Вы здесь

«Рыбачий берег» Натальи Нагорской

Наталья Николаевна Нагорская (1894 или 1895 — 1983) — график, этнограф. Училась в Киевском художественном училище у О. Ионасона, А. П. Праховой, Ф. Г. Кричевского (1913—1917); в студии А. А. Экстер в Киеве; во ВХУТЕМАСе у А. А. Осмёркина, В. А. Фаворского, П. Я. Павлинова (1921—1924). Жила в Новосибирске в 1924—1980 гг. Член-учредитель и секретарь правления общества художников «Новая Сибирь» (с 1926); член Союза советских художников (с 1932). В 1925—1930 гг. работала в Новосибирском краеведческом музее. Была внештатным сотрудником Сибкрайиздата, художником-оформителем в Ленинградской филармонии, эвакуированной в годы войны в Новосибирск, инструктором изобразительного искусства в Областном Доме народного творчества. Участница I Всесибирской выставки живописи, графики, скульптуры и архитектуры в Новосибирске, Омске, Томске, Красноярске, Иркутске (1927); западносибирских краевых художественных выставок в Новосибирске (1933, 1934); областной художественной выставки в Новосибирске (1940).

 

 

 

Весной 1925 года Наталья Николаевна Нагорская, незадолго до того приехавшая в Новониколаевск после завершения учебы в московском ВХУТЕМАСе, приняла приглашение участвовать в этнографической экспедиции по Нарымскому краю. Эта поездка положила начало будущему сотрудничеству художницы с городским краеведческим музеем и стала ее первым путешествием по Сибири.

Работая в исследовательских экспедициях, Н. Н. Нагорская следовала своему увлечению народными художественными ремеслами, возникшему еще в юности, в Киеве. «С Киевским музеем и кустарным магазином — дружила, — вспоминала она. — Делала эскизы росписей для кустарного магазина, узоры (типа украинских вышивок) для подушек, расписывала деревянные яйца (использовала узоры со старых ситцев)». В Сибири, становясь художником-этнографом, выполняя зарисовки остяцких и хакасских орнаментов, делая натурные бытовые наброски на Алтае, изучая гончарный промысел в районе Колывани, Наталья Николаевна присоединялась к широкому кругу авторов, проявлявших активный интерес к местному традиционному искусству и стремившихся к созданию профессионального «сибирского стиля». И все же, осознанно входя в этот круг, Нагорская оказывалась непохожей на других. Ее творческие работы середины 1920-х годов очень далеки и от реалистически точного воспроизведения повседневной жизни коренных обитателей края, и от стилизации мотивов изобразительного фольклора. Первые сибирские впечатления Нагорской выражены совершенно иным художественным языком, продиктованным ее принадлежностью к московской школе ксилографов и ее творческим темпераментом. Яркий пример этому — исполненная в 1925 году гравюра «Нарым. Рыбачий берег».

Для этой композиции избрана простая тема: домики рыбаков на высоком речном берегу и холмистый пейзаж в глубине. Уходящие вдаль холмы пустынны, и все приметы человеческой жизни — старые бревенчатые избы, растянутые для просушки рыболовные сети и лежащие возле них лодки — сосредоточены на самом краю берега, у границы земли и воды. Акцентируя мотив пограничности, грани, встречаясь на которой предметы и природные стихии предстают во всей полноте присущих им свойств, в единстве и противоборстве, Нагорская уверенно и точно использует образные возможности гравюры на дереве. Для воплощения своего замысла она обращается к технике, побуждающей художника к лаконичности, к отказу от несущественных подробностей, позволяющей достигать высокого пластического и эмоционального напряжения. Вслед за своим учителем В. А. Фаворским стремясь «к цельности, к сложной простоте», Н. Н. Нагорская обобщает конкретные наблюдения, сделанные ею в нарымской экспедиции, и создает произведение, исполненное подлинной драматичности.

Определяющей среди изобразительных средств, примененных в «Рыбачьем береге», становится контрастность. Статичность берега, показанного большим силуэтным пятном в центре листа, противостоит динамичной диагонали далеких холмов. Мягкие, округлые очертания обрыва контрастируют с резкими, угловатыми формами стоящих на нем домов, с острой, зубчатой линией береговой кромки. Экспрессивны столь характерные для ксилографии соотношения черного и белого, воспроизводящие сложные конфликты света и тени. В то же время различные элементы пейзажа уподоблены друг другу, что создает впечатление их изначального родства, их принадлежности единому миру. Клубящиеся контуры древесной кроны повторяются в абрисе тучи; упрощенные силуэты лодок сходны с полосами земли на холмистых склонах; многочисленные переклички штриховых приемов в изображении неба и реки, рыбачьих неводов и деревьев вдали усиливают ощущение их общности. Художница идет здесь по пути, на котором, по словам В. А. Фаворского, «все произведение, его цельность становится как бы волной, поглощающей все предметы, которые тем не менее остаются…».

Осмысление противоречивости и одновременно своеобразного тождества составляющих частей композиции нераздельно связано с мотивом движения, пронизывающего весь лист. Эта тема возникает и благодаря многообразию способов гравирования, к которым обращается Нагорская. Пространственно глубоким и тревожным воспринимается небо, изображение которого построено белыми и насыщенными черными плоскостями с неровными краями, с беспокойно вторгающимися в них линиями, штрихами различной толщины. В контурах дерева, нависающего над водой, замкнут целый вихрь линий — горизонтальных, вертикальных и диагональных, изогнутых и волнообразных, сгущенных и разреженных. Подробная штриховая разработка преодолевает однородность темной массы берега и передает его объемы. Изображение сетей, выступающих из густой тени обрыва, созданное утонченными линиями и дробными точечными штрихами, вносит в гравюру неожиданную ноту изящества и придает ей образную завершенность.

В этом мире, воссозданном и преображенном творческой волей художницы, жизнь природы и жизнь человека протекают в их неделимости, в подвижной изменчивости и в постоянстве их сущностных проявлений. Этот мир одновременно хрупок и защищен. Здесь ветхое рыбачье жилище упорно удерживается в зыбком равновесии на всех ветрах, на краю земли. Здесь ствол дерева низко стелется над водой, но сильная его крона устремляется вверх. Здесь рыболовные сети надежно укрыты под прочными береговыми сводами. Этот мир наполнен простым и всепоглощающим чувством приятия жизни и этим — прекрасен.

 

100-летие «Сибирских огней»