Вы здесь

Отраженная волна

или казачий исход «Встречь солнцу!»
Файл: Иконка пакета 08_beryazev_ov.zip (16.87 КБ)
Владимир БЕРЯЗЕВ
Владимир БЕРЯЗЕВ


ОТРАЖЁННАЯ ВОЛНА
или казачий исход «Встречь солнцу!»


Едем из Томска. В моей машине — москвич Кублановский и иркутянин Кобенков, едем прямой тысячеверстной дорогой на юг, в горы Алтая.
Уже с окраин Томска начинаются тюркские названия:
— О-о! Тохтамышевка, — изумлённо кричат мои спутники.
— Конечно, это ж Синяя Орда, это всё его владения — с той самой поры, как Тамерлан его спас от сородичей и затем ханом Сибирским поставил как потомка великого Джучи. Но великий Тимур ошибся, мозгов у Тохтамыша было не много, только и умел, что саблей махать. Вместо того чтобы отблагодарить Дмитрия Донского за победу на поле Куликовом над темником Мамаем, сепаратистом и предателем, хан жжет и разоряет Москву. А своего благодетеля эмира Тимура не считает равным, захватывает северный Хорезм, нападает на закавказские владения. Эмир несколько лет терпел, а потом наказал чингисида, в два приёма, за два похода стёр Золотую Орду с лица земли, разграбил и уничтожил более двадцати городов, увёл в полон учёных, художников, ремесленников, архитекторов, вывез все сокровища, библиотеки, чем еще больше украсил свои драгоценные города Самарканд и Бухару…
— Да, да. — Подхватил Кобенков. — Он их шибко любил и не терпел худого слова, даже приказал в захваченном Ширазе отыскать великого Хафиза, старика бросили ему под ноги, а Тимур процитировал ему его же стихи:
О, если турчанка Шираза
Понесёт моё сердце в ладонях,
Отдам Самарканд с Бухарою
За индийскую родинку милой.
«Как ты посмел, о, несчастный, написать такие строки? Я потратил целую жизнь на возвеличение Самарканда и Бухары, а ты хочешь отдать их какой-то шлюхе за ничтожную родинку?» «Всё так, о, повелитель правоверных! Но из-за такой моей щедрости я и пребываю в такой бедности», — отвечал Хафиз. Владыка и поэт оценили друг друга по достоинству, Хафиз удалился в халате с плеча Тимура, а их кратковременная встреча осталась в веках.
— Но это было во время южного похода. А через несколько лет он повернул своих ветеранов на Север, и после этих походов великая ордынская Империя перестала существовать, лишь жалкие дробные осколки оставались на ее месте, их уже никому не удалось склеить, их в течение последовавших трех веков постепенно поглотило, абсорбировало народившееся российское государство. Поэтому мы, как никому другому, должны быть благодарны глупому и необузданному Тохтамышу, Сибирь, как его родная территория, досталась нам по праву наследства. А уж Тимуру-Тамерлану Россия вообще по гроб жизни обязана! Неизвестно как бы всё обернулось, братьев своих развеял по ветру, а до Москвы не дошёл каких-то двести-триста вёрст. И своим чередом улус Джучиев стал Российской Империей.

