Единый ресурс русскоязычных журналов и альманахов
Литературный подкаст
Увеличить
Решаем вместе
Считаете, что объекты культурного наследия находятся в плохом состоянии?
Расскажите об этом
Пн. 14:00 – 17:00
Вы здесь
Питерский смог
Рассказы
Файл: 
04_schigelskii_ps.zip (29.02 КБ)
04_schigelskii_ps.zip (29.02 КБ)
Виталий ЩИГЕЛЬСКИЙ
Рассказы
Этим летом один день был похож на другой. С тех пор как при подготовке к седьмому по счету пивному фестивалю из ультразвуковых пушек расстреляли свинцовые питерские облака, они больше не появлялись на небосклоне, растворившись в придавленных подгнивающими фундаментами болотах. Тогда же набирающая политический вес и экономическую мощь узбекская диаспора, договорившись с кем нужно, контрабандой провезла в северную столицу горячее и липкое, как чурек, солнце, неспособное заходить за горизонт в силу своей плоской чурекообразной формы. В результате — температуры человеческих тел и окружающего их воздуха стали примерно одинаковыми.
А если добавить к жаре неблагоприятные условия, в которых я жил и работал, точнее, вынужден был жить и работать, то становилось ясно, что совсем скоро я сойду с ума.
Я просыпался в шесть утра мокрый от пота и уставший, с пугающей мыслью о том, что Питер и вовсе скоро перенесут в пустыню (там дешевле аренда земли), и что лето теперь никогда не кончится. С великим усилием я подымал себя с кровати, выглядывал в окно и плевался: раскаленное солнце — на том же месте. Выпивал стакан теплой воды из-под крана, потом бессмысленно стоял под теплым душем. Вода комнатной температуры, комнатная температура тридцать градусов по Цельсию. Оставшаяся разница шесть и шесть десятых — дельта между всем вокруг и моим телом. Когда она исчезнет, все мы станем одним и тем же. Некоторые эзотерики, возможно, назовут это возвращением.
Усталым и мокрым я выхожу из дома. Усталым и мокрым возвращаюсь домой. Без аппетита жую бумажные пельмени. Пью что-то автоматически, без разницы — пиво, чай или воду. У них пропал вкус. Они не воздействуют на нервную систему. Она отказала первой.
Мчусь в душном метро, рассматривая блестящую потом плешь стоящего впереди человека. Еду в машине, точнее, стою в пробке на солнцепеке, попёрдывая высокооктановым топливом. Смотрю вперед, чтобы не въехать кому-нибудь в «жопу», поглядываю назад, чтобы кто-нибудь не въехал в «жопу» мне, и одуреваю от жары, цивилизации и комфорта.
На работе восемь часов прибиваю к фанере велюр или кожу скобами из пневмопистолета. Компрессор нагнетает обороты и греется, тело двигается туда-сюда без остановки и греется. Все вокруг перегрето, кажется, до предела. Это «малый бизнес», мой друг. На выходе получается диван, кресло или мягкий уголок. Ими до предела забиты все магазины мягкой и иной мебели.
За день забиваю двадцать шесть тысяч скоб и в табеле называюсь обивщиком мягкой мебели, или по-старому — скобарем. Если я скажу, что мечтал здесь работать с самого детства, кто мне поверит? Поэтому я не буду делать подобных заявлений. Я лучше пойду пообедаю. Пообедать без аппетита все же лучше, чем заниматься самоопределением. Чем себя меньше, тем меньше мучит жара, быт, нереализованные стремления, реализованные сомнения и прочее психосоматическое дерьмецо.
И вот я запихиваю еду в рот, жую и слушаю разговоры моих товарищей по работе. Оказывается, на свете много чего происходит: кто-то кого-то оттрахал вчера, кто-то, наоборот, обломался, кто-то дал кому-то по морде, кто-то сам получил, кто-то на спор выжрал флакон «красной шапки» и прожег дырку в желудке… Мне немного завидно: у людей есть вкус к жизни. Мне завидно, а пот капает с лишенного рецепторов носа на безвкусный бутерброд, стекает с затылка за воротник и дальше. Стекает до самого вечера…
По дороге домой, ступая по улицам родного города, многолюдным и ярко подсвеченным, я, кажется, должен испытывать прилив оптимизма, радость бытия, просто радость, должен отдыхать душой, наконец. Но сандалии прилипают к асфальту, воздуха слишком мало и он перегрет, а люди в своем большинстве — тупые, опрелые и усталые, как ты сам. Бредут нетрезво, окруженные аурой пивной отрыжки, без цели и смысла. Или трусят уперто с работы домой, от одного дела к другому, спеша после произведения благ потреблять блага, подтверждая на каждом шагу соответствие социальному статусу и общественным нормам автомобилями различного класса, сандалиями от кутюр, китайскими кроссовками, ямайскими трусами, приверженностью определенной системе быстрого питания.
Так мы и существуем в непрерывном движении, поддерживаем жизнедеятельность свою и города, страны и мира, и не приближаемся ни на шаг к ответу на вопросы вечные: зачем мы здесь, и кто мы такие? Массовка. Статисты. Зерно в элеваторе. В философской казуистике нет двух одинаковых зерен. Но попробуй, объясни это ветряной мельнице. Она мелет себе и мелет. И все зерно пойдет на хлеб.
Вероятно, мы уже не сможем остановиться, вероятно, это прогрессирует парниковый эффект. Наверное, чтобы начать хотя бы замечать друг друга, мы нуждаемся в понятной общечеловеческой идеологии, нам нужна хотя бы минимальная стабильность и социальные гарантии. А этим летом их отсутствие почему-то особенно остро чувствуется. И я понимаю, что наше движение не просто бесцельно, оно бесцельно-направлено. Мы замечаем друг друга, только когда сталкиваемся или толкаемся, а так никто никому не нужен. Когда начинаешь об этом думать, становится еще более душно, как душно человеку, который неудачно повесился на собственном галстуке.
Теплолюбивые зулусы и папуасы считаются чемпионами по количеству и качеству секса по причине того, что круглый год ходят голые и мало работают. Целый месяц я прихожу домой и вижу свою женщину голой, она сидит дома и не работает. Я смотрю на ее большую жопу, формой напоминающую мое сердце, и не хочу ее. Ведь мы не зулусы. Мы давно не занимаемся этим. Мы просто лежим, сбросив на пол одеяла, на разных кроватях, молчим и медленно умираем от жары.
В последнее время мне кажется, что виновата не только жара. Допустим, ее нет со мной день, два, неделю — ее отсутствие не угнетает меня. Напротив, я почти рад, что воздуха стало немного больше.
Несколько раз я пытался поговорить с ней на эту тему. Но она не слушала меня. Она смотрела сериал по телевизору и плакала. Как я понял, там кто-то все время обещал жениться на героине, но, вопреки обещаниям, не женился, и все вокруг знали, что он не женится, кроме самой героини. Там у них тоже стояло нескончаемое лето, и они тоже все тронулись. Единственно, что там было правдой, так это то, что им тоже всем было наплевать друг на друга.
Иногда мне хотелось позвонить другу детства, узнать, как идут у него дела, как он выносит все это. Мне хотелось услышать хороший бодрый ответ, мол, все в порядке, да ты и сам не раскисай, держись, ничего сверхобычного не происходит, просто жара, в крайнем случае сходи, сдай анализы на яйца-глист. Но мой друг давно уже пил. Пил пиво, вино, водку, спирт, бытовую и авто-химию. Он, к счастью, еще жил, но телефонную трубку брал редко, а узнавал меня еще реже. Наши дома располагались на соседних улицах, но мы с ним давно жили в разных вселенных.
Лишенный привычных условий обитания, испытывая недостаток воздуха, перспектив, общения, я чувствовал, что перегреваюсь окончательно. И тогда, чтобы не свихнуться, я решил сочинить себе собеседника, который мог бы объяснить мне, зачем и почему все происходит, и несет ли происходящее, равно как и существование, вообще какой-либо смысл. И по ночам, вместо сна, я начал вести о нем подробный дневник. Я попытался создать ему идеальные условия для мыслительной деятельности, рассудив, что, ограничив его в возможностях, могу сделать его ущербным, а значит, неспособным к объективному анализу окружающей действительности.
Для начала я назвал его в честь первого супермена, созданного в литературе великим Франсуа Рабле: Гаргантюа. Затем я постарался вложить в его тело дух воина, интеллект шахматиста и здоровье Порфирия Иванова. В деньгах он не нуждался, я позаботился об этом, продумав для него систему почти легальных оффшоров, таким образом Гаргантюа мог не унижать себя наемной работой. Его женщина была сказочно красива и имела все качества, необходимые для того, чтобы мужчина чувствовал себя сильным и одновременно защищенным рядом с ней, то есть была практически негативом моей женщины. И только жопу я оставил прежней. Квартира, в которой Гаргантюа жил, была просторной современной квартирой, способной, однако, выдержать осаду превосходящих враждебно настроенных сил. Кроме того, Гаргантюа являлся гражданином малонаселенной достойными людьми страны с умеренным климатом.
Проверив все детали еще раз и апгрейдив компьютер, за которым ему предстояло писать, я запустил героя в его владения и стал ждать, когда он начнет творить, выражать на бумаге мысли, которые помогут мне, которые, возможно, спасут мир.
Но Гаргантюа повел себя странно. Он не интересовался своими финансовыми делами, не любил свою женщину, не упражнялся в гимнастическом зале, питался в Макдональдсе (до сих пор не понимаю, как он появился в вымышленной мною стране). Умеренный климат вызывал у него риниты аллергического характера. Гаргантюа лежал на диване и смотрел сериал, тот самый, в котором все охренели от жары. В перерывах между сериями Гаргантюа пил. Он пил все, что горит. И если до лавки с виски было дальше, чем до лавки автокосметики, он покупал автохимию.
Я уже хотел сжечь героя вместе с дневником, когда понял, что Гаргантюа испытывает страдания. Естественно, я не мог понять их причину, да и не пытался понять. Как мне казалось, мы были с ним слишком разные и в разных условиях находились. Я просто перестал следить за ним и предоставил самому себе…
Выждав некоторое время, я решил проверить, как идут дела у Гаргантюа, и был удивлен тем, что живет он неплохо, держит отличную форму и, главное, полон позитивных эмоций. Оказалось, он пишет! Ни за что не догадаетесь, о чем.
«Этим летом один день был похож на другой…» — писал он. И далее по тексту…
Пожалуй, мне стало легче, по крайней мере, я кое-что понял.
