Вы здесь

В одиноком предчувствии ночи…

Цикл стихов
Файл: Иконка пакета 07_dugarov_vopn.zip (4.38 КБ)

Баир ДУГАРОВ
«В одиноком предчувствии ночи…»


Легенда

В звездный час голубого покоя
на просторе ночной тишины
родилась ты от запаха хвои
и осеннего света луны.

Но законы отцовского рода
на безмолвье тебя обрекли.
И душа твоя — лань небосвода —
стала узницей грозной земли.

И, чужому молясь поднебесью,
все твои сыновья разбрелись.
Позабыв материнскую песню,
в смертном бое друг с другом сошлись.

И печальной звездой с небосклона
мать глядела прощально на них.
И земля приняла в свое лоно
прах воителей, добрых и злых.

И с тех пор средь степного покоя
людям снятся тревожные сны
от полночного запаха хвои
и осеннего света луны.


Кулан

Кулан мой низкорослый
катается в траве
и стряхивает росы
в пахучей синеве.
И мчит опять по Гоби,
как легкий гимн степей,
ямб слышится в галопе,
в рысце — хорей.
Но сам кулан не знает,
что есть аллюр стиха.
Он в беге ощущает
простор и облака.
И вольным телом правит
пустыни вечный зов,
и бег свободный славит
мираж и горизонт.
И искорки мгновений
летят из-под копыт.
И свет поэмы древней
по небесам разлит.


Вещий пес

В одиноком предчувствии ночи
на пространстве в две тысячи лет
вдруг завыла собака по-волчьи,
приводя в содрогание свет.

Этот вой отдавался в пещерах,
разгоняя лесное зверье.
И деревья усталые в скверах
обретали жилище свое.

И морские киты-великаны,
отзываясь на тягостный вой,
и бросались на берег туманный
из пучины своей вековой.

Бог задумался. Черт усмехнулся.
Обнимая подлунную ширь,
Человек от земли отвернулся
и застроил последний пустырь.

Поднимались ажурные башни.
Над газоном дымился рассвет.
Пес умолк, заскулил по-собачьи.
Волком выло пространство в ответ.


* * *

Кто придумал, скажите, такое?
Не попутал ли мир сатана,
что представить общенье людское
невозможно порой без вина?

Но от Бахуса смертным не скрыться,
ибо чары его велики.
И кому не хотелось напиться
просто так, от смертельной тоски?

Сколько раз в мутный омут веселья
я нырял с распростертой душой.
И изведал все муки похмелья,
просыпаясь с больной головой.

И давал я великие клятвы
обходиться без Бахуса впредь
и с улыбкой святой бодисатвы
на земные утехи смотреть.

И в душе было мрачно и пусто,
и виднелся просвет впереди,
где стояла печальная муза,
не решаясь сама подойти...


Взор

В ее глазах
с оттенком предосенним
такое колдовство заключено,
как будто пьешь ты,
смешанное с зельем,
тягучее прохладное вино.

О этот долгий взор,
он так прекрасен,
беспомощно-тосклив и оттого
так нежно
и пленительно опасен
для вольного блаженства твоего.

Что дорожить
свободой и простором?!
Есть взгляд —
судьбу и глаз не отвести.
Так степняков
притягивает город —
и никуда потомкам не уйти.


Тебе

Когда любили землю небеса
и пламя страсти Гея исторгала,
и на ресницах Азии слеза
приобретала контуры Байкала,
сошлись луна и солнце в синеве, —
знай — это память о тебе.

Когда хурчин, глаза полузакрыв,
поет тоской пронизанную песню,
и стая птиц взмывает к поднебесью
и на мгновенье миром правит миф
о женщине — пралебеди степей,—
знай — это песня о тебе.

Когда уставший от планеты бог
скрывается в ночной тиши вселенной,
вновь в самую стальную из эпох
струится лунный свет благословенный
по облакам, аллеям и траве, —
знай — это нежность о тебе.

Когда в порывах мир обнять струной
я от бессилья задыхался, смертный,
вселился в сердце облик нежный твой
и примирил мое мгновенье с бездной,
и тихо благодарен я судьбе, —
знай — это только о тебе.


Эхо

Два полушарья Земли — словно две первозданные юрты,
Дымкой галактик одетые, слитно в пространстве плывут.
Утро кентавровых саг, золотые уста Заратустры.
Ультрамарин поднебесья и вещей травы изумруд.

Эра могучих сказаний зачем мою песню тревожит?
Эхо анафор степных ощущаю дыханьем своим.
Лад стихотворный — от родины. Горы, как вечный треножник.
Ланью промчались столетья. Небес можжевёловый дым.

100-летие «Сибирских огней»