Максимов С. След Грифона. — М., АСТ, Астрель, Полиграфиздат, 2010

БЫЛИ, ЕСТЬ И БУДУТ

Зачем пишутся исторические романы? Для того чтобы еще раз пересказать уже известное? Так это лишняя трата времени и бумаги, которая пригодилась бы для хороших учебников. Чтобы вскрыть еще не известное, обнародовать редкий документ, открыть доселе неизвестное имя? Так это дело историков: романисту все равно не поверят, сочтут вымыслом. Остается одно: исторические романы пишут, чтобы дать свою личную точку зрения на данные события, в итоге совпадающую с идеями какого-либо одного направления или течения общественной мысли. Выработать самостоятельно, одному человеку собственный взгляд на феномен истории первой половины ХХ века уже практически невозможно.
Роман писателя из Томска Сергея Максимова «След Грифона» принадлежит как раз к такому «направленческому» типу произведений. И вряд ли бы автору этого довольно объемного, в шестьсот с лишним страниц, романа справиться с громадой исторического материала, где что ни десятилетие, то груды важных фактов и имен, если бы он не нашел замечательного главного героя. Герой этот действительно главный, перед ним пасуют матерые руководители советской разведки конца 30-х годов и большие чины белой армии, фашистские обер-лейтенанты и красные комиссары не в силах устоять перед силой его ума, кулаков и оружия. Он говорит на равных с генералом Корниловым, адмиралом Колчаком, самим Сталиным и правителем Финляндии Маннергеймом. И если уж Сталин самых первых и тяжких дней войны, с немалой симпатией глядя на него и слушая его афористическую речь, решает: «Умен», значит, так оно и есть.
Но кто же, наконец, этот рыцарь без страха и упрека, герой двух войн и революций, не вошедший в анналы популярного исторического чтения? Это потомок двух ветвей дворянства — русского и немецкого, причем его «немецкие предки» начали служить России еще в 17 веке при царе Алексее Михайловиче. Двойная фамилия героя — Мирк-Суровцев, не дает читателю забыть об этом на протяжении всего длинного романа. Есть, однако, то, что выше этого нередкого на Руси смешения кровей и имен. Дело в том, что Сергей, как зовут героя, прирожденный военный, и не только на поле боя, в кровавой сече, как это было в августе 1914-го, но главным образом как военный мыслитель, проявивший себя в штабной работе на самом высоком уровне. Это и дает Мирк-Суровцеву право воскликнуть в ответ на вопрос о его национальности: «Я русский офицер!» И это значит, что он может и умеет делать все: говорить на нескольких европейских языках не хуже их носителей, включая владение языком глухонемых, сочинять стихи, петь, танцевать и играть на музыкальных инструментах, быть широконачитанным и иметь писательский дар, любить и быть любимым, как никто другой, знать приемы рукопашного боя и меткой стрельбы и даже «владеть таким запасом сквернословия», что и опытным мастерам «во сне не снилось». Можно не сомневаться, что если нужно, то Мирк-Суровцев быстро научится тому, что необходимо в данный момент. Сама национальность «русский офицер» предполагает такую обучаемость, универсальность, мобильность, умение изумлять своими талантами и врагов, и друзей. Ведь все это жизненно важно для России, больше других стран подверженной всяким опасностям. И не будь таких, как Мирк-Суровцев, все рухнуло бы уже в Первую мировую войну, в Гражданскую — тем более, не говоря уже о Великой Отечественной.
С. Максимов говорит об этом, используя известный беллетристический прием: чередование планов повествования и исторических эпох. Роль ведущего сюжетного плана отведена 1941 году, когда Сталин поручает Мирк-Суровцеву наладить контакт с главой Финляндии Маннергеймом, чтобы предотвратить агрессию с его стороны, сделать страну Суоми нейтральной, прежде всего, в отношении Германии. Можно догадаться, что и тут Мирк-Суровцев окажется удачливым, как это было и на службе у Колчака в штабе Северо-Западного фронта, и в штабе Красной армии 1920 года во время польско-советской войны. Не мог он погибнуть и в репрессиях конца 30-х годов: заслуги и связи героя романа стали известны заместителю Берии П. Судоплатову, и вскоре Мирк-Суровцев был вызволен из застенков НКВД, получил от Сталина привычное уже звание генерала (впервые — от Колчака в 1919 году в 26-летнем возрасте) и от него же «агентурный псевдоним Грифон».
