Вы здесь

О «Мемуарах ученой дамы» Л. П. Якимовой

Зачем ты читаешь чужие воспоминания? — спросила меня взрослая дочь. — Ведь это скучно.

Задумавшись над этим вопросом, я поняла, что чужие воспоминания, может быть, самое интересное из того, что я могла бы сейчас прочитать.

 

«Мемуары ученой дамы» Л. П. Якимовой опубликованы в №  4—6 журнала «Сибирские огни» за 2017 г. Отдельная большая часть их, с подзаголовком «Из воспоминаний об Академгородке», напечатана в сборнике «IIIIV Литературно-краеведческие Ивановские чтения. 2015—2016. Статьи, материалы, сообщения» (Новосибирск, 2017). На этих научных чтениях, организованных заведующей Городским Центром истории Новосибирской книги Н. И. Левченко и посвященных писателям с фамилией Иванов, жившим в Сибири, я и познакомилась с Людмилой Павловной. И уже после личной встречи — с ее мемуарами.

Заглавие сразу представляет героиню этого текста — главного научного сотрудника Института филологии СО РАН, доктора филологических наук, автора семи монографий по истории русской литературы и более 300 научно-теоретических и литературно-критических статей, посвященных творчеству А. С. Пушкина, Ф. М. Достоевского, И. А. Гончарова, Д. Н. Мамина-Сибиряка, А. П. Чехова, Л. М. Леонова, Вс. В. Иванова и других писателей. При этом героиня воспоминаний «свой карьерный рост» соизмеряет «с интересами семьи» (в филологической науке явление нечастое). Живя в век Интернета, она по-старинному любит писать от руки письма и получать их, ведет дневник. Старомодно-изысканное слово настраивает на определенное отношение к написанному тексту: это не современная гендерная литература, но повествование о своем времени, увиденном через призму женской глубинной мудрости.

«…Я пишу о реальном времени, в которое жила и которое самой хочется увидеть, не впадая ни в хулу, ни в похвалу его», — такое отношение к ушедшему ХХ веку — а большая часть жизни автора мемуаров пришлась на этот трагический век, полный революционных потрясений и мировых войн, — в современной жизни не часто встречается. У Л. П. Якимовой оно проявляется во всем. Например, в описании коммунальной квартиры в двухэтажном деревянном бараке в городе Горьком, где поселились родители, приехав на одну из великих строек социализма, и где родилась будущая «ученая дама». Коммуналки, как замечает автор, в литературе принято представлять как нечто «отталкивающее и непереносимое», но в памяти мемуаристки эта «детская родина» (А. Платонов) осталась не такой. Реальное время предстает и в подробном рассказе о 1968 годе и «Письме 46-ти» — самой значительной акции политической оппозиции ученых новосибирского Академгородка. Л. П. Якимовой удалось найти тот искренний верный тон, который сочетает в себе открытость и доброжелательное любопытство к людям с внутренней принципиальностью по отношению к таким категориям, как национальное достоинство, и неприятием «достижения истины негодными средствами». Рассказывая о «подписантах», она не боится вступить в диалог с авторами многих мемуарных и прочих текстов, «с исторической правдой не соприкасающихся». Позиция мемуаристки: «…и я недоумевала по поводу закрытости судебных процессов над диссидентами и вообще недостатка гласности в стране, и меня угнетала избыточность цензурного досмотра в науке, и мне тяжело было терпеть редакторское насилие над текстом своих работ, но чтобы искать защиты от законов своей страны у другой большой державы, жаловаться на свои национальные беды Америке в тщетной надежде, что “заграница нам поможет”, это всегда считала предосудительным…» — вызывает безусловное уважение и воскрешает в памяти слова А. С. Пушкина из известного письма к П. Я. Чаадаеву 1836 г.: «…я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; как литератора — меня раздражают, как человек с предрассудками — я оскорблен, — но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал».

Неверно, однако, было бы сказать, что главная черта этих мемуаров — полемичность по отношению как к диссидентам, «безоглядно выражающим свою неприязнь к стране, в которой живут», так и к людям, подобным запомнившейся однокурснице Рите Е. — бывшей детдомовке. Забота государства превратила ее в человека, который всегда был «в первых рядах гонителей всякой идеологической ереси: потенциальная готовность обличать пережитки и разоблачать врагов пришлась ко времени, ибо враги у советской власти не переводились». Скорее, автору близки люди другого склада — не те, кто «сотрясает основы жизни», а те, кто созидает. Думается, центральным в «Мемуарах ученой дамы» является стремление рассказать о «неутомимо-бескорыстных» тружениках, участниках общего дела.