* * *
К началу XV века волна тюрко-монгольской экспансии, пеной своей окатив Адриатику, Ближний Восток и Западную Европу, схлынула.
Обновлённые державы укрепились в новых границах. Какие-то народы исчезли, какие-то народились. Но поскольку четких границ тогда не было, в промежутках, на стыках стран и культур часто селились разноплемённые добры молодцы, не терпящие власти над собой, любящие доблесть и свободу, этакий вольный люд — склада авантюрного и рискового.
Уже ни у кого не вызывает сомнения, что «казаки» и «казахи», субэтнос и этнос, имеют общую этимологию. Более того, с XIV по XVI век они, можно сказать, составляли одно целое, вернее в это время происходил процесс размежевания между православными, ориентированными на Россию казаками и неправославными, язычниками и мусульманами, ориентированными на кыпчакский мир.
Вот что пишут в современной истории независимого Казахстана историки-казахи:
«В 1356 г. «казахи» напали на Мавераннахр. В 1397-1410 гг. часть крымских кыпчаков переселилась в Литву и несла службу при королях*, называясь «казаками» (русских казаков еще не было). В 1474 г. крымский хан Менгли Керей писал Ивану III: «Мне твоей земли не воевать, моим уланам, ни князьям, ни казакам». В 1523 г. русский посол в Стамбуле И. Морозов говорит султану: «Твои казаки азовские наших имают в поле, а водят в Азов и продают». В 1471 г. в походе на Новгород участвовал Касимовский царевич Данияр «со своими казаками». В 1481г. на хана Ахмета напали Ибак хан с «1000 казаками» и ногайские мурзы Муса и Жамбырши с «15000 казаками». В 1499 г. «ордынские казаки и азовские под Козельск пришли, взяли село Олешию». В 1508 г. казанский хан Абдуллатиф обещает князю Василию «не пускать воевать своих казаков». Из этой краткой подборки видно, что термин «казак» вначале имел чисто социальное значение и обозначал группу кочевников, занимавшихся военным ремеслом, либо отделившихся от основной части государства и не признающих центральной власти (выделено мной. В.Б.).
Именно поэтому группа кочевников, откочевавших с Жанибеком и Кереем в Могулистан, получила название «казак». Ханство, основанное ими, получило название «казахского». С этого момента значение слова «казак» начинает изменяться. Из социального термина оно превращается в политический, обозначая подданных Казахского ханства» (История республики Казахстан, Астана, 2000).

* * *
Мы въехали на территорию Новосибирской области.
Чуть боле ста вёрст отмахали. Рощи да поля, вполне среднерусский пейзаж.
Я, глядя в заднее зеркало на своих сотоварищей, указываю рукой вправо по ходу движения:
— Мы вдоль Оби едем, к верховьям, вот тут, в 15 километрах от трассы, между речками Ояш и Умрева на широкой поляне у самого обского берега возникло первое русское поселение — Умревинский острог. В этом году ровно 300 лет как он был основан. Более ранних российских населённых пунктов на всей Новосибирской области, площадью почти в 200 тысяч кв. км, увы, нет.
— И что, неужели мы здесь реально присутствуем менее трех веков?
— Истинно так. Но изумляет другое — как стремительно была присоединена и освоена гигантская, до сих пор поражающая воображение наше (не говоря уже про иностранцев) территория. Сами посудите, 1586 и 1587 — основание Тюмени и Тобольска, 1593 и 1594 — Берёзов и Сургут, а ещё через восемь лет началось строительство Томска**, который старше Питера на сто лет и который по всем меркам должен был бы стать гигантским мегаполисом, ничуть не уступающим Санкт-Петербургу, однако помешал Транссиб и жадность томских купцов. В итоге Новосибирску досталось то, что исторически принадлежало Томску, «город-выскочка» — до сих пор говорят в адрес Н-ска ревнивые томичи. Да, то ли было бы, пройди железная дорога на 150 верст севернее?..

