Головин Е. Г. Парагон. — М.: Языки славянской культуры, 2013.

Известный в интеллектуальных кругах мыслитель, философ, культуролог с неформальным складом ума, Евгений Головин представлен в этой книге как поэт. Но поэт, конечно, не простой, над стихами которого надо думать, а многое просто элементарно знать, имея определенный уровень начитанности. Особенно в поэзии французских «проклятых» поэтов, декадентов и символистов — с их изощренной и эпатирующей образностью, которую московский философ едва ли не копирует. Как, например, в стихотворении «Крики слепого», с подзаголовком «Парафраз стихотворения Тристана Корбьера», начинающемся вполне «по-французски»: «Убитый глаз еще жив, / Лезвие еще режет его. / У меня нет гроба: / Я пригвожден…» Это сходство поэтики Е. Головина с известными мастерами декадентского сюрреализма или авангардного верлибра — среди наиболее чтимых А. Рембо и Б. Лесьмян — вряд ли говорит о подражании или эпигонстве, скорее, о совпадении мировоззрений. Ибо автор «Парагона» (в переводе: «образец, совершенство») видит поэзию только как мир «интуиции нашей души», который нужно охранять «от пагубного влияния чужих мнений», «идеологий», «занятий». Это кредо поэта: «Нельзя смешиваться с внешним миром» — не противоречит другому, высказанному в «Ах-манифесте», по которому: «Пора создать загадочную смесь / из литании горбатого рака / из манго “ха-ха-ха” и еще бог весть».

И это тоже соответствует сфере философско-культурологических интересов Е. Головина, одна из последних книг которого называлась «Мифомания» — с самой большой главой «Алхимия и ее эманации». По этим же алхимическим законам смешиваются в этой книге жанры высокой, иногда даже куртуазной поэзии (см. «Воспоминание о кавалере Мариино») с жанром бардовской песни в духе великих «шестидесятников», где романтика и экзотика «Золотого острова», «Ночной каравеллы», «Испанских корсаров» соседствуют с бытовой и портретной сатирой («Унитаз», «Подполковник Иван Кулебякин», «Упырев Александр Соломоныч») и проникнуты диссидентством, порой нецензурным, по отношению к любому официозу. Подборка цветных графических и акварельных работ автора книги заставляет сравнить творчество москвича-неформала с сибирским Франсуа Вийоном, поэтом-бомжом и художником Аркадием Кутиловым. И говорить о неисчезающем на Руси племени самородков — истинно национальном достоянии отечественной культуры.