Единый ресурс русскоязычных журналов и альманахов
Литературный подкаст
Увеличить
Решаем вместе
Считаете, что объекты культурного наследия находятся в плохом состоянии?
Расскажите об этом
Пн. 14:00 – 17:00
Вы здесь
Сим победиши
Письма из Беларуси
Файл: 
08_trhimenok_sp.zip (21.44 КБ)
08_trhimenok_sp.zip (21.44 КБ)
ОЧЕРК И ПУБЛИЦИСТИКА
Сергей ТРАХИМЁНОК
СИМ ПОБЕДИШИ
Письма из Беларуси
Современную жизнь Беларуси как отдельного государства Восточной Европы, проводящего собственную политику, нельзя исследовать в отрыве от положения в других странах СНГ и без учета мировых социально-политических процессов.
Можно ли, к примеру, обойти происходящее на территории славянских государств разрушение традиционного общества, которое ранее служило мощным ограничителем негативных форм поведения человека. Или — возрастающую степень управляемости людьми со стороны СМИ. Плоды революции компьютера и телекоммуникаций обеспечивают в условиях монопольного распоряжения ими одной из противоборствующих систем, такую глубину «промывания мозгов» граждан, при которой люди начинают действовать вопреки своим интересам и правилам, соблюдение которых позволяло им выживать на протяжении многих веков.
Имеют значение и социальные ритмы развития и упадка сверхдержав (империй). Они хотя и гипотетичны в целом, но можно согласиться с тем, что фазы взлета сверхгосударств всегда следуют за фазами накопления потенциала и духовного, и материального, — времени, к слову сказать, для народа не лучшего, так как оно всегда сопровождается нещадной эксплуатацией подданных.
И еще одна оговорка — при анализе тех или иных социальных процессов мы ориентируемся не на абстрактные «общечеловеческие ценности», а смотрим, насколько эти процессы, их цели соотносятся с целями и интересами конкретных государств.
Можно ли, к примеру, обойти происходящее на территории славянских государств разрушение традиционного общества, которое ранее служило мощным ограничителем негативных форм поведения человека. Или — возрастающую степень управляемости людьми со стороны СМИ. Плоды революции компьютера и телекоммуникаций обеспечивают в условиях монопольного распоряжения ими одной из противоборствующих систем, такую глубину «промывания мозгов» граждан, при которой люди начинают действовать вопреки своим интересам и правилам, соблюдение которых позволяло им выживать на протяжении многих веков.
Имеют значение и социальные ритмы развития и упадка сверхдержав (империй). Они хотя и гипотетичны в целом, но можно согласиться с тем, что фазы взлета сверхгосударств всегда следуют за фазами накопления потенциала и духовного, и материального, — времени, к слову сказать, для народа не лучшего, так как оно всегда сопровождается нещадной эксплуатацией подданных.
И еще одна оговорка — при анализе тех или иных социальных процессов мы ориентируемся не на абстрактные «общечеловеческие ценности», а смотрим, насколько эти процессы, их цели соотносятся с целями и интересами конкретных государств.
1
Основой выживания любой биосоциальной системы является безопасность, то есть такой уровень защищенности, при котором никакие вредные факторы не способны уничтожить или изменить ее сущность.
Возьмем для примера известный факт развала Советского союза, все составляющие которого, в том числе этносы, территория, материальные ресурсы, существуют и поныне, то есть не были уничтожены. Но СССР нет, поскольку он как определенная государственная система, обладающая набором только ее характеризующих признаков, утратил свою сущность. И причиной этому была неспособность обеспечить собственную безопасность как первейшую потребность процесса выживания. Осознание и формулирование этой потребности делает ее интересом. А деятельность по защите интересов есть политика. Это может быть политика различных социальных структур, в том числе и государства. В последнем случае она называется государственной.
Суть государственной политики — разрешение противоречий, возникающих между государствами в свою пользу. При том, что государства чаще всего не пускают эти процессы на самотек и сами создают и обостряют у оппонента имеющиеся противоречия с той же целью — разрешить их в свою пользу.
Ничего другого методология реализации политики за всю историю человечества не придумала. И со времен Ветхого завета можно видеть этот универсальный алгоритм действий, меняются лишь способы обострения противоречий и их разрешения. Поэтому создание вместо единого СССР некоего Содружества из пятнадцати обособленных друг от друга государств — лучшее средство заставить их тратить свой ресурс на преодоление межэсэнговских противоречий, что в определенной степени делает их менее опасными для конкурентов на пространстве Евразии.
Однако безопасность лишь основа, весь же диапазон средств выживания охватывается понятием культуры.
Не будем доискиваться всех причин, по которым наш доисторический предок «выпал» из мира природы с ее жестким регулированием процессов жизнедеятельности. Как бы там ни было, преодолев ограничения естественной среды, человек, вместе со свободой воли и свободой выбора приобрел и то, что не только не способствовало выживанию, но и было прямо направлено на уничтожение человека самим человеком. Тем самым он вынужден был создавать вторую природу, которая и стала называться культурой, что своими нормами обеспечивала его выживание. Поэтому, все, что способствует выживанию — культура. Все что создается человеком, но разрушает эту вторую природу, есть явления антикультуры.
Когда-то Энгельс, уже после смерти Маркса, одной фразой попытался выразить сущность марксизма. «Основу умственной и политической истории всякого народа, всякой эпохи… составляет материальное производство». Вряд ли это верно, потому что материальное производство занимает свое место в ряду других факторов выживания, а история — сам процесс выживания.
В мире, по мнению ряда геополитиков, существует до десятка крупных цивилизаций (культур) — способов выживания. В данном случае интерес для нас представляют три из них: славяно-православный и его антиподы западноевропейский и североамериканский. Для удобства разбора последние объединим под одной крышей, обозначив как Запад.
Общественная и государственная системы Запада строятся на идеологических основах католицизма и протестантства с их нацеленностью на достижение высшей материальной выгоды. Отличительным признаком этой цивилизации может служить употребление латинского алфавита.
Славяно-православный мир в большей мере привержен нематериальным ценностям, не позволяющим, в частности, вести райскую жизнь на земле. Его культурологическая примета — кириллица.
В мире, по мнению ряда геополитиков, существует до десятка крупных цивилизаций (культур) — способов выживания. В данном случае интерес для нас представляют три из них: славяно-православный и его антиподы западноевропейский и североамериканский. Для удобства разбора последние объединим под одной крышей, обозначив как Запад.
Общественная и государственная системы Запада строятся на идеологических основах католицизма и протестантства с их нацеленностью на достижение высшей материальной выгоды. Отличительным признаком этой цивилизации может служить употребление латинского алфавита.
