Вы здесь

Заповедная бабушка

Файл: Иконка пакета 7_pate.zip (38.32 КБ)

В жизни каждого человека есть коллеги, которые не оставляют следа в душе после расставания, а есть такие, которые, даже находясь за тысячи километров, продолжают оставаться ориентирами, путеводными звездами, дарящими чистый немеркнущий свет.

Такой свет излучают для меня глаза Тамары Алексеевны Макашовой. Несмотря на то что в этом году она отметила 85-летие, у нее невинно-голубые, молодые глаза девчонки.

Тамара Алексеевна известна как один из опытнейших сотрудников заповедной системы России со стажем работы более сорока лет… Первая женщина — главный лесничий в СССР, одна из первых женщин — заместителей директора по охране территории в ООПТ (особо охраняемые природные территории. — Ред.). Своим примером она показала, что и представительница «слабого» пола может не хуже мужчин приносить пользу природе, с ружьем обходить границы заповедной территории, защищать ее от браконьеров, лесных пожаров, любить живое в каждой из его форм, будь то растение, насекомое, зверь или птица.

Для многих Тамара Алексеевна является человеком-легендой. Для меня она — любимая, заповедная бабушка, к которой можно всегда прийти за советом, выпить вкусного чая с травами, поговорить о вещах, интересных только мне и ей. Например, о том, как рано в этом году начался осенний пролет птиц, как порадовала высокой урожайностью рябина, а кедровый орех снова не уродился. Она с удовольствием послушает историю о том, как по предосеннему лесу вслед за мной шел в вечерних сумерках молодой любопытный лось, а потом расскажет о своих встречах с этим животным. Беседа побежит легко и плавно, как речка, в ней утонут тревоги уходящего дня, останется лишь бодрящая свежесть и глубина духовного родства с моей заповедной бабушкой, не растратившей за годы хитрых искорок в ярких, живых глазах, удивляющих до сих пор молодостью и озорством. К таким людям, как Тамара Алексеевна, применимо высказывание английского зоолога и антрополога Джона Леббока: «Мы не в силах удержать молодость, однако те, кто любит природу, всегда остаются молодыми».

Домик у озера

С Тамарой Алексеевной жизнь свела меня в 2015 году, когда, приехав на работу в Саяно-Шушенский заповедник, я спрашивала у коллег, не сдается ли где-нибудь квартира. «Поживешь пока у меня! — решительно сказала Макашова, узнав, что молодому специалисту негде жить. — И мне веселее будет!» Меня потрясло и тронуло это предложение. На тот момент она меня не знала, но готова была впустить в свой дом и в свою жизнь. Вскоре я поняла, что ее двери всегда открыты — в прямом и переносном смысле. В обеденный перерыв сотрудники заповедника бегали к ней в огород, чтоб сорвать огурец или помидор к общему столу, а плохие люди обходили ее двор стороной. Хотя вору не пришлось бы лезть через забор или ломать замок, ни разу никто ее не ограбил, не снял урожай с грядок. Некоторые знакомые считали Тамару Алексеевну за такую открытость в наше непростое время «не от мира сего». Может, дело в том, что большая часть жизни Тамары Алексеевны прошла в эпоху Советского Союза, когда жить было безопаснее и люди друг другу верили. Кроме того, поскольку очень много времени хозяйка проводила на территории заповедника, вдали от дома, она научилась дружить с соседями, которые не оставляли без внимания ее имущество. «А вдруг трубу прорвало, пока я на территории? Что же, ломать все? Нет уж, лучше пусть будет открыто!» — улыбалась в ответ на мой вопрос Макашова. Соседи, действительно, хорошо присматривали за ее домом. Как только я впервые появилась на его пороге, мне учинили допрос с пристрастием. И каждый раз, выходя во двор, я чувствовала внимательные взгляды из соседских окон.

Так я очутилась в удивительном мире заповедного человека, где царила аура любви. Три комнаты в добротном кирпичном доме в трех шагах от конторы заповедника и озера с непоэтичным названием Первый Карьер делили с хозяйкой ее питомцы.

