Филатов С. Время в песчаных часах. Повесть, рассказы, эссе. — Барнаул: Алтайский дом печати, 2011

Книга известного писателя из Бийска словно заключена в рамку из двух произведений о том, как строится храм и человек. Хотя поначалу, знакомясь с повестью-мифом «Сердцевина», кажется, что это просто хроника одного рода-«клана» переселенцев с Дона, осевших на землях сибирского Алтая. Но когда один из главных героев повести плотник Георгий Селиверстов постригается в монахи с новым именем Петр, становится ясно, что эта повесть не светская, а едва ли не житие. Настолько добродетельно-трудолюбивы и талантливы от Бога почти все представители рода Селиверстовых. Именно в этом смысле «Сердцевину» можно было бы назвать мифом: библейское ремесло плотника, святое дело постройки храмов, становящееся главным среди «мелочевки» других заказов, наставник и духовный учитель о. Макарий, ранняя смерть горячо любимой жены — все это предопределяет жизненный путь героя повести, «раба Божьего» Георгия-Петра, нашедшего свою «сердцевину». Сам автор мифичность своей повести толкует вполне прозаически: как разночтения в передаче «рассказчиками» тех или иных исторических фактов бийского краеведения (например, «история о гробе для архимандрита», сделанного Георгием для еще живого монаха). Вообще, и начальная «Сердцевина», и завершающее книгу эссе «В поисках утерянной радости» о восстановлении в наши времена храма в честь святой великомученицы Екатерины в селе Сростки — вещи сугубо краеведческие: не зря сам С. Филатов редактировал альманах Бийского краеведческого музея «Музейный вестник». И та толика сюжетности, которую писатель пытается внести в свои произведения, персонажей в полной мере не оживляет: они остаются, по сути, музейными экспонатами, а «миф» и «эссе» — проповедями о том, что не только люди храм Божий строят, но и «храм строит человека».
Сердцевину книги, впрочем, составляют рассказы о житье-бытье людей вполне мирских, современных и весьма смертных. Какие уж там личного значения храмы, просто выжить бы в условиях беспросветной маргинальности, захлестнувшей россиян и советских и постсоветских. Не столько пьянство, сколько одиночество губит всех этих Петек, Юрок, Вовок из дворового детства автора-рассказчика, уводит их в бомжи и в «философию теплотрасс» (название рассказа) с ее показательной достоевщиной (читающий классику бомж имеет свою паству — «директор завода, предприниматель, даже артист один», которой «идти больше некуда»). Государство, «кинувшее» своих рядовых людей, отдельный человек-индивид и его ответственность/безответственность, или просто «мир людей выталкивает»… Но винить кого-либо или что-либо в тупиковости современной жизни автор не хочет. Он только свидетельствует, рассказывает истории, в каждой из которых, однако, происходят смерти: один «умер на рыбалке», другой «утонул в ванной», третьему «прилетело в голову», там «сестра умерла», тут «Сашку убили» и т. д. Автор «Сердцевины» может лишь противопоставить бессмысленной трагичности этих будничных смертей образцы «возрожденного» отдельно взятого человека или храма. Но, увы, только в прошлом. В настоящем можно только спорить о «нерукотворности» стихов Лермонтова по отношению к поздним его перепевщикам (Г. Иванов) и «рукотворности», т. е. нарочитости всяких философско-мистических систем, лишенных спасительной «первородности» (рассказ «Осколки одинокого листопада»). И жить с «болью за страну, за народ, за происходящее», как пишет в предисловии к книге А. Шалин. Книга хоть и получилась «горькой», написанной с «мрачной решимостью», но С. Филатов все же пробует искать ответы на жизненно важные вопросы, решаемые не только увеличением зарплат и пенсий. Главный вывод книги — искать «сердцевину» прежде всего в себе, не позволять себе скатываться на дно воронки песчаных часов, суметь «зацепиться за край» ее, в поисках гармонии с временем, пространством, Богом.