Славяно-православный мир в большей мере привержен нематериальным ценностям, не позволяющим, в частности, вести райскую жизнь на земле. Его культурологическая примета — кириллица.
К слову сказать, сам Запад богат не в силу какого-то интеллектуального превосходства перед другими культурами и того, что он строит свою общественную систему на принципе возведенной в абсолют материальной выгоды, которую можно извлечь из природного и человеческого потенциала собственной страны. Но и потому, что в отличие от других цивилизаций, Запад на протяжении многих веков использовал и использует для своего развития и накопления национального богатства ресурсы сначала колоний, а затем так называемых третьих стран.
Культуры как способы выживания отличаются друг от друга многими признаками, но сами признаки — результат выживания в определенных географических, климатических и политических условиях. Поэтому попытки перенести нормы одной культуры в другую для регулирования процесса выживания чаще всего обречены на провал. Глубокий анализ свидетельствует, что там, где, на первый взгляд, эти нормы все же «приживаются», имеет место совпадение назревших потребностей общества, не совсем еще им осознанных, — с субъективными попытками некоего переустройства, в основу которого положен опыт других культур.
Но даже в этом случае «прижившиеся» нормы, как правило, регулируют общественные отношения половинчато, либо регулирование распространяется только на часть общества.
Так, реформы Петра I в России закончились разрушением традиционного способа существования элиты. Они не только увеличили пропасть между элитой и народом, но и качественно разделили население России на две группы. В основе выживания первой лежали нормы и духовные начала православия. Элита же стала ориентироваться на некую эклектическую смесь протестантских и традиционных ценностей.
Разумеется, реформы Петра I нельзя оценивать однозначно. Они решили многие проблемы общества и государства там, где потребность в них назрела. Огромная территория России, например, требовала иной организации обеспечения безопасности; достаточно большой торговый оборот, интересы купечества требовали выхода к морям. Все это порождало необходимость модернизации армии, создания флота, реформирования государственного управления и т.п.
Хотя именно в государственном управлении, в частности, правовом регулировании реформы Петра породили явления, которые до сих пор не верно оцениваются специалистами. Речь идет о так нелюбимых юристами правовом нигилизме и двойном стандарте в правоприменении. Однако и первое, и второе суть защитная реакция традиционной среды на внедрение новых правил и порядков, взросших на другой геополитической почве
Но даже в этом случае «прижившиеся» нормы, как правило, регулируют общественные отношения половинчато, либо регулирование распространяется только на часть общества.
Так, реформы Петра I в России закончились разрушением традиционного способа существования элиты. Они не только увеличили пропасть между элитой и народом, но и качественно разделили население России на две группы. В основе выживания первой лежали нормы и духовные начала православия. Элита же стала ориентироваться на некую эклектическую смесь протестантских и традиционных ценностей.
Разумеется, реформы Петра I нельзя оценивать однозначно. Они решили многие проблемы общества и государства там, где потребность в них назрела. Огромная территория России, например, требовала иной организации обеспечения безопасности; достаточно большой торговый оборот, интересы купечества требовали выхода к морям. Все это порождало необходимость модернизации армии, создания флота, реформирования государственного управления и т.п.
Хотя именно в государственном управлении, в частности, правовом регулировании реформы Петра породили явления, которые до сих пор не верно оцениваются специалистами. Речь идет о так нелюбимых юристами правовом нигилизме и двойном стандарте в правоприменении. Однако и первое, и второе суть защитная реакция традиционной среды на внедрение новых правил и порядков, взросших на другой геополитической почве
Рядом с официальным (правовым) регулированием всегда существовал огромный пласт отношений, в том числе имущественных, определяемых только традиционными (неписаными) нормами, которые собственно и обеспечивали выживание основной части общества. Разрушение их было равнозначно устранению социального регулирования вообще. А искусственное насаждение норм либерального общества в общество традиционное вело к деградации основных сторон его жизни.
2
Так и в последние годы выживание делового западного общества в определенной мере зависит от непрерывной экспансии в традиционные культуры, и все, что произошло с СССР — результат межцивилизационного столкновения, в котором носители одной культуры на конкретном отрезке времени переиграли носителей другой культуры.
Следовательно, назойливая пропаганда прелестей правового государства на постсоветском пространстве это отнюдь не желание увидеть защищенным человека традиционного общества, а всего лишь попытка зафиксировать более удобные для конкурентов правила игры общества либерального.
Поэтому следует согласиться с С. Кара-Мурзой, утверждающим, что «наши настоящие культурные устои держали нас и под шелухой идеологии (в том числе, правовой — прим. автора) Поэтому полной несуразностью является в славяно-православной культуре принцип правового государства «разрешено все, что не запрещено законом», ибо он означает полный разрыв с системой социальных регуляторов, которая существовала в традиционном обществе в форме культурных норм, табу, традиций. Эти нормы сливаются с правовыми, и большинство людей не делают между ними различия.
В критические моменты существования, когда остро стоял вопрос выживания общества и государства, в периоды кризисов, в условиях ограниченного ресурса (человеческого, финансового, научно-технического, временного), регулирование всегда в большей степени возвращалось к традиционному варианту. Поскольку именно он отвечал потребностям большинства членов общества, был понятен ему, а не только той части социума, которая называется элитой. Это с одной стороны, а с другой — нормы права исполнялись только тогда, когда они соответствовали морали и понятиям о справедливости, присущим данной культуре.
Разумеется, межцивилизационные столкновения и взаимное противодействие не ограничиваются временными рамками войн и прочих кампаний, в том числе и информационно-психологических. Наиболее ярко они проявляются на стыках ареалов культур. Примером этому может быть происходящее на Балканах и в Беларуси.
Разумеется, межцивилизационные столкновения и взаимное противодействие не ограничиваются временными рамками войн и прочих кампаний, в том числе и информационно-психологических. Наиболее ярко они проявляются на стыках ареалов культур. Примером этому может быть происходящее на Балканах и в Беларуси.
Политические коллизии в Беларуси проходят не между демократами и консерваторами. Здесь сталкиваются восточный вектор развития Беларуси с западным. Причем восточный вектор, доминируя на территории православно-славянского способа выживания, менее активен и организован в сравнении с западным. Это и понятно — ведь основной массе населения нет необходимости навязывать самой себе свойственные другим культурам модели развития (создавать различные общественные структуры: партии, фронты, «независимые СМИ» и пр.).
Поскольку выше мы определились с понятием политики как деятельности по защите интересов, становится явной та подмена интересов представителей различных культур интересами их организаций, в том числе и государств. Представители различных культур могут прекрасно уживаться в быту и находить общий язык, но вряд ли это могут сделать организации, в основе деятельности которых лежат нормы и ориентиры разных культур.
