Разъезд 842

РАЗЪЕЗД 842

В деревне зима.
На штакетниках иней разлапист.
Сорочий галдёж
Рассыпается звонко окрест.
Глазницы окон
Заколочены досками накрест.
В бескрайней дали
Под почтовым грохочет разъезд.

В деревне зима
В серый ставень скребёт побирухой.
Натоплена печь.
Прикорнул домовик у стены.
Под скрипку сверчка
Две худых молчаливых старухи
В тягучий кисель
Отрешённо макают блины.

В морозную ночь
Уплывает берёзовый остров.
Колючий куржак
Серебрится в продрогших домах.
Скрипучий журавль,
Да тропинка в снегу —
До погоста.
Да липовый крест.
Да позёмка.
В деревне зима…
БУМБАРАШ

Накатило в ночи похмельище…
Стук-постук знаком: в гости военком.
Не спеши, браток, под твоим замком
На Лубянке я насижусь ещё.

Проходи, садись, кушай хлебушек,
Подождут конвойные на крыльце,
Выпей водочки на здоровьице,
Без неё, родной, тяжелей душе.

Говорю про то не тебе в укор,
Я судьбы другой не испрашивал.
Тяжко бремечко Бумбарашево,
За него, зато, помирать легко.

Кушай хлебушек, да молчи, молчи,
Да, в почин суда самочинного,
Не жалей ножа перочинного,
Карандаш точи, да строчи, строчи.

Не жалей острие точёное,
В коленкоровой тонкой кожице
Всё в тетрадочке подытожится
Про катынские ночи чёрные.

Всё привычным путём покатится,
Всё сочтётся да приумножится,
Покарается, не отложится,
Всё сполна за грехи заплатится.

Водка лечит, а хлеб горчит.
Время с нами за всё сквитается:
Кровь горячая в снег впитается,
Что останется — расклюют грачи.

Пей, молчи, да строчи, строчи.
Не терзайся, такое времечко —
Выездная, да пуля в темечко;
Водка — лечит, а пуля — вылечит…



РАЗЪЕЗД 842

Стрелка.
Разъезд восемьсот сорок два.
Тополь, да пыль, да ковыль-трава.
Здесь можно с разбега нырнуть в тишину,
Как в омут, и камнем пойти ко дну,
И никогда не достигнуть дна:
Здесь не глубинка,
Здесь — глубина.
Здесь никогда не стоят поезда,
Здесь та же самая всходит звезда
Ровно в одиннадцать каждый вечер,
Здесь и заняться-то больше нечем,
Как только вести философские споры
С охочим до водки обходчиком Колей,
Да перепелов постреливать в поле,
Да раз в неделю глазеть на скорый,
Который, гремя, проносится мимо,
Напоминая, что там, за скверной,
За гранью этой чёрной дыры,
Возможно, есть и другие миры,
Что, впрочем, вовсе не достоверно…
Но Галка, дочь обходчика Коли,
Всё смотрит и смотрит из-под руки,
Как убегают вдаль огоньки…
Делать ей больше нечего, что ли?
Всё верит,
Что жить без надежды нельзя,
Что люди не могут быть одиноки…
Так до утра и стоит у дороги.
Дурёха дурёхой,
ну что с неё взять…



СКОМОРОШИНА

А ну, Ерёма,
Отворяй закрома,
Всех пою задарма!
Эхма,
Живём раз только,
И то — без толка,
От дурака,
Суета да сутолока.
Жизнь — копейка,
Судьба — индейка,
Одна идейка:
Наливай, да пей-ка.
Не стой озадаченно,
За всё заплачено.
Пей, дурачина,
На то причина:
Стакан осуши
За помин души.
Была, и нету,
Канула в лету.
Нету боле
Тоски да боли.
Такие дела —
Померла,
Остыла,
Выболела,
Выгорела дотла,
Пепел да зола.
Грудь пуста —
Ни души, ни креста.
У одного меня ли
Выменяли-разменяли?
В любого глянешь если —
Душа-то есть ли?
Не молчи, отвечай,
Продал, чай?
Отдал за так?
За медный пятак?
За шанежки-пироги?
Отняли за долги?
Как ни крути —
Нетути,
Не-ту-ти!
Внутри — дырка от бублика!
Ай, да публика!
Твою мать, Рассея!
Сие семя сея,
Что взрастишь ты?
Обиделся, ишь ты…
Встал рядом,
Окатил взглядом,
Как водой из ушата:
Ожила,
Душа-то…
ЭПИСТОЛЯРНЫЙ РОМАН-С

Двадцатый год.
Восьмое ноября.
Прокуренный блиндаж вблизи Сиваша.
Рассветный сумрак.
Тяжесть патронташа.
Промозглый холод.
Красная заря.

