Вы здесь

Земля и воля Володи Кротышева

Постоянный автор «Сибирских огней» и член жюри «Национального бестселлера-2020» Михаил Хлебников – о книге Михаила Елизарова «Земля».

Семь долгих лет читатели Михаила Елизарова могли утешать себя лишь чтением старых книг да слушать песни автора. Казалось, что писатель ушел из литературы и борется отныне за звание первого постмодерниста шансона. Но выход романа «Земля» заставляет снова говорить о Елизарове-прозаике. «Земля» — самый большой его произведение в прямом смысле. В него по объему можно затолкать романы «Pasternak», «Библиотекарь» и «Мультики». Пользуясь старым клише, можно сказать, что писатель все эти годы молчал выразительно и содержательно. Но насколько это большой роман для автора и современной русской литературы?

Сюжетно книга выстроена вокруг Владимира Кротышева, выросшего в лихие девяностые и закалившегося в непростые нулевые. Закаляться ему пришлось в стройбате, куда он приплыл, вовремя не озаботившись получением/покупкой «белого билета» и провалив математику на вступительных экзаменах в институте. В общем, «прощай, родная школа», как пел автор, и здравствуй, «школа жизни». Стройбат оказался не таким страшным, как представлялся. Володя возмужал, научился копать землю и потерял невинность с помощью сметчицы Юли. Та была пьяна до полной потери связи с реальностью, но факт остается фактом. Тем более, что такое реальность? После службы Кротышев возвращается в почти родной Рыбнинск. В планах — готовиться к поступлению и тихо наслаждаться обретенной свободой. Добрые намерения нарушает Никита — сводный старший брат Владимира. Он приглашает отставного сержанта в Загорск, в котором у него динамично развивается бизнес. Самое главное, чем притягивает Загорск, — Алина, девушка Никиты. Владимир едет. Брат встречает его тепло, Алина же внешне холодна. Кротышев узнает, что брат занимается похоронным делом. Следует радушное приглашение присоединиться и сделать бизнес респектабельно-семейным. Владимир знакомится с первыми лицами Загорска похоронного и кладбищенского.

Что касается фактологической стороны, то «Земля» производит впечатление крепко освоенного и переработанного материала. Читателя ожидаемо «поведет» от дотошных, детальных описаний: техника копания могил, устройство моргов, холодильников, вплоть до творческой работы с телами. Мир мертвого втягивает в себя объекты и состояния, придавая им особое мрачное мерцание: «Капустин прошагал к тумбе с кофеваркой, которую я сначала принял за образец похоронной продукции — очень стильную урну для праха». Не менее впечатляющи зарисовки того, как похоронные компании ведут постоянную войну между собой. Еще не остывшее тело превращается в объект невидимой схватки. Кто первый сообщит похоронщикам об умершем: купленный врач или продажный мент? Как опередить конкурента? Можно ли от демонстрации «мягкой силы» перейти к классическому варианту «просто отп…ть»?

Никита энергично и точно обосновывает идею монополизации рынка, разрушая догмат о «невидимой руке рынка», который «придет и порядок наведет»:

 

— …Честно тебе скажу, я производственную мутотень, техпроцесс так называемый, не знаю и знать не хочу, потому что это не главное. Я понимаю суть рыночной экономики! А она такая: п…ть как можно больше о свободной конкуренции и при этом максимально жестко херачить всех, кто конкуренцию тебе составляет. В идеале, чтоб вообще никого не осталось и ты один был на весь свободный рынок. Это я не к тому, что в продаже должна находиться всего одна марка автомобиля, типа “Жигули”, и больше ничего. Я имею в виду, что в одном городе не должно находиться три салона по продаже этих самых “Жигулей”.

 

Как видите, практики от земли склоняются ко второму варианту.