Поскольку выше мы определились с понятием политики как деятельности по защите интересов, становится явной та подмена интересов представителей различных культур интересами их организаций, в том числе и государств. Представители различных культур могут прекрасно уживаться в быту и находить общий язык, но вряд ли это могут сделать организации, в основе деятельности которых лежат нормы и ориентиры разных культур.
Следовательно, ставя на одну полочку интересы конкретных людей и интересы социальных организаций, в том числе оппозиционных, проводя параллели между интересами белорусов и россиян и интересами социальных организаций в Беларуси и России, исследователи поступают некорректно.
Процессы взаимодействия и противодействия культур в Беларуси имеют свою историю.
После присоединения в XVIII веке территории современной Беларуси к России польско-литовская шляхта, представители католической и униатской конфессий потеряли существовавшие для них в Речи Посполитой привилегии. Выходцы из этой среды в XIX — начале XX веков стали основой фрондирующих групп польских националистов, национальных и социальных демократов, видевших в качестве основного врага российское государство.
Однако, несмотря на организационную активность, данная социальная группа оказалась неспособной преодолеть основные тенденции выживания в Беларуси и создать государственность на иных культурологических основах. Хотя в определенные отрезки времени при поддержке извне, попытки строить государственность Беларуси на основе западной культурологической модели предпринимались.
Так, после оккупации Беларуси по условиям Брестского мира, группа нацдемов провозгласила образование Белорусской народной республики (БНР) в составе кайзеровской Германии. После ухода германских войск местные нацдемы и социал-революционеры участвовали в борьбе против советской власти при поддержке панской Польши.
БНР и сегодня является символом национал-радикальной оппозиции, в частности, Белорусского народного фронта (БНФ), который открыто выступает за полную смену внешней и внутренней политики Беларуси, присоединение к НАТО, ориентацию на американский геополитический центр силы. В отличие от другого крыла — представителей тех зародышевых партий и движений радикальной оппозиции, которые пытаются лавировать между объективными экономическими реалиями, настроениями большинства населения республики и своей прозападной ориентацией. Четко выраженной идеологии у этих партий нет. Они используют националистические, социал-демократические, либерально-демократические, и коммунистические идеологемы. Либо пытаются копировать идеологию и программы зарубежных политических партий.
Процессы взаимодействия и противодействия культур в Беларуси имеют свою историю.
После присоединения в XVIII веке территории современной Беларуси к России польско-литовская шляхта, представители католической и униатской конфессий потеряли существовавшие для них в Речи Посполитой привилегии. Выходцы из этой среды в XIX — начале XX веков стали основой фрондирующих групп польских националистов, национальных и социальных демократов, видевших в качестве основного врага российское государство.
Однако, несмотря на организационную активность, данная социальная группа оказалась неспособной преодолеть основные тенденции выживания в Беларуси и создать государственность на иных культурологических основах. Хотя в определенные отрезки времени при поддержке извне, попытки строить государственность Беларуси на основе западной культурологической модели предпринимались.
Так, после оккупации Беларуси по условиям Брестского мира, группа нацдемов провозгласила образование Белорусской народной республики (БНР) в составе кайзеровской Германии. После ухода германских войск местные нацдемы и социал-революционеры участвовали в борьбе против советской власти при поддержке панской Польши.
БНР и сегодня является символом национал-радикальной оппозиции, в частности, Белорусского народного фронта (БНФ), который открыто выступает за полную смену внешней и внутренней политики Беларуси, присоединение к НАТО, ориентацию на американский геополитический центр силы. В отличие от другого крыла — представителей тех зародышевых партий и движений радикальной оппозиции, которые пытаются лавировать между объективными экономическими реалиями, настроениями большинства населения республики и своей прозападной ориентацией. Четко выраженной идеологии у этих партий нет. Они используют националистические, социал-демократические, либерально-демократические, и коммунистические идеологемы. Либо пытаются копировать идеологию и программы зарубежных политических партий.
Основная цель этого крыла радикальной оппозиции состоит в возврате статуса политических лидеров, возможности воздействия на процессы приватизации, прекращении уголовных дел по фактам незаконных сделок и т.д.
Специалисты в сфере геополитики отмечают, что складывающиеся между Беларусью и Россией отношения представляют для интересов Запада потенциальную угрозу, поскольку на их основе может сформироваться новая модель организации «большого пространства», которая будет привлекательной для других государств бывшего СССР.
В случае создания на постсоветском пространстве нового центра силы, способного защитить свои духовные ценности, национальные интересы и достояние, Запад может потерять преимущества, достигнутые им в результате победы в «холодной войне», во-первых, и, во-вторых, контроль над Евразией, который является важной стратегической задачей для Запада в условиях обостряющегося кризиса ресурсов.
В случае создания на постсоветском пространстве нового центра силы, способного защитить свои духовные ценности, национальные интересы и достояние, Запад может потерять преимущества, достигнутые им в результате победы в «холодной войне», во-первых, и, во-вторых, контроль над Евразией, который является важной стратегической задачей для Запада в условиях обостряющегося кризиса ресурсов.
Кроме того, в Евразии находятся все потенциальные претенденты на региональное лидерство — Китай, Германия, Россия, Иран и др. Складывающийся баланс сил и характер отношений между ними будет определять в XXI-м веке систему международной безопасности. Это и предопределяет стратегию Запада, в том числе на постсоветском пространстве, составляющем сердцевину Евразии.
В отношении Беларуси вышеуказанная стратегия решается попытками: отстранить Президента Республики Беларусь от власти и установить прозападный режим; приостановить интеграционные процессы на постсоветском пространстве; включить Беларусь в так называемую буферную зону по линии Балтия — Беларусь — государства-члены ГУУАМ, ухудшающую общее геополитическое положение России.
Осуществляется это ставшим уже традиционным методом так называемого управляемого конфликта, в котором определенная роль отводится белорусской оппозиции.
Суть ее деятельности — в давлении на власть с тем, чтобы изменить проводимую этой властью политику. Для этого организуется системное воздействие, как на органы власти, так и на общество с целью обострения имеющихся противоречий и дестабилизации социально-политической ситуации. Радикальная оппозиция пытается раскачать обстановку, довести ее до кризиса.
Осуществляется это ставшим уже традиционным методом так называемого управляемого конфликта, в котором определенная роль отводится белорусской оппозиции.
Суть ее деятельности — в давлении на власть с тем, чтобы изменить проводимую этой властью политику. Для этого организуется системное воздействие, как на органы власти, так и на общество с целью обострения имеющихся противоречий и дестабилизации социально-политической ситуации. Радикальная оппозиция пытается раскачать обстановку, довести ее до кризиса.
