Единый ресурс русскоязычных журналов и альманахов
Литературный подкаст
Увеличить
Решаем вместе
Считаете, что объекты культурного наследия находятся в плохом состоянии?
Расскажите об этом
Пн. 14:00 – 17:00
Вы здесь
От Донна до Одена. Антология одного стихотворения
Англоязычная поэзия в переводах Владимира Светлосанова
Файл: 
06_svetlosanov_oddo.zip (11.88 КБ)
06_svetlosanov_oddo.zip (11.88 КБ)Антология одного стихотворения
Англоязычная поэзия в переводах
Владимира Светлосанова
Души усопших — не призрак: смертью не все кончается;
Бледная тень ускользает, преодолев костер.
Бледная тень ускользает, преодолев костер.
Проперций
Я берег покидал туманный Альбиона;
Казалось, он в волнах свинцовых утопал.
Казалось, он в волнах свинцовых утопал.
Батюшков
Джон Донн
(1572—1631)
Священные сонеты(1572—1631)
СОНЕТ 19
Во мне одном страстей моих исток:
Непостоянство привело к разладу
С самим собой; и это есть расплата
За все, чем я преступно пренебрег.
Любви мирской некрепок узелок,
Нелепы покаянные рулады;
То холодом, то пламенем объятый,
Я свят и грешен, нежен и жесток.
Вчера боялся в небо глянуть; ныне
Взываю к Божьей милости в мольбах;
А завтра — наказанье, кара, страх.
Охватит дрожь и нехотя отхлынет,
Как наважденье; дороги мне дни,
Когда душе священный страх сродни.
Непостоянство привело к разладу
С самим собой; и это есть расплата
За все, чем я преступно пренебрег.
Любви мирской некрепок узелок,
Нелепы покаянные рулады;
То холодом, то пламенем объятый,
Я свят и грешен, нежен и жесток.
Вчера боялся в небо глянуть; ныне
Взываю к Божьей милости в мольбах;
А завтра — наказанье, кара, страх.
Охватит дрожь и нехотя отхлынет,
Как наважденье; дороги мне дни,
Когда душе священный страх сродни.
Бен Джонсон
(1573—1637)
ПЕЧАЛЬНЫЙ ПАСТУХ,
ИЛИ ПОВЕСТЬ О РОБИНЕ ГУДЕ
(фрагмент)
ИЛИ ПОВЕСТЬ О РОБИНЕ ГУДЕ
(фрагмент)
В чем Смерти и Любви секрет?
Я слишком юн, чтоб дать ответ.
Они — я слышал от других —
Губители сердец людских;
Все то и дело говорят,
Что жар Любви и Смерти хлад
Равны, по сути, и одно
Им назначение дано.
Убийственна для нас их власть;
Взлететь на воздух, ниц упасть —
Нет разницы; зальет волной,
Убьет ли молнией шальной;
Одна способна ослепить,
Другая — холодом сразить;
И все ж Любви безумный пыл
Сильней, чем мерзлый дух могил.
Все то и дело говорят,
Что жар Любви и Смерти хлад
Равны, по сути, и одно
Им назначение дано.
Убийственна для нас их власть;
Взлететь на воздух, ниц упасть —
Нет разницы; зальет волной,
Убьет ли молнией шальной;
Одна способна ослепить,
Другая — холодом сразить;
И все ж Любви безумный пыл
Сильней, чем мерзлый дух могил.
Джон МилЬтон
(1608-1674)
(1608-1674)
О СЛЕПОТЕ
Когда скорблю о слепоте своей,Пройдя до половины жизнь земную,
С бессмысленным талантом существую,
И лишь душа живая дрожью всей
Волнуема, и нет покоя ей,
Тогда – «Господь! Зачем мне жизнь такую?
