Вы здесь

Несбывшееся землетрясение

Север

Я по карте выверял маршруты

Северных нехоженых краев,

Где эвенки, ненцы, алеуты

Засыпают под олений рев.

 

Этот рев некормленых оленей

Возвещает пустоте ветров

Гибель нерожденных поколений,

Торжество безмолвных холодов.

 

Северным сияньем ослепленный,

Оглушенный вечной тишиной,

Край земли никем не побежденный,

Навсегда незрячий и немой.

 

 

Привет слонам!

Слоны — животные полезные.

М. Булгаков, «Собачье сердце»

Полезные животные слоны

Идут на водопой нестройным стадом.

Дорогою обходят валуны

И лакомятся диким виноградом.

 

Я — бесполезна, я — увы! — не слон,

Бесцельно я шагаю по бордюру.

На голове оранжевый кепон,

В плаще — повестка из прокуратуры.

 

Аллеи света тихого полны,

И поздняя весна необычайна...

Шлю вам привет, товарищи слоны!

Не лопните от важности случайно.

 

 

Охота на лис

 

… И мы охотились на лис,

И шелестела крона дуба,

И лета раннего каприз

Вдруг захлестнул нас ливнем грубым;

 

И был неотвратимый блеск,

И был неудержимый рокот…

Через ветвей надрывный треск

Я слышала призывный шепот.

 

И ласки сыпались «на бис» —

Несносны, нестерпимы, жарки…

Мы не охотились на лис,

Мы пили водку в тихом парке.

 

 

Актер

 

Я — актер комедии абсурда.

Я — любитель «Хенесси» и граппы.

Я играю фокусника-курда

С кроликом в глубинах черной шляпы.

 

Фокусник (причудой режиссера)

Слеп, как филин. Правда же, комично?!

Путает он вешалку с тапером,

Кролика — с шарлоткою клубничной.

 

А моя супруга в главной роли —

Пышной полуголой одалиски.

Злые охраняют ее тролли,

Наши третьесортные актриски.

 

Вечер душен, музыка бравурна…

Темный грим стекает мне за ворот…

Встал тапер зачем-то на котурны

И поет: «Прощай, любимый город!»

 

Чадом изнурительного фарса

Я отравлен — как избытком граппы…

Люди, птицы, кролики и барсы!

Я — не курд!.. Я пленник гнусной шляпы!

 

 

Старый якудза

 

Искусству обнажения меча

Он обучал назойливых клевретов.

(Все в черном — три напыщенных грача —

Они привыкли к «пушкам» и кастетам.)

 

По жесткой полувысохшей траве

Они ползли, в руках сжимая ножны,

Прислушиваясь к выпи и сове,

Шагам внимая тихим, осторожным.

 

Чтобы не выдал нежный лунный блик

Стальной клинок сиянием нескромным,

Выхватывали меч в последний миг —

В прыжке разящем, резком, вероломном.

 

Еще учил подвешивать клинок,

Всего на восемь пальцев обнаженный,

На поясе, на шелковый шнурок,

И двигаться во тьме неосвещенной.

 

…Проникшись к старику, ученики

Устроили обед большой и пышный.

Он за столом не скрыл своей тоски

И вдруг исчез — стремительно, неслышно...

 

Уже потом, во власти палача,

В сыром подвале осознали трое:

Учил он обнажению меча,

А не искусству доблестного боя.

 

 

Девица Сара

 

Я милый плюшевый щенок.

Я — обитатель будуара.

Сюда меня забросил рок

Рукой моей хозяйки Сары.

 

Курсистка с черною косой

И с нежным и стыдливым взором

Содержит в спальне голубой

Меня, прелестного Трезора,

 

Том Пушкина и том Рильке,

Семнадцать кружевных сорочек,

Святую деву в образке

И в вазе лилии цветочек.

 

Цветы приносит ей банкир,

Унылый, толстый и развратный.

Твердит он ей: «Вы мой кумир!»,

Лобзая перси в час закатный.

 

Во вторник лавочник Наум

Приходит строго в полседьмого.

Но не придет ему на ум

Дарить цветы — лишь деньги снова.

 

Но самый мерзкий из господ —

Хромой стареющий полковник.

Он хрипло Вагнера поет,

Меня швырнув на подоконник.

 

А что возвышенный студент,

Моей хозяйки нареченный?

Он ей пирожное в презент

Несет, смятенный и влюбленный.

 

Краснеет, чуть коснувшись рук

Девицы, или шелка пледа,

И самой сложной из наук

Труднее для него беседа.

 

Я рассказать ему не мог

О сладких тайнах будуара.

Я — только плюшевый щенок,

Трезор моей хозяйки Сары.

 

 

Гиппопотам

Бегемот разинул рот,

Булки просит бегемот.

С. Маршак

Я — огромный, толстый, безобразный.

В зоопарке я такой один.

И бассейн — пусть маленький и грязный —

Только мой! И я здесь господин.

 

Мне не нужно ваших сдобных булок —

Как же безнадежно вы глупы!

Ропот утомителен и гулок

Вашей принаряженной толпы.

 

Не любил и раньше вас, признаюсь:

Лодок потопил пятнадцать штук!

И сейчас мой нежный слух терзает

Ваших туфель бесконечный стук.

 

Нет, скорей всего, небесконечный!

В светлый день свершится приговор,

И смотритель, пьяный и беспечный,

Не замкнет как следует запор…

 

Праздным господам и праздным дамам

Дам совет (учтите наперед!)

Называть меня гиппопотамом,

А не фамильярным «бегемот».

 

 

Без разбега

 

Ведь даже рыбы иногда летают?!.

У нас — все шансы, даже без разбега,

Скользнув по глади желтого паркета,

Подняться в воздух стрекозиной вспышкой —

Нет, не из пушки, не из арбалета —

Из тоненькой мальчишеской рогатки;

И волосы, исхлестанные ветром,

Согреть в ладонях жарких и беспечных,

Как крылышки прозрачной стрекозы.

 

И если люди иногда летают,

Кому-то это нужно, ты же знаешь?..

Так голоден лазурный небосвод!..

 

 

Несбывшееся землетрясение

 

Как я ждала землетрясенья!

А весь наш пыльный городок

Внимал со страхом сообщеньям

Сейсмологических тревог.

 

И нам, отпущенным с уроков,

Тогда внушили — строго так! —

В теченье оглашенных сроков,

Сухой обед собрав в рюкзак,

 

Найти открытые местечки:

Горсад, пустырь иль стадион.

И ставили старухи свечки,

Предчувствуя Армагеддон.

 

А всполошенные мещанки,

Сложив банкноты в кошельки,

Достали золото из банки,

Унизав им по две руки.

 

Лишь я, разглядывая ветер

В апрельских луж рябой воде,

Ждала сильней всего не свете

Толчков земли…

Но где же, где?..

 

 

100-летие «Сибирских огней»