли ее в основном или потребуют того, что я не умею делать, — неизвестно. Во всяком случае, решение я жду с большим нетерпением.

В Коктебеле я работал мало, самое трудное — чтение корректуры своей книги, которая выйдет в этом году. Читать без «контрольного» текста, соглашаться с «выбросами» по техническим причинам было делом мучительным, работка выбила меня из колеи, потребовала времени и нервов. Она и испортила мне мой нечастый отдых. Но как бы то ни было, а книга выходит, и это тоже хорошо. Выходит и очередной — четвертый — том «Наследства», потребовавший от меня очень и очень больших усилий. Все это я незамедлительно пришлю, как только увидит свет.

Неужели твой сборник статей и воспоминаний никем не принят? А как отнесся к нему К. М. Симонов? Если есть его письменное заключение, подошли.

Наши первые дни в Коктебеле были омрачены известием о смерти Константина Михайловича, и в первые часы как-то не было человека близкого, с кем можно было бы разделить горе, и сидел я одиноко в пустой своей комнате, пил какую-то бурду, поминал и вспоминал… Ведь мы сверстники и все, каждый по-своему, пережили наше нелегкое время. Он был на «самом верху», мы — на «самом низу», но решать нам приходилось одни и те же проблемы. И как бы он ни был сложен, он был честен…

Я надеюсь и верю, что твое, столь объяснимое «нерабочее» состояние пройдет, и ты вернешься к своему новому роману. Жаль, что летом мы не встретились. В. Распутин обещал известить меня, когда он вылетит из Иркутска, а вылететь ему не удалось, и я тоже не попал на шукшинское пятидесятилетие. И от тебя я известий не получил. Ну, да в Сростки, я думаю, можно съездить в более спокойное время.

Марии Семёновне наш с Ф. В. общий поклон, всему семейству Вашему искренний привет.

Обнимаю.

Твой Н. Яновский.

П. С. Книги, вырезки и проч. я все-таки боюсь посылать, лучше, если я их привезу…

Н. Я.

 

1. Пётр Павлович Астафьев — отец писателя. Умер 3 сентября 1979 г. в Вологде.

2. Семинар молодых писателей в Чите проходил осенью 1965 г.

* * *

22.X.1979 г.

Новосибирск

 

Дорогой Виктор Петрович!

Не знаю, получил ли ты мою рукопись. Но мне не терпится узнать, как ты к ней относишься, надеюсь, тебе понятно. Потому и пишу.

Из «Советского писателя» получил две рецензии. Одна весьма положительная (Вс. Сурганова) [1]. Другая доказывает, что я в творчестве Астафьева ничего не понимаю (Г. Белая) [2]. Издательство предлагает мне во всем этом разобраться и решить, как поступать дальше.

Может, и в самом деле я ничего не понял и напрасно взялся за это непосильное для меня дело? Сижу и решаю этот вопрос.

Книгу отложил. Может, на самом деле, ей надо отлежаться, дозреть…

Да и занят я сейчас свыше головы Н. М. Ядринцевым — сдаю в набор вторую часть «Лит. наследства Сибири», первая уже печатается, и я скоро ее тебе пришлю.

А пока посылаю тебе две книжки, которые, возможно, до тебя еще не дошли. Это П. Л. Драверт и о Драверте [3]. Ведь ты любишь поэзию, и эта книга П. Л., не сомневаюсь, доставит тебе радость. К тому же она самая полная из всех издававшихся книг П. Драверта.

П. Л. чистый сибиряк, хотя и родился в Вятке, и уже этим нам с тобой дорог.

И еще посылаю карточки для библиографии, составляемой Марией Семёновной (Мария Семёновна! Вам большой привет от меня и Ф. В. Пишите, всегда рады весточкам от Вас). Здесь, конечно, немало того, что Вам (с Марией Семёновной) известно, но есть и труднодоступные издания. У меня тоже подбирается солидная библиография.

Мечтаю написать книгу о Ядринцеве. Вот выпущу два тома «Наследства», посвященные ему, и засяду. Сейчас, вероятно, никто лучше не знает его творчество и его биографию. А последний раз о нем — о его жизни — писали в 1904 году. Ясно, что за 75 лет после этого накопилось много нового, подчас малоизвестного и просто неизвестного! Работа предстоит увлекательная, тем более приятная, что дело имеешь с истинным пламенным сибиряком, прожившим все свои годы и дни во имя Сибири.

