Вы здесь

В ожидании конца света. Повести, рассказы (Серия для библиотек Новосибирской области «Сибирская проза. Век двадцатый — век двадцать первый»). Том 19. — Новосибирск: РИЦ «Новосибирск», 2013.

Говоря языком нынешних скороспелых лит. терминов, это «другая проза», но не «чернушников» В. Ерофеева, В. Сорокина или Л. Петрушевской из позднесоветского андеграунда, а из безыскусной и вечно девственной провинции. Она тоже радикальна, но по-своему: столичных мод и фасонов не признает, предпочитая кроить свои произведения по собственным лекалам, пусть и не таким щегольским. Еще лучше — вообще без лекал, со стопроцентной ясностью сюжета, персонажей, идеи и, конечно, не без графомании. В повести Н. Волокитина «Чужая жена» яснее не бывает: покалеченному взрывом на шахте молодому горняку красивая и молодая «соломенная вдова» возвращает к жизни не только тело, но и душу, до сих пор не знавшую любви. И, словно не замечая расхожести этого «мирового сюжета», автор завершает свое произведение сценой знакомства своего героя с матерью и дочерью своей спасительницы, которую можно назвать сусальной и благостной, но и единственно возможной в том нетронутом цивилизацией мире повести. Герои романа В. Царицына «Касатка и кит» вроде бы и городские, и успешные, и в любви объясняются по е-мэйлу, но душой совсем не городские. Характерное совпадение: как и у героев предыдущей повести, у Никиты-Кита и Светланы Касаткиной любовь зародилась еще в отрочестве и тоже далеко за городом — на «геодезическом полигоне, у оврага с березой за лагерем», и вспыхивает вновь, когда жизнь уже фактически прожита. Здесь автор усиливает мелодраматизм и нездешность своих героев до такой сказочности (морская символика кита и касатки, «разговоры» с океаном), которая кажется приторной, включая трагический исход их любви. Попытки придать своим героям реалистичность рассыпаются перед любовным пафосом и лексиконом их переписки, загробной встречей и авторским эпилогом-некрологом в стиле лирической утопии.

Таким «утопизмом» на грани нравоучения проникнуты и другие, уже менее объемные произведения книги. Будь то рассказ А. Лой «Дервиш» — о базарном нищем, преображенном совестливой героиней в «святого человека», или рассказ И. Марковского «Путник» — о водителе «Нивы», подбирающем на окраинных дорогах только одиноких и беспутных, чтобы исповедаться в жанре страшноватых баек и передать им «Голос», который был для него скорее наваждением, чем даром свыше, или творение Б. Позднякова «Ханыга» — о «хорошем» бомже, собиравшемся ограбить магазин, но в итоге озабоченном тем, как бы доставить в больницу раненого сторожа. Апофеозом этого утопизма и завершением книги становятся мини-рассказы А. Шалина, фантастические только по «космическим» масштабам сюжетных ситуаций — пришелец из параллельного мира Эликато, «искусственное дерьмо» отечественного производства, вскоре «загадившее» всю планету, — и остро сатирические по сути, т. е. по ненависти к порокам нашей «Вселенной № 6», так похожей на чеховскую «Палату» под тем же номером. Так что нужно, говорит нам автор, соотечественников срочно лечить от «врожденного восторга перед существующей действительностью» либо методами психиатрических клиник, либо такой вот утопическо-экологической, нравственной прозой, которая и представлена в этой книге.

100-летие «Сибирских огней»