Домашние питомцы

У Тамары Алексеевны дома был настоящий маленький зверинец из четырех кошек и таксы по кличке Кэрри. Имен всех кошек я не помню, но среди них выделялся огромный породистый персидский кот Кэтти с длинным серебристо-серым ворсом. Еще в первый день я обратила внимание на то, как важно он себя ведет, подходит к миске с кормом первым, от остальных отмахивается лапой, чтобы не беспокоили, — этакий кошачий директор.

Позднее выяснилось, что Кэтти было с кого брать пример — долгое время он был любимцем семьи директора Саяно-Шушенского заповедника. Когда директор получил новое назначение, он поспешил избавиться от пушистика, ссылаясь на то, что из-за командировок у него нет времени о нем заботиться. Кому отдать ставшую ненужной животинку, он знал сразу. В один прекрасный день, когда Тамара Алексеевна только вернулась домой с работы, в ворота постучали. На пороге стоял директор с большим серым котом в одной руке и двумя мешками кошачьего корма — в другой. Руководитель заповедника не привык просить, а хозяйка — не привыкла отказывать начальству, поэтому взяла нового «нахлебника». «Закончится корм, куплю еще!» — пообещал Геннадий Викторович, однако больше не интересовался судьбой кота и корма не привозил. Другие мурки, подобранные на улице заморыши, которых Макашова выходила и вылечила, довольствовались остатками со стола хозяйки: с аппетитом кушали на завтрак манную кашку, но особенно любили остатки мяса и рыбы.

Со своей скромной зарплаты Тамара Алексеевна покупала котам и собаке куриные лапы и головы, а иногда баловала субпродуктами, но содержание директорского кота оказалось для нее накладным. Кроме дорогого корма, Кэтти ничего не кушал. Он отказывался даже от мяса и смотрел на новую хозяйку так жалобно, что ей приходилось раскошеливаться на кошачий корм, отказывая себе в чем-то другом. Пока я жила в этом доме, считала своим долгом брать на себя расходы на питание животных. Когда директор отправил неутомимую заповедную бабушку на заслуженный отдых, содержать прожорливого кота ей стало невмоготу.

Однажды Тамара Алексеевна поехала на кордон «Голая», который среди всей необъятной территории заповедника особенно любила, и как бы случайно оставила директорского кота там. Поначалу животное тяжело переживало акклиматизацию, но вскоре освоилось до такой степени, что его стали бояться местные собачонки. Поняв, что на кордоне кошачьего корма нет и не предвидится, а до ближайшего магазина двести километров, Кэтти перешел на «вольные хлеба» и превратился в грозу мелких млекопитающих. Вид охотник приобрел свирепый, глаза загорелись недобрыми огоньками. «А что же директор — не рассердился?» — спросила я потом у Макашовой. «Это я на него сердита! — с иронией ответила Тамара Алексеевна. — Если бы его беспокоила судьба Кэтти, хоть раз бы спросил про него или принес корма!» Впрочем, колоритный зверь не задержался на кордоне надолго — его выпросил себе кто-то из посетителей.

Время, проведенное в доме Тамары Алексеевны, казалось мне раем. Утром с первыми лучами солнца в мое окно заглядывали цветы. Помимо выращивания культурных растений, хозяйка воссоздала альпийскую горку с красивейшими дикоросами, чтобы не только в сердце, но и под окном цвел уголок любимой тайги. В нескольких шагах от дома — лес, озеро, шепот березовых листьев и птичьи трели с утра до ночи.

Пока хозяйка в отъезде

Когда Тамара Алексеевна отправилась в Красноярск на обследование, мне работы прибавилось. Я вставала вместе с солнцем, быстро умывалась, набрасывала ветровку и бежала в бор выгуливать Кэрри. Собака ждала под дверью спальни, поскуливая от нетерпения. Отношения с ней сложились не сразу. Первый раз, когда я спокойно легла спать, минут через сорок в кромешной темноте что-то тяжелое навалилось на мою грудь, на мгновение лишив способности дышать. Привыкшая спать с хозяйкой и тосковавшая по ней Кэрри была весьма упитанной для таксы. Ночь выдалась бессонной. Приходилось убирать собаку с груди, чтобы она не цапнула меня спросонья. Потом я стала запирать на ночь дверь в спальню. Собака ложилась под дверь и скулила, а потом, поняв, что ее не пустят, уходила в свою кроватку. Под утро псинка возвращалась и начинала поскуливать, а когда я распахивала дверь, сигала на согретую человеческим теплом кровать и, прежде чем отправиться на прогулку, нежилась на ней, пока я умывалась и одевалась.