* * *
Кто же они, казаки, что за племя такое, что их заставило, откуда брали силы для того, чтобы за каких-то сорок-пятьдесят лет пройти от Югорского края реками и тайгой весь Азиатский Север и выйти к Тихому океану?
Ведь это действительно так, всего полвека отделяет проникновение казацких дружин на Амур от эпического похода Ермака. И тайну эту никто так и не смог растолковать. Видимо, уровень воинской подготовки и сила духа были настолько велики и высоки, что потомки уже никогда не смогут этого представить, не то что вступить в соревнование. В год 400-летия последнего столкновения с остатками кучумова войска местные краеведы и следопыты решили повторить 450 километровый марш-бросок, совершенный казаками от Тары к берегу Оби (поле возле Новопичугово, в 70 км южнее Новосибирска). То, что казацкий спецназ совершил менее чем за двое с половиной суток, и причем с похода вступив в бой, современные экспериментаторы не смогли содеять и за десять дней.
Казаки — народ, веками живший с состоянии войны, народ полукочевой, народ вобравший в себя половецко-кыпчакские и славяно-русские крови, усвоивший самые передовые для того времени боевые искусства, приёмы и способы войны, методы выживания в самых неимоверных условиях, методы хозяйствования, свойственные как Степи, так и хлебопашеской осёдлой Руси.
Качество и дух русского казачества определили язык и вера.
Вера определила вектор их неуёмной жажды деятельности, подвига, экспансии. А язык не позволил обособиться, сделал частью великоросской культурной и этносоциальной общности. Ощущая своё единство с новой, стремительно мужавшей Россией, казаки, сохраняя автономию и на протяжении веков отстаивая свои вольности, тем не менее, постепенно стали воспринимать Государя как символ божественной власти, то есть по сути дела так же как воспринимали кочевники Евразии Чингиса.
Сибирское казачество изначально и с неумолимостью стало той главной силой, на которую опиралась императорская власть с самого начала завоевания Сибири и вплоть до XIX века. Именно сибирские казаки при основании городков и острогов на деле осуществляли те государственные установления, которые в таких красках описаны в Строгановской летописи:
«По повелению прежде бывшаго государя царя и великого князя Ивана Васильевича всеа России по нем сына его, государя царя и великого князя Феодора Иоанновича всеа России, начашася в Сибирстей земли городы и острожки ставити и великия места распространятися, и святыя Божия церкви воздвизатися, и православная христианская вера вкоренятися, и евангелския проповеди учение во вся концы Сибирския земли обтицати, и псаломская красногласования на многих местех поставиша: господу Богу в сем деле поспешествующу и слово утверждающу» (80, с. 172).
«Проведывание новых землиц и подведении под Государеву руку» — вот главная цель, которая ставилась перед казаками тюменскими и тобольскими, березовскими, пелымскими, томскими, кузнецкими, бийскими, красноярскими, якутскими, забайкальскими и другими. Они составляли гарнизоны острожков и городищ, отбывали всевозможные службы, налаживали добрые отношение с местным населением, усмиряли непокорных, налаживали хозяйство и промыслы, несли в изменившийся азиатский мир новые технологии и новые способы хозяйствования, ремесла, торговли, несли передовую для того времени культуру России.
Их новые станицы и хутора в считанные годы обрастали пашнями и покосами, огородами, пасеками и садами. На видных местах поднимались к небу храмы, народные дома, школы, лавки и магазины. Табуны коней, стада коров, отары овец и коз паслись на широких пастбищах. Прокладывались к городам и станицам дороги, и в урочное время тянулись по ним тяжелые возы с зерном, мукой, мясом, рыбой, медом.
Читинец Михаил Вишняков, мой друг и прекрасный русский поэт, корнями из забайкальского казачества, семейский. Он рассказывал как приходили на новое место казаки. Это был целый обряд. На присмотренное место привозили многоопытного старца, он внимательно и придирчиво осматривал угодья, указывал где будут пашни, где сенокосы, где огороды, как проложить улицу будущей станицы и какое количество дворов будет оптимальным для этих угодий, словом определял все до мелочей. Только после этого поселенцы прибывали на новое место. В таком подходе угадывается многовековой опыт полукочевья, постижения пространства.