«А как же хтонь?» — спросит знаток прозы Елизарова. Подождите. Сначала о «реалистичности». Здесь все очень хорошо, крафтово. Даже эпизодические персонажи: сослуживцы Володи, копатели на загорском кладбище — не безликие статисты. Дядя Жора, правильный Юра-бригадир убедительны, с биографией, которая не прописана, но прочитывается. Воротилы похоронного дела еще более колоритные. И тут метафизическая форточка приоткрывается. Начинаешь понимать, что Гапон, Никита, Чернаков, Мултановский не просто сражаются за жирный кусок мертвечины. Борьба их слишком яростна, а преданность делу велика, чтобы все эпические битвы свести к отжиму элементарного бабла. Неприятно подкованная Алина предлагает следующий взгляд:

 

— …Нынешнее российское государство обретается в трупе СССР. Смерть клиническая, историческая, политическая, смерть личности — всё набор метафор. Да и смерть сама по себе — чистая метафора. Но при этом Советский Союз действительно умер, а те, кто его населял, поневоле очутились в его загробном пространстве.

 

Вариант? Неуютный вариант, но интересный, объясняющий слишком многое, а потому и отталкивающий и притягивающий одновременно. При таком раскладе привычные эзотерические погремушки теряют свою привлекательность и раскатываются беспощадной Алиной:

 

— Кладбища всегда были оазисом оккультизма. И как по мне, — покивала с серьезным видом, — такое бесхитростное мракобесие лучше всякого интеллигентского сатанизма. Я сыта по горло тамплиерами в дырявых носках, розенкрейцерами в маминых кофтах, иллюминатами с диоптриями. То у них храм Сета в Медведково, то Орден Бездны Хоронзона в Химках, то ложа Асмодея в Х…во-Кукуево!..

<…>

— Масоны из хрущевок, — продолжала с брезгливым презрением, — прыщавые сатанисты в трениках и черных простынках “мамка сшила мне сутану”. Ритуал гексаграммы, гностическая месса да свальная е…ля! Любовь, комсомол и весна!

 

Особое елизаровское чувство юмора не изменяет, как видим, писателю. Монологи Алины, прибаутки Никиты и разухабистые присказки одноногого Гапона придают мрачноватому повествованию особый оттенок, делая его обаятельным и задорным. Отношения между Владимиром и Алиной можно спойлерски охарактеризовать поговоркой тоже же Гапона: «Как говаривал писатель Набоков, сперва е…ть, потом уроки!». Володе Кротышеву повезло как с первым, так и со вторым. Писательский успех Елизарова во многом и объясняется особым русским соединением страха и смеха. У западных авторов смех носит характер макабра, у нас же всё по-домашнему, ласково. От этого ещё страшнее и одновременно веселее.

Инфернальным холодком тянет из слишком быстрого погружения бывшего сержанта в земляной мир. Он притягивает, и внешне простоватый герой чувствует тягостную связь, которую не может понять, но не может не почувствовать: «Сокрушался, что живу как шпион, но такой незадачливый, что у меня даже нет своего государства, которому я служу». Очень удачно, что Елизаров сумел избежать в романе однозначного перехода к «пляске скелетов», оставляя для объяснения всех «червоточин бытия» вполне бытовые, формально убедительные объяснения. Это балансирование, «раздвоение» добавляет роману глубину и перспективу. Из недосказанности рождается настоящий страх. Сцена, когда Кротышев ищет проход в больничном заборе и переговаривается «вслепую» с незнакомкой, посильней Стивена вашего Кинга.

Что касается общего впечатления, то второй том «Земли» нужен и даже необходим. Что произошло с Никитой, как Владимир будет успевать на курсах, учитывая некоторое отставание в «учебе»? Ну и страшноватая в своей прекрасности Машенька обещает немало «приятных минут». Елизаров убедительно показал свою способность к «длинному дыханию». Надеюсь, что и сейчас он продолжает свой бег. Будем за него болеть. В хорошем смысле.

 

Источник: сайт премии «Национальный бестселлер»

100-летие «Сибирских огней»