Вы здесь

Новый парус для старого сердца…

Цикл стихов
Файл: Иконка пакета 08_ufa_npdss.zip (4.74 КБ)

Андрей ЮФА


«Новый парус для старого сердца…»

* * *

Так трогательно врет
молоденькая тварь,
так скабрезно-милы
друзей старинных речи...
Уже наоборот
листаем календарь,
но сдвинуты столы,
и нескончаем вечер.

И хочется, как встарь,
друзей перекричать,
пленяя юных дам
раскрепощенным слогом,
токуя, как глухарь
среди шальных галчат,
но все ж — не по годам,
а, может, выпил много.

И я молчу, пока
в кафе полупустом.
где ностальгии нет,
лишь чертежи фантазий,
где вновь три дурака
остались на постой
для шумства и бесед,
и прочих безобразий.

В кафе совсем темно,
и мы наверняка
за столиком в углу
узнать не сможем тени —
там тоже пьют вино,
и о стакан — стакан
привет друг другу шлют
Высоцкий и Есенин.

Там Визбор говорит
за Вяземского тост,
там с Гашеком Рабле
смешливых девок клеят,
там дружество царит,
там каждый мил и прост...
Я список кораблей
перечислять не смею...

Но чуть сощурь глаза,
нащупай в тьме рассвет,
прислушайся — живут
их голоса и лица,
и только что сказал
любимый твой поэт:
«Нет, весь я не умру!..»,
и подмигнул страницей.

В кафе полупустом
я все молчу, пока
так скабрезно-милы
друзей старинных речи.
В кафе полупустом
сидят три дурака,
и сдвинуты столы,
и бесконечен вечер.


* * *

На границе тысячелетий
досматривают багаж,
и обыскивают эмигрантов.

Таможенники в ответе
за будущее, и блажь —
веру, добро, любовь — не выпускают в завтра.

Из-под колес вышвыривает гравий
отпущенная из отстойника
вереница чужих попуток.

А там, за чертой, дети уже играют
в оловянных чиновников
и плюшевых проституток.


* * *

Кому-то надеждой карманной,
кому-то заморским погостом,
земля, ты, обетованная,
внеобитаемый остров.

(Вкрались песок и камни
свежестью в Ветхий Завет,
распахнутый, словно ставни,
окна у которого нет,
в лица глухих пророков,
незрячих поводырей,
нищенствующих жестоко
вблизи у твоих дверей,
крестом осиянных кому-то,
заколоченных накрест — другому…)

Прости ты меня, баламута,
я, оказывается, — материковый.


* * *

Другое небо. Звезды все не там —
как будто выпил больше килограмма,
и месяц… (ясно, почему Ислам
из прочего космического хлама
его лишь выделил — я понял только здесь
восточных символов наглядные истоки),
ведь он — суперзвезда ночных небес,
когда глядишь на небо на Востоке.

Но хочется, (не дай мне Бог врага,
тем паче, это в стиле государства),
ему, красавцу, обломать рога
и нашу блин-луну позвать на царство.


* * *

Как прежде всё — дешевый алкоголь,
и быт, и книжки, только знаешь, брат,
смотрю в окно, как бабочки на свет,
в надежде, что мне кто-то подмигнул,
но — тик у маяка, и он моргает.
Мне, впрочем, тоже психотерапевт
сейчас, увы, совсем не помешает,
всё оттого, что рифмою «загул»

я права не имел венчать строфу —
сплошной кисель вокруг, и как во сне
живу не нынешним, а грешным, и быть может,
однажды, если вспомнишь про Юфу,
забыв, что темнота — друг молодежи,
ты включишь свет, чтоб было видно мне…

* * *

На круги своя — дай-то Бог, чтоб на круги своя —
вернулся и я, наконец, от себя не тая,

Что жил напрямик по дороге в чужие края,
заранее зная — дорога на круги своя.

Бессовестно врал: скоро встретит уютный приют,
где вкусно накормят и новую обувь дадут,
научат молитве — всегда буду сыт и обут,
шпаргалку подарят, а в ней обозначен маршрут —

по берегу моря две точки сцепляют пунктир.
Последняя точка кривой — это мой новый мир.

Я был новобранец, умел, как учил командир,
отчаянно верить в наличие зимних квартир.

Отчаянно верил — случится все именно так,
не будет ни вшей, ни мозолей, ни хвори, ни драк...

Я море кругом обошел, а чужие края
на круги своя оказались, на круги своя.


* * *

Из игрушечных снов, из обрывков волшебных нелепиц,
из полутонов, из клочков неразгаданной пыли
еженощно кроит одержимый шальной страстотерпец,
лоскуток к лоскутку, к тряпке —тряпица, новые крылья.

Новый парус для старого сердца, одежду птице,
чтоб парить, чтоб летать, чтоб нестыдно под небесами.
все кроит, и кроит, и кроит, а сшивать боится,
и с рассветом крылья — в окно, и летают сами.

К свету разлетаются
мотыльки.
Падают и падают
угольки.


100-летие «Сибирских огней»