«Bonjour а vous, мой ангел Nathalie,
Я жив-здоров, чего и вам желаю.
Всё той же нежной страстью к вам пылая,
Скучаю и томлюсь от вас вдали.
Мне часто вспоминается, мой друг,
Четырнадцатый год, начало лета,
Нескучный сад, оркестр, море света,
И запах миндаля от ваших рук.
Mon dieu, как это было всё давно!
Да было ли, мой друг, всё это с нами?
Сейчас те встречи кажутся мне снами,
Фрагментами забытого кино.
Теперь, увы, другие времена.
Всё изменило смысл и значенье.
Страна в огне.
В сердцах ожесточенье.
Земля в крови.
Будь проклята война!
Я тоже изменился.
Стал взрослей.
Озлобился.
Курю.
Охрип.
Нестрижен.
Как хорошо, что вы сейчас в Париже.
По крайней мере, там сейчас теплей.
Там Лувр.
Елисейские поля.
Там жители доверчивы и глупы.
Там ветер не раскачивает трупы
На чёрных обгоревших тополях.
Спешу.
Усталость водкою глушу.
Война и водка чувства притупляют…
Простите, mon amie, опять стреляют.
Adieu, mon ange, я после допишу».

Порт Севастополя.
Спустя четыре дня.
Глухая тишь больничного покоя.

«Pardon, пишу я левою рукою,
А правая пробита у меня.
Всё кончено, mon ange.
Конец войне.
Сижу в тепле.
Стреляю папироски.
С тех пор, как мы оставили Литовский,
Ни у кого иллюзий больше нет.
Сколь часто мне в окопах по ночам
Ваш светлый лик являла Мнемозина!
А нынче снятся только муэдзины.
Я чётко слышу, как они кричат.
К чему бы это? Верно, не к добру.
А впрочем, всё давно решили в ставке.
Наш лазарет готовится к отправке.
Мы отбываем завтра поутру.
Вернёмся ль мы когда-нибудь сюда?
Я в этот миф уже давно не верю.
И надо ли оплакивать потерю
Той Родины, что стала нам чужда?
Мы ничего не в силах воскресить.
Здесь всё иное: люди, речь, культура.
России нет.
Лишь аббревиатура.
La saletщ, стыжусь произносить.
Я сам теперь, мне кажется, фантом.
Бесплотный дух, усаженный в коляску…
Прости, mon ange: зовут на перевязку.
Я постараюсь дописать потом».

Простой конверт,
extremement plissе.
Под сургучом следы кровотеченья.
Затёртый адрес.
Место назначенья:
La France.
Paris.
La rue Monmartre, 7.
Приписка:

«Я вас должен огорчить.
Mademoiselle, не нужно слать ответа.
Письма ваш адресат на свете этом
Теперь уже не сможет получить.
Его нашли мы с пулей в голове.
Oui, mademoiselle, нелепый случай.
Поручик был в тот день мрачнее тучи,
И вдруг решил почистить револьвер…
Nous mourrons une fois, таков исход.
Судьба, mademoiselle.
Стезя солдата».

Константинополь.
Чёрный штемпель.
Дата.
Двадцатое число.
Двадцатый год.
ДАВАЙ ПОГОВОРИМ...

Давай о чём-нибудь поговорим…
Об импрессионизме,
О погоде…
О том, что постоянства
Нет в природе,
В чём убеждают нас
Календари...

Моне.
Гуашь.
Прохладные тона.
Твой синий плащ.
Капель звенит морзянкой.
По площадям и улицам хозяйкой
Ступает запоздалая весна.
И рядышком вышагивает с ней,
Измысливая мокрые проказы,
Босой апрель,
Мальчишка ясноглазый,
Весёлый, вечно юный сорванец…
По гулким крышам
Шествуя победно,
Сметает
Снеговую шелуху,
И солнца золотистый хула-хуп
По небу катит
Веточкою вербной…

Бумага.
Акварельный эпизод.
Июньским утром кисти Ренуара
Мы шлёпаем по мокрому бульвару,
И поцелуи прячем в мокрый зонт.
Отмытый город, ливнем напитавшись,
Кружит в трамвайном ритме болеро…
Мы два часа
Прощаемся в метро,
И расстаёмся,
Так и не расставшись…

Этюд Сезанна.
Масло.
За окном
Слоится сумрак дымом желтоватым,
И мы с тобой опять бредём куда-то…
Не помню точно,
Кажется, в кино…
Умакивая кисть в осенний блюр,
Сентябрик-арлекин
С улыбкой мима
Играючи кладёт мазки кармина
На тротуар
В морщинках кракелюр…

Цветное фото.
Кодак.
Утро.
Март.
Тускнеют звезды в полутьме рассвета.
Поговори со мной…
И нет ответа:
В душе и в комнате —
Зима…
Зима…
Зима…