Я понял, что выбора у меня нет.
НЕМНОГО ЛАПШИ ДЛЯ ЗИГМУНДА ФРЕЙДАА если добавить к жаре неблагоприятные условия, в которых я жил и работал, точнее, вынужден был жить и работать, то становилось ясно, что совсем скоро я сойду с ума.
Я просыпался в шесть утра мокрый от пота и уставший, с пугающей мыслью о том, что Питер и вовсе скоро перенесут в пустыню (там дешевле аренда земли), и что лето теперь никогда не кончится. С великим усилием я подымал себя с кровати, выглядывал в окно и плевался: раскаленное солнце — на том же месте. Выпивал стакан теплой воды из-под крана, потом бессмысленно стоял под теплым душем. Вода комнатной температуры, комнатная температура тридцать градусов по Цельсию. Оставшаяся разница шесть и шесть десятых — дельта между всем вокруг и моим телом. Когда она исчезнет, все мы станем одним и тем же. Некоторые эзотерики, возможно, назовут это возвращением.
Усталым и мокрым я выхожу из дома. Усталым и мокрым возвращаюсь домой. Без аппетита жую бумажные пельмени. Пью что-то автоматически, без разницы — пиво, чай или воду. У них пропал вкус. Они не воздействуют на нервную систему. Она отказала первой.
Мчусь в душном метро, рассматривая блестящую потом плешь стоящего впереди человека. Еду в машине, точнее, стою в пробке на солнцепеке, попёрдывая высокооктановым топливом. Смотрю вперед, чтобы не въехать кому-нибудь в «жопу», поглядываю назад, чтобы кто-нибудь не въехал в «жопу» мне, и одуреваю от жары, цивилизации и комфорта.
На работе восемь часов прибиваю к фанере велюр или кожу скобами из пневмопистолета. Компрессор нагнетает обороты и греется, тело двигается туда-сюда без остановки и греется. Все вокруг перегрето, кажется, до предела. Это «малый бизнес», мой друг. На выходе получается диван, кресло или мягкий уголок. Ими до предела забиты все магазины мягкой и иной мебели.
За день забиваю двадцать шесть тысяч скоб и в табеле называюсь обивщиком мягкой мебели, или по-старому — скобарем. Если я скажу, что мечтал здесь работать с самого детства, кто мне поверит? Поэтому я не буду делать подобных заявлений. Я лучше пойду пообедаю. Пообедать без аппетита все же лучше, чем заниматься самоопределением. Чем себя меньше, тем меньше мучит жара, быт, нереализованные стремления, реализованные сомнения и прочее психосоматическое дерьмецо.
И вот я запихиваю еду в рот, жую и слушаю разговоры моих товарищей по работе. Оказывается, на свете много чего происходит: кто-то кого-то оттрахал вчера, кто-то, наоборот, обломался, кто-то дал кому-то по морде, кто-то сам получил, кто-то на спор выжрал флакон «красной шапки» и прожег дырку в желудке… Мне немного завидно: у людей есть вкус к жизни. Мне завидно, а пот капает с лишенного рецепторов носа на безвкусный бутерброд, стекает с затылка за воротник и дальше. Стекает до самого вечера…
По дороге домой, ступая по улицам родного города, многолюдным и ярко подсвеченным, я, кажется, должен испытывать прилив оптимизма, радость бытия, просто радость, должен отдыхать душой, наконец. Но сандалии прилипают к асфальту, воздуха слишком мало и он перегрет, а люди в своем большинстве — тупые, опрелые и усталые, как ты сам. Бредут нетрезво, окруженные аурой пивной отрыжки, без цели и смысла. Или трусят уперто с работы домой, от одного дела к другому, спеша после произведения благ потреблять блага, подтверждая на каждом шагу соответствие социальному статусу и общественным нормам автомобилями различного класса, сандалиями от кутюр, китайскими кроссовками, ямайскими трусами, приверженностью определенной системе быстрого питания.
Так мы и существуем в непрерывном движении, поддерживаем жизнедеятельность свою и города, страны и мира, и не приближаемся ни на шаг к ответу на вопросы вечные: зачем мы здесь, и кто мы такие? Массовка. Статисты. Зерно в элеваторе. В философской казуистике нет двух одинаковых зерен. Но попробуй, объясни это ветряной мельнице. Она мелет себе и мелет. И все зерно пойдет на хлеб.
Вероятно, мы уже не сможем остановиться, вероятно, это прогрессирует парниковый эффект. Наверное, чтобы начать хотя бы замечать друг друга, мы нуждаемся в понятной общечеловеческой идеологии, нам нужна хотя бы минимальная стабильность и социальные гарантии. А этим летом их отсутствие почему-то особенно остро чувствуется. И я понимаю, что наше движение не просто бесцельно, оно бесцельно-направлено. Мы замечаем друг друга, только когда сталкиваемся или толкаемся, а так никто никому не нужен. Когда начинаешь об этом думать, становится еще более душно, как душно человеку, который неудачно повесился на собственном галстуке.
Теплолюбивые зулусы и папуасы считаются чемпионами по количеству и качеству секса по причине того, что круглый год ходят голые и мало работают. Целый месяц я прихожу домой и вижу свою женщину голой, она сидит дома и не работает. Я смотрю на ее большую жопу, формой напоминающую мое сердце, и не хочу ее. Ведь мы не зулусы. Мы давно не занимаемся этим. Мы просто лежим, сбросив на пол одеяла, на разных кроватях, молчим и медленно умираем от жары.
В последнее время мне кажется, что виновата не только жара. Допустим, ее нет со мной день, два, неделю — ее отсутствие не угнетает меня. Напротив, я почти рад, что воздуха стало немного больше.
Несколько раз я пытался поговорить с ней на эту тему. Но она не слушала меня. Она смотрела сериал по телевизору и плакала. Как я понял, там кто-то все время обещал жениться на героине, но, вопреки обещаниям, не женился, и все вокруг знали, что он не женится, кроме самой героини. Там у них тоже стояло нескончаемое лето, и они тоже все тронулись. Единственно, что там было правдой, так это то, что им тоже всем было наплевать друг на друга.
Иногда мне хотелось позвонить другу детства, узнать, как идут у него дела, как он выносит все это. Мне хотелось услышать хороший бодрый ответ, мол, все в порядке, да ты и сам не раскисай, держись, ничего сверхобычного не происходит, просто жара, в крайнем случае сходи, сдай анализы на яйца-глист. Но мой друг давно уже пил. Пил пиво, вино, водку, спирт, бытовую и авто-химию. Он, к счастью, еще жил, но телефонную трубку брал редко, а узнавал меня еще реже. Наши дома располагались на соседних улицах, но мы с ним давно жили в разных вселенных.
Лишенный привычных условий обитания, испытывая недостаток воздуха, перспектив, общения, я чувствовал, что перегреваюсь окончательно. И тогда, чтобы не свихнуться, я решил сочинить себе собеседника, который мог бы объяснить мне, зачем и почему все происходит, и несет ли происходящее, равно как и существование, вообще какой-либо смысл. И по ночам, вместо сна, я начал вести о нем подробный дневник. Я попытался создать ему идеальные условия для мыслительной деятельности, рассудив, что, ограничив его в возможностях, могу сделать его ущербным, а значит, неспособным к объективному анализу окружающей действительности.
Для начала я назвал его в честь первого супермена, созданного в литературе великим Франсуа Рабле: Гаргантюа. Затем я постарался вложить в его тело дух воина, интеллект шахматиста и здоровье Порфирия Иванова. В деньгах он не нуждался, я позаботился об этом, продумав для него систему почти легальных оффшоров, таким образом Гаргантюа мог не унижать себя наемной работой. Его женщина была сказочно красива и имела все качества, необходимые для того, чтобы мужчина чувствовал себя сильным и одновременно защищенным рядом с ней, то есть была практически негативом моей женщины. И только жопу я оставил прежней. Квартира, в которой Гаргантюа жил, была просторной современной квартирой, способной, однако, выдержать осаду превосходящих враждебно настроенных сил. Кроме того, Гаргантюа являлся гражданином малонаселенной достойными людьми страны с умеренным климатом.
Проверив все детали еще раз и апгрейдив компьютер, за которым ему предстояло писать, я запустил героя в его владения и стал ждать, когда он начнет творить, выражать на бумаге мысли, которые помогут мне, которые, возможно, спасут мир.
Но Гаргантюа повел себя странно. Он не интересовался своими финансовыми делами, не любил свою женщину, не упражнялся в гимнастическом зале, питался в Макдональдсе (до сих пор не понимаю, как он появился в вымышленной мною стране). Умеренный климат вызывал у него риниты аллергического характера. Гаргантюа лежал на диване и смотрел сериал, тот самый, в котором все охренели от жары. В перерывах между сериями Гаргантюа пил. Он пил все, что горит. И если до лавки с виски было дальше, чем до лавки автокосметики, он покупал автохимию.
Я уже хотел сжечь героя вместе с дневником, когда понял, что Гаргантюа испытывает страдания. Естественно, я не мог понять их причину, да и не пытался понять. Как мне казалось, мы были с ним слишком разные и в разных условиях находились. Я просто перестал следить за ним и предоставил самому себе…
Выждав некоторое время, я решил проверить, как идут дела у Гаргантюа, и был удивлен тем, что живет он неплохо, держит отличную форму и, главное, полон позитивных эмоций. Оказалось, он пишет! Ни за что не догадаетесь, о чем.
«Этим летом один день был похож на другой…» — писал он. И далее по тексту…
Пожалуй, мне стало легче, по крайней мере, я кое-что понял.
Я понял, что выбора у меня нет.
Я не в духе. Я в офисе. Это не мой офис, и не мои факсы, и не мои договора. Что-то здесь принадлежит КУГИ, что-то — «ЦентроПупБанку», что-то — похожему на Наполеона сумрачному субъекту с нездоровым всесезонным загаром а-ля «только что с Мертвого моря». Я нахожусь в деловой части города. Слышали про такой? Если нет, значит, вы не деловые. Так-то.
Радио играет Шнурова. Это самый изощренный раб шоу-бизнеса. С перманентным искусственным синяком под глазом, с модифицировано выведенными вшами в бороде, с эффектом «мокрая грязь». А мне нужен Шуберт, но где его взять в нашем мире фаст-потребления?
Я дважды наполнял плоскую карманную фляжку, водоизмещением двести граммов, дипломатической водкой, но она снова пуста. Потому что пятница, февраль, скоро День всех влюбленных. Или не потому что.