* * *
Мне сдаётся, что насколько неслучайным было движение на Запад Чингиса, настолько же мотивирована была откатная волна российского похода «встречь солнцу». Чингис руководствовался двумя основными мотивами в своих захватах. Либо это было клятвопреступление и гостеубийство со стороны противников, то есть попирался принцип чести (как было в Средней Азии и на Ближнем Востоке), либо он попросту возвращал под свою руку, под своё подданство отложившихся, заблудших, изменивших своему истинному Хану сородичей. И не важно, что сородичи уже века как не помнят о своих обязательствах перед живущим где-то в Монголии правителем, что последние контакты с прародиной были еще в эпоху хуннских шаньюев. Главное восстановить принцип Рода. Поэтому половцев, куман и кыпчаков отряды Батыя гнали как зайцев вплоть до Венгрии и Балкан. А русичи на Калке поплатились за то, что вмешались не в своё дело.
Если существует зов крови, а коли ты хоть раз побывал на Алтае, отрицать его не возможно, то надо признать, что казаки, будучи двуязычными (они владели тюркским) и не в чистом виде славянами этнически, придя в Сибирь тут же осознали, что они не на чужбине.
Современная наука дает тому массу свидетельств. Поезжайте в Хакасию, побывайте в Минусинском музее, еще две-три тысячи лет назад этнический состав сибиряков был в подавляющем большинстве европеоидным, примесь монголоидности не превышала 20 процентов, об этом говорят керамические посмертные маски, изготовлявшиеся на протяжении веков на уровне портретного сходства. Афанасьевская культура скифского времени (десятки тысяч курганов Саяно-Алтая) в копейку совпадает с курганными погребеньями на территории Тавриды.
Так кто куда ходил?
Скифы-сколоты на Алтай или алтайские скифы к берегу Черного моря?
Сегодня более разумным кажется, что движение было вместе со стадами животных, в силу смягчения климата, после схода гигантского Евро-Скандинавского ледника, с Востока на Запад. Поэтому родина очень многих народов — Сибирь.
Тюркам, где бы они не жили — на Кавказе, в Малой Азии или в Якутии, — не надо объяснять где родина, где исток. Святые Горы, в центре которых покоится вершина Уч-Сумер, вот обетованное место.
Я думаю, та же сокровенная истина открылась и русским казачьим дружинам.
Святогор со своим конем где-то здесь погрузился в лоно земное.