Как я могу служить Тебе вслепую,
Коль я ослеп по милости Твоей?» -
Я спрашиваю. – Тотчас мне в ответ
Терпение, доходчиво и ясно:
«Не вашими трудами Бог живет;
Воистину, нужды Ему в том нет;
Всевышнему тот служит не напрасно,
Кто, вопреки всему, стоит и ждет ».
Александр Поуп
(1688—1744)
(1688—1744)
УМИРАЮЩИЙ ХРИСТИАНИН
К СВОЕЙ ДУШЕ
Ода
I
Искра божья! дух живой,
Вольный, горний, огневой!
Вьешься ты над плотью бренной,
Обреченной и смиренной;
В мир иной меня зовешь
И утешение несешь!
Вольный, горний, огневой!
Вьешься ты над плотью бренной,
Обреченной и смиренной;
В мир иной меня зовешь
И утешение несешь!
II
Слышишь! ангелы поют.
Поспеши, тебя там ждут.
Что там? вечное затменье
Или свет? померкнет зренье
Или нет? душа, ответь,
Ведь ты не можешь умереть?
Поспеши, тебя там ждут.
Что там? вечное затменье
Или свет? померкнет зренье
Или нет? душа, ответь,
Ведь ты не можешь умереть?
III
Разверзлась твердь; необозримы
Просторы неба! серафимы
Так высоко парят!
Скорей, туда! на крыльях! к свету!
Смерть! где она, твоя победа?
Забвенье! где твой яд?
Просторы неба! серафимы
Так высоко парят!
Скорей, туда! на крыльях! к свету!
Смерть! где она, твоя победа?
Забвенье! где твой яд?
Уильям БЛЕЙК
(1757—1827)
(1757—1827)
Пастух
Как блажен в этой жизни пастух!
С утра до ночи он на ногах;
Гонит стадо, доволен судьбой,
Целый день пропадая в лугах.
Слышит он, как беспечных ягнят
Нежно-нежно овечка зовет;
Безмятежно пасутся они,
Зная, что их пастух стережет.
Как блажен в этой жизни пастух!
С утра до ночи он на ногах;
Гонит стадо, доволен судьбой,
Целый день пропадая в лугах.
Слышит он, как беспечных ягнят
Нежно-нежно овечка зовет;
Безмятежно пасутся они,
Зная, что их пастух стережет.
Уильям Вордсворт
(1770—1850)
(1770—1850)
Сонет
Монахиня не ропщет в келье тесной;
Бог дал аскету нищенский удел;
Студент за парту в Храме Знаний сел;
Ткач — за станок, а девице прелестной
Милее прялка; труженице честной,
Пчеле, покинув улей, свой предел,
Вольно лететь к подножью гор Фернс-фелл,
Чтоб в чашечке цветка, жужжа, исчезнуть;
То, что стесняет нас, не есть тюрьма;
Я чувствую, что чересчур свободен,
Поэтому сонет мне стал угоден
За тесноту (прочь, вольности ума!);
Кто перекормлен волей, тот сама
Покорность, благодарная природе.
Монахиня не ропщет в келье тесной;
Бог дал аскету нищенский удел;
Студент за парту в Храме Знаний сел;
Ткач — за станок, а девице прелестной
Милее прялка; труженице честной,
Пчеле, покинув улей, свой предел,
Вольно лететь к подножью гор Фернс-фелл,
Чтоб в чашечке цветка, жужжа, исчезнуть;
То, что стесняет нас, не есть тюрьма;
Я чувствую, что чересчур свободен,
Поэтому сонет мне стал угоден
За тесноту (прочь, вольности ума!);
Кто перекормлен волей, тот сама
Покорность, благодарная природе.
Сэмюэль Тэйлор КОЛЬРИДЖ
(1772—1834)
(1772—1834)
КУБЛА ХАН, ИЛИ ВИДЕНИЕ ВО СНЕ
(отрывок)
Образ девы в дивном сне
Снизошел с небес ко мне:
Лунной ночью на цимбалах
Смуглолицая играла,
Песнь звучала в тишине.