Я подкатываюсь на кресле (оно на колесах, видали такое?) к столу, обустраиваю на него ноги в «Wood World’ах». Очень удобно. В таком состоянии я могу запросто сказать «Бонапарту»: «Знаете что? Вы уволены! Ну, ты меня понял!». А затем собрать свои нехитрые вещи, как-то: одну шапку, одно полупальто, самопишущее перо и органайзер. И уйти на все четыре стороны… Хотя нет, органайзер я оставлю ему.
Жаль немного, что ничего подобного я в ближайшее время не сделаю. Где еще я смогу без проблем заработать на дипломатическую водку и спокойно пить ее?
В дверь стучат. Входят две особы прекрасного пола. Одной лет двадцать, другой лет сорок, стрижки не то чтобы совсем короткие, но как у рядового состава второго года службы, грудь закамуфлирована толстой подкладкой пуховика, ноги непонятно какие, потому что в дутых штанах. Под их взглядами возникает следующая догадка: то бабы с яйцами, растут они, правда, не наружу, а внутрь. Но это ничего не меняет. Они феминистки. А феминистки — это те, которые умеют только брать и ничего не хотят дать взамен. И неважно, о чем идет речь: о сексе, о быте или о сделках. Они работают двадцать четыре часа в сутки. Когда торгуются с покупателями и поставщиками, когда едят и пьют, когда борются с целлюлитом в соответствующем их уровню фитнес-зале, когда спят со своими мужьями, сожителями или сделки ради, когда просто спят. И они чаще всего побеждают своих конкурентов: поставщиков, покупателей, мужей и сожителей. Они вечно спешат. Куда? Зачем? Вы думаете, они знают? Я думаю, что они уже давно не задают себе подобных вопросов. Есть ли у них душа или хотя бы индивидуальность? С этого кресла мне не видать. «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное…» Средний класс жестко заточен на рай.
Дамы предлагают мне выгодные поставки тканей. Креп-сатин, атлас, полиэстер.
— Мы можем обсудить схему работы подробней, с нашей стороны возможен определенный «откат», возможны и другие условия, — говорит та, что постарше. — У вас есть комната отдыха?
— Я думаю, у нас ничего не получится, у нас есть все, что нам нужно, а лично мне не хватает двести граммов водки, мадмуазель и мадам, — отвечаю я.
— Но нас многие знают в Питере. И они все довольны, — включается молодая.
— Это меня и беспокоит. Между мужчиной и женщиной не должно быть ни преград, ни связок, даже в виде партии креп-сатина или вагона колбас.
— Вы явно не на своем месте, — говорит пожилая.
— Идиот, — молодость иногда бывает резка.
— Такие прекрасные, такие большие глаза… — продолжаю я. — Иногда даже жаль, что между ними вечно стоит то креп-сатин, то колбаса. Красота — к ней всегда хочется подобраться поближе, даже такому не озабоченному человеку, как я. Давайте встретимся как-нибудь вечером и поговорим без корысти.
— Вы сошли с ума, — говорит пожилая.
— Идиот, — вторит молодая.
Как рано они начинают разбираться в жизни. Как рано начинают понимать, что если отобрать у них право подписи и быстрый штамп, лишить их солярия, помады и сапог на высоких шпильках, то они опять станут безликие и синекожие, условно способные размышлять и рожать.
На том и прощаемся. Надеюсь, прощаемся навсегда.
Я выглядываю в окно. Наверху — серое ватное небо. Снизу — люди, машины и грязь. Пока курю, там, внизу, растет инфляция и детская преступность. Так мне кажется. А ведь мне никто не прививал нигилистического воспитания. Я — самоучка. И мне не везет с женщинами. Они не верят мне, когда я говорю им правду. Они верят мне, когда я лицемерю и вру. Обычно я нравлюсь тем, кто мне противен. Обычно мне нравятся те, кому противен я. Если я один и мне позарез нужна женщина, то они, словно чувствуя это, прячутся в «пятиэтажках» с кодовыми замками на дверях парадных, уезжают самолетами, поездами, пассажирами в иномарках, отключают цифровую и аналоговую связь. Если я оказываюсь женат или почти женат, то они выходят на улицы, ими переполняются бары и даже библиотеки. Последнего мне никогда не понять. Возможно, я просто глуп. Когда я работал на нормальной мужской работе и переносил на хребтине до пяти тонн муки и сахарного песка, они не обращали на меня никакого внимания. Они поедали пудинги и пирожки и не замечали, что в них есть мой пот. Когда же я сел придуривать в офис большого административного здания и взял «Peugeot 307CC», то сам стал скрываться от них.
Звонит телефон, сладкозвучный «Панас», специально разработанный для страдающих «синдромом менеджера» невротиков. Я вздрагиваю, роняю пепел на штаны и свитер. Плевать.
— Алло!
— Привет, Курбанчик, это твоя маленькая обезьянка, — голос молодой, озорной, зажигает.
— Таких не держим, — отвечаю, стараюсь казаться обаятельным. — Но мы дорого покупаем обезьян.
Обрыв на линии. Жаль. С возрастом много отдашь за то, чтобы тебя называли «Курбанчиком». Объяснить это сложно. Нужно пожить немного. Ведь все начинается так славно. Ты покупаешь цветы, ждешь ее на скамейке в парке, скучаешь, сигареты прикуриваешь одну от другой. Она, конечно, опаздывает. Но вот появляется вдалеке, спешит…
Тогда она пахла солнцем и полевыми цветами. Теперь…
«Панас» снова звонит.
После некоторой паузы отвечаю:
— Я слушаю.
— Ты сейчас где?
Это жена, и это ее стандартный идиотский вопрос.
— В «Мулен Руж», — а что еще мне ответить?
— Не ври! Ты на работе.
— Ну.
— Ну, ты купишь мне это? Купишь?
— Я?
— Опять пьешь?
— Я люблю тебя.
— Понятно: опять пьешь, сволочь. Домой можешь не приходить. Без той красной сумочки, которую я выбрала в «Капризнице» вчера.
— Хорошо…
Связь обрывается. Это хорошо. Когда заканчивается дипломатическая водка, а я все еще не готов принимать правила этого мира, то приходится подворовывать «Хеннеси» шефа. У меня есть дубликат ключа от его бара. Я не умел понять правил общежития, находясь у подножия человеческой пирамиды. Я обычно не понимаю их и теперь, благоденствуя в ее середине. Есть подозрение, что и там, на вершине, у субъектов большого бизнеса подобные проблемы не решены. И пик вершины — это тупик пути. И различий между людьми не так много. Если я приеду домой без красной сумочки — меня ждет скандал. Если с сумочкой — вечер с женой в черных ажурных чулках, на фоне порнокассеты с «мохнатым шоу» по мотивам истории «учительница и ученик».
Я размышляю и пью коньяк. Я и она. Муж и жена. Учительница и ученик. Кажется, мы до конца употребили друг друга. Кажется, красная черта давно пересечена. Равнодушие, безразличие и раздражение — это то, что мы каждый день кушаем, сидя напротив друг друга. И становимся тем, что мы кушаем. Я не нужен ей без «колес», премиальных, колечек и сумочек. Она — без двух бутылок пивка и чулок в сеточку. А есть ли у меня варианты? Может быть, я слишком умный и слишком много и часто думаю?
Я смотрю за окно. Наверху — серое ватное небо. Снизу — люди, машины и грязь. Офис принадлежит «ЦентроПупБанку». А в бутылке кончается коньяк…
Радио играет Шнурова. Это самый изощренный раб шоу-бизнеса. С перманентным искусственным синяком под глазом, с модифицировано выведенными вшами в бороде, с эффектом «мокрая грязь». А мне нужен Шуберт, но где его взять в нашем мире фаст-потребления?
Я дважды наполнял плоскую карманную фляжку, водоизмещением двести граммов, дипломатической водкой, но она снова пуста. Потому что пятница, февраль, скоро День всех влюбленных. Или не потому что.
Я подкатываюсь на кресле (оно на колесах, видали такое?) к столу, обустраиваю на него ноги в «Wood World’ах». Очень удобно. В таком состоянии я могу запросто сказать «Бонапарту»: «Знаете что? Вы уволены! Ну, ты меня понял!». А затем собрать свои нехитрые вещи, как-то: одну шапку, одно полупальто, самопишущее перо и органайзер. И уйти на все четыре стороны… Хотя нет, органайзер я оставлю ему.
Жаль немного, что ничего подобного я в ближайшее время не сделаю. Где еще я смогу без проблем заработать на дипломатическую водку и спокойно пить ее?
В дверь стучат. Входят две особы прекрасного пола. Одной лет двадцать, другой лет сорок, стрижки не то чтобы совсем короткие, но как у рядового состава второго года службы, грудь закамуфлирована толстой подкладкой пуховика, ноги непонятно какие, потому что в дутых штанах. Под их взглядами возникает следующая догадка: то бабы с яйцами, растут они, правда, не наружу, а внутрь. Но это ничего не меняет. Они феминистки. А феминистки — это те, которые умеют только брать и ничего не хотят дать взамен. И неважно, о чем идет речь: о сексе, о быте или о сделках. Они работают двадцать четыре часа в сутки. Когда торгуются с покупателями и поставщиками, когда едят и пьют, когда борются с целлюлитом в соответствующем их уровню фитнес-зале, когда спят со своими мужьями, сожителями или сделки ради, когда просто спят. И они чаще всего побеждают своих конкурентов: поставщиков, покупателей, мужей и сожителей. Они вечно спешат. Куда? Зачем? Вы думаете, они знают? Я думаю, что они уже давно не задают себе подобных вопросов. Есть ли у них душа или хотя бы индивидуальность? С этого кресла мне не видать. «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное…» Средний класс жестко заточен на рай.
Дамы предлагают мне выгодные поставки тканей. Креп-сатин, атлас, полиэстер.
— Мы можем обсудить схему работы подробней, с нашей стороны возможен определенный «откат», возможны и другие условия, — говорит та, что постарше. — У вас есть комната отдыха?
— Я думаю, у нас ничего не получится, у нас есть все, что нам нужно, а лично мне не хватает двести граммов водки, мадмуазель и мадам, — отвечаю я.
— Но нас многие знают в Питере. И они все довольны, — включается молодая.
— Это меня и беспокоит. Между мужчиной и женщиной не должно быть ни преград, ни связок, даже в виде партии креп-сатина или вагона колбас.
— Вы явно не на своем месте, — говорит пожилая.
— Идиот, — молодость иногда бывает резка.