Ядро нынешней оппозиции в Беларуси окончательно сформировалось в первые годы постсоветской истории (1991 — 1994), в тогдашней белорусской периодике это называлось «цивилизованным разводом». Именно в это время были прерваны сложившиеся экономические связи с Россией, разрушена инфраструктура некогда мощной военной группировки на Западном направлении, осуществлены попытки создать основы военно-политической интеграции Беларуси в НАТО и пр.
Однако в Беларуси вышеуказанные действия привели к обратному эффекту — падению популярности БНФ и национал-радикальной идеологии в целом. Результатом этого была победа на президентских выборах 1994 года А. Лукашенко, поставившего интеграцию с Россией во главу угла своей предвыборной кампании.
Период 1994 — 1996 годов характеризовался противоборством между прозападной радикальной оппозицией и нацеленными на интеграцию с Россией сторонниками Президента Республики Беларусь. Оппозиция тогда проиграла, поскольку народ на поддержал ее в решении ряда принципиальных для государства и общества вопросов. Всенародный референдум 1995 года придал русскому языку (наравне с белорусским) статус государственного. Граждане республики отказались от символов времен БНР, была обеспечена правовая основа для заключения весной 1996 года Договора о Сообществе между Республикой Беларусь и Российской Федерацией.
В вопросах референдума 1995 года фактически были сформулированы основные положения нового государственного курса, нацеленного на восстановление утраченных политических и экономических связей с Россией, государством с родственными культурологическими основами выживания, для обеспечения большей устойчивости в новых исторических условиях.
О поддержке первого белорусского Президента народом говорят и результаты парламентских выборов 1995 года, в которых БНФ вообще остался без мест в Верховном Совете 13-го созыва. В то же время на интеграционной волне в Верховный Совет прошли политики, которые тут же забыли о своих предвыборных обещаниях.
Решительные действия команды А. Лукашенко по реальному наполнению Договора о Сообществе натолкнулись на сопротивление в парламенте, которое постепенно переросло в откровенную конфронтацию. Попыткой найти выход из создавшей ситуации было проведение в ноябре 1996 года еще одного референдума, в ходе которого, в частности, был одобрен текст изменений в Конституции республики.
Большинство граждан Беларуси вновь поддержало позицию А. Лукашенко. Верховный Совет разделился. Часть депутатов, согласившаяся с курсом Президента и изменениями в Конституции вошла во вновь созданные государственные структуры, в том числе законодательные (Национальное собрание). Срок полномочий всех государственных органов, том числе Президента, стал исчисляться со времени принятия новой Конституции. Депутаты старого Верховного Совета, обвинив Президента в неконституционных действиях, пополнили ряды радикальной оппозиции.
Запад оперативно и жестко отреагировал на результаты референдума и роспуск Верховного Совета, который по существу проводимой им политики в большей степени отвечал его интересам.
Уже в начале 1997 года Госдепартамент США обнародовал новую политику, так называемого «селективного участия» по отношению к Республике Беларусь. Суть ее — активное давление на политические круги России, Украины, других стран СНГ, а также союзников США по НАТО в целях политической и экономической изоляции Беларуси. Все американские программы, реализуемые по линии межгосударственного сотрудничества в Республике Беларусь, сворачивались, а средства направлялись на поддержку оппозиции. Под давлением США то же самое сделал и Европейский Союз.
Республика понесла ощутимые потери от разрыва контактов с рядом экономических партнеров. Официальные представители Беларуси были лишены своего статуса в Совете Европы.
Однако в Беларуси вышеуказанные действия привели к обратному эффекту — падению популярности БНФ и национал-радикальной идеологии в целом. Результатом этого была победа на президентских выборах 1994 года А. Лукашенко, поставившего интеграцию с Россией во главу угла своей предвыборной кампании.
Период 1994 — 1996 годов характеризовался противоборством между прозападной радикальной оппозицией и нацеленными на интеграцию с Россией сторонниками Президента Республики Беларусь. Оппозиция тогда проиграла, поскольку народ на поддержал ее в решении ряда принципиальных для государства и общества вопросов. Всенародный референдум 1995 года придал русскому языку (наравне с белорусским) статус государственного. Граждане республики отказались от символов времен БНР, была обеспечена правовая основа для заключения весной 1996 года Договора о Сообществе между Республикой Беларусь и Российской Федерацией.
В вопросах референдума 1995 года фактически были сформулированы основные положения нового государственного курса, нацеленного на восстановление утраченных политических и экономических связей с Россией, государством с родственными культурологическими основами выживания, для обеспечения большей устойчивости в новых исторических условиях.
О поддержке первого белорусского Президента народом говорят и результаты парламентских выборов 1995 года, в которых БНФ вообще остался без мест в Верховном Совете 13-го созыва. В то же время на интеграционной волне в Верховный Совет прошли политики, которые тут же забыли о своих предвыборных обещаниях.
Решительные действия команды А. Лукашенко по реальному наполнению Договора о Сообществе натолкнулись на сопротивление в парламенте, которое постепенно переросло в откровенную конфронтацию. Попыткой найти выход из создавшей ситуации было проведение в ноябре 1996 года еще одного референдума, в ходе которого, в частности, был одобрен текст изменений в Конституции республики.
Большинство граждан Беларуси вновь поддержало позицию А. Лукашенко. Верховный Совет разделился. Часть депутатов, согласившаяся с курсом Президента и изменениями в Конституции вошла во вновь созданные государственные структуры, в том числе законодательные (Национальное собрание). Срок полномочий всех государственных органов, том числе Президента, стал исчисляться со времени принятия новой Конституции. Депутаты старого Верховного Совета, обвинив Президента в неконституционных действиях, пополнили ряды радикальной оппозиции.
Запад оперативно и жестко отреагировал на результаты референдума и роспуск Верховного Совета, который по существу проводимой им политики в большей степени отвечал его интересам.
Уже в начале 1997 года Госдепартамент США обнародовал новую политику, так называемого «селективного участия» по отношению к Республике Беларусь. Суть ее — активное давление на политические круги России, Украины, других стран СНГ, а также союзников США по НАТО в целях политической и экономической изоляции Беларуси. Все американские программы, реализуемые по линии межгосударственного сотрудничества в Республике Беларусь, сворачивались, а средства направлялись на поддержку оппозиции. Под давлением США то же самое сделал и Европейский Союз.
Республика понесла ощутимые потери от разрыва контактов с рядом экономических партнеров. Официальные представители Беларуси были лишены своего статуса в Совете Европы.