Если б мог воскреснуть я
С песней абиссинской девы,
Слог чудесный обретя,
Перенять ее напевы, —
В облаках бы я создал
Купол тот лучисто-белый,
Те уступы льдистых скал!
И всех охватит страх священный:
В его глазах огонь нетленный!
Поэта берегись, народ!
Безумец обладает даром,
Ведь он питается нектаром,
И молоко в Раю он пьет.
Образ девы в дивном сне
Снизошел с небес ко мне:
Лунной ночью на цимбалах
Смуглолицая играла,
Песнь звучала в тишине.
Если б мог воскреснуть я
С песней абиссинской девы,
Слог чудесный обретя,
Перенять ее напевы, —
В облаках бы я создал
Купол тот лучисто-белый,
Те уступы льдистых скал!
И всех охватит страх священный:
В его глазах огонь нетленный!
Поэта берегись, народ!
Безумец обладает даром,
Ведь он питается нектаром,
И молоко в Раю он пьет.
Томас Мур
(1779—1852)
(1779—1852)
ВЕНЕЦИАНСКИЙ НАПЕВ
Прощай, Тереза! Туча затмила
В небе ночном белизну луны;
Тебе изменил, променял тебя милый
На мили морские и гребень волны.
При мне улыбка твоя тускнела,
Хмурились брови твои не раз;
Как туча, Тереза, я сам то и дело
Тебя затмевал. — Ты свободна сейчас!
Считай, что все это только снилось,
И сердце памятью не терзай;
Взгляни на луну — она разоблачилась,
Развеялись чары. — Тереза, прощай!
Прощай, Тереза! Туча затмила
В небе ночном белизну луны;
Тебе изменил, променял тебя милый
На мили морские и гребень волны.
При мне улыбка твоя тускнела,
Хмурились брови твои не раз;
Как туча, Тереза, я сам то и дело
Тебя затмевал. — Ты свободна сейчас!
Считай, что все это только снилось,
И сердце памятью не терзай;
Взгляни на луну — она разоблачилась,
Развеялись чары. — Тереза, прощай!
Джордж Гордон Байрон
(1788—1824)
(1788—1824)
ЕВРЕЙСКАЯ МЕЛОДИЯ
Кромешный мрак в душе моей!
Пусть плачут скорбной арфы звуки;
Еще проворней и нежней
Пусть к струнам прикоснутся руки.
Надежда, спутница разлуки,
Навеки в сердце не уснет;
И пусть слеза в глазах блеснет,
Прольется, и утихнут муки.
Как бездна, будет звук глубок,
Не потакай игривым нотам,
Певец! ты вызвал слез поток,
И сердце дрогнуло под гнетом;
В томленье долгом и бесплодном
Оно обречено скорбеть;
В смятенье, в страхе безотчетном
Отчаяться — или запеть.
Кромешный мрак в душе моей!
Пусть плачут скорбной арфы звуки;
Еще проворней и нежней
Пусть к струнам прикоснутся руки.
Надежда, спутница разлуки,
Навеки в сердце не уснет;
И пусть слеза в глазах блеснет,
Прольется, и утихнут муки.
Как бездна, будет звук глубок,
Не потакай игривым нотам,
Певец! ты вызвал слез поток,
И сердце дрогнуло под гнетом;
В томленье долгом и бесплодном
Оно обречено скорбеть;
В смятенье, в страхе безотчетном
Отчаяться — или запеть.
Перси Биши ШЕЛЛИ
(1792—1822)
(1792—1822)
СОНЕТ: АНГЛИЯ В 1819 ГОДУ
Король — безмозглый немощный слепец,
Наследники — подонки, песья свора;
Разврат, которым славится дворец,
На подданных лежит клеймом позора;
Почуяв кровь, прилип к стране подлец
Пиявкою и не отлипнет скоро;
Народ на ниве скудной истощен,
Служивые распущены; Фемида
Щадит того, кто в золоте рожден,
А нищего казнит с бесстрастным видом;
Свет Откровений в книгу заключен,
Сенат — обломок проклятых времен;
Вот склеп, в котором призрак нашей славы
Грозит нам неминуемой расправой.
