Федорченко С. Народ на войне. — СПб.: Издательская группа «Лениздат», «Команда А», 2014.

Только Серебряный век мог породить такую немыслимую книгу: словно бы и фольклорную, как голос народа военных времен 1914—1917 гг., и не вполне литературную, не имеющую единого «романного» сюжета. Все дело в композиции: один, другой, третий солдат, — каждый будто вдруг подает «голос из хора», похожий на митинговую реплику, эпизод, случай, анекдот — в абсолютно вольной манере, и все это вьется нескончаемой «телеграфной» лентой, бегущей строкой. Так что любой заявленный раздел или глава книги: «Как шли на войну…», «Что на войне приключилось», «Каково начальство было», «Какие были товарищи» и т. д. (раздел «Народ на войне») — отражает тематику только в общем виде. О чем будет говорить и рассказывать следующий голос — предугадать невозможно. Это может быть и «нежное слово» — «цветик али зорюшка», которое усталый солдат «ищет» в памяти перед сном, «зеленая бутылка» на дороге, которую приказали не пить, а непослушные солдаты, на свою беду, употребляют, есть тут и «порченные» (осиротевшие, изнасилованные, бродячие и т. п.) дети, есть собаки и «барышни» (медсестры, офицерские жены, учительницы и т. д.), хлеб, до которого крестьянин в солдатской шинели особенно охоч и который крадет то у старухи, испуганной до смерти, то даже у ребенка, спящего «при дороге», с оправдательной мыслью: «а в дите жизнь легкая», обойдется и так.

Язык этой книги с тысячью анонимных героев завораживает своей устно-разговорной, часто на грани раешника, интонацией. И за каждым стоит живой человек со своим характером, например, таким: «Я шумное житье люблю, разное. Мне война как раз впору», — или таким: «Вот и я в пехоте, что пес на охоте». Пословицы, столь частые в книге, соседствуют с частушками или частушечными стихами, наполняющими второй раздел книги — «Революция»: «Прежде был солдат тетеря, / Не такой он стал теперя, / Как раскрыли ему двери, / Стал солдатик хуже зверя». По словам автора книги, именно использование «некоторыми писателями» этих «песен», «искренне принимаемых» за фольклорные, заставили ее признаться в 1928 г. в мистификации. Однако уровень и качество текста этой «народной» книги оказались такими, что, как пишет автор предисловия А. Панченко, «фальсификации С. Федорченко до сих пор фигурируют в трудах» современных ученых. С другой стороны, писательница хоть и создавала свою книгу в Киеве и Москве, но служила сестрой милосердия, слушая и записывая рассказы и монологи раненых солдат. Поэтому надо быть осторожнее со словами «фальсификация» или «имитация», ибо стремление интеллигенции «вообразить и репрезентировать» «безмолвствующее большинство», т. е. народ, именно в революционные годы достигло высшего воплощения, о чем говорят гениальные «Двенадцать» А. Блока. Подтверждает это и самый большой, третий раздел книги — «Гражданская война», написанный в конце 20-х гг. и во многом доказывающий способность С. Федорченко жить заодно с народом, перенесшим гигантские тяготы и невзгоды (см. части этого раздела: «Немцы», «Голод», «Сны», «Болезни», «Иностранцы», «Офицеры», «Отец», «Мать», «Женщины», «Дети» и «Деды»), думать как народ, говорить его языком — не декоративно или понарошку, а по-настоящему, в чем и заключается феноменальность этой книги.