Вы здесь

«Там, где солнце садится в телегу…»

Денисенко А. Провинция. — Новосибирск, 2019
Файл: Иконка пакета 14_romanov_tgssvt.zip (15.06 КБ)

Александра Ивановича Денисенко я знаю уже лет тридцать. Но за это время ни разу не видел, чтобы он читал свои стихи. На собраниях писателей он молчит. Истолковать это можно по-разному: например — «о чем говорить с непосвященными?»

Но вот я прочел 598 страниц его новой книги «Провинция» — и с этих страниц Александр Денисенко заговорил со мной.

Я не люблю, когда о поэте говорят — талантливый, гениальный. Тем более не принимаю оценок стихов на уровне «нравятся — не нравятся», «плохие — хорошие». В моем понимании самая высокая и единственная оценка поэта — наличие у него индивидуальности, его поэтического лица, его поэтической сущности. А сущностью являются стихотворения, которые трогают душу, которые вызывают неожиданные, непредсказуемые мысли и чувства. Читая стихотворения Александра Денисенко, я испытывал это сильнейшее эмоциональное воздействие.

Белинский говорил: «Признавая поэта существом высшим, всякий в то же время сознает родство с ним». Зарождаясь в глубине сознания, в тайниках души, поэтическое слово живет во времени и в пространстве, находит отклик в тысячах душ.

 

Тропинка вьется вдоль реки Ини, отец читает стихи Александра Твардовского о бойце-удальце Василии Теркине. Стихи Саша воспринимает, но на станции Льниха стоит старый паровоз, а к нему прицеплены домики, а в домиках плач бычков, у которых на крупных глазах крупные слезы. Пока отец покупает билеты, мальчик знакомится с машинистом, тот не только показывает ему черную блестящую машину, но и дарит кусочек антрацита — сувенир Кузбасса. Позднее Александр вспомнит глаза бычков, которых везли на убой, и скажет, что это были поэты и они его позвали с собой — в поэзию.

Александр Денисенко сохранит в стихах деревенское вечное страдание, деревенскую томящую грусть, любовь к деревенским людям. Его поэзию пропитает ядреный дух провинции, мужицкая правда, мужицкая честность. Он сохранит их даже в своих городских стихах. Его деревенские застенчивость и скромность примут форму иронии и самоиронии.

В предисловии к книге Евгения Иорданского «Уроки Русского» Александр Денисенко пишет: «Мне легче, я не поэт, я деревенский человек». И там же: «Творчество — это искушение высшего порядка, выбор за творцом: кому в ад, а кому в рай».

Вряд ли подобные теоретические обоснования чем-то обогатят литературоведение, но они определенно свидетельствуют о том, что их автор — поэт, ибо масштаб задан, ставки сделаны. В поэте растворен целый мир, наш обыденный мир, преображенный светом его личности в мир драгоценный, в вечно живущее искусство. Туда он приглашает и нас, делясь золотом и янтарем метафор. Лишь приоткрываю словесную шкатулку поэта: «красным ветром печали гонимый», «готовы к труду, к обороне крест нательный и знак ГТО», «здесь сидят на скамейках старухи, наша гордость и совесть и честь», «боже, какая помада справится с алостью рта?», «на тихом океане ржи и в островах березового леса»…

А это надо цитировать целиком:

 

Русалки коммунального моста

И нимфы утомленного затона

Опять плывут, любуясь на места,

Где Обь для них играет,

как валторна.

 

И еще: «четверостишие летящих облаков», «чистый спирт неразбавленных слез», «здесь по тысячу раз ждущих вдов перекрестят оконные рамы».

Помня завет А. Майкова: «Гармонии стиха торжественные тайны / Не думай разгадать по книгам мудрецов» — я лишь выбираю из стихов Александра Денисенко жемчужные зернышки, которые могут прорасти в воображении читателя. А чем они взойдут — травой ли, деревом, расцветут ли цветком или слезами, это зависит от души, знаний, подготовки читателя.

Только поэзии доступно всего четырьмя строчками, одним бликом солнечного зайчика нарисовать картину, в которой память целого поколения встречается с чистой, наивно-провидческой догадкой ребенка:

 

И отец золотую литовку,

Победив луговую траву,

Вытрет ветошью, словно винтовку,

И невольно вздохнет про войну.

 

А вот еще пронзительно сыновье:

 

Отцеплю от ведерка вьюнок,

Что обвил наш журавль из сада,

И достану с водой из-под ног

Два последних родительских взгляда.

 

Я не раз бывал в Моткове. Переходишь железную дорогу, спускаешься в небольшую ложбину — и в ней, как в огромном гамаке, качается село.

Направо Иня. В реке растет камыш. Ты видишь, как у камыша встретились мальчик с девочкой, уже знакомые тебе благодаря Денисенко, — встретились, а «что делать, не знают» — так рассказывает поэт об этих невинных встречах, когда она плыла к нему с одного берега, а он к ней навстречу с противоположного.

