Станислав Ливинский: «Чтобы качнулась земля»

Бродский, Липки, Марадона – в очередном интервью Юрия Татаренко с поэтом Станиславом Ливинским, стихи которого читайте в восьмом номере «Сибирских оней».

Родился в 1972 году в Ставрополе. Работал фотокорреспондентом, видеооператором, звукорежиссером. Участник Форумов молодых писателей России в Липках. Стихи публиковались в «Литературной газете», журналах «Юность», «Знамя», «Сибирские огни», «Дружба народов» и др. Автор книги стихов «А где здесь наши?» (М., 2013). Лауреат Международного литературного Волошинского конкурса (2012).

— Необходимые составляющие поэта — любовь к языку, чувство прекрасного, наблюдательность, отзывчивость. А что еще?

— Скорее, не любовь, а чувство языка. Наблюдательность. Слух. Натренированный вкус. А вот насчет этических вещей (отзывчивость, доброта и прочее) я не знаю. Чичибабин пишет так: «Не может быть злой человек / хорошим поэтом...», а Гандельсман — так: «Смотри, он отвратителен, при том, / что стих его великолепней многих». И кто из них прав? Но ближе всё-таки пушкинское: «…гений и злодейство — / две вещи несовместные».

— В этом году юбилей Бродского. Ваше мнение о нобелиате?

— Классик. Что я еще могу сказать? Вообще, Интернет пугает изобилием Бродского во всех проявлениях — эпиграфы, цитаты, демотиваторы, подражатели… Дело, думается, в его ярко выраженной манере, в организации текста. Насыщение оного метафорами, оригинальными и внешне эффектными смыслами — весьма привлекательно. Мысль, преодолевая массу коллизий, анжамбеманов, как будто совершает кругосветное путешествие или переходит с одного уровня на другой в четко организованном геометрическом пространстве. Молодой, как правило, человек, находящийся в эстетическом поиске, подпадая под этот мотив, ощущает себя в тени Командора и говорит его голосом помимо своей воли. Это как вирусная инфекция, и ей, пожалуй, действительно стоит переболеть, чтобы получить впоследствии иммунитет. Говорю это, потому как в свое время тоже испытал его влияние.

Вообще, Бродский, особенно поздний, для меня поэт холоднокровный. Температура его поэтического гения не «как под мышкой, тридцать шесть», а гораздо ниже, это почти уже температура мрамора. Правда, и в ранних его стихах (к примеру, «Я обнял эти плечи и взглянул…»), которые чрезмерно обжигают, иной раз проступают контуры будущей отстраненности и взмывания туда, где «нет эха». Здесь уже «взгляд изнутри» готовится к перевоплощению во «взгляд снаружи». И с годами его «ястреб» смотрит на происходящее все с большей и большей высоты. Кажется, что у Бродского – как у пресмыкающихся, температура тела которых зависит от окружающей среды. Но все в точности до наоборот: окружающая среда зависит от его собственной температуры, и даже больше — прикасаясь к этой среде, он нагревает её настолько, насколько считает нужным.

— Как вы думаете, возможна ли интеграция писательских сообществ? Когда, на какой платформе?

— Наиболее удачная интеграция писательских сообществ на моей памяти — «Липки». Ежегодный форум молодых писателей России. Туда приезжали и от разных писательских союзов, туда приезжали и не от союзов, с разными взглядами, уровнем и т. д. И тем не менее все в той или иной степени находили общий язык. Видимо, помогала молодость и незацикленность участников, талант и опыт организаторов, какая-то особая атмосфера. Возможно ли теперь такое — не знаю. Но в той или иной мере интеграция существует, хотя бы на платформе Всемирной паутины.

— А как, интересно, «Липки» повлияли на вас как автора и человека?

— Повлияли, думаю, хорошо — и семинаристы, и мастера. Личное общение и опыт ведь ничем не заменишь. Вообще, это было время ученичества и одновременно вольница, когда куча взрослых оболтусов могла позволить себе всё. Светлые воспоминания.

— На театре говорят: на актера нельзя научить — можно научиться! А на писателя научить можно? Мастер-классов и семинаров для этого достаточно?

— Можно научить, можно испортить. Тут важно все: талант ученика, масштаб учителя, их взаимоотношения, способность дружить и учиться друг у друга. Единственно, убежден, что поставить на поток данный процесс нельзя. Это скорей формат Пушкин — Вяземский или Жуковский. «Победителю-ученику от побежденного учителя».

— Как мне кажется, писатель всегда перфекционист. Это изнуряет?

— Заглянул в «Новые Известия» и узнал, что на сегодняшний день в России 120 тысяч человек, которые пишут на русском языке и выпустили хотя бы одну книгу стихов, прозы или публицистики. То есть фактически каждый сотый. Очень жалко, что у нас столько изнуренных людей. А если серьезно, любое дело, если ты отдаешься ему с головой, изматывает. Сочинительское — особо. Здесь всё по гамбургскому счету, и удовлетворение от результата тоже.

— Как раскрутиться автору хорошей рукописи?

— Литературный мир не так уж несправедлив, как его иногда представляют. Хорошую рукопись рано или поздно заметят. Просто автору нужно иногда стучаться в разные двери.

— Что относите к системе табу в литературе — и искусстве в целом?

— Бумага все стерпит. Для себя — невозможность говорить или писать о чем-либо в отсутствие личного опыта.

— Насколько трудно вам давались первые стихи?

