Вы здесь

Мартышев Е. Как Иван любовь искал. Сказка. — Новосибирск: Редакционно-издательский центр «Новосибирск» НПО СП России, 2011

Новосибирский поэт Евгений Мартышев очередной своей сказкой демонстрирует удивительное постоянство в приверженности жанру, по сути, им самим изобретенному. В основу странствия того или иного лирического героя (Влас-музыкант, Фрол-богомаз и др.) кладутся известные по русским сказкам сюжеты и эпизоды встреч с нечистой или недоброй силой, победить которую помогают волшебные помощники из среды дружественных представителей лесной и водной флоры и фауны, в том числе мифологической. Сцены испытаний и одолений укладываются в среднем в десять страничек главы (их в книге тоже около десяти), и все завершается, как и положено, хэппи-эндом. Эта каноничность распространяется и на содержание: повествование Е. Мартышева, как правило, чуждо гротескам и фантазмам, кошмарам и «чернухе». Это истинно «семейное чтение» (книжная серия, где выходят сказки поэта, так и называется «Библиотека семейного чтения»), подлинно русское, русскоязычное в точном значении этого слова. Ибо главное достоинство сказок Е. Мартышева составляет их язык, вернее его носитель — рассказчик-балагур, затейник-коробейник слов, которые, словно сами собой, слагаются в стих, напоминающий «Василия Теркина» А. Твардовского вкупе с «Федотом-стрельцом» Л. Филатова. Ближе Е. Мартышеву все же теркинский склад, его «военная» стихия, так как сказкам новосибирского поэта, особенно ранним, свойствен боевитый, вплоть до публицистического, настрой, антилиберальный подтекст.
На сей раз темой сказки Е. Мартышев избрал любовь, которую ищет деревенский «Иван-бобыль, / И не писаный красавец, / и не форменный урод». Сопутствуют и помогают страннику, по воле автора, не совсем типичные для этого персонажи: лягушонок Квак и Змей Горыныч, а также Кощей, Овинник и Полевик. Препятствуют и вредят алчные невесты из ложных «Стран Любви» и их родственники-злодеи. За настоящей же любовью ходить, оказывается, далеко не надо было, так что сказочные происшествия, случившиеся с Иваном, можно счесть за длинный-длинный сон. Реальность, к которой герой счастливо вернулся, полна поэзии крестьянского труда, идиллического и патриархального, остающегося вечным и недостижимым идеалом: «Лихоманке вопреки, / вновь Иван плетет корзины, короба да туески. / Ни следа от прошлой хвори / и тем более хандры: / и румян, и огнь во взоре, / и суждения бодры». Единственное, что напоминает современность — посвящение «замечательному артисту, проповеднику любви и милосердия Юрию Куклачеву», как будто отодвигающее сказку о поисках любви в область детского чтения. Но можно ли назвать таковым, к примеру, книги о Гарри Поттере или полудетскую фандоринскую прозу Б. Акунина? Одно можно утверждать точно: сказки Е. Мартышева, какими бы однообразными или сами себя повторяющими они ни казались, дают хороший заряд добра и доброй русской и старорусской (см. «Словарь старинных слов и выражений» в конце книги) словесности.

100-летие «Сибирских огней»