Трудней всего было надеть на Кэрри поводок. Она вертелась волчком под ногами, скакала, лезла в лицо мокрым языком. Кое-как застегнув на ошейнике карабин, я бежала с ней на прогулку, и мы обе были счастливы: бодрящая августовская прохлада, густые травы в росе, ароматный воздух, настоянный на туманах и грибной прели... Озеро встречало молочной дымкой. В молоке были слышны шорохи зверей и голоса птиц, на которые реагировала собака. Поэтому уговорить ее вернуться в дом через двадцать-тридцать минут было непросто. Кэрри смотрела на меня темно-карими бусинками глаз, словно говоря: ты иди себе на работу, а я еще побегаю. Однако я упорно тащила ее на поводке в дом.

Пока хозяйка была в отъезде, я старалась ее заменить, как умела: поливала грядки, кормила животных, солила собранные в ее отсутствие в теплице огурцы и ставила банки в погреб. Это были приятные хлопоты, дававшие нагрузку мышцам и разгрузку мыслям.

Вечерами я сидела с ноутбуком в беседке или на застекленной веранде, где не так докучали назойливые комары, и писала — легко, запоем, на одном дыхании, чувствуя, как на меня нисходит тихая благость летнего вечера, прощальная нежность солнца, и видя, как сиреневые капли зари повисли на лепестках цветов, заглядывающих в окна. Потом ложилась и засыпала глубоким здоровым сном уставшего физически, но довольного своим трудом человека. Так я спала только у Тамары Алексеевны и на природе — в палатках и зимовьях, после длительных дневных переходов. В обычной жизни приходилось глотать таблетки от бессонницы и все равно полночи ворочаться с боку на бок.

В отсутствие Тамары Алексеевны ее усадьба не пустовала. Сотрудники заповедника в обеденный перерыв с ее разрешения приходили в теплицу за овощами. Вечером пришла соседка набрать смородины. «Тамара сказала, что с этого куста можно!» — уверенно сказала она и взялась за дело. Уже в сумерках в хозпостройке появился какой-то мужчина. Он что-то достал из погреба, потом сидел во времянке в темноте. Я закрыла на ночь двери на ключ и оставила ключ в замке. Когда стемнело, кто-то дернул ручку двери, но не смог войти, потоптался и ушел. Я лежала не шевелясь. Когда шаги стали удаляться, выдохнула с облегчением и закрыла глаза. В обед мужчина снова объявился на огороде и сказал обиженно: «Что ж ты закрылась на ночь?» Я посмотрела на него и подумала: «Слава богу, что закрылась!» Как выяснилось, это был Володя — друг и компаньон Тамары Алексеевны, помогавший ей по хозяйству. Просто его не предупредили обо мне, а меня — о нем.