Разврат, которым славится дворец,
На подданных лежит клеймом позора;
Почуяв кровь, прилип к стране подлец
Пиявкою и не отлипнет скоро;
Народ на ниве скудной истощен,
Служивые распущены; Фемида
Щадит того, кто в золоте рожден,
А нищего казнит с бесстрастным видом;
Свет Откровений в книгу заключен,
Сенат — обломок проклятых времен;
Вот склеп, в котором призрак нашей славы
Грозит нам неминуемой расправой.
Джон Китс
(1795—1821)
(1795—1821)
КУЗНЕЧИК И СВЕРЧОК
Поэзия земли не умирает:
Когда весь птичий табор умолкает,
От зноя разомлев, тогда в траве
Напев нежданный радость источает —
Кузнечик! это он на торжестве
Главенствует и, состоя в родстве
Со всей землей, звенит, не замечает
Усталости, оставшись в меньшинстве.
Поэзия земли пребудет вечно:
Морозный вечер, долгая зима
Безмолвием пронизаны, — и вдруг
За печкою трещит сверчок беспечный,
Как будто вновь с зеленого холма
Кузнечик звонкий источает звук.
Эдгар Аллан ПО
(1809—1849)
(1809—1849)
К ЕЛЕНЕ
Нетленной красотой, Елена,
Ты вдаль звала, как корабли
Никейские; морская пена,
Плеск волн распутать помогли
Пловцу узлы земного плена.
За гиацинтовым твоим,
Бесценным локоном, Наяда,
Я долго плыл к местам святым,
Домой; меня ждала Эллада,
Ждал непоколебимый Рим.
Оконной ниши, в тишине,
Держа лампаду, светишь мне,
Богиня, статуя, виденье
О той стране!
Роберт БРАУНИНГ
(1812—1889)
(1812—1889)
МЫСЛИ О ДОМЕ, ИЗДАЛЕКА
I
Быть бы дома, в Англии,
Теперь — в апреле;
За окном увидеть в Англии,
Ранним утром встав с постели,
Что извечно хмурые вязы-старики
Выпустили хрупкие клейкие листки;
Крохотного зяблика услышать трель
В Англии — теперь!
Теперь — в апреле;
За окном увидеть в Англии,
Ранним утром встав с постели,
Что извечно хмурые вязы-старики
Выпустили хрупкие клейкие листки;
Крохотного зяблика услышать трель
В Англии — теперь!
II
И вот за апрелем торопится май;
Хлопот и у ласточек хоть отбавляй!
Постой и послушай, — где груша цветет,
Склонившись над лугом, роняя на клевер
Свои лепестки, — как задорно на древе
Заздравную песню дрозд певчий поет;
Чуть-чуть помолчал и вторично исторг
Он первый безумный восторг!
Пусть иней в полях серебрится проседью, —
Все тянется к свету, все к солнцу просится;
Какой-нибудь лютик дороже мне ныне
Цветущей на юге изнеженной дыни!
Хлопот и у ласточек хоть отбавляй!
Постой и послушай, — где груша цветет,
Склонившись над лугом, роняя на клевер
Свои лепестки, — как задорно на древе
Заздравную песню дрозд певчий поет;
Чуть-чуть помолчал и вторично исторг
Он первый безумный восторг!
Пусть иней в полях серебрится проседью, —
Все тянется к свету, все к солнцу просится;
Какой-нибудь лютик дороже мне ныне
Цветущей на юге изнеженной дыни!
Эмили ДИКИНСОН
(1830—1886)
(1830—1886)
* * *
Часы стоят — снят корпус,
Женевы торжество
Лишилось, став игрушкой,
Значенья своего.
Что толку в безделушке!