Однако в остальном эффект от действий оппозиции нельзя назвать значительным. Попытки ее организовать беспорядки в Минске по поводу подписания Договора о Союзе Республики Беларусь и Российской Федерации, в ходе которых митингующие пыталась штурмовать российское посольство, показали способность власти контролировать ситуацию. После этого оппозиция, если судить по ее действиям, вынуждена была перейти к тактике ползучих переворотов, наработанных в других странах. Время от времени она проводит и уличные акции, чтобы показать через СМИ существование в Беларуси организованных противников интеграции.
Вышесказанное еще раз подтверждает истину о том, что национальные конфликты не могут быть объяснены с помощью этнических факторов. Этносы как таковые не выступают самостоятельными субъектами исторического или политического действия. В качестве такого рода субъектов выступают определенные элитные группы, претендующие на участие во власти и формулирующие содержание национальных интересов.
Национальная идея для представителей этих групп — средство политического самоутверждения. Понятие суверенитета, которое также активно задействовано в этой борьбе, используется некорректно, поскольку речь идет не о юридической категории, а лишь о символе, обозначившем притязания конкретных элитных групп на расширение места в общем политическом пространстве.
Национальная идея для представителей этих групп — средство политического самоутверждения. Понятие суверенитета, которое также активно задействовано в этой борьбе, используется некорректно, поскольку речь идет не о юридической категории, а лишь о символе, обозначившем притязания конкретных элитных групп на расширение места в общем политическом пространстве.
При этом, заметим, определенную часть оппозиции составляют бескорыстные сторонники национальной идеи, а другую те, кто «кормится» грантами или чья деятельность, в том или ином виде, оплачивается западными фондами.
Часть элиты, в том числе формально не относящейся к оппозиции, препятствует объединению Беларуси с Россией потому, что заражена так называемым «вирусом самостийности», о котором еще в 1927 году, применительно к Украине писал профессор Софийского университета П.М. Бицилли. «Вирус самостийности, изоляционизма, суверенизации живуч. Существует такая сила, она не имеет ни классового, ни этнического характера. И имя ей посредственность. Ограничение поля единой культуры может быть выгодно только для бездарных и посредственных творцов, желающих охранить себя против конкуренции. Такие люди и будут главным образом выступать против общерусской культуры и за вполне самостоятельную украинскую культуру. Они сделаются главными адептами и руководителями новой культуры и наложат на нее свою печать — печать мелкого провинциального тщеславия, торжествующей посредственности, трафаретности и мракобесия… Эти люди постараются всячески стеснить или вовсе упразднить саму возможность свободного выбора между общерусской и самостоятельно украинской культурой: постараются запретить украинцам знание русского литературного языка, чтение русских книг, знакомство с русской литературой».
Перестройка конца восьмидесятых в СССР начиналась под лозунгом придания социализму человеческого лица, однако организаторы знали ее конечные цели, достижение которых было невозможно без вовлечения в разрушительный процесс миллионов нормальных людей, которые в массе своей хотели жить по справедливости, в мире и согласии, а не сражаться или бороться. И это разрушителям удалось. Уже в 1989 году неуравновешенные идеалисты убедили людей уравновешенных и разумных, что «так жить нельзя».
Из множества способов вовлечения большого количества людей в те или иные социальные процессы был выбран наиболее тонкий и эффективный — растравление обид, настоящих и мнимых, в том числе и национальных. Обиды преувеличивались, смаковались, придумывались. И таким образом была создана ситуация, в которой стало доминировать право на месть, а объектом мести и разрушения стали знаковые фигуры государственности и истории СССР. Как ни парадоксально, но значительную роль в этом сыграли, как и в начале века, литераторы.
Ставшее избитым утверждение, что поэт в России больше чем поэт еще раз подтвердило право на свое существование. И не только потому, что общественное устройство в России сосредоточивало в фигуре писателя социальные функции оппозиционера и пророка. Дело в том благоприятнейшем человеческом материале, на который воздействует слово писателя. Здесь вновь следует вспомнить о художественной впечатлительности русской души, способности дорисовывать в своем воображении целый мир, получив в распоряжение несколько штрихов чего-нибудь. «Чтобы летать в заданном коридоре и не разбиться нам требовались шоры идеологии и кнут тирана», считает тот же С. Кара-Мурза. Он же утверждает, что это не может возникнуть у европейца, и все это невозможно объяснить европейцу. «Ну, изобразил Стендаль какого-нибудь тупого офицера, это не значит, что французы после этого возненавидят все офицерство и армию, а у нас это возможно».
Чехов и Солоневич в разное время отмечали, что литературный мир условен, и им нельзя измерять реальность, тем более делать из него какие-либо социальные и политические выводы. В славяно-православной культуре никто не обращает внимания на эти предостережения. На художественных образах формируется позиция в общественной жизни, и что еще парадоксальнее, — художественные образы становятся основой формирования образа врага. И благо это был бы реальный враг и разрушитель родной культуры как способа выживания. Чаще всего этот враг мнимый или вообще не является врагом большинства носителей данной культуры.
В такие моменты особенно контрастно вдруг проявляется разница в мировосприятии, отношении ко многим явлениям жизни у представителей различных культур. Происходит массированная критика образа жизни основного носителя культуры. Высмеиваются его качества: созерцательность, долготерпение, аскетизм, нестяжательство, пренебрежение к материальным благам и другие, выработанные соответствующим способом выживания.
Драма определенной части интеллектуальной элиты и российской, и белорусской в том, что она совершенно искренне считает шиллеровскую мысль «большинство — это безумие, ведь ум есть лишь у меньшинства» истиной. Считая себя умом и солью народа (большинства), она без должного понимания относится к этому большинству, считая его способным лишь на безумие. В результате этого в замкнутом мире элиты формируются потребности, отличные от потребностей народа.
В результате разнонаправленности потребностей между элитой и народом возникает и увеличивается зазор. Но общество, как и природа, не любит пустоты, и в этом зазоре начинает формироваться новая элита. Она в большей степени, чем ее предшественница заявляет о близости своих интересов интересам народа. Это образование группируется прежде всего вокруг представителей общества, которых когда-то точно определил Н. Некрасов — это гриши добросклоновы, которым «судьба готовила путь трудный, имя громкое — народного заступника, чахотку и Сибирь». И именно эта часть элиты в конце концов устраняет ту, чьи потребности расходятся с потребностями народа.
Процесс этот свойствен всем культурам, но в славяно-православном способе выживания он имеет свою специфику. Здесь закон революций, пожирающих своих детей, проявляется более контрастно и жестко. Объясняется это тем, что часть элиты не просто отходит от народа. Она пытается навязать ему собственное видение мироустройства и несвойственные правила игры. На какой-то момент это удается. Но способ выживания штука весьма устойчивая, поскольку мало зависит от субъективных намерений элиты и всегда пробьет дорогу сквозь наносный слой субъективных действий, той части общества, которая является носителем инокультурных моделей выживания.
