Единый ресурс русскоязычных журналов и альманахов
Литературный подкаст
Увеличить
Решаем вместе
Считаете, что объекты культурного наследия находятся в плохом состоянии?
Расскажите об этом
Пн. 14:00 – 17:00
Вы здесь
Смеховой мир Сергея Прокопьева
Сергей Прокопьев. Сорок бочек арестантов. Иронические рассказы. Изд-во ОмГПУ. Омск, 2001
Файл: 
03_homiakov_smeh.zip (5.98 КБ)
03_homiakov_smeh.zip (5.98 КБ)
СМЕХОВОЙ МИР СЕРГЕЯ ПРОКОПЬЕВА
(Сергей Прокопьев. Сорок бочек арестантов. Иронические рассказы. Изд-во ОмГПУ. Омск, 2001)
(Сергей Прокопьев. Сорок бочек арестантов. Иронические рассказы. Изд-во ОмГПУ. Омск, 2001)
Признаюсь, я люблю рассказы этого автора, доверяю ему. Писатель находится в водовороте нашей жизни и видит в ней то, мимо чего, к сожалению, мы часто проходим. В рассказах С. Прокопьева нет каких-то закрученных сюжетов, «чернухи» вкупе с «порнухой», чем порой завлекают читателей незадачливые авторы.
Помнится, Чехов говорил: «Никаких сюжетов не нужно. В жизни нет сюжетов, в ней все перемешано – глубокое с мелким, великое с ничтожным, трагическое со смешным». Рассказы С. Прокопьева с близкими нам, узнаваемыми героями слова эти красноречиво подтверждают.
С. Прокопьева можно смело назвать мастером короткого юмористического рассказа. Но перед нами не злой пародист. В произведениях омского писателя смех скорей добрый. Но автор пишет не только для того, чтобы рассмешить читателей. Писателю важно не просто весело посмеяться над нелепостями нашей жизни, но и сказать читателям нечто глубокое и важное.
Нет, С. Прокопьев весьма далек от того, чтобы в его произведениях непременно видели перст указующий, чтобы глубокомысленно размышлять над «проклятыми» русскими вопросами: «кто виноват»? и «что делать»? Но мы были бы не правы, если б обвинили автора в равнодушии к его героям. Только сами-то прокопьевские персонажи так и норовят выкинуть такое коленце, от которого не знаешь, что и делать: плакать или смеяться. Уж больно нелепыми и абсурдными бывают подчас их поступки.
Ко многим положительным героям С. Прокопьева удивительно подходит шукшинское определение «чудик». Шукшинские интонации, несомненно, присутствуют в рассказах С.Прокопьева. Вспомним, например, начало рассказа В.Шукшина «Алеша Бесконвойный»: «Его и звали-то не Алеша, он был Костя Валиков, но все в деревне звали его Алешей Бесконвойным. А звали его так вот за что: за редкую в наши дни безответственность, неуправляемость». С. Прокопьев в рассказе «Волоха» пишет: «Звали его Владимир Борулёв. Но испокон века повелось в деревне Волоха да Волоха. Не будем и мы ломать традицию. Отличался Волоха одной особенностью. Имел тягу пооригинальничать».
И дело здесь не в стилистических перекличках. С. Прокопьев увидел в шукшинских «чудиках» что-то близкое и родственное по духу. Оттого-то и кажутся некоторые его герои странными, чудаковатыми. А они живут по законам своей души, в том мире, где есть возможность праздника и воли. Вот только жизнь не дает им возможности развернуться и постоянно загоняет в прокрустово ложе схем и инструкций. И тогда они начинают выламываться из этих пут, и как следствие — их чудачества. Вспомним уже упомянутый рассказ «Волоха», в котором главный герой все время удивляет односельчан какими-то выходками: то он сошьет расклешенные брюки со вставными красными клиньями, то решит построить у себя лучшую на весь район баню. Наконец надумал он медведя в домашнем хозяйстве завести. Благовоспитанный читателей может задать вопрос — а к чему все эти чудачества? Не лучше ли жить спокойно, как все? Но этот вариант чужд любимым прокопьевским героям, жаждущим чего-то большего.
