Вы здесь

Волшебник

Рассказ
Файл: Иконка пакета 03_vladimirov_v.zip (30.81 КБ)

Давай никуда не поедем?!

Девушка. Невысокая. Каштановые волосы острижены под каре. Сережка в носу. Карие глаза с легким прищуром. Милое, слегка скуластое личико, в котором видится что-то татарское. Ярко-желтый топ. Шортики цвета хаки. На загорелых ножках легкие летние шлепанцы.

А Костя — просто Костя. Двадцатилетний белобрысый балбес, который вот уже три недели украдкой пялился на эту девушку в утренней электричке, не решаясь не то что познакомиться, но даже приветливо улыбнуться. Пятнадцать раз они ездили в город в одном вагоне. Или четырнадцать? Костя на склад, где трудился разнорабочим, а девушка… бог весть.

Электричка всосала остатки пассажиров, презрительно хлопнула дверями, фыркнула, дернулась и покатила в сторону города.

Давай не поедем, — глупо согласился Костя.

Гениально! — восхитилась девушка. — Кира!

И протянула руку. Пожатие маленькой ладошки было крепким, почти мужским.

Костя.

Хм, я почему-то думала, ты — Ваня.

Почему — Ваня?

Так. Похож. Ладно. Давай. Веди.

Куда? — парень начал ошалело пунцоветь.

Ну тебе виднее. Ты же местный.

А ты не местная?

Нет, я из Донецка. С мамой сюда приехала.

Здорово. Я тоже вот с мамой живу. А ты к родственникам?

Не совсем. Пришлось просто… приехать… Мы идем?

Но я, как бы… Мы же…— замямлил Костя.

Так! — Кира решительно тряхнула челкой. — Объясняю. Я езжу в город на подготовительные. В местный вуз перевожусь. И эти подготовительные мне надоели. А поскольку ты все равно за последнее время взглядом во мне дырку просверлил, то я решила, что ты будешь меня сегодня развлекать. Как — тебе виднее. Только без глупостей всяких.

Тогда, может, на озеро?

Пошли на озеро.

И они пошли. Костя косился на нежданную спутницу и думал о том, что она совсем не похожа на тех людей из Донбасса, которые в последнее время вынужденно приезжают в Россию. В телевизоре, в новостях они выглядят нервными, усталыми, часто в мешковатой одежде с чужого плеча. А эта вон какая. Ладная, аккуратная. Идет и чуть улыбается. А еще Косте почему-то было очень хорошо.

Идти пришлось недолго. Озеро нежилось в легкой утренней дымке сразу за поселком. Молодые люди свернули в тенистый безлюдный переулок, провожаемые ленивым побрехиванием собак, и сразу за последними домами и покосившимися заборами перед ними открылся водоем, обрамленный ивами и камышом, — оставалось только с косогора спуститься.

Оскальзываясь на мокрой от росы траве, они сбежали по извилистой тропинке к берегу. Веяло рассветной прохладой, ветерок рябил водную гладь. Пасторальный пейзаж портили лишь валяющиеся тут и там пустые пластиковые бутылки да пятна от кострищ.

Кира остановилась и выжидательно посмотрела на Костю. Тот не понял. Девушка вздохнула.

Ну что, прикажешь мне на мокрую траву садиться или постоим?

Ой, извини. — Костя, застревая в рукавах, торопливо стянул с себя легкую ветровку, бросил на землю. — Вот, садись.

Спасибо, о благородный джентльмен. — девушка присела, изящно подогнув ноги, чиркнула зажигалкой, выпустила облачко дыма. — Ну, рассказывай. Кем будешь?

Вопрос был такой странный, что Костя смешался.

Вообще-то не знаю. Я хочу в цирковое училище поступить. Мне медведи нравятся и фокусники.

Иллюзионисты, — уточнила Кира. — Но на самом деле я спрашивала, кто ты и чем занимаешься. И сядь уже, не отсвечивай.

Костя послушно плюхнулся на мокрую траву.

Я на складе работаю. Ну вот так…

А тебя за прогул не уволят?

Парень пожал плечами.

По-моему, ты — безответственный, — улыбаясь, пожурила спутника Кира. — Подружка есть?

Нет, что ты, — отчаянно замотал головой Костя, у которого враз пересохло в горле. — Вообще ни одной.

Врешь ведь? Сейчас как застукает нас с тобой. Что делать будем?

А у тебя парень есть? — выпалил Костя.