— Такие прекрасные, такие большие глаза… — продолжаю я. — Иногда даже жаль, что между ними вечно стоит то креп-сатин, то колбаса. Красота — к ней всегда хочется подобраться поближе, даже такому не озабоченному человеку, как я. Давайте встретимся как-нибудь вечером и поговорим без корысти.
— Вы сошли с ума, — говорит пожилая.
— Идиот, — вторит молодая.
Как рано они начинают разбираться в жизни. Как рано начинают понимать, что если отобрать у них право подписи и быстрый штамп, лишить их солярия, помады и сапог на высоких шпильках, то они опять станут безликие и синекожие, условно способные размышлять и рожать.
На том и прощаемся. Надеюсь, прощаемся навсегда.
Я выглядываю в окно. Наверху — серое ватное небо. Снизу — люди, машины и грязь. Пока курю, там, внизу, растет инфляция и детская преступность. Так мне кажется. А ведь мне никто не прививал нигилистического воспитания. Я — самоучка. И мне не везет с женщинами. Они не верят мне, когда я говорю им правду. Они верят мне, когда я лицемерю и вру. Обычно я нравлюсь тем, кто мне противен. Обычно мне нравятся те, кому противен я. Если я один и мне позарез нужна женщина, то они, словно чувствуя это, прячутся в «пятиэтажках» с кодовыми замками на дверях парадных, уезжают самолетами, поездами, пассажирами в иномарках, отключают цифровую и аналоговую связь. Если я оказываюсь женат или почти женат, то они выходят на улицы, ими переполняются бары и даже библиотеки. Последнего мне никогда не понять. Возможно, я просто глуп. Когда я работал на нормальной мужской работе и переносил на хребтине до пяти тонн муки и сахарного песка, они не обращали на меня никакого внимания. Они поедали пудинги и пирожки и не замечали, что в них есть мой пот. Когда же я сел придуривать в офис большого административного здания и взял «Peugeot 307CC», то сам стал скрываться от них.
Звонит телефон, сладкозвучный «Панас», специально разработанный для страдающих «синдромом менеджера» невротиков. Я вздрагиваю, роняю пепел на штаны и свитер. Плевать.
— Алло!
— Привет, Курбанчик, это твоя маленькая обезьянка, — голос молодой, озорной, зажигает.
— Таких не держим, — отвечаю, стараюсь казаться обаятельным. — Но мы дорого покупаем обезьян.
Обрыв на линии. Жаль. С возрастом много отдашь за то, чтобы тебя называли «Курбанчиком». Объяснить это сложно. Нужно пожить немного. Ведь все начинается так славно. Ты покупаешь цветы, ждешь ее на скамейке в парке, скучаешь, сигареты прикуриваешь одну от другой. Она, конечно, опаздывает. Но вот появляется вдалеке, спешит…
Тогда она пахла солнцем и полевыми цветами. Теперь…
«Панас» снова звонит.
После некоторой паузы отвечаю:
— Я слушаю.
— Ты сейчас где?
Это жена, и это ее стандартный идиотский вопрос.
— В «Мулен Руж», — а что еще мне ответить?
— Не ври! Ты на работе.
— Ну.
— Ну, ты купишь мне это? Купишь?
— Я?
— Опять пьешь?
— Я люблю тебя.
— Понятно: опять пьешь, сволочь. Домой можешь не приходить. Без той красной сумочки, которую я выбрала в «Капризнице» вчера.
— Хорошо…
Связь обрывается. Это хорошо. Когда заканчивается дипломатическая водка, а я все еще не готов принимать правила этого мира, то приходится подворовывать «Хеннеси» шефа. У меня есть дубликат ключа от его бара. Я не умел понять правил общежития, находясь у подножия человеческой пирамиды. Я обычно не понимаю их и теперь, благоденствуя в ее середине. Есть подозрение, что и там, на вершине, у субъектов большого бизнеса подобные проблемы не решены. И пик вершины — это тупик пути. И различий между людьми не так много. Если я приеду домой без красной сумочки — меня ждет скандал. Если с сумочкой — вечер с женой в черных ажурных чулках, на фоне порнокассеты с «мохнатым шоу» по мотивам истории «учительница и ученик».
Я размышляю и пью коньяк. Я и она. Муж и жена. Учительница и ученик. Кажется, мы до конца употребили друг друга. Кажется, красная черта давно пересечена. Равнодушие, безразличие и раздражение — это то, что мы каждый день кушаем, сидя напротив друг друга. И становимся тем, что мы кушаем. Я не нужен ей без «колес», премиальных, колечек и сумочек. Она — без двух бутылок пивка и чулок в сеточку. А есть ли у меня варианты? Может быть, я слишком умный и слишком много и часто думаю?
Я смотрю за окно. Наверху — серое ватное небо. Снизу — люди, машины и грязь. Офис принадлежит «ЦентроПупБанку». А в бутылке кончается коньяк…
РАЗГОВОР С ОВЦЕУХОВЫМ
На столе стоят и лежат бутылки, под грудой окурков прячется пепельница, ее окружают несколько тарелок в кроваво-красных следах: возможно, я переел кетчупа или даже съел человека. Но, скорее всего, я тихо и упорно пил в течение неопределенного промежутка времени, о котором мне нечего вспомнить. Вызывающий тошноту, подобно помойным пейзажам Энди Уорхола, интерьер кухни подсказывает, что пил я у Овцеухова. А ведь это самая крайняя степень падения — пить с Овцеуховым. В лучшие времена я не стал бы даже курить с Овцеуховым, с этим интеллектуальным спартанцем, с этим карликом духа…
Я не всегда выражаюсь эзоповым языком, просто мне плохо. Дайте мне сто граммов водки, и, клянусь, я перестану быть Эзопом.
— Овцеухов! — кричу я. — Где твои запасы водки?..
— Овцеухов! — кричу я несколько долгих минут спустя, слова липнут к сухому шершавому языку. — Овцеухов, не говори мне, что мы всё выпили. Даже не думай так.
Овцеухов молчит. Он криво сидит за столом, серый и тяжелый, как питерское небо. Черты его лица неподвижны. Они такие невыразительные, что я вряд ли смогу их описать.
— Овцеухов, раньше ты всегда имел заначку на утро, раньше ты подсчитывал пустые калории выпитого тобой. Ты деградируешь, Овцеухов.
Он слегка щерится, будто нащупывая во рту ампулу с цианистым калием, и разводит руками. Я знаю, жизнь его была нелегка, но, извините за банальность, а кому сейчас легко?
— Овцеухов, когда последний раз в твоей берлоге была женщина? Когда ты брал в руки совок и метелку? В детском саду?.. Ты ведь хочешь любви, Овцеухов. Но ведь ты носишь дырявые носки. Ты пахнешь, как дальнобойщик. И бреешься раз в месяц, в лучшем случае. Ты не способен на жертвы… Что? Тебе просто лень. А ты знаешь, на что идут женщины ради любви? Они отказывают себе в сладостях, они крутят тяжелый металлический обруч на талии, они рисуют себе вредными для здоровья химическими карандашами большие глаза, они каждый день бреют ноги. Можно сказать, ради тебя, твою мать! Ты понимаешь?
Овцеухов не отвечает. И неподвижна и безобразна его голова, как каменное изваяние на острове Пасхи.
— Ты посадил дерево, Овцеухов? Ты построил дом? Что-то я не припомню какого-нибудь рубанка в твоих руках. Такое за тобой не водится. Ты же человек гордый. Ты думаешь, что несправедливый мир вертится вокруг тебя. Что кто-то что-то тебе должен. А между тем, эти кто-то и не подозревают, что ты сбухиваешься в этой темной и душной каморке, тогда как они воспроизводят и перераспределяют общественные блага. Они маленькими шажками зарабатывают свой миллион, пока ты большими глотками выпиваешь свой декалитр. Они и придумали спирт для таких, как ты, чтобы такие, как ты, не вертелись у них под ногами… Но ведь и тебе наплевать на них. Тебе даже лень выйти на улицу и посмотреть, живы ли они. Может быть, они заработали все имеющиеся деньги и загнали себя в тупик. А может, они мутировали от модифицированного соевого белка и превратились в сверхчеловечков. Представляешь, они левитируют над джакузи и передают на расстоянии мысли друг другу. Да что там мысли — целые мыслеформы. Мыслеформы эротического содержания… Ты, наверное, скажешь, что видал этих зеленых человечков в пьяном бреду. Ты считаешь, что это было некое озарение… Не молчи, Овцеухов. Ответь. Где у тебя спрятана выпивка?
Он не отвечает. Он с достоинством португальского короля ковыряется пальцами в пепельнице. И, расправив измятый «бычок», неспешно закуривает. Окруженный облаками сизого дыма, теперь он похож на спящий вулкан Фудзияма.
— Овцеухов, неужели ты не хочешь раскрыть свой творческий потенциал? На любом серьезном телеканале есть передача, где ты можешь спеть собственную песню под гитару, станцевать танец моряков «Яблочко», постоять на голове или съесть пятьдесят гамбургеров. Овцеухов, в течение трех минут весь мир будет смотреть на тебя. Овцеухов, это успех и слава.
Я не всегда выражаюсь эзоповым языком, просто мне плохо. Дайте мне сто граммов водки, и, клянусь, я перестану быть Эзопом.
— Овцеухов! — кричу я. — Где твои запасы водки?..
— Овцеухов! — кричу я несколько долгих минут спустя, слова липнут к сухому шершавому языку. — Овцеухов, не говори мне, что мы всё выпили. Даже не думай так.
Овцеухов молчит. Он криво сидит за столом, серый и тяжелый, как питерское небо. Черты его лица неподвижны. Они такие невыразительные, что я вряд ли смогу их описать.
— Овцеухов, раньше ты всегда имел заначку на утро, раньше ты подсчитывал пустые калории выпитого тобой. Ты деградируешь, Овцеухов.
Он слегка щерится, будто нащупывая во рту ампулу с цианистым калием, и разводит руками. Я знаю, жизнь его была нелегка, но, извините за банальность, а кому сейчас легко?
— Овцеухов, когда последний раз в твоей берлоге была женщина? Когда ты брал в руки совок и метелку? В детском саду?.. Ты ведь хочешь любви, Овцеухов. Но ведь ты носишь дырявые носки. Ты пахнешь, как дальнобойщик. И бреешься раз в месяц, в лучшем случае. Ты не способен на жертвы… Что? Тебе просто лень. А ты знаешь, на что идут женщины ради любви? Они отказывают себе в сладостях, они крутят тяжелый металлический обруч на талии, они рисуют себе вредными для здоровья химическими карандашами большие глаза, они каждый день бреют ноги. Можно сказать, ради тебя, твою мать! Ты понимаешь?
