Вы здесь
Облака на воздушном ходу
* * *
Безвозвратно разрушен
мир колодца-двора.
Патефон его слушал
я как будто вчера
за решеткой железной
в комнатенке пустой,
весь окутан отвесной,
словно шкаф, темнотой.
И шуршала пластинка,
и шипела игла.
И душа-паутинка
трепыхалась — жила!
* * *
Пока еще не рассвело,
я обниму тебя — земную,
всю шелковую, всю льняную,
все сонное твое тепло.
Пока щемящее во мне
ликует чувство и томится
и ты сложившей крылья птицей
мне представляешься во сне,
пока влачится звезд обоз
и ревность спит твоя и гордость,
лишь мне покорна непокорность
твоих рассыпанных волос.
Пока еще не рассвело
и вся ты пребываешь в неге,
в окне стоят глухие снеги,
их много за ночь намело.
И пусть грозит нам сквозь стекло
судьба клюкою ледяною,
ведь я с тобой, а ты со мною.
Пока еще не рассвело…
* * *
Если станет душе одиноко,
я войду в зачарованный лес,
где трещит балаболка-сорока,
где спускаются ветви с небес.
Были будни мои високосны,
так верни мне тот берег реки,
где песок, да смолистые сосны,
да лишайников белых клубки.
Этот мир слишком душен и тесен!
Я пошел бы туда напрямик,
где узорные сети развесил
восьминогий паук-луговик.
Если станет мне пусто и дико,
я спиною в траву упаду...
Подмаренник, осот, повилика,
облака на воздушном ходу.
* * *
Я позабыл, когда и кем я был любим.
Ах, сладкий сон любви — рассеялся как дым.
Из жизни целый пласт вдруг выпал и пропал.
О чем же я грустил, о чем стихи кропал?
Я помню, но не то, что гонит сердце вскачь, —
я помню чей-то крик, я помню чей-то плач.
Я видел, как беда текла со всех сторон,
как утешала тень смыкающихся крон.
И — как обманчив кров шатающихся стен,
и как сбегала жизнь из отворенных вен.
Я вижу, но не то, что радует мой взгляд,
и я прилежно пью свой каждодневный яд.
Я память жгу свою с собой наедине,
и меркнут времена, живущие во мне.