Глаза у Киры как-то нехорошо сузились и холодно блеснули.

Не твое дело, — вздернула она подбородок.

И Костя решил замять тему.

Хорошо, — продолжила девушка после паузы. — Почему тебе медведи нравятся, а не тигры?

Ну не то чтобы сильно нравятся, — замялся Костя. — Фокусы вообще-то нравятся больше. Стану вот циркачом-волшебником.

Кира по красивой дуге, щелчком, некультурно отправила окурок в камыши.

А ты знаешь, — заявила она, — чтобы стать волшебником, учиться — мало. Нужен еще дар. У тебя есть дар, Ваня?

Я — Костя.

Конечно, извини. Что там с даром?

Конечно, есть дар! — уверенно сказал парень. — Хочешь, волшебный фокус покажу?

А мне понравится?

Конечно!

Тогда давай.

Костя сделал многозначительное лицо и выудил из кармана джинсов потрепанную колоду карт. В обеденный перерыв на складе хватало любителей перекинуться в картишки, и Костя был не последним игроком.

Кира слегка наклонила голову, как бы говоря: «Удиви меня».

Волшебник перетасовал колоду и интригующе попросил:

А теперь вытяни любую карту, только мне не показывай. Потом я положу ее назад в колоду…

Достаточно, — разочарованно вздохнула Кира. — Потом ты еще раз перетасуешь и начнешь выкладывать карты по одной, пока не дойдешь до нужной, которую я вытягивала. Верно?

Угу, — грустно подтвердил волшебник. — А как ты…

Ну как. Ты запоминаешь последнюю карту в колоде, подсовываешь под нее мою и слегка тасуешь. С большой вероятностью моя карта появится следующей, после той, которую ты запомнил ранее. Это детсадовский фокус, а никакое не волшебство.

А что же тогда волшебство?

Ну-у-у, — протянула девушка. — Вот если бы сейчас я выпила холодного белого вина, а еще мороженое чтобы, и еще что-нибудь уместное для пикника у воды. Тогда это было бы, считай, чудо.

Погоди, — Костя вскочил. — Сейчас.

Он немедленно вытащил мобильник и отошел в сторонку. Набрал номер и с кем-то пошептался. Потом вернулся к девушке, важно уселся рядом и заявил:

Волшебство будет, но мне надо настроиться.

Да? — заинтересовалась Кира. — А где у тебя регулятор и кнопка «включить»? Покажи, а! Или пультик имеется? Тумблер там? Дай покрутить. Так же быстрее настроишься!

Издевательство продолжалось минут десять. Потом где-то наверху, на дороге за кустами, заурчал мотор и охнули изношенные тормоза. Костя облегченно ретировался.

Вскарабкавшись по склону, он обнаружил видавшую виды «шестерку» ядовито-красного цвета, а в ней, за рулем, лыбящегося кореша Сашку.

Привез? — спросил запыхавшийся волшебник, пожимая руку товарищу.

Костян, ты меня удивил до офигения, — заявил Сашка, протягивая через водительское окно замызганный черный пакет. — Такой наборчик, да еще и срочно-обморочно. Ты что, там с телкой виснешь?!

Тихо, не ори, — затравленно попросил Костя.

Чё за обжимахи? Настюха, Людка?

Все, спасибо, — отбивался Костя. — Езжай, езжай.

Да еду, еду. С тебя полтора косаря.

Сколько?! Офигел?!

А что, — удивился Сашка. — За срочность, за бензин. Доставка же! Я, вообще-то, сильно занят был. А ты что, кстати, не на работе?

Некогда! Потом! Вот тебе косарь. Вечером еще пятисотку закину.

Э-э-э!

Спасибо! Пока!

Костя вновь продрался сквозь кусты и, пряча пакет за спиной, подошел к девушке.

Закрой глаза, — потребовал он. — Сейчас будет волшебство.

М-м-м. — Кира послушно зажмурилась и сделала лицо — «я вся в предвкушении». Косте очень сильно захотелось ее поцеловать, но он сдержался и просто поставил пакет рядом с девушкой на траву.

Вот, — гордо сказал он. — Сим-салабим-шалман-бурдюк! Готово, открывай.

Ух ты! — Кира приступила к инспекции. — Вино белое. Теплое. В тетрапаке. «Шардоне»! Крымское, наверное. А, нет! Томское. Нет, реально? В Томске виноград растет? Что тут у нас еще? Пломбир, два штука, давленый, но еще холодный. Пиво. Это не интересно. Сухарики. Сыр. А бокал? Где хрустальный бокал?! Так не пойдет! А — вот же он!