В конце восьмидесятых интеллектуальная элита представляла процесс так называемого реформирования идеалистически. С ее точки зрения нужно было только разрушить структуры традиционного общества и образовать новые учреждения, свойственные культуре Запада, как общество тут же воспримет новые правила игры, потому что они более цивилизованны, чем прежние.
Методологическая ошибка такой позиции в том, что культуры не имеют иерархий. Ни одна не может претендовать на то, что ее ценности самые предпочтительные и все остальные должны следовать ее нормам, поскольку формирование указанных норм вытекало из конкретных условий выживания.
Часть элит (меньшинство социума), не столь важно белорусских, российских, являющихся апологетами западной модели развития, за своими интересами чаще всего не хотят видеть, что большинство в своей жизни руководствуется ни некими озвученными в СМИ конструкциями общественного устройства, а поступает в соответствии с субъективными мотивами. А сами мотивы — следствие совершенно конкретной системы социокультурных ценностей. Следовательно, для изменения общества необходимо изменение архетипа человеческого сознания, а может быть, в большей степени, подсознания, изменить которые по собственному усмотрению за всю историю человечества никому не удавалось.
Поэтому демократия, как форма государственного устройства, рынок и прочие составляющие западной модели развития, не соотносясь с культурным архетипом, являются для означенного большинства пустым звуком, впрочем, как и для части меньшинства, поскольку они тоже представители соответствующей культуры. Только соотнося интересы большинства с интересами меньшинства можно не скатиться к ситуации, при которой элита, оторвавшаяся от фундаментальных основ выживания большинства, оказывается, как это было не раз в истории России, на плахе, в Сибири или за границей.
Часть элиты, в том числе формально не относящейся к оппозиции, препятствует объединению Беларуси с Россией потому, что заражена так называемым «вирусом самостийности», о котором еще в 1927 году, применительно к Украине писал профессор Софийского университета П.М. Бицилли. «Вирус самостийности, изоляционизма, суверенизации живуч. Существует такая сила, она не имеет ни классового, ни этнического характера. И имя ей посредственность. Ограничение поля единой культуры может быть выгодно только для бездарных и посредственных творцов, желающих охранить себя против конкуренции. Такие люди и будут главным образом выступать против общерусской культуры и за вполне самостоятельную украинскую культуру. Они сделаются главными адептами и руководителями новой культуры и наложат на нее свою печать — печать мелкого провинциального тщеславия, торжествующей посредственности, трафаретности и мракобесия… Эти люди постараются всячески стеснить или вовсе упразднить саму возможность свободного выбора между общерусской и самостоятельно украинской культурой: постараются запретить украинцам знание русского литературного языка, чтение русских книг, знакомство с русской литературой».
Перестройка конца восьмидесятых в СССР начиналась под лозунгом придания социализму человеческого лица, однако организаторы знали ее конечные цели, достижение которых было невозможно без вовлечения в разрушительный процесс миллионов нормальных людей, которые в массе своей хотели жить по справедливости, в мире и согласии, а не сражаться или бороться. И это разрушителям удалось. Уже в 1989 году неуравновешенные идеалисты убедили людей уравновешенных и разумных, что «так жить нельзя».
Из множества способов вовлечения большого количества людей в те или иные социальные процессы был выбран наиболее тонкий и эффективный — растравление обид, настоящих и мнимых, в том числе и национальных. Обиды преувеличивались, смаковались, придумывались. И таким образом была создана ситуация, в которой стало доминировать право на месть, а объектом мести и разрушения стали знаковые фигуры государственности и истории СССР. Как ни парадоксально, но значительную роль в этом сыграли, как и в начале века, литераторы.
Ставшее избитым утверждение, что поэт в России больше чем поэт еще раз подтвердило право на свое существование. И не только потому, что общественное устройство в России сосредоточивало в фигуре писателя социальные функции оппозиционера и пророка. Дело в том благоприятнейшем человеческом материале, на который воздействует слово писателя. Здесь вновь следует вспомнить о художественной впечатлительности русской души, способности дорисовывать в своем воображении целый мир, получив в распоряжение несколько штрихов чего-нибудь. «Чтобы летать в заданном коридоре и не разбиться нам требовались шоры идеологии и кнут тирана», считает тот же С. Кара-Мурза. Он же утверждает, что это не может возникнуть у европейца, и все это невозможно объяснить европейцу. «Ну, изобразил Стендаль какого-нибудь тупого офицера, это не значит, что французы после этого возненавидят все офицерство и армию, а у нас это возможно».
Чехов и Солоневич в разное время отмечали, что литературный мир условен, и им нельзя измерять реальность, тем более делать из него какие-либо социальные и политические выводы. В славяно-православной культуре никто не обращает внимания на эти предостережения. На художественных образах формируется позиция в общественной жизни, и что еще парадоксальнее, — художественные образы становятся основой формирования образа врага. И благо это был бы реальный враг и разрушитель родной культуры как способа выживания. Чаще всего этот враг мнимый или вообще не является врагом большинства носителей данной культуры.
В такие моменты особенно контрастно вдруг проявляется разница в мировосприятии, отношении ко многим явлениям жизни у представителей различных культур. Происходит массированная критика образа жизни основного носителя культуры. Высмеиваются его качества: созерцательность, долготерпение, аскетизм, нестяжательство, пренебрежение к материальным благам и другие, выработанные соответствующим способом выживания.
Драма определенной части интеллектуальной элиты и российской, и белорусской в том, что она совершенно искренне считает шиллеровскую мысль «большинство — это безумие, ведь ум есть лишь у меньшинства» истиной. Считая себя умом и солью народа (большинства), она без должного понимания относится к этому большинству, считая его способным лишь на безумие. В результате этого в замкнутом мире элиты формируются потребности, отличные от потребностей народа.
В результате разнонаправленности потребностей между элитой и народом возникает и увеличивается зазор. Но общество, как и природа, не любит пустоты, и в этом зазоре начинает формироваться новая элита. Она в большей степени, чем ее предшественница заявляет о близости своих интересов интересам народа. Это образование группируется прежде всего вокруг представителей общества, которых когда-то точно определил Н. Некрасов — это гриши добросклоновы, которым «судьба готовила путь трудный, имя громкое — народного заступника, чахотку и Сибирь». И именно эта часть элиты в конце концов устраняет ту, чьи потребности расходятся с потребностями народа.