Нелеп их жалкий вид,
Но в них таится ужас,
Дрожь мелкая сквозит.
Тех доктора не лечат,
В ком нет тепла давно;
В их сторону оценщик
Глядит с прохладцей. Но
На стрелках позолота
Будет взята в расчет,
И мятая десятка
Круг жизни вмиг замкнет.
Томас ХАРДИ
(1840—1928)
(1840—1928)
ДРОЗД В СУМЕРКАХ
Напротив рощи я стоял,
К калитке прислонясь,
Как бездна, свод небес зиял,
Во тьме едва светясь.
Стенали прутья крон нагих,
Как струны скорбных лир,
В домах согрелся и притих
У очагов весь мир.
Мерещился мне век-мертвец,
Лежал он бел, как мел,
И ветер, как святой отец,
Над ним молитву пел.
Навек, казалось, жизнь ушла
В тупик небытия,
И все живое без тепла,
Остыло вмиг, как я.
Но вдруг вознесся чистый звук
Преображая все вокруг
Веселостью своей;
Ввысь, прямо надо мной;
Без выспренних, натужных мук
Так должно петь весной;
То дрозд, собрав остаток сил,
Взъерошив мокрый фрак,
Всю душу выплеснуть решил
В сгущающийся мрак.
Восторгов и похвал
Дать всем в то время мог
Плачевный вид земных широт
В то время подавал,
И я подумал: в тишине
Лишь так он мог взывать
К Надежде, о которой мне
Дано так мало знать.
Без выспренних, натужных мук
Так должно петь весной;
То дрозд, собрав остаток сил,
Взъерошив мокрый фрак,
Всю душу выплеснуть решил
В сгущающийся мрак.
Восторгов и похвал
Дать всем в то время мог
Плачевный вид земных широт
В то время подавал,
И я подумал: в тишине
Лишь так он мог взывать
К Надежде, о которой мне
Дано так мало знать.
Роберт Луис СТИВЕНСОН
(1850—1894)
(1850—1894)
ГОРОД ИЗ КУБИКОВ
Построим из кубиков город мечты?
Часовни и замки, дворцы и мосты.
Пусть дождь за окном нескончаемо льет,
Работа в разгаре, и город растет.
Ковер будет морем, подушка — горой,
Вдоль берега город раскинется мой;
Вот мельница крыльями машет вдали,
Вот гавань, где мирно стоят корабли.
Вдоль берега город раскинется мой;
Вот мельница крыльями машет вдали,
Вот гавань, где мирно стоят корабли.
Дворец величавый стеной окружен,
Как крепость, над городом высится он,
Ступени с террасы к причалу ведут,
Качаются мачты и чайки снуют.
Как крепость, над городом высится он,
Ступени с террасы к причалу ведут,
Качаются мачты и чайки снуют.
Матросская песня летит с корабля!
Смотри: сколько ценных вещиц и даров
Несут короли из заморских краев.
Окончено плаванье, брошен канат,
На палубе радостно песни звенят.
Торопится вся королевская рать
Из рук мореходов подарки принять.
Но я понимаю: всему есть конец!
Рассыпались кубики, пал мой дворец.
Разрушились стены, удел их таков.
Где город у синих морских берегов?
Рассыпались кубики, пал мой дворец.
Разрушились стены, удел их таков.
Где город у синих морских берегов?
Я строил его, я его воздвигал,
Я помню его многолюдный причал;
Мечтаю и вижу шатер облаков
И город у синих морских берегов.
Я помню его многолюдный причал;
Мечтаю и вижу шатер облаков
И город у синих морских берегов.
Оскар УАЙЛЬД
(1854—1900)
(1854—1900)
СИМФОНИЯ В ЖЕЛТОМ
Вот омнибус, вот он ползет
На мост, как желтый мотылек;
Как мошки, вдоль и поперек
Дороги публика снует.
Как призрак, баржа проплыла
С горою желтого песка;
В туман, как в желтые шелка,
Оделась пепельная мгла.