Девушка достала с самого дна пакета пирамидку одноразовых стаканчиков.

Садись, герой! С натяжкой за волшебство сойдет. Но учиться надо, да.

Потом они сидели и пили теплое, отдающее брагой шардоне. Вино стучалось в голову. По крайней мере, Косте. Наваливался полдень. Роса высохла. От озера потянуло тиной. Над водой как очумелые носились жуки, стрекозы, бабочки. Изредка всплескивала рыба. Солнце раскочегарилось полноценно, по-июньски. Становилось жарко.

Ладно, будем считать, что это уже глинтвейн, — поморщилась Кира, отставляя недопитый стаканчик. Прикусила длинную травинку.

Между молодыми людьми что-то разладилось. За последний час они обменялись едва ли несколькими фразами. Костя сидел, обхватив колени, чувствуя, что время уходит, и мучительно размышлял, как поддержать разговор.

Ну а как тебе вообще у нас? — наконец спросил он.

У вас — это где? Здесь или в городе?

Ну, здесь.

Здесь хорошо, — раздумчиво сказала Кира. — Очень тихо и спокойно. Особенно по ночам.

Вот уж спокойно, — не поверил Костя. — Собаки гавкают, придурки на мотоциклах гоняют. Ворочаешься, ворочаешься...

Девушка взглянула на парня хмуро.

Собаки ему спать не дают. Мотоциклы. Скажи спасибо, потолок на голову не падает.

Это как? — удивился Костя.

Никак. Зачем тебе это все знать? Живи себе спокойно, по ночам меньше ворочаться будешь.

Костя уловил насмешку в ее голосе и смолчал.

В городе у вас — вообще, — продолжала Кира, заводясь. — Ходят толпами, как бараны, по сторонам не смотрят. Почти у всех гарнитура в ушах. Как ты с заткнутыми ушами мину или снаряд услышишь? А когда прилетит — уже поздно. Бери потом мешки, а то и лопаты — собирай. Еще эти инфантилы на самокатах, в детстве не наигравшиеся. Бороды до пуза отрастили и гоняют. Глаза стеклянные, тупая улыбка до ушей, летят по тротуарам. Те же наушники на башке. Пристрелила бы.

Кира залпом допила остатки вина из стакана. Скривилась. В этот момент земля задрожала, и девушка испуганно вскинулась.

Это товарняк, — успокоил Костя. — Вон железка же.

Оба обернулись.

Действительно, по высокой насыпи за озером стремительно двигался товарный поезд. Быстро проплывали платформы, на которых отчетливо различались силуэты танков, грузовиков, бронетранспортеров.

Тут прямая ветка от Каледина рядом, — пояснил Костя. — Ни стрелок, ни семафоров, ни пересечений. Товарняк большую скорость набирает, и если тяжело нагружен, то трясет. Этот тяжелый.

Вижу, — подтвердила Кира, не отрываясь глядя на состав, идущий на запад. — Надо же, даже не маскируют.

Так таких составов сейчас по три-четыре в день. Брезента не напасешься, наверное, — предположил Костя.

Кстати, — встрепенулась Кира, — а тебе сколько лет?

Двадцать один… Скоро будет. А что?

А почему не в армии? Ты же не служил явно.

Понимаешь, — смутился Костя, — отца нет, а мать болеет сильно. Мне пока отсрочку дали. Ну, как бы по уходу.

Как бы понятно! — голос Киры похолодел.

Что тебе понятно?

Все понятно. Ты — настоящий волшебник.

Не понял, — начал сердиться Костя.

Не понял он. У меня отец восемь лет назад ушел из дома. Взял автомат и ушел. Ему пятьдесят три было, и он все легкие на шахте оставил. А взял и ушел. Воевать. И я его с тех пор не видела. Потому что мы не в самом Донецке жили, а чуть… западнее. И там никому не надо рассказывать, что мужики и пацаны твои на войне. И им домой наведываться не стоит. Потому что всякое может быть. И не только он ушел. Другие…тоже.

И что я в связи с этим должен делать? — сердито спросил Костя. — Может, был бы Ваней — знал, конечно.

И тут же понял, что ляпнул зря и сгоряча.

Да уж, не Ваня ты! — Кира вдруг разом успокоилась, почти ласково улыбнулась, откинулась назад на спину, легла — вытянулась на траве. Поддернула топик повыше и подвернула шортики — вроде как позагорать собралась. Ладонью прикрыла глаза от солнца и, казалось, через минуту задремала.