Еще через день старший госинспектор заповедника Андрей Созыкин привез яблоки из своего сада. Когда я пришла с работы, он уже загнал свою машину внутрь двора и разгружал их в хозпостройке. Сладкий яблочный дух соблазнительно расползался по помещению. Вскоре румяными нежными плодами наполнились все ведра, тазы и кадушки, какие только были в доме. Потом инспектор, пояснив, что Тамара Алексеевна всегда соглашалась продавать его урожай, а остаток от продаж полагается ей за хлопоты, спокойно уехал. Когда я попыталась объяснить ему, что хозяйка поехала в краевую больницу и какое-то время ее не будет, он просто пожал плечами: «Ну так ты ж за нее!» Весть о яблоках быстро разлетелась по округе. Все знали, что Андрей Созыкин выращивает самые лучшие фрукты в своем саду и продает их не дороже невкусных магазинных, напичканных химикатами. Поэтому мои коллеги — те, кто не успел еще уйти с работы, — а также соседи, видевшие машину, быстро выстроились у ворот со своей тарой и зажатыми в руках купюрами. Все они знали цену каждому сорту, давали мне денежку и скорее пересыпали себе желанные яблоки, пока не осталось последнее маленькое ведро. Его я не отдала: «Это для Тамары Алексеевны! Оставьте хозяйке!» — возмутилась я. Со вздохом сожаления народ начал расходиться. Кому-то не досталось ничего, а кто-то успел взять и по два ведерка. Среди самых шустрых на удивление оказалась ведущий научный сотрудник заповедника и главный флорист Александра Евгеньевна Сонникова, пожилая женщина с больными ногами. Купить она успела, но как теперь донести? Я взялась довезти коллегу на своей машине: загрузила в багажник ведра, и мы поехали. Уже вернувшись, я обнаружила, что и последнего ведра с яблоками нет, а на его месте лежит денежка и записка. Видимо, кто-то из соседей или знакомых, не знавших, что оно предназначается хозяйке, пока никого нет, проявил инициативу. Три яблока закатились ко мне в багажник из ведер Александры Евгеньевны. «Это тебе за проезд!» — пошутила Сонникова, поскольку деньги за доставку я брать с нее отказалась. Мы их съели потом с Тамарой Алексеевной — за хлопоты.

Через месяц-полтора другой научный сотрудник, Елена Шикалова, подыскала мне недорогую съемную квартиру, которую согласились сдать ее дальние родственники. Я начала делать в ней ремонт и съехала от Тамары Алексеевны к концу октября.

Любви связующая нить

Время, проведенное с заповедной бабушкой в домике у озера, осталось одним из самых счастливых периодов моей жизни. С особой нежностью я вспоминаю тихие вечера в увитой диким виноградом беседке, где, завернувшись в мягкий домашний плед, за бокалом ягодного вина хозяйка делилась со мной эпизодами из своей жизни. Они были интересными, забавными, страшными, но никогда не грустными и почти всегда с неожиданным светлым концом. Она не рассказывала о том, что ее мучило, огорчало, заставляло страдать, потому что обладала восхитительным даром оставлять плохое в прошлом, брать с собой только доброе, хорошее, помогающее жить. Думаю, в этом секрет ее жизнелюбия, молодости души и озорных огоньков в глазах, не погасших и в день 85-летия.

В 1972 году один из самых популярных в Советском Союзе журналов — «Работница» — опубликовал фото Тамары Алексеевны на своей обложке. Было трудно поверить, что хрупкая невысокая девушка с приятным, нежным лицом и золотыми кудряшками выполняет работу, которая по плечу не каждому мужчине. С 1967 года она занимала должность главного лесничего в Алтайском государственном заповеднике, став первой женщиной-лесничим в СССР, а возможно, и в мире. Само слово «лесничий», имеющее исключительно мужской род, казалось бы, не приспособлено для того, чтобы упоминаться рядом с женскими именами, в отличие от существительных общего рода, таких как доктор или инженер. Чтобы проходить пешком огромные расстояния, пересекать вброд горные реки, разойтись на тропе с медведем или наказать вооруженного браконьера, лесничий должен обладать типично «маскулинными» качествами. И это в дополнение к основным обязанностям: тушить лесные пожары, контролировать рубки, защищать леса от вредителей и болезней. Сложно представить на этой должности веселую, артистичную девушку, любящую петь и готовить. Однако именно такой была молодая красноярка Тамара Плищенко, выпускница Сибирского технологического института, отправившаяся вместе с мужем работать по распределению на Телецком озере техником-лесоводом. Алтай был не просто первым местом ее работы, но и первой любовью, оставшейся на всю жизнь. До сих пор каждое лето она отправляется в те края, чтобы увидеть Телецкое озеро, встретить старых друзей, прогуляться по милым сердцу местам, и ни расстояние, ни возраст тому не помеха.