Процесс этот свойствен всем культурам, но в славяно-православном способе выживания он имеет свою специфику. Здесь закон революций, пожирающих своих детей, проявляется более контрастно и жестко. Объясняется это тем, что часть элиты не просто отходит от народа. Она пытается навязать ему собственное видение мироустройства и несвойственные правила игры. На какой-то момент это удается. Но способ выживания штука весьма устойчивая, поскольку мало зависит от субъективных намерений элиты и всегда пробьет дорогу сквозь наносный слой субъективных действий, той части общества, которая является носителем инокультурных моделей выживания.
В конце восьмидесятых интеллектуальная элита представляла процесс так называемого реформирования идеалистически. С ее точки зрения нужно было только разрушить структуры традиционного общества и образовать новые учреждения, свойственные культуре Запада, как общество тут же воспримет новые правила игры, потому что они более цивилизованны, чем прежние.
Методологическая ошибка такой позиции в том, что культуры не имеют иерархий. Ни одна не может претендовать на то, что ее ценности самые предпочтительные и все остальные должны следовать ее нормам, поскольку формирование указанных норм вытекало из конкретных условий выживания.
Часть элит (меньшинство социума), не столь важно белорусских, российских, являющихся апологетами западной модели развития, за своими интересами чаще всего не хотят видеть, что большинство в своей жизни руководствуется ни некими озвученными в СМИ конструкциями общественного устройства, а поступает в соответствии с субъективными мотивами. А сами мотивы — следствие совершенно конкретной системы социокультурных ценностей. Следовательно, для изменения общества необходимо изменение архетипа человеческого сознания, а может быть, в большей степени, подсознания, изменить которые по собственному усмотрению за всю историю человечества никому не удавалось.
Поэтому демократия, как форма государственного устройства, рынок и прочие составляющие западной модели развития, не соотносясь с культурным архетипом, являются для означенного большинства пустым звуком, впрочем, как и для части меньшинства, поскольку они тоже представители соответствующей культуры. Только соотнося интересы большинства с интересами меньшинства можно не скатиться к ситуации, при которой элита, оторвавшаяся от фундаментальных основ выживания большинства, оказывается, как это было не раз в истории России, на плахе, в Сибири или за границей.
3
Происходящее в Беларуси демонстрирует возможность управления социальными процессами с опорой на нормы славяно-православной культуры в условиях ограниченного ресурса.
Впрочем, и задачи, которые стоят перед Россией в ближайшие годы невозможно будет решить в рамках либерального политического режима.
Мировой опыт однозначно свидетельствует — любая модернизация немыслима без мобилизации, практики затягивания поясов, сосредоточения всех слоев общества на решении конкретных социально-экономических задач. Все это всегда требовало укрепления дисциплины, аскетизма, усиления государственного регулирования, перераспределения доходов и расходов, борьбы с коррупцией, преступностью и т.п.
При всей притягательности модели «сытого западного существования» очередная революция в России создаст свою, а не западную модель выживания.
В период обсуждения договора о создании союзного государства было выдвинуто много аргументов в пользу такого союза, но все они, при определенной степени их значимости, являются лишь симптомами фундаментальных причин, которые объективно толкают братские народы в объятия друг друга.
Впрочем, и задачи, которые стоят перед Россией в ближайшие годы невозможно будет решить в рамках либерального политического режима.
Мировой опыт однозначно свидетельствует — любая модернизация немыслима без мобилизации, практики затягивания поясов, сосредоточения всех слоев общества на решении конкретных социально-экономических задач. Все это всегда требовало укрепления дисциплины, аскетизма, усиления государственного регулирования, перераспределения доходов и расходов, борьбы с коррупцией, преступностью и т.п.
При всей притягательности модели «сытого западного существования» очередная революция в России создаст свою, а не западную модель выживания.
В период обсуждения договора о создании союзного государства было выдвинуто много аргументов в пользу такого союза, но все они, при определенной степени их значимости, являются лишь симптомами фундаментальных причин, которые объективно толкают братские народы в объятия друг друга.
Коренной побудительной причиной интеграции является родственный способ выживания, а те различия, которые существуют между украинцами, белорусами, русскими и по понятным причинам искусственно раздуваются противниками интеграции, не являются определяющими.
При той глобализации процессов, которые ведут к образованию сверхгосударств с наднациональными органами управления политикой, экономикой, вооруженными силами в рамках одного способа выживания становится понятным бешеное сопротивление аналогичным тенденциям в стане возможных геополитических конкурентов.
Начало две тысячи первого года в Беларуси прошло без социальных и политических катаклизмов. Однако сам год для Беларуси не будет простым. Выборы главы государства — еще один повод и поле, на котором вновь скрестятся клинки сторонников двух векторов развития.
Возбужденная оппозиция со страниц своих печатных органов говорит о больших шансах на успех, о возможности выдвижения единого кандидата в качестве конкурента действующему Президенту, «повторении успеха демократии в Югославии» и т.п. Многие публикации анализируют ситуацию предыдущих выборов, отмечая, что больше шансов на успех будет у того кандидата, которого поддержит российское руководство. С точки зрения политтехнологий это правильный ход, чем раньше оппоненты ввяжутся в ответные публикации, тем быстрее проявится «фактор России».
Понимает это и Президент, и события январских дней культуры Беларуси в России наглядно это доказывают.
Ситуация 1994 года складывалась для программы и команды Александра Лукашенко весьма удачно. Он шел во власть не только не обремененный тяжестью ответственности за состояние дел в стране, но и как избавитель от власти охлократии, с одной стороны, и непонятной большинству населения власти людей, лидером которых был крайний националист Зенон Позняк, — с другой.
Согласно социологическим опросам того времени треть населения республики испытывала тоску по элементарному порядку.
Несмотря на поддержку рыночной экономики (60,8%) люди видели в ней главным образом возможность много зарабатывать, не включая в эту сферу личную ответственность и риск.
Две трети опрошенных хотели получать в этих рыночных отношениях поддержку государства.
Форсированное внедрение Закона «О государственном языке» создавало крайне негативный эмоциональный фон, так как три четверти из числа опрошенных в республике считали, что государственными языками должны быть русский и белорусский.
Если к этим цифрам добавить более 80% проголосовавших за Советский союза на референдуме 17 марта 1991 года, то причины победы А. Лукашенко становятся ясными.
За первые годы президетства А. Лукашенко удалось выполнить свои предвыборные обязательства.
Все это стало историей и уже не волнует общество, не создает напряжения, побуждающего к действиям, в том числе и в рамках избирательных компаний. И этот фактор работает против действующей власти.
Несмотря на мощную критику со стороны оппозиции авторитет Президента в республике по-прежнему высок. Однако здесь же следует учесть, что выборы будут происходить на восьмом году нахождения у власти данной команды.