Когда-то Михаил Зощенко сказал: «А ведь посмеются над нами лет через триста. Страшные, скажут, людишки жили. Какие-то у них были деньги, паспорта. Какие-то акты гражданского состояния и квадратные метры жилой площади. Ну что ж! Пускай смеются». Нечто подобное приходит в голову, когда читаешь сегодня книги С. Прокопьева. Что же останется узнаваемым от того времени, которое описывает он? Развал Советского Союза? Неумные реформы, когда в одночасье почти все стали нищими? Давка в общественном транспорте? Талоны на водку и колбасу? Засилье духовных сектантов всех мастей? Все это, может быть, и не забудется. Но что уж точно останется, так это психология человека, которая с трудом поддается изменениям. Об этом и пишет С. Прокопьев.
Причем он не ищет специально своих героев в жизни. Автор признается: «Героями моих рассказов могут быть инженер, учитель, станочник, летчик, священник, сектант, ракетчик, милиционер, пожарный, челночник, предприниматель, пенсионер, моряк, врач, журналист, бухгалтер, горожанин и сельский житель. Люди, которым ничто человеческое не чуждо. О том, что не чуждо, я и пишу…».
Действительно, герои С. Прокопьева просто живут, стараясь как-то приспособиться к новой жизни. Ведь материалом для рассказов и повестей Прокопьева стала самая обыкновенная жизнь средних людей, тех, кто озабочен своим бытом. А уж как они его устроят — это зависит только от них. Одни, пытаясь попасть в ногу со временем, мечтают только о том, чтобы сытно поесть да мягко поспать. Как, например, Чумашкин, из «новых русских», который сразу же купил две квартиры — двух и трехкомнатную, — прорубил между ними дверь и в двухкомнатной, в ванной, заделал парную («К чертям свинячим»). Или самогонщица Мурашиха, которая «самогонку стала гнать, как молокозавод закрыли. Потыркалась туда-сюда, нигде толком не пристроишься. Чтобы потеплее и не пыльно. Держать скотину на продажу, как некоторые соседи, не для Мурашихи заработок. Любила себя. Заказала зятю в город аппарат и начала шинкарить» («Руслан и Мурашиха»). Мечта заиметь приличную квартиру не дает покоя Мише Швецу из рассказа «Два диагноза против Миши»: «Жил он всю свою сознательную жизнь в частном доме, мечтал о цивилизации без дров и беготни с ведрами на колонку. Наконец, подняпряглись (точнее — тещу напрягли) и купили квартиру. Не Бог весть какую, напряжения хватило только на хрущевку».
В рассказах С.Прокопьева мы находим своеобразные варианты тех ситуаций, когда обыкновенный человек может выступить в роли далеко не всегда безобидной. Таков Юрий Трифонович Ковригин, помешанный на опасности теракта («Борьба за выживаемость»); или похотливый владелец пуделя («Точка сборки»). Не отстает от последнего и безымянный директор торговой фирмы из рассказа «Где сгреб, там и хлоп».
Но авторский сарказм распространяется не на всех героев. Позиция писателя ко многим из них значительно сложнее.
Помнится, Чехов говорил: «Никаких сюжетов не нужно. В жизни нет сюжетов, в ней все перемешано – глубокое с мелким, великое с ничтожным, трагическое со смешным». Рассказы С. Прокопьева с близкими нам, узнаваемыми героями слова эти красноречиво подтверждают.
С. Прокопьева можно смело назвать мастером короткого юмористического рассказа. Но перед нами не злой пародист. В произведениях омского писателя смех скорей добрый. Но автор пишет не только для того, чтобы рассмешить читателей. Писателю важно не просто весело посмеяться над нелепостями нашей жизни, но и сказать читателям нечто глубокое и важное.
Нет, С. Прокопьев весьма далек от того, чтобы в его произведениях непременно видели перст указующий, чтобы глубокомысленно размышлять над «проклятыми» русскими вопросами: «кто виноват»? и «что делать»? Но мы были бы не правы, если б обвинили автора в равнодушии к его героям. Только сами-то прокопьевские персонажи так и норовят выкинуть такое коленце, от которого не знаешь, что и делать: плакать или смеяться. Уж больно нелепыми и абсурдными бывают подчас их поступки.
Ко многим положительным героям С. Прокопьева удивительно подходит шукшинское определение «чудик». Шукшинские интонации, несомненно, присутствуют в рассказах С.Прокопьева. Вспомним, например, начало рассказа В.Шукшина «Алеша Бесконвойный»: «Его и звали-то не Алеша, он был Костя Валиков, но все в деревне звали его Алешей Бесконвойным. А звали его так вот за что: за редкую в наши дни безответственность, неуправляемость». С. Прокопьев в рассказе «Волоха» пишет: «Звали его Владимир Борулёв. Но испокон века повелось в деревне Волоха да Волоха. Не будем и мы ломать традицию. Отличался Волоха одной особенностью. Имел тягу пооригинальничать».