Истоки

Обычно люди из сельской местности выбирают для себя профессии, связанные с лесом, поскольку неподалеку от их селения были река и лес, где они проводили много времени. С Тамарой Алексеевной — другой случай. Она родилась 29 января 1942 года в городе Красноярске, в одном из главных уже в то время городов Сибири. Ее детство прошло в многоквартирном доме. Ни леса, ни речки рядом не было. Зато были Березовая роща, заповедник «Столбы», лесопарк у современного Академгородка. Прогулки среди деревьев с друзьями и одноклассниками вызывали у девочки искреннюю радость и любопытство. «Я просто любила бывать там, — вспоминает Тамара Алексеевна. — Меня с самого раннего детства тянуло к лесу. После общения с природой светлое чувство оставалось в душе!» Пока ее подружки мечтали стать балеринами, актрисами или передовиками производства, маленькая Тома мечтала работать в лесу. Уже ребенком она знала все о первых цветах весны, первых птицах, прилетающих с зимовки. Любовь к лесу не ограничивалась желанием прогуляться по нему, набрать корзину ягод или грибов. Ей хотелось созидательного труда — спасать деревья от разрушительной силы огня, заниматься лесопосадками, беречь «зеленое золото» от вредителей. Но судьба не сразу привела ее к призванию.

Начало пути

Проработав четыре года на заводе, девушка готовилась подать документы на химический факультет, однако случайно узнала о том, что в Сибирском технологическом институте есть лесохозяйственный факультет. Оставив подруг, она сделала выбор в пользу того, к чему лежала душа, став дипломированным инженером лесного хозяйства.

Во время учебы в институте у Тамары Алексеевны появилась семья. Муж сам был студентом, старше ее всего на два курса. Вскоре после свадьбы у них появились дети, поэтому на третьем курсе Плищенко перевелась на заочную форму обучения и оканчивала институт, уже работая на Алтае, последовав за мужем по распределению.

Незадолго до того, как Тамара Алексеевна приехала на Алтай, Алтайский заповедник во второй раз был расформирован, подпав под большое сокращение заповедников СССР. К счастью, в 1967 году он был вновь открыт, а Плищенко, успевшая положительно себя зарекомендовать в должности лесовода в Прителецкой тайге, была назначена на должность главного лесничего заповедника, второго человека после директора.

Тогда женщины активно осваивали профессии, считавшиеся ранее исключительно мужскими. Незадолго до этого события Валентина Терешкова совершила свой первый полет на корабле «Восток-6», став первой в мире женщиной-космонавтом. Нужны были женские подвиги и на земле. Средства массовой информации охотно печатали интервью с женщинами — трактористами, механизаторами, хирургами. Но мне думается, что на должность главного лесничего Тамару Алексеевну назначили, не отдавая дань моде, а за реальные заслуги и достоинства, из которых главными были любовь к природе и глубокое знание ее.

За без малого десять лет работы в Алтайском заповеднике ей пришлось пережить много сложных и прекрасных моментов. Среди них — спасение марала, оказавшегося на льду Телецкого озера. «У берега, там, где торосы, — рассказывала Тамара Алексеевна, — марал шел хорошо. А как вышел на гладкий лед — стал падать. Ноги разъезжаются, не держат. Встанет бедолага — и тут же мордой об лед. Весь в кровь разбился, вороны уже слетелись... Добрались мы кое-как до марала, на веревке волоком вытащили его. Сколько лет прошло, а глаза его благодарные помню...»

Из Алтая — в Красноярский край

В 1976 году был образован Саяно-Шушенский заповедник. Для новой ООПТ требовались хорошие, опытные специалисты, и Тамару Алексеевну пригласили туда на ту же должность — главным лесничим. Ей не хотелось покидать полюбившееся Телецкое озеро, но пересилили природное любопытство и тяга к приключениям. Здесь, после трагической гибели первого мужа, она нашла свою большую любовь, снова выйдя замуж. Второй муж Тамары Алексеевны тоже трагически погиб — поздней осенью утонул в Саяно-Шушенском водохранилище, оступившись на скользкой палубе катера после дождя. Третий раз замуж она не вышла и осталась «замужем за работой». В одиночестве, с двумя маленькими дочерьми, она не расклеилась, не сдалась.