У Драверта есть разные стихи, и некоторые из них сегодня, быть может, не звучат. Но сейчас мне созвучны «Искры» (с. 140) — «По духу ты — моя сестра…». И потом — «Куда летим, зачем летим, — не ведаем, но блещем; Змеистый путь необратим в дыханьи ветра вещем…». Увы, необратим, а главное — быстро потухаем. Вот об этом стихотворение, сжимающее сердце.

А как там твой наследник Витя-малый поживает? Привет всему твоему семейству. Возможно, в ноябре-декабре буду в Москве. Очень хочется, хотя бы на денек, побывать в Вологде, повидаться, поговорить (и книги привезти)…

Обнимаю

Твой Н. Яновский.

 

1. Сурганов Вс. А. (1927—1999) — критик, литературовед. Белая Г. А. (1931—2004) — литературовед.

2. Драверт П. Л. (1879—1945) — ученый, поэт. Очевидно, книга А. Лейфера «Сибири не изменю!» (Омск, 1979).

 

* * *

д. Сибла

 

Дорогой Николай Николаевич!

Ну вот, попал я, наконец, в деревню, маленько побродил по осенней, сырой и тихой тайге, «отошел» малость и берусь хоть бы за текущие дела. Куда от них денешься?

Рукопись прочли оба с Марьей, обоим она нам «показалась», замечаний особых нет, мелочи я помечал карандашом в рукописи, и ты их увидишь, — но их немного.

Что касается самой рукописи, то я бы хотел, чтоб за счет вещей малозначительных из моей «продукции», ну как «Снега» [1] или некоторые «Затеси», подробней бы остановиться на рассказах, ведь как-никак, а в принципе-то я рассказчик и повествования мои, кроме «Пастушки» и «Кражи», в сущности, состоят из рассказов. И еще надо бы в конце книги строже сгруппировать материал по «Царь-рыбе», а то он как-то разбился на три части, в конце книги вдруг снова возврат к первым главам; Мария Семёновна высказала пожелание подробней остановиться на очерке «Паруня» и на рассказе «Бабушкин праздник», но это всего лишь пожелание, не более, и еще вот, что прорывается, это уже больше в тональности, ты вроде как порой меня хочешь перед кем-то оправдать или защитить. Надо ли это? Я не уверен. Другое дело — поддержать, как это ты сделал в смысле языка. Тут все верно и все нужно. А то ведь получается, что мы, провинция, опять перед кем-то извиняемся, оправдываемся. Да ну их всех! В столице год от года провинции-то не убывает, а прибывает, взамен Твардовского, Смирнова, Тихонова, Луконина [2], Симонова прет к рулю такая суетливая шушера! Или самовлюбленные литературные графы, вроде господина Бондарева [3], к которому я все более и более теряю интерес и уважение. Деятель и закулисный деятель поглощает бывшего взводного, глушит работу его, превращая писателя в интригана барачного типа.

«Зрячий посох» тебе очень пригодится. Как вернусь в город, пришлю вместе с послесловием (увы, незаконченным) Константина Симонова. (Прости, пожалуйста, ручка здесь опять плохо пишет, а «рабочая» осталась в городе — у нас и ручка — проблема!)

Поклон Фаине Васильевне! Обнимаю, целую, твой Виктор Петрович.

20 октября 1979 г.

 

1. Роман В. Астафьева «Тают снега» (1958).

2. Твардовский А. Т. (1910—1971) — поэт, главный редактор журнала «Новый мир» (1959—1970). Очевидно, Смирнов С. С. (1915—1976) — прозаик, публицист. Тихонов Н. С. (1896—1979) — поэт. Луконин М. К. (1918—1976) — поэт.

3. Бондарев Ю. В. (р. 1924) — прозаик.

 

* * *

3.XI.1979 г.

Новосибирск

 

Дорогой Виктор Петрович!

Получил рукопись свою и очень я рад, что она тебе и Марии Семёновне «показалась». Хожу как именинник. Я ведь хорошо знаю свои возможности. Понимаю, в чем «силен», а в чем явно «слабоват».

Если в рукописи есть такой тон — «оправдать», — то его, конечно, надо снять. Но я-то полагал, что речь здесь идет не о том, что я хочу тебя от кого-то «защитить», а о моей позиции критика, кстати, давней, известной и непреклонной — смотреть в социальную природу событий и характеров.

Когда говорят, что Вася Сорока [1] — «образец русского народного артистизма», то меня это коробит, и не потому, что плохо и неверно сказано, а потому, что при этом умалчивается о событиях, которые были решающими в судьбе тысяч таких, как Вася Сорока. Мы сначала выбили его из естественной для него среды переселенческой «баржой», ни за что ни про что поставили его на какое-то время в положение изгоя в родной стране, а потом начали восхищаться его «народным артистизмом». Об этом главном как критик-публицист и социолог я и хотел сказать, когда «защищал» тебя от людей, ловко обходящих эту горячую для нас и для будущего проблему. Отсюда мой «тон» всего «сочинения», ибо я убежден: по таким произведениям, как «Последний поклон», будут изучать подлинную нашу историю, историю русского народа.