Если вождь зашифровал имя своего секретнейшего агента, то знающему читателю, наоборот, расшифровал. Согласно греческой мифологии, грифоны это мифические существа, «чудовищные птицы с огромным клювом и телом льва». Понятно, что в отношении Мирк-Суровцева это указание на «белую» и «красную» ипостаси героя романа. Ибо ему понятна была правота и «белых», защищавших Россию от большевизма, уничтожавшего, прежде всего, офицерство, и «красных», сохранивших, благодаря Сталину, страну от развала и гибели. Видел он также и неправоту «белых», к концу Гражданской войны превратившихся из героев в «бандитов», и огромную вину «красных», оставшихся палачами и в 30-е годы. Правда, осознав «греховность» своего большевизма, они будут самоуничтожаться, в чем и состоит логика истории, встающей, в конце концов, на сторону патриотов своей родины, независимо от цвета патриотизма. В этот момент самоуничтожения «красных» Мирк-Суровцев и оказывается востребованным, чтобы содействовать спасению России вместе с другими бывшими «белыми» офицерами, возвращенными на службу Отечеству Сталиным и теми, кто уже давно из бывших, например, Г. Жуковым, Б. Шапошниковым. Так что если Мирк-Суровцев не является реальным историческим лицом, то уж точно символом, собирательным образом такого «возвращенного» офицерства.
Больше же всего в пользу мифологичности Мирк-Суровцева свидетельствует его причастность к золоту Колчака, ставшего подлинным мифом ХХ века. Знаток мифологии уточнит, что грифон — это не просто птицелев, а верный слуга Зевса, который «стережет золото в стране гипербореев, охраняя его от одноглазых аримаспов» (Мифы народов мира, т. 1). И, действительно, в романе С. Максимова Мирк-Суровцев выступает в роли хранителя остатков золота Колчака, незадолго до полного разгрома армии Верховного Правителя закопавшего это золото недалеко от Томска. То есть в «стране гипербореев». Известный исследователь и пропагандист Сибирской Гипербореи-«прародины» и «томского Лукоморья» Н. Новгородов сообщал об этом задолго до «Сердца Грифона», не называя имени: «Другой борец за “белую идею” (первый — Вячеслав Богданов, фигурирующий и в романе С. Максимова. — В. Я.), служивший в 1919 году в колчаковской контрразведке, перед арестом уже при Советской власти рассказал родственнику, что золото Колчака, застрявшее на Транссибе между Тайгой и Мариинском, было по железной дороге привезено в Томск, здесь перегружено на пароходы и спрятано где-то на Томи выше Томска, ориентировочно в устье Басандайки» (Новгородов Н. Сибирская прародина. М., 2006). В романе об этом рассказано, конечно, «по-романному», с участием вымышленных помощников героя и верных хранителей клада капитана Соткина и знакомого татарина Ахмата. Еще более «романно» переодевание Мирк-Суровцева в «комиссара в кожаной куртке», обладателя мандата за подписями В. Ленина, В. Бонч-Бруевича и Ф. Дзержинского «т. Козлова». И совсем уж в духе «остросюжетных» романов встреча замаскированного героя со своим антагонистом большевиком Железновым, где проявляет себя еще одна сюжетная линия «Следа Грифона» — любовная. Любовный треугольник здесь выглядит так: Железнов, который любит Асю, первую и единственную любовь Мирк-Суровцева, Ася, хоть и любит героя романа, но отдается Железнову, и оба они, несмотря на гордый отказ Мирк-Суровцева от продолжения отношений с раскаявшейся Асей и абсолютную идейную непримиримость с Железновым, сохраняют любовь (Ася) и невольное уважение (Железнов) к герою. И это лишний, может быть, избыточно лишний раз подчеркивает и без того безупречный облик Мирк-Суровцева: «Его (Железнова.— В. Я. ) выводила из себя эта внутренняя сила его соперника. Его цельность и достоинство».