Чтобы ей помочь, в Шушенское, где по сей день располагается администрация заповедника, переехала пожилая мама. Бабушка занималась внучками, пока Тамара Алексеевна исполняла свой долг в тайге.

Человеку постороннему, не знающему ее непростой биографии, Макашова может показаться дамой поверхностной. Однако мне в умении Тамары Алексеевны не заострять внимание на плохом и печальном, помнить только хорошее и жить не вчерашним, а завтрашним днем видится ее особая духовная сила. Слабый человек будет жаловаться на свое горе, искать сочувствия, проклинать несправедливую судьбу, а сильный пойдет по жизни дальше с гордой улыбкой, не сломившись, не потеряв себя. Любимое дело в такой трагический момент — лучшая поддержка и опора.

Любимое дело

Главный лесничий взялась за дело с энтузиазмом — было нужно обозначить границы заповедника, построить переходные избы, организовать работу по охране территории. В ее ведении находилась площадь в 400 тыс. га со сложным гористым рельефом, на которой порой полыхают пожары и орудуют браконьеры. Требовалось знать каждый залив, каждый ручей, быть готовой оказаться в любое время в любой точке, иногда преодолев на лодке забравший не одну жизнь Большой порог Енисея. На такие подвиги не каждый мужчина способен, а перегрузки порой случались не меньше космических. Однако не менее трудным в этой работе, чем длинные пешие и конные обходы сложнопересеченной местности, было руководство людьми. Главному лесничему отчитывались о своей деятельности наблюдатели, лесники, государственные инспекторы. Миниатюрная, как Дюймовочка, миловидная молодая женщина с нежным голосом первое время внушала скепсис прожженным жизнью инспекторам, поначалу не воспринимавшим ее серьезно.

Даже самые грубые и суровые таежники со временем стали с уважением относиться к главному лесничему. Более того, они увидели ее преимущества перед мужчинами на руководящих постах. Тамара Алексеевна не только справлялась со своими обязанностями, но и окружала жизнь подчиненных уютом. Она бралась готовить на привале обед на всех, организовывала подобие культурных мероприятий, разыгрывая перед уставшими рабочими забавные сцены, нарядившись то кикиморой, то русалкой и развлекая их песнями. Голос у нее был прекрасный. Она и сейчас поет в самодеятельном хоре.

Дом Макашовой всегда был открыт для сотрудников заповедника, которым было негде остановиться между сменами. Здесь уставшие с дороги люди могли отдохнуть, переночевать и пообедать. Так, у нее долгое время жил молодой научный сотрудник Тимур Джихатович Мухамедиев, териолог, специализирующийся на изучении мелких млекопитающих.

Отзывы хорошие

Спустя много лет автор диссертации по экологии пищухи алтайской Западного Саяна кандидат биологических наук Т. Д. Мухамедиев с благодарностью и ностальгией вспоминает гостеприимство главного лесничего, называя ее своей «второй мамой»: «Несмотря на полную сложностей жизнь, Тамара Алексеевна — очень жизнерадостный и добрый человек. Даже когда она ругается, кажется, будто она гладит тебя по голове. Хотя за ее плечами немало лет, в душе она остается девочкой, страстно любящей жизнь и тайгу».

Большинство коллег в заповеднике относилось к Тамаре Алексеевне с большим уважением и теплотой. Ее любили. В каждой компании считали своим человеком. Ведь всем доставалось от нее доброе слово, веселый взгляд, место у костра или за столом. Ведущий научный сотрудник Александра Евгеньевна Сонникова, главный флорист заповедника, закаленная невзгодами и скупая на похвалу, так отзывается о ней: «Тамара — человек, который обладает многими дарованиями. Одно из них — артистичность. Даже в тяжелых полевых условиях она находит силы развлекать гостей и особенно детей, придумывая и разыгрывая с ними театральные сценки. Кроме того, это надежный друг, с которым не страшно идти в тайгу».