Костя и злился, и любовался ей одновременно.

Его взгляд подолгу останавливался на спокойном расслабленном личике, скользил по изгибам фигуры, перебирал изящные пальчики с лакированными ноготками. Девушка была наполнена свежестью и — до краев — той самой истинной жизнью, которой в молодых женщинах куда больше, чем в любых брутальных, свирепых и буйных мужчинах. На левом бедре, с внешней стороны, у Киры обнаружилась татуировка, которую ранее скрывали шортики. Она и сейчас была большей частью скрыта, но все-таки виден был фрагмент. Косте показалось, что рисунок похож на приклад автомата. Он бы не удивился, если бы это было так.

Но постепенно злость и обида стали душить парня все сильнее. Он ни за что не признался бы себе, но в глубине души понимал, что Кире он не слишком интересен. И злился. Он чувствовал себя собакой, сидящей у ног хозяина, который занят своими делами и не обращает на нее никакого внимания. И обижался. Как же так? Он со всей душой. А она? Воображает много! Нужна больно!

Накрутив себя такими мыслями, Костя сердито поднялся, уцапал лежащую на траве полторашку уже горячего пива и отошел в сторонку, хоть и не слишком далеко. Присел у развесистой ивы. Бутылка сказала «чпок!», и пиво вместе с пеной шустро устремилось на свободу. Но не преуспело, поскольку Костя был начеку.

Упавший на томское шардоне, почти вскипевший пенный напиток вскоре оказал бомбический эффект. За какие-то двадцать минут Костя оказался совершенно пьян. Но держал себя в руках. Упорно не смотрел в сторону зазнавшейся негодяйки и все лил и лил в себя хмельное.

Загрохотал вдалеке очередной поезд. Костя покосился на девушку и увидел, что она, выходя из полудремы, подняла голову.

Земля дрожала.

Кира села, а Костя вдруг взял и спрятался за старую иву. Будь он трезв, он бы ни за что так не сделал. Но теперь ему показалось забавным взять и исчезнуть. А вот пусть поищет и попугается, попереживает! А то ишь, цаца.

Из-за ивы Костя тихонько передислоцировался, под прикрытием камышей, к другому выходу на берег, метрах в десяти от Киры. При этом он озорно хихикал. Но про себя, чтобы не быть обнаруженным.

Когда, шурша осокой, он пробрался к самому озеру, его ждал полноценный сюрприз. На воде, буквально рукой подать, колыхались несколько почти полностью раскрывшихся белых кувшинок, что было почти невероятно в июне в этих широтах. Костя даже хорошенько протер глаза — уж не пьяный бред ли? Кувшинки остались на месте.

Вся злость и обида тут же исчезли. Надо сорвать кувшинки для Киры. И это будет тот еще фокус. Все сразу наладится. И потом они наверняка увидятся еще. А потом…

Эй, волшебник, ты куда подевался? Поезд в Хогвартс скоро отходит! — голос Киры был спокоен и чуть насмешлив.

Костя моментально перепугался, что не успеет сорвать кувшинки и его обнаружат раньше времени. Он расстегнул ремень, принялся снимать узкие джинсы, прыгать на одной ноге, укрощая непослушную штанину, не желающую стягиваться. Наконец, пыхтя, как сердитый еж, он шагнул в прогретую солнцем воду. Шаг, другой по скользкому дну. Кувшинки совсем рядом. Он сделал еще шаг. Нога чуть ли не по колено ушла в ил. Парень потерял равновесие и с воплем плюхнулся в озеро. Начались постыдные барахтанья и попытки выбраться из иловой ловушки.

Эгей, — послышалось из-за камыша. — Ты там купаешься? Я тоже хочу! Вода теплая? Или ты рыбачишь?

Но Костя уже рассвирепевшим бизоном выбирался на берег. Грязь покрывала его до самого тумблера и рукояток настроек. С мокрой насквозь рубашки текли ручьи. Он умудрился перемазать в иле волосы и лицо. В душе же его сноровистые черти разжигали жаркий огонь под немалым закопченным котлом. Таким он и предстал перед Кирой, которая выследила его по звукам, пустой пивной бутылке и сиротливо притаившимся в осоке джинсам.

Вышедшая к нему девушка всплеснула руками.