* * *
Есть множество летописных свидетельств, повествующих о том, как казаки-первопроходцы, продвигаясь по рекам и выбрав место для острога, буквально в течение суток-двое разбирали свои струги и (в первую голову) возводили из этих брусьев и плах часовню. Часовенка тут же огораживалась высоким тыном, замыкавшим территорию будущего острога, а уже потом шло строительство угловых башен и жилых помещений.
Служилась служба. Над новой землицей, над рекой, над мысом, над окрестностями возносился православный крест, место таким образом освещалось, и в этом едва ли не самый существенный момент, определивший духовную силу, даже мощь казацкой экспансии.
Иезуиты направляли, науськивали конкистадоров, и те, оставаясь солдатами удачи, были карающим мечом Господа в руках монахов. Это происходило на другом конце земного шара, тогда как в Сибири без особого кровопролития православные казаки подвигом, умением, мастерством и силой доказывали коренным обитателям преимущества своей веры и своего Царя.
Иначе не найти объяснения того чудесного беспрепятственного сорокалетнего похода от подошвы Урала-батюшки до берегов Амура-батюшки.
Разумеется, воины, рисковые люди не могут быть примером благочестия, но среди казаков безбожников не было. Православие определяло весь земной путь казака от крещения до соборования, это был тот стержень, который держал весь уклад жизни.
Распространяясь по рекам и закрепляясь в узловых местах, казаки довольно быстро формировали систему укрепрайнов, которая позволила на всем протяжении XVII, а затем XVIII столетий оборонять поселки, рудники и сельхозугодья от набегов с юга, где на пике могущества была Джунгария.
Кордоны или казацкие линии сначала были выдвинуты в лесостепь, а вскоре вверх по рекам охватили Западную Сибирь с двух сторон, замкнув Горный Алтай в огромное кольцо. Время их возникновения нужно отнести к XVII веку, когда был устроен ряд укреплений по Исети и Тоболу (остроги Исецкий, Китайский, такое же значение имел Далматов монастырь). Усиленное продвижение в течение XVII века России на юг потребовало устройства новых, сменявших друг друга линий. Из них первой по времени была Иртышская (920 верст), обеспечивавшая владение Иртышом до Усть-Каменогорска. В это же время возникли Кузнецкий и Бийский остроги. В 30-х годах XVIII века Иртышская линия была удлинена до Кургана. В середине XVIII века ее заменила дальше к югу Пресногорьковская линия. В 1810 году устроена Ново-Илецкая линия, еще далее к югу: от Орска на Троицк. Из линий, располагавшихся далее к востоку, особое значение имели большая линия Колывано-Воскресенская (1759 г.) и новая Колывано-Кузнецкая линия (1764 г.). Начинаясь от Усть-Каменогорска, она шла к Белорецкой защите и далее к Бийскому острогу, заканчиваясь у Кузнецкого. Всего на сибирской линии (2300 верст) находилось 19 крепостей и 100 разных укреплений, обнесенных земляным валом со рвом, палисадом, рогатками и надолбами. Таким образом, эти линии огибали Алтайские горы и защищали заводы и промыслы Колыванско-Воскресенского округа. Позднее они еще более продвинулись на юг и с устройством по реке Бухтарме казаков и редута образовали дополнительную линию — Бухтарминскую (1780 г.). С присоединением в XIX веке Семиречья военное значение этих линий было утрачено.
Линии передовых укреплений далее на восток продолжали остроги и казачьи форпосты. Позднее были созданы линии в Восточной Сибири — Амурская и Уссурийская, устроенные здесь в XIX веке, вместе с образованием Амурского и Уссурийского казачьих войск. Их крайним ответвлением можно считать посты Муравьевский, Дуэ, Кусунай и Мануэ, основанные во второй половине XIX века на Сахалине. (См. Ю.А. Фабрика, «Сибирский щит», Новосибирск, 2001.)

* * *
Нельзя не сказать о величайшей пластичности казачьего субэтноса. И сибирского в особенности.
Павел Васильев, в последние годы становящийся великим национальным поэтом Казахстана, но в России и спустя 65 лет после мученической смерти на Лубянке так и не получивший должной оценки и воздаяния, Паша Васильев, певец прииртышских станиц, вольности, удали, азиатчины — лучше, чем кто бы то ни было уловил и отразил в стихе ту близость и сродность многих повадок и обычаев казаков Иртышской линии с обычаями и повадками обитателей киргизской степи. Он и сам свободно говорил по-казахски, и песни знал, и кумыс любил, и много ездил с дедом Корнилой Ильичом по аулам, и ночевал в юртах, и вкус бешбармака и молодой конины не понаслышке знал.
Именно по творчеству Павла Васильева можно с достоверностью судить, насколько сибирские казаки от Кургана до Усть-Каменогорска срослись в плане культурно-бытовом и языковом, вступили в некий симбиоз со степняками, кыпчаками, которые в ХХ веке стали называться похожим этнонимом — казахи и даже обрели государственность.
С другой стороны, казаки, общавшиеся в горах с ойротами Алтая, охотниками, шаманистами, народом совсем другого душевного склада — лирически-созерцательного, эти казаки не имели той деловой хватки, как их степные соседи, зато научились у алтайцев охоте на соболей и куниц в горной тайге, где выпадал трехметровый слой снега, а сами поделились с древними обитателями Золотых Гор секретами земледелия и строительства, инструментами и навыками ремесел (скажем, в Алтае не знали литовки).
Об этой удивительной пластичности казачества можно найти доподлинные свидетельства в работах Григория Потанина — энциклопедиста, исследователя, писателя-публициста, человека, которого пристраивали в Петербургский университет Семенов-Тяньшанский и Бакунин, родом и образованием сибирского казака (он закончил Омское казачье училище вместе с Чоканом Валихановым). Григорий Николаевич Потанин, родоначальник сибирской интеллигенции и сибирского патриотизма, оставил живые воспоминания о своей юношеской службе:
«Очень мне понравилось население Алтая, вернее сказать, казаки... О контрасте, который они представляют сравнительно с казаками семипалатинскими и ямышевскими, мне уже говорил П. Н. Иванов. Последние живут по соседству с киргизами; многие станицы на Иртыше совсем тогда не занимались хлебопашеством, и главным их занятием была торговля с киргизами, у которых они скупали для перепродажи скот, шкуры, меха и войлок. Все они хорошо говорили по-киргизски, были юркими торгашами, исповедовали культ гроша и пятака и франтили по-киргизски. Другого характера были казаки бийской линии, станицы которых расположены в долинах Алтая. Эти были солидными земледельцами, вообще хорошими сельскими хозяевами. На Иртыше казаки славились большими конскими табунами, алтайские — пасеками в несколько сот колодок. Здесь знающих киргизский язык совсем не было, и не было заметно никаких международных уступок. Ямышевский казак со спокойной совестью «поганил» свои уста кобыльим молоком и кониной, чего алтайский казак никак допустить не мог.
Население алтайских станиц мне показалось гораздо добродушнее и ласковее и менее стяжательно, чем иртышские казаки. У здешних жителей не замечалось никакой хитрости или плутоватости; радушие их приводило в восторг. Они принимали меня в своих домах как родственника, хотя я должен был казаться им довольно чуждым, потому что вырос в степях. Они меня как будто хотели закормить; смотрели на меня такими глазами, как будто вот сейчас начнут упрашивать, чтобы я остался жить в их станице. Больших богачей между ними не было, таких, которые равнялись бы с иртышскими богачами, но все жили в довольстве и, казалось, были счастливы».