Уже в преклонных годах Тамара Алексеевна сопровождала на территории заповедника приезжих туристов, фотографов, журналистов. Среди них в 2015 году был фотограф Антон Гутманн — профессиональный путешественник, прошедший Камчатку и Русский Север. Впервые увидев своего проводника — пожилую женщину «метр с кепкой», он обиделся на руководство: «Видимо, меня не воспринимают серьезно, раз вместо госинспектора дали в проводники какую-то бабку!» Однако «бабка» прекрасно ориентировалась в тайге и всю дорогу, подгоняя спутника, бодро шла впереди. А под конец пути, когда путешественник едва передвигал ноги, она, чтобы в темноте не столкнуться с хозяином тайги, нарочито громко распевала народные песни. Она окружила его заботой, даже после длительных переходов находя в себе силы приготовить совместный ужин. К кулинарии Тамара Алексеевна относилась творчески — умела приготовить небанальное и питательное блюдо из ничего, сочетая совершенно несочетаемые друг с другом ингредиенты со словами: «Все полезно, что в рот полезло!»

Когда она одна воспитывала детей, то научилась комбинировать еду при недостатке денег и продуктов. В походах по тайге, когда просыпается зверский аппетит, а запас продовольствия ограничен, ее творческий подход только приветствовался. В заповеднике и сейчас, когда Тамара Алексеевна давно ушла на заслуженный отдых, помнят рецепт «каши по-макашовски», в которую кладется все, что не было съедено вчера.

Во время похода Гутманн был удивлен не только необычностью блюд. Не было лучшего собеседника у ночного костра, чем Тамара Алексеевна. А как она знала природу, знакомила его с каждым деревом, цветком, птицей и зверем, общалась с ними с любовью и нежностью! Более опытного и душевного проводника по территории заповедника было сложно найти. Она шла по тропинкам, как и по жизни, не предаваясь унынию, с песней, весело щебеча со спутниками.

Отзывы не очень...

Лишь один из многочисленного коллектива сотрудников заповедника отзывался о Макашовой с прохладцей, считая ее неглубокой женщиной с непостоянным характером. По иронии судьбы, им был другой человек-легенда, крестный отец Саяно-Шушенского заповедника, охотовед, писатель, блестящий натуралист Сергей Николаевич Линейцев, возглавлявший на тот момент научный отдел.

Когда я попала в заповедник, он был уже в летах. Но и в возрасте за восемьдесят умело управлялся с работой отдела, давая фору молодым сотрудникам. Его рассудок с годами ничуть не помутился, и голова оставалась ясной. Сергей Николаевич не был ученым-творцом. У него был дар ученого-систематизатора, умевшего синтезировать разрозненные источники в единое целое, организовать слаженное взаимодействие внутри отдела, обеспечить каждого сотрудника инструментами для работы, учесть абсолютно все и отстоять у руководства средства, необходимые для проведения работ. Под его мудрой редакцией ежегодно издавались аннотированные списки зверей и птиц, конспекты флоры заповедника.

Я благодарна судьбе за возможность поработать с ним «за одним столом». При этом он был литератором, книгами которого я зачитывалась с детства. Моими любимыми были «Зимовье на Аяне», «Странники севера», «Очерки сибирской охоты»… В них чувствовалось глубокое знание природы, ее понимание и радость от общения с ней. Казалось бы, эти чувства должны объединять пусть разных по духу, но бесконечно преданных своему делу людей. Я по-своему переживала из-за того, что два моих наставника, близкие и любимые, не разделяют моей восторженности по отношению друг к другу.

Друг познается...

Когда я перешла из заповедника в национальный парк, в их отношениях произошло потепление. Сергей Николаевич тяжело заболел, а Тамара Алексеевна, несмотря на то что они не были друзьями, постоянно проявляла к нему человеческое участие, приносила целебные травы со своего огорода, свежие овощи к столу. За чашечкой травяного чая они вспоминали встречи с редкими животными, смеялись над приключениями незадачливых знакомых и понимали все больше, что в жизни им нечего делить.

