Вы здесь

Куницын Владимир

Куницын Владимир

Куницын Владимир Георгиевич родился в 1948 г. в Тамбове. Окончил философский факультет МГУ. Автор множества статей, рецензий и трех книг. Работал на «Мосфильме», во ВНИИ теории и истории кино. Вел авторские передачи в эфире радио «Маяк». С 1998 по 2014 г. работал на Центральном телевидении. Член Союза писателей России.

Публикации автора:

Две женщины / Проза : №03 - март 2018

Рыжая

Прибило к ней толпой, толпа — руку не вырвать! Переваливается, ползет, как нажравшийся удав. Боюсь толпы. Вроде не паникую, а психика страдает.

У нее пунцовая щека, губы откровенно пухлые.

Рыжая.

Щека фарфоровая, с туго натянутой, как у молодого яблока, кожей. Через кожу — пунцовый костер. А из-под черного берета а-ля Че Гевара — три завитых стружки волос с медово-медным отливом.

Наверное, и веснушки у нее где-нибудь на плечах. Да и на коленках. Что-то в ней узнаваемое. Память...

У зеркала / Проза : №01 - январь 2017

Страшная месть Концевичу

Я оказался в Москве в тринадцать лет. Отца оставили после учебы в столице. Он сгреб в охапку маму, нас, троих мужиков мал мала меньше, и — прощай, Тамбов! Перед отъездом мама торжественно повесила на гвоздь папин офицерский ремень: «Все! В Москве, надеюсь, вы не будете давать повода для наказаний. Пусть все плохое останется здесь вместе с этим ремнем». Но я знал, что обязательно вернусь сюда. Хотя бы для того, чтобы набить морду Концевичу.

Стас Концевич был садистом...

Жертвоприношение «Левиафану» / Публицистика : №06 - июнь 2015

Кино жестокое, холодное, беспросветное — совсем не в русской традиции сделанное. Страшненькое не бытовой своей историей, а внутренним взглядом режиссера — беспощадным, как глаз змеи. Конечно же, не Василий Шукшин, рыдающий: «Это ж мать моя! Мать!..» И — слезы в ответ, в темноте зала! К слову, а чем герой Шукшина благополучнее Николая из «Левиафана»? Но в «Калине красной» даже смерть не убивает, не застит свет, а в фильме Звягинцева — все заточено на то,...

Отец / Публицистика : №06 - июнь 2012

ПТИЧКА МОЯ
Остроумно замечено, что для греха нужны как минимум двое. А для счастья? Лев Толстой много рассуждал о счастье, но, видимо, думал о нём ещё больше. Даже полагал, что конечная цель философии — счастье человека. Однако!
И он же устами Платона Каратаева в «Войне и мире», гениально: «Счастье наше, дружок, как вода в бредне: тянешь — надулось, а вытащишь — ничего нету».
Древние потрясают онтологичностью суждений: они словно прямо с неба, из первых рук получают истины. Отсюда их...

100-летие «Сибирских огней»