У Темпла желтою листвой
Уныло вязы шелестят;
И Темза мой волнует взгляд
Зеленоватой желтизной.
Роберт Фрост
(1874—1963)
(1874—1963)
ВОЙДИ!
Я вышел к опушке леса
И слышу — дрозд!
Тут сумрак, там мрак кромешный,
Сгущаясь, рос.
Там слишком мрачно для птицы;
Среди ветвей,
Поющей и бесприютной,
Нет места ей.
Последний отблеск заката
Померк, — тогда
В ответ зародилась песня
В груди дрозда.
Невидим во тьме стволистой,
Дрозд не смолкал, —
Как будто туда, вглубь бездны,
Любезно звал.
Но нет! — я стоял в раздумье
При свете звезд.
Он звал не меня, я знаю,
Не мне пел дрозд.
Томас Стерн ЭЛИОТ
(1888—1965)
(1888—1965)
ПРЕЛЮДЫ (3)
И на спину легли, и ждали;
Несметным множеством видений
Ночь расстилалась перед вами
И ожиданьем искушала;
На потолке дрожали тени.
И вот, как только рассвело,
И первый луч проник сквозь ставни,
И воробьи чирикать стали,
В недоумении Вы были,
Проснувшись и глаза открыв;
И, сидя на краю кровати,
Неспешно завивали пряди
Густых волос – и вдруг застыли
В печали, ноги обхватив.
Луис МАКНИС
(1907—1963)
(1907—1963)
АВТОБИОГРАФИЯ
В начале жизни и весны
Деревья были зелены.
Вернись сейчас — или никогда.
Отец мой с жаром говорил,
Во всем он независим был.
Вернись сейчас — или никогда.
Мать в желтом платье предо мной
С улыбкой нежной, неземной.
Вернись сейчас — или никогда.
Когда мне стукнуло пять лет,
Беспечных снов растаял след.
Вернись сейчас — или никогда.
Смерть в дом пришла, и мрак проник;
Померк беспомощный ночник.
Вернись сейчас — или никогда.
Не знаю, долго ли я спал;
Никто не ждал меня, не звал.
Вернись сейчас — или никогда.
Я криком оглашал весь дом;
Все пусто, ни души кругом.
Вернись сейчас — или никогда.
И я ушел; и солнце дня
С тоской смотрело на меня.
Вернись сейчас — или никогда.
В начале жизни и весны
Деревья были зелены.
Вернись сейчас — или никогда.
Отец мой с жаром говорил,
Во всем он независим был.
Вернись сейчас — или никогда.
Мать в желтом платье предо мной
С улыбкой нежной, неземной.
Вернись сейчас — или никогда.
Когда мне стукнуло пять лет,
Беспечных снов растаял след.
Вернись сейчас — или никогда.
Смерть в дом пришла, и мрак проник;
Померк беспомощный ночник.
Вернись сейчас — или никогда.
Не знаю, долго ли я спал;
Никто не ждал меня, не звал.
Вернись сейчас — или никогда.
Я криком оглашал весь дом;
Все пусто, ни души кругом.
Вернись сейчас — или никогда.
И я ушел; и солнце дня
С тоской смотрело на меня.
Вернись сейчас — или никогда.
Уистен Хью ОДЕН
(1907—1973)
(1907—1973)
* * *
Детский лепет, листопад,
Листья падают, летят;
Смерти близится развязка,
Быстро катится коляска.
Всюду шепот осужденья,
Холод вместо наслажденья;
Сесть, и руки опустить
На колени, и застыть.
Все идут путем унылым,
Сотнями, к своим могилам,
С безразличием в крови
Отстранившись от любви.
В чаще леса тщетно ищет
Тощий тролль насущной пищи;
Соловья и след простыл,
Ангел прилететь забыл.
Впереди нас ждет вершина,
Вечный лед несокрушимый;
Водопад, что там шумит,
Путников благословит.
