Вы здесь

Из «Книги насекомых»

Бабочка

Летний день — вот ты и прилетела.

Блеск в глазах, и легкая пыльца,

Хрупкое и трепетное тело,

И на темных крыльях два кольца.

 

Бог с тобою! Я не энтомолог

И с наукой этой не знаком.

Приглядись ко мне, ведь я не молод,

Мне ль гоняться за тобой с сачком?

 

Вестница неведомых событий,

Что ты знаешь о моей судьбе?

Умоляешь: «Окна распахните!»

Улетай, лети. Куда тебе?

 

Вон кругом какое разнотравье,

Окровавил склоны краснотал.

Я тебе не ровня, я отравлен

Городской пыльцой, я так устал.

 

Да остановись хоть на мгновенье,

Дрожь уйми и крылья опусти.

Эфемера, зыбкое виденье,

Мученица, грешница, прости.

 

 

Богомол

Гляди, застыл зеленый богомол,

Ему как будто стыдно перед Богом

За то, что в жизни грешен был во многом

И, согрешив, не тем путем пошел.

 

Не разогнет он согнутых колен,

А голова, опущенная долу,

Нам говорит о ряде перемен,

Добавивших печали богомолу.

 

Бог в помощь! Не мешать и отойти.

Он молится. В густой траве раздолье.

И неисповедимы те пути,

Что привели его на богомолье.

 

 

Восковик

Бледный ангел, восковик

На шиповнике цветущем

Тельцем всем к пыльце приник,

Жук блаженный в райской куще.

 

Словно Бог после трудов

Праведных, он отдыхает,

С восковых его усов

Золотой нектар стекает.

 

Свет на нем, восковике.

Вот он спит, меняя позы,

В розоватом гамаке

Одинокой чайной розы.

 

 

Древоточец

Чтец древес, их сердцевины,

И владелец всех колец,

Почитатель древесины,

Древоточец, древочтец,

 

Ты хранишь на книжной полке

Ветхих книг дремучий лес.

Все от корки и до корки

Читаны в тени древес.

 

Разве что один листочек

Не дочитан до конца

Древоточцем. Мелок почерк

В книге Вечности Творца.

 

 

Жужелица

В укрытие торопится, спешит,

Карабкается маленькая труженица,

Зазубренными жвалами грозит

Carabus granulatus, или жужелица.

 

Колеоптеры! Грозен их отряд,

Обширен ареал распространения.

Хитиновый их рыцарский наряд

Невольно вызывает уважение.

 

Жаль жужелицу, поймана она,

Скребется в тесной спичечной коробке.

Ей, пленницей, пугать девчонок робких

Уже бежит дворовая шпана.

 

 

Кобылки

В Кобылинке жил некто Сухово,

Богат он был, характером был пылок.

Я не о нем. В поместье у него

В густой траве не счесть было кобылок.

 

В те времена от жизни непростой

Стонали повсеместно крепостные.

Я не о них. Тогда в траве густой

Кобылки стрекотали, как шальные.

 

Бывало, что не слышишь ничего,

Но — чу! — стрекочут, подняли надкрылки,

И стрекот их до слуха Сухово

Доходит. Каково поют кобылки!

 

Вся Тульская губерния насквозь

Пронизана их пением, как драма.

Во Франции сытнее бы жилось,

Зато в России — что за панорама!

 

От барщины крестьян освободил

И Гегеля по-русски излагает,

А то, что он француженку убил,

То домыслы досужие… Кто ж знает?

 

Все кончено, и свадьба сорвалась,

Кобылинка горит, и дно бутылки

Уже видать. Одна есть с жизнью связь —

В густой траве еще поют кобылки.

 

 

Кузнечик

У наковальни в зелени густой

Он в тишине сидит, сосредоточен,

Но вот сейчас возьмет он молоточек

И зазвучит мелодией простой.

 

Так начинай, кузнечик-музыкант!

Сегодня ты играешь на пленэре.

(Здесь надобно Полонского талант

Лирический иметь по меньшей мере.)

 

Как громок твой полынный полонез!

Пылает солнце яркое в зените.

Над полем встал амфитеатром лес,

В котором есть и слушатель, и зритель.

 

Кузнечный цех или концертный зал?

Не все ль равно, когда их суть едина.

Что наиграл ты, что ты наковал?

Заканчивай, кузнечик, концертино.

 

Еще аккорд. Еще один удар.

И кончено. И это будет кода.

Меха ослабнут, и тогда природа

Вдохнет прохладу — и отхлынет жар.

 

 

Пчела

Течет нектар с цветочного чела,

Садовой розы жалок вид печальный

В тот час, когда снижается пчела

К ней с нежностью какой-то поминальной.

 

Все высмотрит и облетит весь сад,

Звуча издалека, подобно грому.

Так сборщица налогов свой обряд

Воистину не даст свершить другому.

 

Вчера трудилась, трудится сейчас

И, тысячи тычинок раздвигая,

С цветов пыльцу, как подать, собирая,

Не падать духом призывает нас.

 

 

Светлячок

На тельце светлячка есть ночничок,

Подсветка на ночь, мелкие лантерны.

Чтоб не блуждать в потемках, светлячок

Вот их-то и использует, наверно.

 

Скажи, куда поспеть ты должен в срок?

В столь поздний час кому ты так угоден?

О чем сигналит этот огонек?

Не занят? Одинок? Всю ночь свободен?

 

Личинка в вечной книге перемен,

И днем тушить фонарь ты не желаешь.

Все что-то ищешь, словно Диоген,

Все нищенствуешь, светишь и летаешь.

 

Сам видишь ведь: здесь человека нет.

Но ты ищи, свети во тьме пещерной,

Не горячись, умей беречь лантерны,

Магический растрачивая свет.

 

 

Цикада

Поет цикада вечером в степи

Под Аккерманом.

Лежит Мицкевич, сбившийся с пути,

Под шарабаном.

 

Лежит в теньке — соломинка во рту,

И в ус не дует.

Быть может, море слыша за версту,

Стихи рифмует?

 

А может, этот виленский поляк

И лях из Львова

Сморился так, что и прилег в полях?

А что такого?!

 

Не Петербург вельможный, не салон

Княжны Волконской.

Здесь можно все, здесь степь со всех сторон

Да топот конский.

 

Здесь Украина, где-то на краю

Большой Вселенной,

Свобода здесь, цикады здесь поют

Самозабвенно.

 

И кружит ястреб в горней синеве…

Проснись, пан Адам,

И погляди — на белом рукаве

Сидит цикада.

100-летие «Сибирских огней»