Барс в снежных яблоках

* * *

на рябине снег

колокольчики в небе

в белом ливне монахами красношапочниками

на ступеньках воздуха — духа

в Триединой рябине стоит Саваоф

в красном пении колоколов

в белом ливне снегов

как река тишины

за звучанием слов

* * *

как свечи стоят незажженные вербы

мгновенье еще и вспыхнут о ком

весенний трамвайчик под номером первый

несется снегирь и машет флажком

стрельнет по сугробам разбойная белка

у клена башка от птиц кувырком

и голубь срываясь бельем хлопнет белым

и птичка ты сам — с таким хохолком

* * *

раскручивая спираль вселенной —

туристский коврик

перевернешь в руках

и сядешь на краю

на темечке ее

сквозь шорох света

пепел звездный

пропел одну

и вглядываешься

в допесенную воду-мглу

доречевую вспышку мысли

как молнию в ночном саду

Петроглиф

здесь звери приходят ладони лижут

и хлеба ищут и соль находят

а детеныш норки на колени залезет

знакомиться гладиться по глупой шерстке

а баран круторогий рогами витыми

запутался в кусте смородиновом

стоит в прекрасной цветочной шапке

как жених смущенный растерянный

где-то тут в рюкзачке мой походный ножик

зверь рисованными встряхнет рогами

из веток срезанных сложу костер-песню

комуз-язычок — кому заиграю

ветрам моим и вдруг — долина

в походную кружку плесну кипяточку

добрую кружку подаренную хорошим одним человеком

крутой кипяток на горных травах

Таракай^*

Таракай — псевдоним алтайского

художника Николая Чепокова

...А Таракай из сумки вынет

долины, горы, водопады.

Марала губы в речке стынут,

алтаец рыбку ловит рядом.

Сосцы божественной Умай

льют водопады молока,

вот-вот прольется через край

из чаши горная река.

«А горные духи за всем приглядывают в сто глаз» —

так говорит Таракай

и рисунки свои показывает.

Рисунок первый

— Духи гор никогда не спят,

выглядывают из-за плеча,

то молчат, то глухо переговариваются.

Гора горе говорит:

— Огонь горит, — говорит, — у людей.

Огонь горит.

Горе гора говорит:

— Да, — говорит, — горит

огонь, горит.

Рисунок второй

— На серебряной вершине — барс

то в клубочек свернется кошкой баской,

то развалится по-царски,

то посмотрит по-хозяйски.

А глаза, как у нас, раскосые,

как клинок, мысли быстрые, острые.

Сам в снежных яблоках, как сад.

Сам в снежных яблоках, как сад.

Рисунок третий

— В аилах Алтая вечер подтаял.

У речки сидят три алтайца.

Давно их жены не прядут,

давно их жены ждут.

У коновязи — конь,

А это туристы к ним притулились, —

говорит Таракай, —

моргают на огонь

и не спеша

горячую арачку разливают

да звезды палкой ворошат.

Рисунок четвертый

— Любопытство губит нашего брата.

Алмыска голая, уж страсть как красивая.

Мужичку-то увидеть охота.

А как захохочет она —

тут уж беги со всей силы,

когти выпускает острые, как у барса,

поймает и слопает, ненасытная.

Надпись Таракая к своему рисунку:

«Не успел я к другу,

Не погулять мне на свадьбе.

Вместо араки веселой попью чай полынный,

Вместо песен зычных послушаю зов маралов,

Вместо драк кровавых услышу бой оленей.

Думаю, решаю, однако, хорошо, что я опоздал».

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Беспечный рисовальщик,

смеясь, покажет новые рисунки,

кисет расшитый расшнурует —

чаинки растворятся ароматом.

Попьет чайку — и был таков!

Стемнеет рано. Но свет волшебный

бродит по двору —

как будто был в гостях Басё

иль с Хокусаем ты имел

неспешную беседу.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Как странник нищий Тикусай,

он бродит по дорогам,

лачугу подперев, чтоб не упала,

бревнами двумя.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Простились!

Куда уйдет — никто не знает.

В котомку спрячет свой Алтай

да на плечо закинет.

Лишь птичка вылетит в дыру

и запоет, родная.