Вы здесь

Ангелы боли

Стихи
Файл: Иконка пакета 06_nervin_ab.zip (12.05 КБ)

* * *

Иногда ночами снится

и покоя не дает,

будто молодости птица

перелетная поет.

Было времечко вначале,

было дело, да прошло —

поперек былой печали

много водки утекло.

Годы в памяти маячат,

и дорога далека,

по которой птицы плачут

и кочуют облака.

 

Август

С. С.

Удивительная пора

обретения и утрат:

стол накрыт посреди двора —

дыни, яблоки, виноград…

Это август.

И что с того,

что ни в будущем, ни в былом

не останется никого

из пирующих за столом?

По Вселенной, куда ни кинь,

разольется наверняка

одуряющий запах дынь

из далекого далека.

Время путает адреса,

но от лета на волосок

заблудившаяся оса

пролетает наискосок.

На птичьем языке

1.

Когда брожу в лесу,

особенно под осень,

осмысливая свой

неправедно-земной,

гляжу на листопад,

и птиц разноголосье

нисходит на меня,

восходит надо мной.

Пора бы поумнеть,

а все не понимаю,

что наши голоса

ломают звукоряд,

а те, кого я знал,

и те, кого я знаю,

на птичьем языке

со мною говорят.

2.

Наутро,

но еще пока ты спишь,

как бабочка ночная обессилев,

пространство сна пересекает стриж,

стригущий небо ножницами крыльев.

И скоро

ты проснешься налегке,

поняв по интуиции, что это

Бог говорил на птичьем языке,

наивно отделяя тьму от света.

 

Звезда

К утру холодает.

И чудится вроде,

костер догорел, а звезде невдомек,

что недолговечная ночь на исходе —

кукушка молчит и горчит кофеек.

Любимая,

нам уходить в одиночку,

но я тривиально доволен судьбой:

есть пара минут на хорошую строчку —

на память,

которая будет с тобой.

Сейчас я достану заветную фляжку —

налей до краев и звезду не туши:

возможно, судьба предоставит поблажку

на время любви,

на пространство души.

 

В минуту одиночества

В минуту одиночества, когда

ни соловья тебе, ни Алконоста,

погашены, похоже, навсегда

все фонари у Каменного моста.

Исчерпан кратковременный лимит,

отпущенный для маленького счастья;

один ВоГРЭС по-прежнему дымит,

как при любви и при советской власти.

У прошлого надежная броня:

я понимаю, что на самом деле

дым иногда бывает без огня,

а соловьи давненько улетели.

И вот стоит, поплевывая вниз,

перебирая годы и невзгоды,

почти мифологический Нарцисс,

глядящийся в отравленные воды.

 

* * *

Птица низкая, небыстрая —

до нее рукой подать,

а на расстояньи выстрела

даже пули не видать.

Грани воздуха алмазного

поневоле отсекли

то ли гром от неба ясного,

то ли небо от земли.

Только птица неубитая

все летит наперерез

отражению, забытому

на краю моих небес.

 

* * *

Под занавес лета Господня

тепло не дается в кредит.

На Русской равнине сегодня

рассерженный воздух гудит.

Я чувствую, как поневоле

природа сдается под ключ

и мечутся ангелы боли

и молнии мечут из туч.

Душа в дождевой паутине

состарилась и замерла.

 

Сегодня на Русской равнине

кончается время тепла.

 

* * *

Последние сполохи бабьего лета:

уже никогда не забудутся эти

глаза изумрудно-зеленого цвета

и запах осенней листвы на рассвете.

Высокие звезды бродили ночами

по самому краю поры листопада

и пересекали косыми лучами

пустые аллеи Нескучного сада.

Планета вращается, и ненароком

на все невозможные стороны света

летят, отраженные стеклами окон,

последние сполохи бабьего лета.

 

* * *

Хочется праздника! —

и по старинке,

после недолгих застольных трудов,

я с антресоли достану пластинки

семидесятых прикольных годов.

Помнишь, когда-то под музыку эту,

по-человечески навеселе,

солнечный зайчик плясал по паркету,

так что дрожало вино в хрустале?

 

Море судьбы не всегда по колено —

годы и беды пошли на-гора,

но повторяются песни Дассена

и Ободзинский поет, как вчера.

Что-то забудется, но поневоле

музыку памяти я сохранил.

Хочется праздника! —

и с антресоли

я достаю благородный винил.

* * *

Отчего, скажи на милость,

на какой такой предмет

этой ночью мне приснилась

песня юношеских лет:

там, красивая такая,

отражается в трюмо

и поет не умолкая

Сальваторе Адамо.

Только время априори

человеку не судья —

Сальваторе, Сальваторе,

спета песенка твоя.

Что упало, то пропало;

мы не выкрутимся, но

даже то, чего не стало,

в зеркалах отражено.

* * *

На фоне заката,

на лоне природы

мы жили, казалось, у края земли,

когда по фарватеру шли пароходы

и сонные воды, как время, текли.

Судьба нагадала

навеки проститься,

и мы выпадали из времени, где

над нами летали красивые птицы

и тени сновали по легкой воде.

Чем дальше по жизни,

тем сумерки ближе —

махни на прощанье рукой вдалеке.

Во сне запоздалом однажды увижу

огни парохода на тихой реке.

 

* * *

Отчего я сегодня с утра

заплутал у полонi печалi?

Даже спирт не идет на ура,

даже мысли во мне одичали.

То ли шапка на воре горит,

то ли дух по этапу восходит,

но постылая плоть говорит,

а пытливая кровь колобродит.

За душой — не копеечный флирт,

не пустая вода из-под крана,

а живой, неразбавленный спирт

из граненого злого стакана.

Разлетаемся…

Et cetera,

по закону всемирной печали.

Не о том ли сегодня с утра

перелетные птицы кричали?

 

* * *

Когда, повторяя речные изгибы,

певучие звезды летят с высоты,

на сушу выходят летучие рыбы,

забытые сны

и живые цветы.

Увы, никакой эпохальный философ

ни в общем зачете, ни сам по себе

еще не решил окаянных вопросов

о жизни и смерти,

любви и судьбе.

Я знаю, уходят и люди, и реки,

державы и сны рассыпаются в прах,

но было от века и будет вовеки:

Земля — на китах,

а любовь — на цветах!

100-летие «Сибирских огней»