Овцеухов не отвечает. И неподвижна и безобразна его голова, как каменное изваяние на острове Пасхи.
— Ты посадил дерево, Овцеухов? Ты построил дом? Что-то я не припомню какого-нибудь рубанка в твоих руках. Такое за тобой не водится. Ты же человек гордый. Ты думаешь, что несправедливый мир вертится вокруг тебя. Что кто-то что-то тебе должен. А между тем, эти кто-то и не подозревают, что ты сбухиваешься в этой темной и душной каморке, тогда как они воспроизводят и перераспределяют общественные блага. Они маленькими шажками зарабатывают свой миллион, пока ты большими глотками выпиваешь свой декалитр. Они и придумали спирт для таких, как ты, чтобы такие, как ты, не вертелись у них под ногами… Но ведь и тебе наплевать на них. Тебе даже лень выйти на улицу и посмотреть, живы ли они. Может быть, они заработали все имеющиеся деньги и загнали себя в тупик. А может, они мутировали от модифицированного соевого белка и превратились в сверхчеловечков. Представляешь, они левитируют над джакузи и передают на расстоянии мысли друг другу. Да что там мысли — целые мыслеформы. Мыслеформы эротического содержания… Ты, наверное, скажешь, что видал этих зеленых человечков в пьяном бреду. Ты считаешь, что это было некое озарение… Не молчи, Овцеухов. Ответь. Где у тебя спрятана выпивка?
Он не отвечает. Он с достоинством португальского короля ковыряется пальцами в пепельнице. И, расправив измятый «бычок», неспешно закуривает. Окруженный облаками сизого дыма, теперь он похож на спящий вулкан Фудзияма.
— Овцеухов, неужели ты не хочешь раскрыть свой творческий потенциал? На любом серьезном телеканале есть передача, где ты можешь спеть собственную песню под гитару, станцевать танец моряков «Яблочко», постоять на голове или съесть пятьдесят гамбургеров. Овцеухов, в течение трех минут весь мир будет смотреть на тебя. Овцеухов, это успех и слава.
Он молчит, теребя свой бугристый нос, формой и цветом схожий с прошлогодней картофелиной. Никогда раньше молчание кого бы то ни было так не выводило меня из себя.
— Овцеухов, человеческое общение тебе в тягость? Ты с трудом подбираешь слова или не подбираешь их вообще? Овцеухов, почему ты не хочешь жить, как все? Ты что же, не знаешь, кто ты? Ты не знаешь, с чего начать? Ты считаешь, что начинать уже поздно?.. О, как ты ошибаешься, Овцеухов. Не поленись, заполни универсальную анкету с пятьюстами вопросами, и опытные специалисты помогут определить тебе уровень собственного развития и собственные возможности. Они подберут тебе специальность согласно склонностям, ты узнаешь, на какую зарплату можешь претендовать. Они подберут тебе одежду и предложат интерьер твоей комнаты, исходя из твоих возможных доходов. Они научат тебя, как справляться с неврозом, как отличать пустяки от главного… Овцеухов, они помогут тебе, а ты помоги мне сейчас.
Кажется, он перестает быть твердой вулканической массой и превращается в то, во что непременно превращается съеденный намедни салат, допустим, из крабовых палочек.
— Овцеухов, начни хотя бы с того, что сдай пустые бутылки, пробки и этикетки и получи в подарок сотовый телефон. Ты не знаешь, конечно, но в этом мире уже появились телефонные службы знакомств. Все это, само собой, не бесплатно, но это шанс. Овцеухов, собери свою волю в кулак и отправь sms-сообщения для своей мечты. И пусть твоя мечта будет покладистой и грудастой.
Овцеухов! Как он теперь выглядит? Да никак. Ударить бы его по башке кувалдой, но я продолжаю:
— Овцеухов! Представляешь, пока ты здесь сидишь, спрятавшись от мира за шторами, наука объединилась с религией! Проповедникам дают ученые степени, а ученые поселились в монастырях. Представляешь, Овцеухов, за четыреста долларов тебя просканируют, заzipуют и отправят в рай… Но я вижу, тебе все равно, Овцеухов. Может быть, ты знаешь что-то такое, чего не знаю я. Чего никто не знает! Может быть, в этом мире уже не осталось выпивки? Ни одного глотка? Отвечай, Овцеухов!
И тут он действительно отвечает и, наконец, открывает то, чего никто никогда не знал.
— Я не Овцеухов, — говорит он, гордо задрав подбородок в клочьях грязных волос. — Я — Овцех…ев!
ЗАПИСКИ ИЗ БУДУЩЕГО— Овцеухов, человеческое общение тебе в тягость? Ты с трудом подбираешь слова или не подбираешь их вообще? Овцеухов, почему ты не хочешь жить, как все? Ты что же, не знаешь, кто ты? Ты не знаешь, с чего начать? Ты считаешь, что начинать уже поздно?.. О, как ты ошибаешься, Овцеухов. Не поленись, заполни универсальную анкету с пятьюстами вопросами, и опытные специалисты помогут определить тебе уровень собственного развития и собственные возможности. Они подберут тебе специальность согласно склонностям, ты узнаешь, на какую зарплату можешь претендовать. Они подберут тебе одежду и предложат интерьер твоей комнаты, исходя из твоих возможных доходов. Они научат тебя, как справляться с неврозом, как отличать пустяки от главного… Овцеухов, они помогут тебе, а ты помоги мне сейчас.
Кажется, он перестает быть твердой вулканической массой и превращается в то, во что непременно превращается съеденный намедни салат, допустим, из крабовых палочек.
— Овцеухов, начни хотя бы с того, что сдай пустые бутылки, пробки и этикетки и получи в подарок сотовый телефон. Ты не знаешь, конечно, но в этом мире уже появились телефонные службы знакомств. Все это, само собой, не бесплатно, но это шанс. Овцеухов, собери свою волю в кулак и отправь sms-сообщения для своей мечты. И пусть твоя мечта будет покладистой и грудастой.
Овцеухов! Как он теперь выглядит? Да никак. Ударить бы его по башке кувалдой, но я продолжаю:
— Овцеухов! Представляешь, пока ты здесь сидишь, спрятавшись от мира за шторами, наука объединилась с религией! Проповедникам дают ученые степени, а ученые поселились в монастырях. Представляешь, Овцеухов, за четыреста долларов тебя просканируют, заzipуют и отправят в рай… Но я вижу, тебе все равно, Овцеухов. Может быть, ты знаешь что-то такое, чего не знаю я. Чего никто не знает! Может быть, в этом мире уже не осталось выпивки? Ни одного глотка? Отвечай, Овцеухов!
И тут он действительно отвечает и, наконец, открывает то, чего никто никогда не знал.
— Я не Овцеухов, — говорит он, гордо задрав подбородок в клочьях грязных волос. — Я — Овцех…ев!
Дорогие россияне, мы стоим на пороге новой эпохи!
В. Путин
Идет весна, а с ней шизофрения,
ликуй и веселись моя Россия!
ликуй и веселись моя Россия!
И. Мусолин
У меня не было определенной цели, когда я писал это письмо. Я не собирался давать кому-либо рецепт правильной жизни, не пытался никого удивить или шокировать. Просто, перед тем как выйти из своей машины наружу, я испытывал странное желание поговорить с кем-нибудь. А быть может, просто хотел собраться с мыслями и понять, зачем совершаю этот поступок. Так или иначе, если мое письмо попадет на ваш электронный адрес, или вы найдете его в корзине для мусора, знайте: я пишу вам из будущего. А какое оно — близкое или далекое — зависит от вас. От вашего возраста, целеустремленности и воображения, в конце концов.
В том времени, в котором я живу, каждый может связаться с вами одним из многочисленных способов, но, как мне кажется, это никому не нужно. Поэтому не пытайтесь сравнивать мой текст с какими-либо другими материалами на тему будущего, я с абсолютной уверенностью заявляю: их авторы — ваши современники — обычные шутники или безумцы.
Итак. Мир, в котором я нахожусь, уже не нуждается в улучшении, он лишен противоречий и разногласий. Государственные границы, политические партии, конкурентная борьба, родственные связи и домашние животные в том смысле, в котором вы привыкли их понимать, здесь отсутствуют. Жизнь одинакова для всех, потому что человек больше не бултыхается между категориями «хорошо» и «плохо», не ищет истины, не добивается общественного признания, не обламывает зубы о гранит науки. Это мир, которому уже некуда развиваться, ведь он пользует, питает и воспроизводит себя самого, без каких бы то ни было заимствований извне и отходов. Каждый субъект в этом мире занимает свое исключительное и полезное место, и в нем же исторически, эмоционально и юридически закреплен, как диод в системе электропитания.
Лично я — бизнесмен, глава малого предприятия, специализирующегося на розливе и упаковке эманаций класса «плебс». Они отличаются особо высокой кислотностью рН и, чаще всего, используются для изготовления различных химикатов по борьбе с насекомыми и грызунами. Такие эманации скачиваются, как правило, у люмпенизированных слоев. После сжижения они выглядят как жидкость мутно-белого цвета, которая поступает на мое предприятие посредством самотека.
Вы, наверное, понятие не имеете о том, что такое эманации, и тем напоминаете мне папуасов Гвинеи-Бисау. Не уверен, что вы поймете, но как интеллигентный человек один раз поясню: эманации — это эмоции, которые стали в наше время основным сырьем и главным товаром. Все, что мы едим, на чем сидим, все, во что мы одеты, чем пользуемся в нашей жизни — синтезировано из эманаций.
Не подумайте только, что я какой-нибудь свихнувшийся сектант и считаю себя и свой мир послеобеденным сном какого-нибудь Вилиппуки из архаичного эпоса Калевала. Никогда еще мир не был настолько материален, как теперь. Правильно приготовленное сознание рождает материю. Эпоха нефти, торфа, газа, соевых бобов, дурно пахнущих свинарников и курятников с их обитателями давно закончилась, а если быть честным, перечисленных натуральных запасов на наш век не осталось. Возможно, именно ваше поколение высосало последнее из недр Земли и сожрало с ее поверхности всю органику. Предоставив потомкам только сильные эмоции, виртуальный рынок ценных бумаг и беспроводные линии коммуникаций. И еще — медиа-технологии по работе с сознанием.
Апокалипсис, казалось бы.