Общим делом связаны преподаватели кафедры историко-филологического факультета Горно-Алтайского педагогического института, куда, совершив неожиданный для себя поступок, определивший ее жизнь и навсегда связавший ее с Сибирью, приехала молодая выпускница нижегородской аспирантуры, стремящаяся «как можно больше взять от сферы культуры, чтобы было что отдать другим, было чем поделиться». Со страниц мемуаров встают своеобразные, неординарные люди, представители национальной интеллигенции. Таковы, например, сестры Т. М. и Е. М. Тощаковы, которые занимались проблемами истории и этнографии Горного Алтая. Интересна «колоритная фигура» А. К. Мери: он «прошел жизненный путь, отмеченный крутыми поворотами советской истории, на своей судьбе испытал колебания, зигзаги и сломы идеологической линии правящей партии, познав и взлеты, и падения». Показательны слова автора мемуаров, сказанные о И. Я. Красновском: «Именами таких безвестных тружеников улиц не называют, но дело Ивана Яковлевича все живет, даже не в памяти и воспоминаниях, а в том неуловимом веществе духовности, которое он стремился заложить в умы и сердца своих студентов, ставших потом учителями».

Своего рода кульминацией рассказа о людях «общего дела» являются воспоминания о новосибирском Академгородке — «самом лучшем в мире месте человеческого обитания, идеально оборудованном для гармонического сочетания труда и быта». Наукограду посвящены части мемуаров Якимовой, напечатанные в шестом номере «Сибирских огней» и в сборнике Ивановских чтений. Жизнь и взаимоотношения людей там, как показывает мемуаристка, идеальными не были, но разворачивались в «неповторимом духовном климате», под знаком «нацеленности на большие начинания». В этой части воспоминаний можно найти и описание быта жителей Академгородка, с необычными улицами, которые назывались не именами вождей и революционеров, как во всех городах страны, а «дышали атмосферой жизнетворной романтики»: улица Ученых, Золотодолинская, Морской проспект, бульвар Молодежи; и рассказ о духовной атмосфере ИИФФа — Института истории, филологии и философии, — с его необычным «человеческим содружеством», «нацеленностью на успех».

С захватывающим интересом читаются страницы о дерзкой большой работе сибирских ученых — создании «Очерков русской литературы Сибири», о борьбе за воплощение этой идеи с руководителями Академии наук из Москвы, опасавшимися проявления национализма и областничества. «Сегодня настало время вспомнить имена участников того научно-духовного действа, тем более что многие из них в разное время — одни давно, другие совсем недавно — ушли, как говорится, в мир иной...» — пишет Л. П. Якимова, называя имена ученых, вузовских преподавателей, писателей из разных городов Сибири, поддержавших проект. Целая страница имен. О некоторых ученых, как, например, о Ю. С. Постнове — «главном лице в нашем деле», — рассказ более подробный, личный.

При всех битвах и перипетиях, что пришлось перенести, «время это вспоминается светло и благодарно»; «сибирским Ренессансом» называет его автор мемуаров, ибо тогда «в Новосибирске собирались настоящие знатоки, филологи самого высокого класса, безупречные профессионалы, не просто досконально знавшие литературную сибирику, но горячо любившие ее, чувствующие ее душой». И сама Людмила Павловна, урожденная нижегородка, беспредельно благодарная городу, «откуда есть пошла» ее жизненная дорога, предстает в этих воспоминаниях как человек, очарованный Сибирью, не устающий восхищаться «нестандартностью архитектурного облика сибирских городов, неповторимыми особенностями их культурно-исторической атмосферы, своеобразием их человеческого климата».

Все мемуары пишутся «о времени и о себе». Различно отношение авторов к себе и времени. У Л. П. Якимовой оно мудрое: «Это много позднее целым десятилетиям стали давать наименования — оттепельные шестидесятые, застойные восьмидесятые, шальные и роковые девяностые, — а тогда я, да и все мы, советское большинство, просто жили: радовались, горевали, плакали, смеялись, работали, растили детей… не сознавая, что просто живя, создаем Историю…»

Сейчас, видя, как уходят в прошлое многие достойные уважения черты прежней жизни: отношение к книгам как к богатству, к преподавателям как духовным ориентирам, к науке как бескорыстному служению, — люди старшего поколения все больше тревожатся за будущую жизнь. Есть эти ноты и в представляемых читателю мемуарах, автор которых «вглядывается в наше время как переход от неизвестно чего к неизвестно чему, как новое историческое безвременье». Но есть в них и внутренняя уверенность в том, что основное в русской жизни неистребимо и неугасимо. Так, рассказывая о своих родных, Л. П. Якимова напишет: «…вся мамина родня являла собой нечто единое и нераздельное, представляя собой ту часть мещанско-обывательской городской среды, которую после революции настойчиво переплавляли на советский лад, но которая прочно хранила память о прошлом времени и через десятилетия оставалась верной своим генетическим корням».

«Мемуары ученой дамы» — это та хорошая книга, которая вселяет надежду, что жизнь продолжится, и продолжится, несмотря ни на что, гармонично и правильно. Хочется надеяться, что в скором времени она будет издана полностью.

100-летие «Сибирских огней»