От этой сугубой положительности Мирк-Суровцева, даже учитывая «собирательность» этого героя, действительно, устаешь. В другом романе это показалось бы чрезмерным, до приторности: дружная любовь подначальных герою кубанских казаков при боевом крещении молодого офицера в августе 1914 года, Георгиевский крест, вручаемый авторитетным генералом прямо со своей груди, преданность и дружба «белого» А. Пепеляева, разведчика, впоследствии уголовника Соткина и т.д. Начиная с «дореволюционных» тетушек юного героя и заканчивая Сталиным и Маннергеймом, все в плену положительности героя романа. Если бы эта безупречность была главной целью этого романа, то он был бы рангом ниже, стоял бы на полке непритязательного чтива. Однако в основе произведения лежит все-таки идея русского патриотизма, а не личного героизма, где второе обуславливается первым, подчинено ему, подчеркивает его, идет ли речь в романе о масонстве или антисемитизме, Распутине или Джунковском, Тухачевском или Жукове. Фигура Мирк-Суровцева вольно или невольно получает при этом черты аллегорические: читаем Мирк-Суровцев, подразумеваем «русское офицерство»; следим за его подвигами, вспоминаем Пепеляева и Тухачевского, Судоплатова и Н. Кузнецова.
Можно упрекнуть С. Максимова в чрезмерном количестве используемого в романе исторического материала, известного по многочисленным ныне популярным историческим книгам, частых и, порой, резких переходах от «беллетристического», романного языка на сухой публицистический, «суконный». Но обаяние героя романа, достоверность его патриотизма, искупает очевидные недостатки произведения писателя, известного как поэта, автора военно-патриотических стихов и песен. И, наконец, наиболее достоверен, безусловно, реалистичен и близок читателю, особенно сибирскому, патриотизм писателя, те места его романа, когда действие перемещается (а случается это не так уж и редко) в один старинный сибирский город. «Другого такого за Уралом не найдешь», — пишет С. Максимов уже на первых страницах романа, когда четырнадцатилетний Мирк-Суровцев, воспитанник Омского кадетского корпуса, приезжает на рождественские каникулы в Томск 1907 года. Нам сообщаются названия улиц, площадей, соборов (один из них, Троицкий храм — «точная копия московского храма Христа Спасителя»), мы знакомимся, пусть и мимолетно, с томскими знаменитостями — книгоиздателем П. Макушиным, великим сибирским патриотом Г. Потаниным, журналистом-«областником» А. Адриановым.
И, конечно же, вспоминаем едва ли не о главной легенде города — старце Феодоре Кузьмиче и гордости Томска — первом сибирском университете. Неслучайно, узнав, что молодой Мирк-Суровцев приехал в Петербург из Томска, генерал Степанов чувствует, что «молодой человек вызывал уважение» и вспоминает, как, сопровождая будущего царя Николая II, он услышал от «Ники» на могиле старца: «Здесь покоится мой двоюродный прадед». Генерал Степанов — еще один впечатляющий пример подлинного патриотизма. Это крупный военный стратег и высококлассный разведчик, не примкнувший ни к «белым», ни к «красным», помогавший СССР, будучи уже американским генералом Ником Стивенсом. Он тот, кого Мирк-Суровцев называет учителем и который передал ученику свой дар «совмещать несовместимое» как в разведывательных операциях («дерзость», «вероломство», «тонкая интрига», «оригинальность решения, доходящая до экстравагантности»), так и в любви к России, будь она «царской», «белой», «красной», «советской». Или сибирской. Местный, «областной» патриотизм томского писателя С. Максимова придает книге с вымышленным героем необходимую реалистичность, придавая вес таким словам, которые принято называть «громкими»: «…Нынешняя Россия — это моя Россия. В ней за все эти годы мне жилось несладко, но другой страны я не приобрел… Я здесь и я могу ее защищать. Именно так я понимаю мое нынешнее положение».
Слова эти вполне современны и для «нынешнего положения», в период очередной «войны», только уже на других фронтах. По духу, пафосу, книга удалась: нужны сейчас читателю герои после затяжной полосы безгеройности в нынешней литературе, жизненно необходимы. Пусть они еще не до конца очеловечены — аллегоричны и даже ходульны, подавлены громадой историко-публицистического материала романа. Но есть в них то обаяние, офицерская стать и «осанка — состояние души», которые нужны сегодня Отечеству. С такими благородными мыслями и чувствами и прощаешься с этой книгой, заставляющей верить в то, что Мирк-Суровцевы и Степановы не только были, но есть и будут.

Владимир ЯРАНЦЕВ