Но ничуть! Человечество оказалось самодостаточным. Оно и было таким с самого начала. Египетские жрецы, сионские мудрецы, рахитичные алхимики, адвентисты седьмого дня и другие спецслужбы всегда знали это. Но, умея управлять эманациями, тайные организации так и не нашли способ превращать психическую энергию в материю. В наше время это стало возможным. Для создания всего сущего нам нужны только ярко выраженные эмоции, противоположные по знаку, например, радость и страх, вытяжкой и переработкой которых занимается одна-единственная компания на Земле — «Шнейдер и Ибрагимов LTD». Кроме нее, существует пара десятков их «дочек», одна из них — корпорация «Розлив» — принадлежит мне.
Структура общества предельно проста и понятна, как реклама: Шнейдер и Ибрагимов сделают все для вас в обмен на тонкие витальные составляющие. В этой схеме нет места для хартий, партий, государственных аппаратов, мелких и крупных предпринимателей. Когда-нибудь и вам станет ясно: на высшем эволюционном этапе свободная конкуренции и политически корректная борьба заканчивается, и образуется мегамонополия. Лет этак пятьдесят назад «ШиИ LTD» запатентовала свои технологии в бюро авторских прав, предоставив остальным, как говорится, греться на солнышке.
Кто такие Шнейдер и Ибрагимов? Некоторые скажут: они авторы первого интерактивного телешоу. Подобное заявление, на первый взгляд, очень похоже на правду и поэтому должно настораживать. Правда не валяется под ногами. Люди же с аналитическим складом ума, к которым я отношу себя, утверждают: никто. Ибо по традиции, перешедшей к нам из ваших дремучих времен, учредительные документы фирм и конгломератов по-прежнему оформляются на подставных лиц — бомжей или умалишенных.
Вообще в наш век роль личности в истории ничтожно мала, скажу больше и витиеватей: на этапе завершения эволюционного процесса нет таких понятий, как личность и история.
Это все, что я хотел сообщить вам о современном общественном устройстве. Дополнительная информация, пожалуй, может вам навредить. Информация, знаете ли, серьезное оружие, которым вы еще не умеете пользоваться.
Я предоставил вам достаточно цельную и яркую картину будущего, но она так и не станет полной, если в ней не будет меня.
Итак, сейчас 00.45, двадцать три градуса по Цельсию, календарный май. Я сижу в своей машине, это восьмицилиндровый заряженный «Мустанг». Если вы понимаете, что я имею в виду, то вам легче будет представить, что я скорее лежу, чем сижу. Это последнее поколение автомобилей, способных разгоняться за три с половиной секунды до ста километров в час. Сам я никогда не пробовал, ведь в будущем необходимость перемещений отпадает. Почему? Да потому что все необходимое и достаточное находится непосредственно у меня под рукой или появляется по первому зову. Допустим, стоит мне произнести вслух словосочетание «мой маленький холдинг» — и на экране встроенного в панель монитора возникает изображение утепленного ангара, за стенами которого размещена линия розлива консервированных эманаций. Представьте себе бесконечную паутину титановых труб, патрубков и консолей и вы поймете, что линия полностью автоматизирована, за исключением, пожалуй, участка укупорки. Как бы ни развивались технологии, всегда будут существовать технологические операции, которые может совершать только человек. Например, косметический ремонт класса «евростандарт», лепка пельменей обходятся дешевле, если делаются человеческими руками. Удивительно, на географических картах будущего вы не найдете Европы, но в обиходе сохранилось устойчивое понятие «евростандарт»; нет и Белоруссии, но существуют белорусские гастрабайтеры. И никто не укупорит бидон эманаций так дешево и герметично, как белорусский гастрабайтер.
Я вижу их в самом конце линии розлива. Они сидят на пустых фанерных ящиках по обеим сторонам длинного самодвижущегося транспортера, несущего на себе бесконечную цепочку бидончиков с эманациями. Белорусы, в желтых блестящих термокостюмах, с розовыми пластиковыми респираторами на носоротовых участках, напоминают незадачливых роботов-клоунов механического цирка, что идет уже несколько лет нон-стоп по одному из любимых моих интерактивных каналов. Четный номер вставляет в горлышко бидончика красную прорезиненную пробку, а нечетный — за несколько широких размахов забивает ее до нужной глубины увесистой деревянной киянкой. В простонародье упакованные таким образом эмаконсервы называются «Красная Шапочка».
— Бодрее, господа, — говорю я негромко, заметив, что бегущая по низу экрана строка выпуска принимает нежелательный фиолетовый оттенок. — Выпуск падает.
Через бригаду клоунов проходит легкий переменный ток, это можно увидеть по резким нескоординированным движениям ног, рук и голов — обычная реакция гастрабайтеров при интерактивном общении: моя словесная просьба передается по беспроводному каналу на нужный участок, одновременно трансформируясь в наиболее удобную для понимания форму. Нейрокреативное управление производством — вот как это называется. Есть и более радикальные методы воздействия, уходящие корнями в ницшеанство, просто я не имею лицензии на их использование. Но и без того я вполне доволен собственной персоной.
Еще раз скажу, что основой человеческой личности в будущем является ее самодостаточность. Я несколько дней не мылся, на мне вытянутые кальсоны и пожелтевшая майка, но я не испытываю каких-либо неприятных ощущений; а если кому-нибудь вдруг взбредет в голову связаться со мной, используя элементы видеоряда, мое изображение будет выглядеть точной копией человека с обложки лучшего стилеформирующего инетжурнала. Как вы можете заметить, в наши прекрасные времена не одежда определяет человека, а человек одежду. И поскольку она перестала носить социальный статус, то ее попросту не существует в том виде, который она принимает у вас. Мы имеем возможность видеть друг друга в любой точке планеты, в любой момент суток не только в виде трехмерного изображения, но и в разрезе, если понадобится, но, как правило, обходимся общением по радио.
Нам не только не нужно передвигаться на своих транспортных средствах по поверхности Земли, но и нет надобности выбираться из машин наружу, по крайней мере, до тех пор, пока все наши амбиции не удовлетворены. Мало того, чем ограниченнее физическое пространство вокруг нас, тем лучше и значительнее мы себя чувствуем. Клаустрофилия, подумаете вы не без скепсиса. Называйте нас как хотите, несчастные клаустрофобы, и завидуйте. Ведь мы не тратим большую часть положенного нам времени на закупку продовольствия по дисконтным картам, на ее длительную термообработку, на ее публичное употребление, на изнурительное мытье грязной посуды, на последующий затруднительный акт дефекации. Мы не стираем и не гладим шмоток, мы даже не вовлечены в бессмысленное занятие по их сочетанию и подбору. Мы не расходуем на эти ненужности массу сил и средств. Мы не озадачены выбором банка для размещения денежных вкладов и поиском путей для последующего их возврата. Еда, мебель, деньги и другие атрибуты, сопутствующие поклонению культу вещизма, исключены из нашего обихода. А сами здания, где проходили аукционы, выставки-продажи, кеш-енд-керри вакханалии — разрушены. Будучи меркой социально-культурного положения в обществе, вещественные ценности являлись причиной социальных, национальных и семейных конфликтов. Не удивительно, что полная замена вещевых ценностей на воображаемые привела к исчезновению сначала самих конфликтов, а затем их участников. То есть социума больше нет, национальностей больше нет, семьи, как таковой, тоже.
Последнее не означает, что мы полностью стерилизованы. У меня, например, есть жена — победитель виртуального конкурса мисс-бюст позапрошлого года. Ее, выполненная из износоустойчивого высокомолекулярного силипопса фигурка всегда под рукой — лежит в бардачке и ждет подходящего настроения. При необходимости она раздувается до натуральной величины (а можно и больше). По контракту я могу делать с ней все что угодно, кроме физической порки. Еще скажу, что мисс-бюст было выпущено не больше ста копий, и мне не просто пришлось потратиться, но и пережить что-то вроде отбора.
Кое-кто из вас может подумать, что все это похоже на акт купли-продажи, ежедневно совершаемый вами в обычном секс-шопе. Не забывайтесь! Во-первых, в нашем мире нет секс-шопов, во-вторых, в отличие от вашей тысячедолларовой подружки, моя кое-что чувствует. «Шнейдер и Ибрагимов» гарантирует такую возможность.
Современное общество будущего представляет собой обособленных индивидов, изучающих и совершенствующих собственное «я». Человек реализует имеющийся потенциал не за счет угнетения, обмана и войны с другими членами общества, а с помощью высоких технологий «Шнейдер и Ибрагимов LTD». В их основу легли экспериментальная работа психиатра Эрика Берна «Игры, в которые играют люди» и доктрина анонимного алкоголика Рона Хаббарда «о специфике реактивного ума», изложенная в набросках по сайентологии. Берн озвучил тайное желание каждого человека изображать из себя того, кем он в силу каких-либо обстоятельств не является (не хватает физической силы, мозгов, финансовых возможностей и тому подобного). Хаббард доказал, что такое желание законно в силу наличия у каждого так называемого «реактивного ума».
Не буду стыдить, равно как и просвещать, читателей, не знакомых с данными трудами, а любезно отошлю их к первоисточникам, позволив себе остановиться на главном. Оно здесь: компания «ШиИ LTD» научилась использовать энергию, выделяемую во время нескончаемых игр «реактивного ума доктора Хаббарда», называемую эманациями. Другое дело, что для синтеза вещества и пространства подходят не все выделения, а только высококачественные, существует их строгая классификация. Помните, я говорил: люмпены вырабатывают эмоции класса «плебс». Так вот, эта энергия считается самой грязной и годится лишь на создание грубого вещества и двухмерного пространства. Кстати, сами люмпены и существуют в двухмерном пространстве, и потребности в другом не испытывают. Качество эманаций «среднего класса» повыше, но они тоже достаточно примитивны в силу однородности жизненных запросов. Их самые смелые фантазии соответствуют идеалам кооператоров и нэпманов, живших в двадцатом веке.
Лабораторные исследования, проведенные специалистами «Шнейдер и Ибрагимов», показали, что мои выделения можно отнести к классу «элит», если они образуются при удовлетворении моих скрытых амбиций. Чтобы вам стало понятно, поясню: стоимость и энергоемкость доброкачественных элитных эманаций сравнима с бензином класса «VIPs power», ни больше, ни меньше. Нереализованные скрытые амбиции, как объяснили мне в «ШиИ», есть основные причины приступов депрессии и неудовлетворенности. Поскольку польза от моих эманаций была очевидна, специалисты компании разработали индивидуальную поведенческую программу, призванную реализовывать скрытые амбиции моего «реактивного я», а взамен получать хороший продукт, удовлетворяющий самым высоким стандартам «ШиИ».
