Вы здесь

Висячие сады закрыты на замок

Владимир СВЕТЛОСАНОВ
Владимир СВЕТЛОСАНОВ



ВИСЯЧИЕ ЗАМКИ ЗАКРЫТЫ НА ЗАМОК


* * *
Я возьму на себя ответственность
И отвечу за все, как есть:
И за волчью в крови наследственность,
И за кротость овечью.
                          Честь,
Береженную мною смолоду,
Наизнанку не вывернуть;
Отпустить раскольничью бороду,
Застолбить прямоезжий путь
Не пришлось; на пути окольные,
Шароварами шелестя,
Выходить не пристало. «Сколько мне
Лет, Савельич?» — «Еще дитя».


* * *
Эпохи вырожденья очевидец,
Развала современник поневоле,
Ты все еще мечтаешь, как Овидий,
Вернуться в Рим, взойти на Капитолий.

Но алчная волчица не готова
Тебя восстановить в правах гражданства.
Зашло в тупик ораторское слово.
На карте пост-латинского пространства

Ты видишь полустертые названья
(К примеру, «легендарный Севастополь»),
Стоически отмерив расстоянье
Тебе доступным ямбом пятистопным.
* * *
И шатко, и валко. Валуйки.
На юг повернув от Хопра,
Вихляются рельсы, как струйки,
налево-направо-напра...
Напрасно донецкие степи
твой взгляд норовят уловить, —
Здесь было бы, право, нелепо
Парням молодым выходить.
Никто не выходит до Крыма,
И прочно стоит на земле
Все то, что проносится мимо, —
Смотри хоть напра..., хоть нале...
Налей мне еще из титана
Сомнительного кипятку, —
Стук ложки о стенку стакана
Я слышать, как ты, не могу.
Как струйки, вихляются рельсы
Налево-направо-напра...
А ветер горячий и резкий
С Изюмского веет бугра.


* * *
Большая Морская — зеленая улица, белая.
Там некогда мне улыбалась история целая.
Я ей улыбался в ответ чересчур идиллически,
С Приморского идучи вверх — на бульвар Исторический.

Уже и не помню — платанами или каштанами
Она шелестела легко над моей головой?
Большая Морская с матросиками белоштанными
Не ведает, что за история вышла со мной.

Я вынес ее, как Вакула в мешке за окраину;
В надежде на большее с меньшим расстаться решил.
Мне не улыбается больше Большая Морская, но
Я сам виноват — уходя, улыбнуться забыл.


* * *
Мне приснился далекий город,
Корабельная сторона,
Старый бакен, что перевернут,
Продырявлен, навек отторгнут,
От родного отвязан дна.

Чуть покачивается лодка.
Стайка чаек на берегу
(Ах, не с птичьего ли полета
Я на это смотрю — и что-то
Силюсь вспомнить — и не могу).

Порт внизу. Горизонт распорот.
А вон там, где ропщет волна, —
Я (не этот, а тот, что молод).
Мне приснился далекий город,
Корабельная сторона.

* * *
Громада двинулась ... надулись паруса ...
Редеет облаков (остановись, цитата!
Прекрасна ты, как в море полоса
Светящейся воды, как Лунная соната,
Как Млечный путь) ... Печаль моя светла ...
Печаль моя жирна ... Две три случайных фразы
Меня преследуют ... Лежит ночная мгла
На холмах Грузии ... Жирны и синеглазы
Стрекозы смерти ... Как лазурь черна!..
О боже, как!.. Одной тобой полна
Печаль моя ... — Цитата есть цикада
(Цикуты нет, когда она нужна).


* * *
Листву сжигаю. Зимний Симеиз,
Соизмеримый разве с мирозданьем
По части пустоты. Дубовый лист
Сворачивается перед закланьем,
Дымится и противится огню.
Я в санатории работником хозчасти
Служил, смеясь, надеясь, что сменю
Хитиновый покров советской власти
На греческий хитон. Всегда, увы,
Прозрение приходит с опозданьем.
Беспламенное тление листвы,
Воспоминанья облагая данью,
Отечеству противопоставляет
Дым, только дым, и больше ничего.
И, кажется, уж роща отряхает
С нагих своих ветвей лишь для того
Последние листы, чтоб я их жег.
Семирамида. Симеиз. Смолистый
Дымок костра от ветки кипариса.
Висячие сады закрыты на замок.


* * *
Солярным мифом Салехарда,
Тяжелым солнцем, темнотой
Ямало-ненецкой, полярной,
Горюче-смазочной, ночной,
Очерчен круг непопулярный
И всяк, кто за его чертой
Согреться в будущем не тщится.

А нам, южанам, ночью вдруг
Сиянье северное снится,
Как им, гипербореям, юг.

«О, этот юг!» ... О, этот Диксон!
Щемящая тоска вокруг.

Новосибирск. Хоть имя дико,
Но мне ласкает слух оно.
Здесь я родился и, гляди-ка,
Живу уже давным-давно.

Мне все здесь близко и знакомо,
Особенно ж/д вокзал.
Литературе, впавшей в кому,
Здесь я любезность оказал ...

Бывает, подскочу от крика
Средь ночи: нет — еще живу!
Новосибирск. Хоть имя дико.
Иные ж — дичь по существу.


Из Вордсворта
На карте местности есть тот Озерный край,
Где мог бы провести два года незаметных
Тот, кто в дальнейшем жить предполагает бедно,
Не внемлет аду и не верит в рай.
С дороги своротив, просторы озирай,
И пусть все наяву расплывчато и бледно, —
Да встретится в пути какой-нибудь лэйк-сайт
Или лэйк-плесид, с виду неприметный,
Пустынный плес на речке Карасук,
Песок, чирок, по вечерам прохлада
И тот однообразный резкий звук,
Которому название цикада;
Тот уголок земли, где жить отрада,
И умирать, должно быть, недосуг.


100-летие «Сибирских огней»