Волшебник! Тебе еще рано осваивать телепортацию! Видишь, к чему это приводит! Стоило на полчаса оставить тебя одного…

Относительно серьезного тона Кира долго не выдержала и принялась заливисто хохотать.

Костя мрачно багровел и сжимал кулаки до тех пор, пока не осознал, что в правой руке что-то держит. Выяснилось, что одну, самую маленькую и жалкую кувшинку ему сорвать все-таки удалось. Правда, у нее был длинный стебель, который волочился за собирателем цветов по траве, как мокрый хвост. Но, как известно, стебель в кувшинке — далеко не самое главное.

Костя молча протянул цветок Кире. Та моментально перестала смеяться.

Это мне? — спросила она, принимая цветок, и тут же, сноровисто орудуя цепкими пальчиками, попыталась пристроить его в прическу. — Очень мило. Ты за ним туда полез?

Костя молча кивнул.

Нет, из тебя точно выйдет волшебник. Правда, тебя надо сначала отмыть. И… кажется, сударь, вы пьяны!

Ничё я не пьян.

Лжец, алкоголик и бабник!

Чего это я бабник?

Ну, я — баба. Ты здесь, со мной, а не на работе. Значит — бабник.

Да я для тебя что хочешь сделаю! — нагловато заявил все еще хмельной Костя.

Ой ли?

Сто пудов!

Тогда останови следующий поезд.

Как? — не понял Костя. — На рельсы, что ли, лечь?

Хочу тебя огорчить, но из-за лежащего тебя на рельсах поезд не остановится. Просто не успеет.

А вот возьму и остановлю, — упорствовал Костя.

Ладно, я пошутила. А за цветок — спасибо.

И тут произошла какая-то ерунда. Кира приблизилась к мокрому и жалкому Косте, положила руку ему на плечо, мимолетно чмокнула в перепачканную щеку, показала язык и тут же, не оглядываясь, быстро ушла к месту их импровизированного пикника.

Костя не сразу последовал за ней. Сначала, в первом приближении, приводил себя в порядок, потом втискивался в джинсы, которые не хотели налезать на мокрые ноги. Все это время с его лица не сходила идиотски-блаженная улыбка. С этой же улыбкой он вернулся к Кире.

Девушке, которая опять уютно устроилась на ветровке, улыбка не очень понравилась.

Но, но, — заявила она, — ты это прекращай. Если кто увидит, подумает, что у тебя тепловой удар. Ты как вообще себя чувствуешь?

Отлично. Никогда так хорошо себя не чувствовал.

Тогда пора творить еще одно чудо, потому что воды ты наколдовать не догадался, а пить хочется безумно. Или уйдем уже?

Нет, что ты! — испугался Костя. — Сейчас что-нибудь придумаем.

Давай. Если поезд останавливать не будешь, а его уже, кстати, слышно, то сгоняй до магазина, без чудес, ногами. Денег дать?

Поезд.

Действительно, слышался слабый шум приближающегося состава, и уже первый раз легонько вздохнула земля.

Косте, пребывающему в состоянии индивидуального бессознательного, вдруг захотелось дурачиться, скоморошить, орать и хохотать. Он повернулся лицом к далекой насыпи, встал в позу, отдаленно напоминающую боевую стойку шаолиньского монаха, и скроил зверскую рожу.

Узрите же истинное чудо! — завыл он. — Великий волшебник Коста да Нтин сейчас одной только силою могучей воли остановит этот жалкий поезд! Уберите от экранов женщин и детей!

Кира обреченно закрыла лицо руками. Ее плечи затряслись от смеха.

Шабу-бабу-лабуда! — Костя интенсивно взмахнул руками и принял еще более эффектную позу, вперившись взглядом в только что показавшуюся вдали голову состава.

Состав был какой-то неправильный. Он состоял из совершенно одинаковых стальных грузовых вагонов серебристого цвета. Тянули его сразу три электровоза. Причем тянули как-то тяжеловато. Во всяком случае, с меньшей скоростью, чем те поезда, которые проносились по насыпи ранее.

А Костей окончательно овладел глупый азарт. Ни разу никто и никогда в поселке не видел, чтобы на этом участке перегона поезда стояли. Тем сильнее ему хотелось, чтобы именно этот состав взял и остановился.

Костя выпучил глаза, напрягся так, что, казалось, шевелились уши, и кричал про себя: «Стоять! Стой! Остановись! Я приказываю». Он мысленно строил перед поездом непреодолимые преграды, возводил высокие горы и щедро расплескивал широкие реки.

Поезду было все равно. Как шел себе, так и шел.