Пересекаешь село Мотково, выходишь на обрывистый каменистый берег. Местные его называют змеиным. Змей я не видел, но Иня там намного глубже. В омутах окунь. Я ловил именно такого, как в стихах — «И с молоками окунь — горбатый самец, весь в кафтан, как стрелец, разодетый» — и вспоминал другие поэтические строчки Денисенко: «А костер уж во всю сам себя костерит» или «И рыбак сквозь табак уж предчувствует смак».

Все подвластно поэтическому вдохновению Александра — и игра слов, и звукопись:

 

Во льну сплелись льняные волосы

у леля,

Но лелю лень лелеять локонов

метель.

 

Эта стихийная, какая-то избыточная поэтическая сила ковалась и преображалась в поэтической артели Ильи Фонякова, Анатолия Маковского, Михаила Степаненко, Александра Плитченко, Ивана Овчинникова, где каждый мастер имел свой почерк. Богатое поколение.

Это уже опыт Новосибирска. Конечно, деревенское детство, постижение мира через природу и сельский вековой уклад навсегда входят в поэта, и при взгляде на небо ему не перестанет казаться, будто там «ветер тучи собирает, как разыгравшихся телят». Однако в поэзии Александра Денисенко нет и тени противостояния какой-то отдельной деревенской и столь же во всем особой городской поэзии.

 

Я тихо жил, как каменская ласточка,

На синем небе серая заплатка... —

 

вот уже зазвучала в стихах Денисенко «центральная» речка Новосибирска — Каменка.

Новосибирск просто обогатил его поэтический мир, расширил его пантеон новыми — вспомните обских наяд! — симпатичными мифологическими существами. Денисенко принял и объял его весь. И общепризнанные символы беспокойного мегаполиса, например метро, в его стихах становятся родными и уютными:

 

И горит в ночи — родная,

как у мамы!

Дорогая, золотая буква «М».

 

Секрет здесь — в какой-то особенной, мудрой любви, помноженной на неподражаемую иронию: «Метро — огромный дом свиданий».

Перебравшись с берегов Ини на берега Оби, поэт и в ней распознал особую ноту: «Люблю обилие Оби, давно созревшей для любви». Это не каламбур, это раскрытие глубинного смысла, тайны имени. Чуть выше цитировалось сравнение реки с валторной, замечательное по точности и тональности. А вот еще метафора с целой цепочкой смыслов:

 

Но как письма, адресованные в лето,

По Оби плывут конверты

белых льдин.

 

Лирика сплетается с иронией, романтика — с информационным шумом, и рождаются неподражаемые строчки:

 

Помолившись, я выйду

и лампу Чубайса

средь яблонь в цветущую

розу вкручу…

 

Или:

 

Всю ночь мне будут сниться фары

Двух окон комнаты твоей,

Всю ночь мне будут сниться файлы

Двух недочитанных грудей.

 

Считается, что ирония, игра словами, звуками, культурными кодами, эксперименты с размером и рифмой — это родовая черта поэзии урбанистической, «интеллектуальной». Но поэзия Денисенко, как река, «понимает» — в старинном значении этого слова, то есть заполняет, становится вровень (вспомните слово «пойма») — эти и многие иные поэтические приемы и при этом течет себе, не меняя русла. Сколько, например, иронии и самоиронии, сколько игры заложено в следующей изящной стилизации под частушку:

 

Перед русскими людьми

пройдусь белыми грудьми,

А перед иностранцами —

на грудь наложу санкции.

 

И становится ясно, что обаяние поэзии — не в следовании каким-то «правильным» или «актуальным» приемам, а, как уже говорилось в начале, в самой личности поэта, в духовности, интеллекте и душевной широте творца.

 

Наша наглухо закрытая поэзия

Жарко молится, да толку

ни на грош.

Чтоб светилось ее жертвенное

лезвие —

Золотую свою голову положь.

 

Книга «Провинция» издана на средства Евгения Иорданского. Не так давно президент России проводил совещание по культуре. Много было сказано о театрах, музеях, картинных галереях, кино, эстраде — и ни слова о писателях, как будто в России их нет. После Октября правительство Ленина решало, куда отнести писателей, и причислило их к типографским рабочим. И сегодня никого не интересует: как писатели выживают? Как содержат семьи? Союзы писателей отнесли к общественным организациям. Общественным организациям государство средств не дает, это не спорт.

Но несмотря ни на что, солнце поэзии, севшее в телегу в Моткове, объедет Россию, осветит Москву, а возможно — и весь мир.

 

От редакции. Разделяя в целом озабоченность В. П. Романова, мы должны сообщить читателям, что есть и хорошая новость. Осенью этого года в серии «Библиотека сибирской литературы», патронируемой и финансируемой правительством и министерством культуры Новосибирской области, выходит однотомник избранных стихов и прозы Александра Денисенко. Книги эти поступят в первую очередь в библиотеки области.

100-летие «Сибирских огней»