Вы здесь

За долгими дверьми

Василий КОСТРОМИН
Василий КОСТРОМИН



ЗА ДОЛГИМИ ДВЕРЬМИ
* * *
Касается струны святой
звук золотой
другая светится вода
сквозь невода


* * *
У обрывов — пепельные люди
шевелят речными плавниками
тянут воздух.
думают глотками…
тишина раскалывает камни


* * *
Как меч выходящий из ножен
на горе недремлющим шлемам
я думаю смех невозможен,
как облако в небе зелёном.

Откликнулись звёзды на мёд мой
и твердью становится небо
дыхания прах переметный
рвёт ноздри до крови, до хлеба.

Гортанное пение странно
над хаосом — вечные горы
за чёрной травой океана —
речных тополей коридоры.

Здесь солнце моё постарело
и морды коней нелюдимы.
И талые воды как стрелы
завинчены в длинные льдины

* * *
Страха не пряча
роняю ключи,
мельницы плачут
в домашнеё ночи.

Рушится шелк
в грозовых небесах,
скалится волк
в уходящих часах.

Черные искры
еловой хвои,
держат на выстрел
меня от любви.


* * *
А где земля? А где вода?
Сквозь зимние леса
уже никто и никогда
не выклюет глаза…

Запомнил небо ледяным
и растворился вдруг,
лицом уткнувшись в горький дым:
а где огонь, мой друг?

Вороний коготь — мах на мах —
снегами оберни.
А небо сгинуло в домах
За долгими дверьми.

* * *
Не будет обнимать
пылающая ива
стеклянное вино
на скатерти лесной,
пока внизу гонцы
идут неторопливо,
и колокол лежит
на отмели речной.


* * *
мне кажется — я играю
мне кажется — я пою
а это: пройти по краю
я попросту пробую

там слово — не для запаса
и взгляда не затаят…
там — вздрагивая от баса
зеленые дни стоят


* * *
этот свет ушедший в мысли
разделив по равной доле
я несу на коромысле
камни белые от боли

а вокруг меня на страже
неподвижная пустыня
и небес косую сажень
держит млечная гусыня

отступая вместе с тенью
обращаюсь прямо к богу:
я — посеявший смятенье —
дай мне бедность и дорогу


* * *
Взмах облаков — гневом распахнуты крылья
вихрем случайным выбитый ливень акаций
дымкой туманной становятся яркие звёзды,
чашу весов заставляя дрожать и склоняться
знаю: грядёт неподвижного мира вершина,
солнечный круг превратится в слепой треугольник
и распрямится нелепого века пружина
взлетом невольным.
* * *
стоит только заглянуть
самому себе в глаза
чтоб увидеть млечный путь
и свернуться как гюрза

горизонт в груди как меч
речь дороге прорубал
стоит только пренебречь
этим всем — и ты пропал


* * *
Высокие деревья —
На радость дураку
Ударит осень дверью
По млечному курку.

Земля и небо рядом.
И этим далям в лад
Я забывал ограды,
Которым был не рад.

Огонь бывает резок.
И на стекло дыша,
Грохочет, как железо,
Над пропастью душа.


* * *
В зеленоватой глубине руки
рассеянная ящерица дышит,
но этот мир движения не слышит,
и известью становятся стихи.

Я не владею мёртвым языком,
сознанием живым не обладаю,
я по таблицам глиняным шагаю
и разгибаю пальцы над замком.

Безумная действительность моя,
до горизонта — световые годы,
гигантские ночные огороды,
пустынные, как комнаты, моря

* * *
Сам собой забыт — заброшенный
Постоишь перед стеной…
Катит радугу-горошину
Человечек травяной.

Превращается в полосочку
Рыхлый холод кирпича,
Проглотив наш мир, как косточку
Отзвеневшего ключа.

Как китайские болванчики,
Кланяюсь карандашу,
На стакан сквозь одуванчики
Тушью каменной дышу.


* * *
Надвигаются пыльные бури,
Под ногами колышется мгла.
Не грешно — опьяневшим от дури —
Сгинуть в солнечной топке котла…

Не на счастье прибита подкова.
Так хотелось хоть слово сберечь,
но от горечи слова такого
становилась тяжелою речь.

Небесам нависать над лесами.
задевая вершины огнем…
И от близости неба мы сами
в этот каменный уголь уйдем.


* * *
Стремительно легли морщины
И не составило труда
Забыть как лепятся машины
И золотые города

Напротив музыкальной школы
Стоит небеленый музей
В нем сохраняется лишь холод
Из этой нашей жизни всей

Меж облаков идут овраги
И солнца славится печать
Душа стремится на бумаге
Зарю возвышенно встречать

Под снегом — райские полотна
А на стене — театр теней
Случайные щербины — окна
Вдогонку сумасшедших дней


* * *
Я слышал поворот весла
в уключине пустынь,
как будто жизнь стакан несла
по комнатам пустым.

И падал свет граненый на
глубокий потолок
и якорную из окна
цепь с грохотом волок.

И были горечью полны
вернувшиеся в дом
с обратной стороны Луны
за северным столом


* * *
с нами бог и по вторникам лунным
я наследник таких состояний
где сдвигаются звоном латунным
жернова световых расстояний

и душа в их движениях плавных
занимает пустынные ниши
и белеют в бревенчатых плавнях
родовые летучие мыши

то ли мертвые то ли живые
то ли гусли а то ли колосья
наши мысли сторожевые
рядом с медленно трущейся осью


* * *
Владыка вчерашний
роняю в камыш —
трехглавою башней
летучую мышь

и блещет бородкой
весла поясок
и красная лодка
целует песок
100-летие «Сибирских огней»