То же самое, думаю, можно сказать и о даурских казаках, сроднившихся с бурятами Забайкалья, о казаках Амура и Енисейского края.
Видимо, здесь и кроется одна из разгадок почти бесконфликтного проникновения русских в Сибирь и на Дальний Восток. Конечно, были столкновения с маньчжурами, но это уже другая цивилизация, были стычки в Хакасии, хранившей память о древнем государстве Кыргызов…
Но большой войны не было.
И в этом великая заслуга русского спецназа, сформировавшегося на границе Дикого Поля — казаков.

* * *
Одолев два перевала, мы, наконец, въехали в священную долину, с трех сторон окружённую горами, что под солнцем играют тридцатью или более оттенками золотого цвета. Я, конечно, столько не различу, но художники, однажды проезжавшие со мной по этой дороге, утверждали, что так оно и есть.
В этот раз был разгар осени и царская, заповеданная, отдалённая только от Новосибирска более чем семистами километров долина величественно открывалась из-за долгого-долгого поворота, являя все своё великолепие и всю грандиозность.
— Говорят, что именно эти места русские первопроходцы ассоциировали с Беловодьем. Оно может быть и так, вода здесь стекает с белков, ледников и катунская струя имеет к тому же белесоватый оттенок, но главное не в этом, главное в величайшей древности этой земли, в ощущении, рождаемом в буквально каждом человеке — ты здесь уже был когда-то, здесь твоя родина, твоя какая-то самая главная тайна. Горы здесь звучат, обращаются к тебе, причем, неподготовленное сознание с трудом выдерживает этот диалог, надо обладать и мужеством, и силой духа.
Ещё десяток километров и мы подъедем к месту слияния Чуи и Катуни. По легенде — три долины в месте слияния и есть то самое пространство Последней Битвы. Воинство Христово здесь одолеет армию Зверя, полчища служителей Тьмы.

Возможно, потомки сибирских казаков будут не последними воинами этой битвы…

Декабрь 2003,
Новосибирск
100-летие «Сибирских огней»