К этому времени объективно наступают явления утраты кредита доверия, которым располагал молодой Президент и его сторонники семь с половиной лет назад. Да и тактика Александра Лукашенко, смело берущего на себя ответственность за все, что происходит в республике и за ее пределами, сформировала определенный негативный сегмент противников его политики, а точнее форм и методов ее проведения, в том числе и среди сторонников восточного вектора развития республики.
Оставляет желать лучшего и экономическая ситуация. Если до августа 1998 года она была выигрышной по сравнению с Россией и другими странами СНГ, и так считало более половины населения республики, то на сегодняшний день на вопрос белорусских социологов «Как вы справляетесь с нынешней экономической ситуацией?» положительно ответили лишь 16,8%. Не справляются или справляются с трудом более 70%.
И еще один показатель: доверие к различным государственным институтам. Президенту, в частности, доверяют около 49% при недоверии около 46%.
Как видно из этого, шансы на успех выборной компании у А. Лукашенко высоки, с учетом того, что Минск в большей степени оппозиционен нынешнему Президенту, и Александр Григорьевич более популярен в провинции.
Однако не лишней была бы для него корректировка, хотя и в рамках восточного вектора развития, своего имиджа, а также форм и методов реализации своей политики.
Изменение налогового законодательства в России и принципиально иное (по крайней мере, так пишут в российских СМИ) отношение там к мелкому и среднему бизнесу «вымывает» белорусских предпринимателей, что не способствует поддержке курса действующего Президента этим социальным слоем.
Образ молодого энергичного и простого парня из глубинки весьма притягателен для большей части избирателей в Беларуси, с одной стороны, и раздражает управленческую элиту — с другой. Есть фактор убывания популярности политика во времени. И есть фактор воли к победе. Предсказывать что-либо в Беларуси сегодня сложно.
Двадцать первый век не будет веком всеобщего благоденствия, праздников и фестивалей. Этому нет предпосылок. Скорее, наоборот, с появлением в арсенале геополитических конкурентов современных средств воздействия на социально-политические процессы борьба будет еще острее.
Ведь в качестве приза конкурирующая культура получает все, а проигравшая — выбывает из исторических гонок навсегда.
Начало две тысячи первого года в Беларуси прошло без социальных и политических катаклизмов. Однако сам год для Беларуси не будет простым. Выборы главы государства — еще один повод и поле, на котором вновь скрестятся клинки сторонников двух векторов развития.
Возбужденная оппозиция со страниц своих печатных органов говорит о больших шансах на успех, о возможности выдвижения единого кандидата в качестве конкурента действующему Президенту, «повторении успеха демократии в Югославии» и т.п. Многие публикации анализируют ситуацию предыдущих выборов, отмечая, что больше шансов на успех будет у того кандидата, которого поддержит российское руководство. С точки зрения политтехнологий это правильный ход, чем раньше оппоненты ввяжутся в ответные публикации, тем быстрее проявится «фактор России».
Понимает это и Президент, и события январских дней культуры Беларуси в России наглядно это доказывают.
Ситуация 1994 года складывалась для программы и команды Александра Лукашенко весьма удачно. Он шел во власть не только не обремененный тяжестью ответственности за состояние дел в стране, но и как избавитель от власти охлократии, с одной стороны, и непонятной большинству населения власти людей, лидером которых был крайний националист Зенон Позняк, — с другой.
Согласно социологическим опросам того времени треть населения республики испытывала тоску по элементарному порядку.
Несмотря на поддержку рыночной экономики (60,8%) люди видели в ней главным образом возможность много зарабатывать, не включая в эту сферу личную ответственность и риск.
Две трети опрошенных хотели получать в этих рыночных отношениях поддержку государства.
Форсированное внедрение Закона «О государственном языке» создавало крайне негативный эмоциональный фон, так как три четверти из числа опрошенных в республике считали, что государственными языками должны быть русский и белорусский.
Если к этим цифрам добавить более 80% проголосовавших за Советский союза на референдуме 17 марта 1991 года, то причины победы А. Лукашенко становятся ясными.
За первые годы президетства А. Лукашенко удалось выполнить свои предвыборные обязательства.
Все это стало историей и уже не волнует общество, не создает напряжения, побуждающего к действиям, в том числе и в рамках избирательных компаний. И этот фактор работает против действующей власти.
Несмотря на мощную критику со стороны оппозиции авторитет Президента в республике по-прежнему высок. Однако здесь же следует учесть, что выборы будут происходить на восьмом году нахождения у власти данной команды.
К этому времени объективно наступают явления утраты кредита доверия, которым располагал молодой Президент и его сторонники семь с половиной лет назад. Да и тактика Александра Лукашенко, смело берущего на себя ответственность за все, что происходит в республике и за ее пределами, сформировала определенный негативный сегмент противников его политики, а точнее форм и методов ее проведения, в том числе и среди сторонников восточного вектора развития республики.
Оставляет желать лучшего и экономическая ситуация. Если до августа 1998 года она была выигрышной по сравнению с Россией и другими странами СНГ, и так считало более половины населения республики, то на сегодняшний день на вопрос белорусских социологов «Как вы справляетесь с нынешней экономической ситуацией?» положительно ответили лишь 16,8%. Не справляются или справляются с трудом более 70%.
И еще один показатель: доверие к различным государственным институтам. Президенту, в частности, доверяют около 49% при недоверии около 46%.
Как видно из этого, шансы на успех выборной компании у А. Лукашенко высоки, с учетом того, что Минск в большей степени оппозиционен нынешнему Президенту, и Александр Григорьевич более популярен в провинции.
Однако не лишней была бы для него корректировка, хотя и в рамках восточного вектора развития, своего имиджа, а также форм и методов реализации своей политики.
Изменение налогового законодательства в России и принципиально иное (по крайней мере, так пишут в российских СМИ) отношение там к мелкому и среднему бизнесу «вымывает» белорусских предпринимателей, что не способствует поддержке курса действующего Президента этим социальным слоем.
Образ молодого энергичного и простого парня из глубинки весьма притягателен для большей части избирателей в Беларуси, с одной стороны, и раздражает управленческую элиту — с другой. Есть фактор убывания популярности политика во времени. И есть фактор воли к победе. Предсказывать что-либо в Беларуси сегодня сложно.
Двадцать первый век не будет веком всеобщего благоденствия, праздников и фестивалей. Этому нет предпосылок. Скорее, наоборот, с появлением в арсенале геополитических конкурентов современных средств воздействия на социально-политические процессы борьба будет еще острее.
Ведь в качестве приза конкурирующая культура получает все, а проигравшая — выбывает из исторических гонок навсегда.