Согласно программе, мне были предоставлены не только хорошая жена и собственный бизнес (благодаря оным я воспроизводил порядка тридцати процентов от общего числа эманаций), но и собственная ролевая игра «Монополия». Чтобы войти в нее, достаточно надеть на голову специальный шлем, который может показаться непосвященному обычной резиновой шапочкой для плавания в общественных бассейнах.
В начале игры вам предлагается выбрать планету в пределах нашей галактики, населенную разумными существами и обладающую полезными ископаемыми. Ваша задача заключается в том, чтобы, начав играть, допустим, за уволенного в запас из силовых структур неудачника с темным прошлым, внедриться в один из полукриминальных кланов, занимающихся сырьевой добычей. Поначалу, естественно, в роли «шестерки». После чего вам необходимо стать вожаком клана или войти в совет директоров, что, собственно, одно и то же. Сценарий развития сюжета достаточно гибкий: вы можете выбрать путь афериста, путь киллера, путь адвоката или путь пидараса. Как представляется из практики, для быстрой карьеры необходимо двигаться всеми путями сразу. В общем, не зевайте, а торопитесь, тогда шансы на успех велики. А если в какой-то момент что-то покажется вам негуманным или неприличным, знайте, что победитель в игре только один, и куда как лучше, если им окажетесь вы.
Когда вы станете единоличным владельцем компании и устраните всех конкурентов по отраслевому бизнесу, скажем, по добыче каменного угля, вы получите статус «олигарха», а сама игра перейдет в мидэндшпиль.
Здесь ваша задача усложнится. Условия игры требуют подчинить себе всю промышленность планеты. И похоже, на этом этапе сценарий один: человек с темным прошлым проникает в большую политику. Взятки, подкуп, шантаж, а также перешедшие с предыдущего уровня педерастия и заказные убийства — вот ваши козыри. Для разнообразия вы можете вести параллельно несколько второстепенных сюжетных линий: например, вы растлитель малолетних и, чтобы избежать уголовного наказания, через прикормленных депутатов продвигаете в Думе закон, разрешающий браки с четырнадцати лет. В целом содержание дополнительных сюжетных линий зависит от глубины вашей фантазии и силы потаенных желаний. В случае успеха вы получаете дополнительный бонус.
На последнем этапе вы должны встать над миром, стать его владельцем и созидателем. Но чтобы стать созидателем с большой буквы, мир сначала нужно разрушить. Можно действовать грубо: устроить ядерную или экологическую катастрофу. Можно выбрать пути более изощренные: ввести в моду генную инженерию человека или выкачать все природные ресурсы. Повторю: способов множество. Если вы найдете в себе силы их использовать, то вы победили, и игра окончена — «Шнейдер и Ибрагимов» получает от вас выброс эманаций, сравнимый разве что с бурей на Солнце. А вы становитесь членом так называемого «золотого миллиона».
Итак, сейчас 00.45. Я закончил игру. И сейчас я выйду из своего «Мустанга». Я однажды видел членов «золотого миллиона» через случайно открывшееся боковое стекло. Они сидели невдалеке от меня вокруг бочки с облупившейся краской, из которой шел темный дым и выбивались языки пламени. Их было человек десять, одетых, прямо как я, в майки и кальсоны. В воздухе попахивало помоями, земля была завалена мусором, и все это чем-то напоминало свалку. Поначалу мне даже сделалось дурно. Но, подумав немного, я решил, что так надо. И поэтому я заканчиваю писать и выхожу наружу.
P.S. Все вы, наверное, хотите знать: есть ли у вас будущее, найдется ли там место для вас? Не расстраивайтесь заранее и не мучайте себя лишними вопросами. Я скажу так: если вы уже знаете, что такое интерактивное телешоу, если вы уже научились общаться он-лайн, если банкомат уже свободно считывает штрих-код с вашего лба, то вам просто нужно суметь грамотно смикшировать эти преимущества цивилизации в собственном мозгу, и тогда вам остался до будущего всего один шаг.
Итак. Мир, в котором я нахожусь, уже не нуждается в улучшении, он лишен противоречий и разногласий. Государственные границы, политические партии, конкурентная борьба, родственные связи и домашние животные в том смысле, в котором вы привыкли их понимать, здесь отсутствуют. Жизнь одинакова для всех, потому что человек больше не бултыхается между категориями «хорошо» и «плохо», не ищет истины, не добивается общественного признания, не обламывает зубы о гранит науки. Это мир, которому уже некуда развиваться, ведь он пользует, питает и воспроизводит себя самого, без каких бы то ни было заимствований извне и отходов. Каждый субъект в этом мире занимает свое исключительное и полезное место, и в нем же исторически, эмоционально и юридически закреплен, как диод в системе электропитания.
Лично я — бизнесмен, глава малого предприятия, специализирующегося на розливе и упаковке эманаций класса «плебс». Они отличаются особо высокой кислотностью рН и, чаще всего, используются для изготовления различных химикатов по борьбе с насекомыми и грызунами. Такие эманации скачиваются, как правило, у люмпенизированных слоев. После сжижения они выглядят как жидкость мутно-белого цвета, которая поступает на мое предприятие посредством самотека.
Вы, наверное, понятие не имеете о том, что такое эманации, и тем напоминаете мне папуасов Гвинеи-Бисау. Не уверен, что вы поймете, но как интеллигентный человек один раз поясню: эманации — это эмоции, которые стали в наше время основным сырьем и главным товаром. Все, что мы едим, на чем сидим, все, во что мы одеты, чем пользуемся в нашей жизни — синтезировано из эманаций.
Не подумайте только, что я какой-нибудь свихнувшийся сектант и считаю себя и свой мир послеобеденным сном какого-нибудь Вилиппуки из архаичного эпоса Калевала. Никогда еще мир не был настолько материален, как теперь. Правильно приготовленное сознание рождает материю. Эпоха нефти, торфа, газа, соевых бобов, дурно пахнущих свинарников и курятников с их обитателями давно закончилась, а если быть честным, перечисленных натуральных запасов на наш век не осталось. Возможно, именно ваше поколение высосало последнее из недр Земли и сожрало с ее поверхности всю органику. Предоставив потомкам только сильные эмоции, виртуальный рынок ценных бумаг и беспроводные линии коммуникаций. И еще — медиа-технологии по работе с сознанием.
Апокалипсис, казалось бы.
Но ничуть! Человечество оказалось самодостаточным. Оно и было таким с самого начала. Египетские жрецы, сионские мудрецы, рахитичные алхимики, адвентисты седьмого дня и другие спецслужбы всегда знали это. Но, умея управлять эманациями, тайные организации так и не нашли способ превращать психическую энергию в материю. В наше время это стало возможным. Для создания всего сущего нам нужны только ярко выраженные эмоции, противоположные по знаку, например, радость и страх, вытяжкой и переработкой которых занимается одна-единственная компания на Земле — «Шнейдер и Ибрагимов LTD». Кроме нее, существует пара десятков их «дочек», одна из них — корпорация «Розлив» — принадлежит мне.
Структура общества предельно проста и понятна, как реклама: Шнейдер и Ибрагимов сделают все для вас в обмен на тонкие витальные составляющие. В этой схеме нет места для хартий, партий, государственных аппаратов, мелких и крупных предпринимателей. Когда-нибудь и вам станет ясно: на высшем эволюционном этапе свободная конкуренции и политически корректная борьба заканчивается, и образуется мегамонополия. Лет этак пятьдесят назад «ШиИ LTD» запатентовала свои технологии в бюро авторских прав, предоставив остальным, как говорится, греться на солнышке.
Кто такие Шнейдер и Ибрагимов? Некоторые скажут: они авторы первого интерактивного телешоу. Подобное заявление, на первый взгляд, очень похоже на правду и поэтому должно настораживать. Правда не валяется под ногами. Люди же с аналитическим складом ума, к которым я отношу себя, утверждают: никто. Ибо по традиции, перешедшей к нам из ваших дремучих времен, учредительные документы фирм и конгломератов по-прежнему оформляются на подставных лиц — бомжей или умалишенных.
Вообще в наш век роль личности в истории ничтожно мала, скажу больше и витиеватей: на этапе завершения эволюционного процесса нет таких понятий, как личность и история.
Это все, что я хотел сообщить вам о современном общественном устройстве. Дополнительная информация, пожалуй, может вам навредить. Информация, знаете ли, серьезное оружие, которым вы еще не умеете пользоваться.
Я предоставил вам достаточно цельную и яркую картину будущего, но она так и не станет полной, если в ней не будет меня.
Итак, сейчас 00.45, двадцать три градуса по Цельсию, календарный май. Я сижу в своей машине, это восьмицилиндровый заряженный «Мустанг». Если вы понимаете, что я имею в виду, то вам легче будет представить, что я скорее лежу, чем сижу. Это последнее поколение автомобилей, способных разгоняться за три с половиной секунды до ста километров в час. Сам я никогда не пробовал, ведь в будущем необходимость перемещений отпадает. Почему? Да потому что все необходимое и достаточное находится непосредственно у меня под рукой или появляется по первому зову. Допустим, стоит мне произнести вслух словосочетание «мой маленький холдинг» — и на экране встроенного в панель монитора возникает изображение утепленного ангара, за стенами которого размещена линия розлива консервированных эманаций. Представьте себе бесконечную паутину титановых труб, патрубков и консолей и вы поймете, что линия полностью автоматизирована, за исключением, пожалуй, участка укупорки. Как бы ни развивались технологии, всегда будут существовать технологические операции, которые может совершать только человек. Например, косметический ремонт класса «евростандарт», лепка пельменей обходятся дешевле, если делаются человеческими руками. Удивительно, на географических картах будущего вы не найдете Европы, но в обиходе сохранилось устойчивое понятие «евростандарт»; нет и Белоруссии, но существуют белорусские гастрабайтеры. И никто не укупорит бидон эманаций так дешево и герметично, как белорусский гастрабайтер.
Я вижу их в самом конце линии розлива. Они сидят на пустых фанерных ящиках по обеим сторонам длинного самодвижущегося транспортера, несущего на себе бесконечную цепочку бидончиков с эманациями. Белорусы, в желтых блестящих термокостюмах, с розовыми пластиковыми респираторами на носоротовых участках, напоминают незадачливых роботов-клоунов механического цирка, что идет уже несколько лет нон-стоп по одному из любимых моих интерактивных каналов. Четный номер вставляет в горлышко бидончика красную прорезиненную пробку, а нечетный — за несколько широких размахов забивает ее до нужной глубины увесистой деревянной киянкой. В простонародье упакованные таким образом эмаконсервы называются «Красная Шапочка».