И дело здесь не в стилистических перекличках. С. Прокопьев увидел в шукшинских «чудиках» что-то близкое и родственное по духу. Оттого-то и кажутся некоторые его герои странными, чудаковатыми. А они живут по законам своей души, в том мире, где есть возможность праздника и воли. Вот только жизнь не дает им возможности развернуться и постоянно загоняет в прокрустово ложе схем и инструкций. И тогда они начинают выламываться из этих пут, и как следствие — их чудачества. Вспомним уже упомянутый рассказ «Волоха», в котором главный герой все время удивляет односельчан какими-то выходками: то он сошьет расклешенные брюки со вставными красными клиньями, то решит построить у себя лучшую на весь район баню. Наконец надумал он медведя в домашнем хозяйстве завести. Благовоспитанный читателей может задать вопрос — а к чему все эти чудачества? Не лучше ли жить спокойно, как все? Но этот вариант чужд любимым прокопьевским героям, жаждущим чего-то большего.
Когда-то Михаил Зощенко сказал: «А ведь посмеются над нами лет через триста. Страшные, скажут, людишки жили. Какие-то у них были деньги, паспорта. Какие-то акты гражданского состояния и квадратные метры жилой площади. Ну что ж! Пускай смеются». Нечто подобное приходит в голову, когда читаешь сегодня книги С. Прокопьева. Что же останется узнаваемым от того времени, которое описывает он? Развал Советского Союза? Неумные реформы, когда в одночасье почти все стали нищими? Давка в общественном транспорте? Талоны на водку и колбасу? Засилье духовных сектантов всех мастей? Все это, может быть, и не забудется. Но что уж точно останется, так это психология человека, которая с трудом поддается изменениям. Об этом и пишет С. Прокопьев.
Причем он не ищет специально своих героев в жизни. Автор признается: «Героями моих рассказов могут быть инженер, учитель, станочник, летчик, священник, сектант, ракетчик, милиционер, пожарный, челночник, предприниматель, пенсионер, моряк, врач, журналист, бухгалтер, горожанин и сельский житель. Люди, которым ничто человеческое не чуждо. О том, что не чуждо, я и пишу…».
Действительно, герои С. Прокопьева просто живут, стараясь как-то приспособиться к новой жизни. Ведь материалом для рассказов и повестей Прокопьева стала самая обыкновенная жизнь средних людей, тех, кто озабочен своим бытом. А уж как они его устроят — это зависит только от них. Одни, пытаясь попасть в ногу со временем, мечтают только о том, чтобы сытно поесть да мягко поспать. Как, например, Чумашкин, из «новых русских», который сразу же купил две квартиры — двух и трехкомнатную, — прорубил между ними дверь и в двухкомнатной, в ванной, заделал парную («К чертям свинячим»). Или самогонщица Мурашиха, которая «самогонку стала гнать, как молокозавод закрыли. Потыркалась туда-сюда, нигде толком не пристроишься. Чтобы потеплее и не пыльно. Держать скотину на продажу, как некоторые соседи, не для Мурашихи заработок. Любила себя. Заказала зятю в город аппарат и начала шинкарить» («Руслан и Мурашиха»). Мечта заиметь приличную квартиру не дает покоя Мише Швецу из рассказа «Два диагноза против Миши»: «Жил он всю свою сознательную жизнь в частном доме, мечтал о цивилизации без дров и беготни с ведрами на колонку. Наконец, подняпряглись (точнее — тещу напрягли) и купили квартиру. Не Бог весть какую, напряжения хватило только на хрущевку».
В рассказах С.Прокопьева мы находим своеобразные варианты тех ситуаций, когда обыкновенный человек может выступить в роли далеко не всегда безобидной. Таков Юрий Трифонович Ковригин, помешанный на опасности теракта («Борьба за выживаемость»); или похотливый владелец пуделя («Точка сборки»). Не отстает от последнего и безымянный директор торговой фирмы из рассказа «Где сгреб, там и хлоп».
Но авторский сарказм распространяется не на всех героев. Позиция писателя ко многим из них значительно сложнее.
Рассказы С.Прокопьева просты и одновременно по-чеховски мудрые. Вместе с писателем мы весело смеемся на нелепицами нашей жизни, над незадачливыми персонажами, которые все время попадают в какую-либо историю. Но за смешными бытовыми эпизодами можно увидеть мятущуюся человеческую душу, задуматься над смыслом человеческой жизни.