— Сочинять я начал достаточно поздно, лет в восемнадцать. Иногда это было эпизодическое письмо, с большими перерывами «на обед», а иногда километровое бумагомарание. Время ученичества и поиска, когда ужасно хотелось говорить, но о чем и как — я не знал. Отсюда множество заимствований и влияний, которые я испытывал в тот период. Со временем желание говорить поубавилось, зато «о чем и как» приобрели реальные черты.

— Не встречал ваших верлибров. Вам не интересно писать не в рифму?

— Действительно, мои взаимоотношения со свободным стихом незначительны. За все время я написал верлибром четыре, может быть, пять стихотворений. Это были, скорее, опыты. Но я с уважением отношусь к авторам, которые избрали этот путь. Здесь, в ограничении поэтической палитры, они задействуют иные выразительные средства, особую эмоциональность или оригинально увиденную историю. Из тех, кого я знаю, очень интересны Газизова и Кочнев.

Сергей Гандлевский сравнивает стихи Льва Лосева с выпитым залпом стаканом водки, когда перехватывает дыхание. Ну вот как-то так. Конечно, все эти рифмы, метафоры и прочее тоже важны, но сами по себе они мало что значат, как молоток или стамеска. Главное, чтобы качнулась земля и что-то внутри вздрогнуло. В общем, катарсис.

— Что для вас «предстихи»?

— Вечный вопрос — «из какого сора»… Хотя мне гораздо ближе ивановское «В награду за мои грехи, / Позор и торжество, / Вдруг появляются стихи – / Вот так… Из ничего». Это может быть какое-то мимолетное впечатление, картинка, которая вдруг сама собой превращается в строку, а из нее, словно куст, начинает расти в разные стороны стихотворение. Или чисто ремесленный подход, где ты «выкладываешь буковки слова, отходишь посмотреть — как получилось». Бывает и такое, что возникает рифма, то есть стихотворение начинается с хвоста.

А после того, как стихотворение написано, возникает… Это, видимо, ощущения спортсмена после финиша, когда он не может отдышаться и не совсем отдает себе отчет в том, что произошло.

— Интересна ли вам новая территория — критика, драматургия, переводы, проза?

— Все вышеперечисленное требует времени, знаний, таланта и дисциплины. Это иной мир.

Я не профессиональный литератор и зарабатываю на жизнь другим ремеслом. Поэзия для меня хобби, отдушина, если хотите — легкое времяпрепровождение. От чтения получаешь гораздо больше удовольствия, чем от собственных потуг. Я как болельщик — тащусь от Пеле и Марадоны, но иногда выхожу погонять мяч во дворе.

— Фестиваль, на котором мечтаете побывать?

— Хотелось бы побывать где-нибудь далеко. Например, в Антарктиде. Жаль, что там еще не придумали фестиваля.

— Что такое сегодня литературное Ставрополье?

— «Литературное Ставрополье» — это альманах, который где-то выходит и в котором кого-то печатают. Конечно, некоторых авторов я знаю, с некоторыми дружу или приятельствую — но и только, среда обитания у меня другая. Отсюда не так много точек соприкосновения. А вообще, литературное Ставрополье — это, по-моему, вещь в себе. Хотя у нас и происходят какие-то передвижения, например форум творческих союзов «Белая акация», но всё больше для внутреннего употребления.

— Какого памятника не хватает вашему городу?

— У нас достаточно памятников на любой вкус. Конечно, львиная доля из них — это памятники военным и политическим деятелям. А есть еще — купцу, первой учительнице. Но самые главные для меня — бронзовые Лермонтов и Пушкин, которых многое связывает с Кавказом, и в частности со Ставрополем. Кстати, памятник Пушкину я имею удовольствие видеть почти каждый день, так как он находится прямо напротив работы. Это всегда особые, радостные ощущения.

— Что считаете удачной экранизацией? Я бы прежде всего назвал военные истории — «Звезда», «В августе 44-го...». А вы?

— «Они сражались за Родину».

— В этом году Госпремия вручена критику Валентину Курбатову. Как думаете, всколыхнет ли эта награда интерес к его творчеству?

— У литераторов — да.

— Современный человек станет абсолютно беспомощен в быту, как только отключат электричество. Вам не страшно думать о такой перспективе?

— Рано или поздно он привыкнет и что-нибудь придумает, но, конечно, для него это будет испытанием. Оказаться в такой ситуации мне бы не хотелось.

— В людях поселился страх заболеть коронавирусом. А какая зараза страшнее — вирусы наживы, равнодушия, бездарности?

— «Страшно жить на белом свете, в нем отсутствует уют». Отсутствовал и будет отсутствовать. Эта драма и есть суть красоты, которую воспевает поэт. А как ее называть — чумой, коронавирусом, наживой, — не важно. Упоение бывает только на краю бездны, как писал классик.

— Прогресс в спорте — это переход количества в качество. А в литературе тот же принцип?

— Если в спорте игра забывается, а остается результат, то в литературе все наоборот.

— С точки зрения поэта — что такое оптимизация усилий?

— Поменьше пить, побольше работать. Хотя бывает, что одно другому не мешает.

— Опишите свою территорию комфорта. Насколько она обширна?

— Это мой дом, мой диван, мои любимые книги. И — люди, с которыми я могу быть самим собой.

— Почему на поэтов сегодня мало ходят?

— Потому что поэзия не может собирать аншлаги, это ей противоестественно. Это раньше поэты были в салонах, на стадионах, в газетах, в телевизоре. Теперь их можно чаще встретить в Интернете. Но настоящее их место в книгах, бумажных или электронных — не важно. Ибо стихи — это разговор тет-а-тет, глаза в глаза, а все остальное от лукавого.

Беседовал Юрий Татаренко
Фото из личного архива Станислава Ливинского