Пожалуй, лучше все же учиться на дрессировщика, — заявила Кира, наблюдающая за пантомимой. — Медведи если со смеху не помрут, то сразу исполнят все трюки, лишь бы только ты прекратил эти кривляния. Папа рассказывал, что раньше у нас в храме был батюшка, который страдал эпилепсией. Как-то раз во время службы…

Закончить историю Кира не успела.

А-а-а! Получилось! Смотри! Смотри!

Девушка обернулась и увидела, что странный поезд замедляет ход, явно используя экстренное торможение.

Костя прыгал от радости, а у Киры в груди почему-то нехорошо похолодело. Она решительно встала и отвесила волшебнику легкий подзатыльник.

Прекрати быстро!

Эй, ты чего?

Ничего! Чему радуешься?

Так я поезд остановил!

И что? Ехал бы себе и ехал. Смотри, там что-то происходит.

Действительно, состав уже окончательно остановился. По насыпи вдоль вагонов забегали люди. Кажется, в камуфляжной форме, хотя из-за расстояния точно сказать было сложно. Некоторые фигурки активно размахивали руками, суетились. Другие казались собранными и деловитыми. Вот двое самых суетливых кинулись спускаться вниз по насыпи, но одновременно споткнулись и упали. Почти тут же послышались сухие негромкие хлопки, будто хворост ломали. Многие фигурки бросились к вагонам, а несколько подошли ближе к краю насыпи. Еще раз пощелкало-похлопало.

Костю кто-то дернул за штанину. Он опустил глаза и увидел, что Кира лежит лицом вниз на траве, пригнув голову.

Ложись, дурак!

Зачем?

Стреляют же! Помереть захотел?

Где стреляют? — не понял Костя.

Кира еще что-то говорила, но он уже не слушал, потому что во все глаза снова смотрел на поезд. Смотрел на то, как, словно створки диковинных раковин, раскрываются крыши трех серебристых вагонов. На то, как в образовавшихся проемах вырастают, неуклонно поднимаясь, словно алчные острые когти, готовые разорвать небо, зеленые массивные трубы.

За ногу ущипнули больно. Но Костя все стоял, даже тогда, когда одна из зеленых труб с яркой вспышкой выплюнула вверх длинную серую сигару. Негромко хлопнуло. Сорвались с придорожных деревьев птицы и рванули в сторону озера. Улететь успели не все. Совсем уж ослепительно сверкнуло, бабахнуло с ревом. Словно адское пламя облизало по бокам состав, и сигара стремительно рванула ввысь. А из выси падали на землю горящими искорками еще трепещущие птицы. Ласковая волна очень теплого, но не обжигающего воздуха со всей мочи приложила Костю в грудь, и он наконец непроизвольно сел.

И тут же получил по лицу.

Это была не пощечина. Кира приложила его вполне умеючи, так, что лязгнули зубы и мир перед глазами поплыл. Костя ошалело мотнул головой, а Кира схватила его за рубаху на груди и трясла — только пуговицы разлетались. Белая кувшинка в ее волосах сейчас смотрелась совершенно нелепо.

Ты что сделал?! Что наделал?! Волшебник хренов! Назад. Верни все назад сейчас же! Пусть уезжает! Пусть чертов поезд уезжает!

В этот момент полыхнуло и громыхнуло второй раз. Еще одна сигара — родная сестра первой — наставила острый нос в сторону плотных белых облаков и унеслась. Над головами с криками пролетели остатки ошалевшей стаи птиц. Слышно было только их да еще удаляющийся рев ракетных двигателей. На озере стояла тишина. Застывший в ужасе пейзаж снова приласкала пусковая воздушная волна.

Кира перестала трясти парня. Она уткнулась ему в грудь, в остатки разорванной рубашки, и шептала, так что еле можно было разобрать:

Что же ты наделал, Ваня? Как же мне тебя теперь найти? Теперь не найти. Теперь никому никого уже не найти. Никому и никогда. Костя, почему?

Костя хотел возразить, что он — не Ваня, но третья и последняя серая тень скользнула по синему небосводу вслед за предшественницами. И чем дальше она отдалялась, тем сильнее наваливалась на остающийся внизу мир кладбищенская тишь.

Костя провожал серую тень взглядом и бормотал пересохшими губами:

Я волшебник. Я волшебник. Я настоящий волшебник…

Ярко-оранжевые полуденные звезды призрачно истаяли в небе.

100-летие «Сибирских огней»