Относительно рассказов, на которых я мало остановился, вероятно, справедливо. Тут есть над чем подумать. Глава четвертая с анализа рассказов и начинается, но потом, видимо, все заслонила повесть «Пастух и пастушка». Надо этот раздел построить иначе, выделить его в отдельную главу, даже если придется нарушить хронологию (ведь этот хронологический принцип мною строго соблюден). Если это произойдет, то в него легко будет включить и очерк «Паруня». О главе, посвященной «Царь-рыбе», непременно подумаю. Мне она казалась цельной, лишь разбитой на отдельные аспекты исследования действительности, характеров, как и в самом романе.

Справедливо: концовка не написана. Вот пришлешь книгу о А. Н. Макарове, статей и выступлений о литературе (в ней есть статьи из «Урала»?), я снова вернусь ко всей последней главе и сделаю ее действительно итоговой (с непременным включением «Последнего поклона»). Тут и я чувствовал «провал», но сил уже недоставало. И хорошо, что рукопись полежала, и я от нее «отошел» — за это время что-то и в голове «отлежалось». А статью в «Урале» («Нет, алмазы на дороге не валяются») [2] пришли, пожалуйста, если она не вошла в книгу — у нас в библиотеке этих номеров, увы, нет. Черт знает что — раньше я выписывал журнал на «Сиб. огни», и при мне там все это хранилось, а сейчас братья-писатели или разграбили, или в макулатуру сдали!

«Сов. писатель» просил определить, когда я справлюсь с «доработкой». Теперь, получив и твой отклик, я определил — месяца три, ибо сейчас я по уши занят сдачей в набор «Лит. наследства Сибири», т. 5.

Наступают праздники, и я Вас и все мы поздравляем (тебя, Марию Семёновну, Витю-малого, всех твоих близких) с праздником. Будьте здоровы!

Обнимаю.

Твой Н. Яновский

P. S. В Иркутске вышел превосходно изданный том «Житие протопопа Аввакума». Есть ли он у тебя?

Н. Я.

 

1. Вася Сорока — персонаж «Последнего поклона» В. Астафьева.

2. Очерк «Нет, алмазы на дороге не валяются» о художественном мастерстве писателя. «Урал», 1962, № 4.

 

* * *

14.XI.1979 г.

Новосибирск

 

Дорогой Виктор Петрович!

Наш общий и душевный привет Марии Семёновне и всему Вашему семейству.

Посылаю тебе и Марии Семёновне статью о Шишкове-сатирике [1]. Когда еще выйдет монография моя о Шишкове — вероятно, не ранее, как годика через два, — а мне сейчас очень хочется убедить современных почитателей Шишкова, что те полтора десятка «шутейных рассказов», которые представлены в его посмертных соб. соч. (1960 и 1973 гг.), не исчерпывают и в десятой доле всего богатства, содержащегося в сатирах писателя. Именно в сатире, которая на поверку оказывается актуальной и сегодня. А исторический ее смысл и не поддается арифметическому счету — он широк и многозначен, как любая классика…

В прошлом году в статье о «Ватаге» [2] я реабилитировал роман, показав, что в проблеме о стихийности крестьянства Шишков был на голову выше своих современников, сейчас я реабилитирую повесть «Дикольче» [3], до сего дня погребенную в периодике. То и другое произведение я мечтаю издать и предпринял для этого необходимые шаги. Уже встретил сопротивление Комитета [4]. Но, боже мой, против кого только не восставал Комитет! А русская литература между тем развивается по своим законам, вопреки действиям комитетчиков.

19/XI лечу в Москву и утрясу все дела с той (Шишков) и другой (Астафьев) монографией. Работаю, как конь. А что остается на старости лет? Вечная радость — работа…

Обнимаю и мечтаю о встрече.

Твой Н. Яновский

 

1. Яновский Н. Свет и тени. «Шутейные» повести и рассказы Вяч. Шишкова // Сибирские огни. — 1979. — № 10.

2. Очевидно, речь идет о статье в кн. «Поиск» (1979) «Гражданская война в изображении Вячеслава Шишкова».

3. «Дикольче» (1927) — повесть, обвиненная в «воспевании кулака».

4. Комитет по делам печати.

 

 

100-летие «Сибирских огней»