Будь Сергей Николаевич жив, он наверняка сидел бы на почетном месте за праздничным столом по случаю 85-летия Макашовой, поздравить которую пришли несколько поколений близких и знакомых — дети и внуки, пожилые и молодые коллеги, люди среднего возраста. Юбилейный банкет проводился не дома, а в кафе, и все равно пришедшим на празднование не хватало места. Среди гостей присутствовали и ботаник А. Е. Сонникова, и зоолог Т. Д. Мухамедиев, успевший уже стать дедом троих внуков. Собрались коллеги и соратники, чтобы подарить праздник человеку, который много лет беззаветно, по велению души превращал в праздник их рабочие будни, и мне было приятно быть частью этого действа...

Вместо постскриптума

За вклад в дело охраны природы Т. А. Макашова получила немало заслуженных наград. В их числе благодарственные письма администрации Красноярского края, знак «За заслуги в заповедном деле» и почетная грамота «За многолетнюю добросовестную работу» от Министерства природных ресурсов и экологии Российской Федерации. Это лишь небольшая дань признательности государства человеку, посвятившему свою жизнь охране природы и считающему свою работу «подарком судьбы».

Несмотря на преклонный возраст, любовь к тайге и ее обитателям по сей день заставляет Макашову отправляться в заповедные места. Ее особое любимое место — речка Голая у северной границы Саяно-Шушенского заповедника. Голой речка называется потому, что берет начало в безлесной местности, среди скал. Однако в месте впадения в водохранилище ее окружает прекрасная горная тайга с кедрами в несколько обхватов. «Почему именно тайга?» — спрашиваю я. «Там красиво! — просто и безыскусно, словно ребенок, отвечает Тамара Алексеевна. — Поднимусь на голец, сброшу рюкзак, и как будто крылья за спиной вырастают, а вокруг так хорошо и торжественно, что сердце щемит!»

Тайга у речки Голой рядом с водохранилищем хороша не только отвесными берегами с пушистыми кедрами с подлеском из рододендрона Ледебура, который в мае вспухает розово-лиловой кипенью ароматных цветов. По-настоящему живой делают ее обитатели этих мест. Каждую встречу с дикими животными Тамара Алексеевна помнит и долгими вечерами во время походов вдохновенно рассказывает о них.

«Животных встречала все время, — вспоминает она. — Ведь тропы, которыми пользуются сотрудники заповедника, — звериные. Их расчистили и благоустроили, но ходят по ним не только люди. Однажды я нос к носу встретилась с громадным лосем, но благополучно с ним разминулась. В другой раз напугал меня козел (самец косули): он внезапно залаял, как собака, у меня аж сердце подпрыгнуло. Я его ругать начала, а он стоит и смотрит, слушает, как я его ругаю. Медведи тоже встречались часто. На Голой в тайге много их мягких троп. Как-то раз вместе с Борисом Завацким (одним из опытнейших сотрудников заповедника, териологом, кандидатом биологических наук, автором монографии «Бурый медведь Западного Саяна». — Э. П.) спускались мы к речке одновременно с медведем, не подозревая друг о друге. Мы подошли к воде с одной стороны, а медведь — с другой. Пистолет я всегда ношу с собой не на поясе в кобуре, а в рюкзаке, поэтому не было возможности достать оружие сразу. “Завацкий!” — кричу я. Завацкий обернулся, а медведь, услышав мой крик, увидел нас и побежал в противоположном направлении. Любой зверь, даже такой могучий и опасный, как медведь, испытывает страх перед человеком».

О своих приключениях Тамара Алексеевна может говорить бесконечно, ведь сорок лет ее жизни отдано работе в сибирской тайге. Но каждую историю она рассказывает со светлой радостью и любовью к природе. Отсюда и особая поэзия в каждом ее рассказе.

«Наблюдала я как-то маралов, — делится она. — Один самец и тринадцать самок. Как неторопливо и размеренно маралухи паслись на склоне! Как грациозно и неспешно поднимались они вверх по снежнику! Самец несколько раз стремительно взбирался на верх ледника и сгонял самок вниз. Когда он взлетал на вершину и бил копытом, то словно высекал радужные искры на снегу, переливающемся в лучах солнца. Разве может быть что-то прекраснее этого зрелища?»

100-летие «Сибирских огней»