— Бодрее, господа, — говорю я негромко, заметив, что бегущая по низу экрана строка выпуска принимает нежелательный фиолетовый оттенок. — Выпуск падает.
Через бригаду клоунов проходит легкий переменный ток, это можно увидеть по резким нескоординированным движениям ног, рук и голов — обычная реакция гастрабайтеров при интерактивном общении: моя словесная просьба передается по беспроводному каналу на нужный участок, одновременно трансформируясь в наиболее удобную для понимания форму. Нейрокреативное управление производством — вот как это называется. Есть и более радикальные методы воздействия, уходящие корнями в ницшеанство, просто я не имею лицензии на их использование. Но и без того я вполне доволен собственной персоной.
Еще раз скажу, что основой человеческой личности в будущем является ее самодостаточность. Я несколько дней не мылся, на мне вытянутые кальсоны и пожелтевшая майка, но я не испытываю каких-либо неприятных ощущений; а если кому-нибудь вдруг взбредет в голову связаться со мной, используя элементы видеоряда, мое изображение будет выглядеть точной копией человека с обложки лучшего стилеформирующего инетжурнала. Как вы можете заметить, в наши прекрасные времена не одежда определяет человека, а человек одежду. И поскольку она перестала носить социальный статус, то ее попросту не существует в том виде, который она принимает у вас. Мы имеем возможность видеть друг друга в любой точке планеты, в любой момент суток не только в виде трехмерного изображения, но и в разрезе, если понадобится, но, как правило, обходимся общением по радио.
Нам не только не нужно передвигаться на своих транспортных средствах по поверхности Земли, но и нет надобности выбираться из машин наружу, по крайней мере, до тех пор, пока все наши амбиции не удовлетворены. Мало того, чем ограниченнее физическое пространство вокруг нас, тем лучше и значительнее мы себя чувствуем. Клаустрофилия, подумаете вы не без скепсиса. Называйте нас как хотите, несчастные клаустрофобы, и завидуйте. Ведь мы не тратим большую часть положенного нам времени на закупку продовольствия по дисконтным картам, на ее длительную термообработку, на ее публичное употребление, на изнурительное мытье грязной посуды, на последующий затруднительный акт дефекации. Мы не стираем и не гладим шмоток, мы даже не вовлечены в бессмысленное занятие по их сочетанию и подбору. Мы не расходуем на эти ненужности массу сил и средств. Мы не озадачены выбором банка для размещения денежных вкладов и поиском путей для последующего их возврата. Еда, мебель, деньги и другие атрибуты, сопутствующие поклонению культу вещизма, исключены из нашего обихода. А сами здания, где проходили аукционы, выставки-продажи, кеш-енд-керри вакханалии — разрушены. Будучи меркой социально-культурного положения в обществе, вещественные ценности являлись причиной социальных, национальных и семейных конфликтов. Не удивительно, что полная замена вещевых ценностей на воображаемые привела к исчезновению сначала самих конфликтов, а затем их участников. То есть социума больше нет, национальностей больше нет, семьи, как таковой, тоже.
Последнее не означает, что мы полностью стерилизованы. У меня, например, есть жена — победитель виртуального конкурса мисс-бюст позапрошлого года. Ее, выполненная из износоустойчивого высокомолекулярного силипопса фигурка всегда под рукой — лежит в бардачке и ждет подходящего настроения. При необходимости она раздувается до натуральной величины (а можно и больше). По контракту я могу делать с ней все что угодно, кроме физической порки. Еще скажу, что мисс-бюст было выпущено не больше ста копий, и мне не просто пришлось потратиться, но и пережить что-то вроде отбора.
Кое-кто из вас может подумать, что все это похоже на акт купли-продажи, ежедневно совершаемый вами в обычном секс-шопе. Не забывайтесь! Во-первых, в нашем мире нет секс-шопов, во-вторых, в отличие от вашей тысячедолларовой подружки, моя кое-что чувствует. «Шнейдер и Ибрагимов» гарантирует такую возможность.
Современное общество будущего представляет собой обособленных индивидов, изучающих и совершенствующих собственное «я». Человек реализует имеющийся потенциал не за счет угнетения, обмана и войны с другими членами общества, а с помощью высоких технологий «Шнейдер и Ибрагимов LTD». В их основу легли экспериментальная работа психиатра Эрика Берна «Игры, в которые играют люди» и доктрина анонимного алкоголика Рона Хаббарда «о специфике реактивного ума», изложенная в набросках по сайентологии. Берн озвучил тайное желание каждого человека изображать из себя того, кем он в силу каких-либо обстоятельств не является (не хватает физической силы, мозгов, финансовых возможностей и тому подобного). Хаббард доказал, что такое желание законно в силу наличия у каждого так называемого «реактивного ума».
Не буду стыдить, равно как и просвещать, читателей, не знакомых с данными трудами, а любезно отошлю их к первоисточникам, позволив себе остановиться на главном. Оно здесь: компания «ШиИ LTD» научилась использовать энергию, выделяемую во время нескончаемых игр «реактивного ума доктора Хаббарда», называемую эманациями. Другое дело, что для синтеза вещества и пространства подходят не все выделения, а только высококачественные, существует их строгая классификация. Помните, я говорил: люмпены вырабатывают эмоции класса «плебс». Так вот, эта энергия считается самой грязной и годится лишь на создание грубого вещества и двухмерного пространства. Кстати, сами люмпены и существуют в двухмерном пространстве, и потребности в другом не испытывают. Качество эманаций «среднего класса» повыше, но они тоже достаточно примитивны в силу однородности жизненных запросов. Их самые смелые фантазии соответствуют идеалам кооператоров и нэпманов, живших в двадцатом веке.
Лабораторные исследования, проведенные специалистами «Шнейдер и Ибрагимов», показали, что мои выделения можно отнести к классу «элит», если они образуются при удовлетворении моих скрытых амбиций. Чтобы вам стало понятно, поясню: стоимость и энергоемкость доброкачественных элитных эманаций сравнима с бензином класса «VIPs power», ни больше, ни меньше. Нереализованные скрытые амбиции, как объяснили мне в «ШиИ», есть основные причины приступов депрессии и неудовлетворенности. Поскольку польза от моих эманаций была очевидна, специалисты компании разработали индивидуальную поведенческую программу, призванную реализовывать скрытые амбиции моего «реактивного я», а взамен получать хороший продукт, удовлетворяющий самым высоким стандартам «ШиИ».
Согласно программе, мне были предоставлены не только хорошая жена и собственный бизнес (благодаря оным я воспроизводил порядка тридцати процентов от общего числа эманаций), но и собственная ролевая игра «Монополия». Чтобы войти в нее, достаточно надеть на голову специальный шлем, который может показаться непосвященному обычной резиновой шапочкой для плавания в общественных бассейнах.
В начале игры вам предлагается выбрать планету в пределах нашей галактики, населенную разумными существами и обладающую полезными ископаемыми. Ваша задача заключается в том, чтобы, начав играть, допустим, за уволенного в запас из силовых структур неудачника с темным прошлым, внедриться в один из полукриминальных кланов, занимающихся сырьевой добычей. Поначалу, естественно, в роли «шестерки». После чего вам необходимо стать вожаком клана или войти в совет директоров, что, собственно, одно и то же. Сценарий развития сюжета достаточно гибкий: вы можете выбрать путь афериста, путь киллера, путь адвоката или путь пидараса. Как представляется из практики, для быстрой карьеры необходимо двигаться всеми путями сразу. В общем, не зевайте, а торопитесь, тогда шансы на успех велики. А если в какой-то момент что-то покажется вам негуманным или неприличным, знайте, что победитель в игре только один, и куда как лучше, если им окажетесь вы.
Когда вы станете единоличным владельцем компании и устраните всех конкурентов по отраслевому бизнесу, скажем, по добыче каменного угля, вы получите статус «олигарха», а сама игра перейдет в мидэндшпиль.
Здесь ваша задача усложнится. Условия игры требуют подчинить себе всю промышленность планеты. И похоже, на этом этапе сценарий один: человек с темным прошлым проникает в большую политику. Взятки, подкуп, шантаж, а также перешедшие с предыдущего уровня педерастия и заказные убийства — вот ваши козыри. Для разнообразия вы можете вести параллельно несколько второстепенных сюжетных линий: например, вы растлитель малолетних и, чтобы избежать уголовного наказания, через прикормленных депутатов продвигаете в Думе закон, разрешающий браки с четырнадцати лет. В целом содержание дополнительных сюжетных линий зависит от глубины вашей фантазии и силы потаенных желаний. В случае успеха вы получаете дополнительный бонус.
На последнем этапе вы должны встать над миром, стать его владельцем и созидателем. Но чтобы стать созидателем с большой буквы, мир сначала нужно разрушить. Можно действовать грубо: устроить ядерную или экологическую катастрофу. Можно выбрать пути более изощренные: ввести в моду генную инженерию человека или выкачать все природные ресурсы. Повторю: способов множество. Если вы найдете в себе силы их использовать, то вы победили, и игра окончена — «Шнейдер и Ибрагимов» получает от вас выброс эманаций, сравнимый разве что с бурей на Солнце. А вы становитесь членом так называемого «золотого миллиона».
Итак, сейчас 00.45. Я закончил игру. И сейчас я выйду из своего «Мустанга». Я однажды видел членов «золотого миллиона» через случайно открывшееся боковое стекло. Они сидели невдалеке от меня вокруг бочки с облупившейся краской, из которой шел темный дым и выбивались языки пламени. Их было человек десять, одетых, прямо как я, в майки и кальсоны. В воздухе попахивало помоями, земля была завалена мусором, и все это чем-то напоминало свалку. Поначалу мне даже сделалось дурно. Но, подумав немного, я решил, что так надо. И поэтому я заканчиваю писать и выхожу наружу.
P.S. Все вы, наверное, хотите знать: есть ли у вас будущее, найдется ли там место для вас? Не расстраивайтесь заранее и не мучайте себя лишними вопросами. Я скажу так: если вы уже знаете, что такое интерактивное телешоу, если вы уже научились общаться он-лайн, если банкомат уже свободно считывает штрих-код с вашего лба, то вам просто нужно суметь грамотно смикшировать эти преимущества цивилизации в собственном мозгу, и тогда вам остался до будущего всего один шаг.
