Вы здесь

Василий Авченко: «Не люблю пустословия»

Герой очередного интервью поэта и журналиста Юрия Татаренко – писатель из Владивостока Василий Авченко, участник фестиваля «День книги», прошедшего в начале февраля в Бердске.

Василий Авченко. Фото Екатерины Сергиенко

Фото Екатерины Сергиенко

Авченко Василий Олегович — писатель, биограф, журналист. Родился в 1980 году в Иркутской области. Закончил журфак Дальневосточного госуниверситета. Автор книг «Правый руль» (переведена на японский), «Глобус Владивостока», «Кристалл в прозрачной оправе», «Владивосток-3000» (в соавторстве с Ильей Лагутенко), «Фадеев». Участник сборников прозы «Дюжина слов об Октябре», «Как мы пишем». Лауреат премии имени Ильи Кормильцева, шорт-листер премий «Национальный бестселлер», «НОС», Бунинской премии. Женат, отец двух сыновей. Живет во Владивостоке.

— Кого из коллег читаете с интересом?

— На меня оказал и оказывает огромное влияние Лимонов, рад жить в одном времени с ним, очень жду его новых текстов. Захар Прилепин — очень сильный автор. В свое время открыл для себя чудесного Германа Садулаева, написавшего прекрасную книгу «Я — чеченец», замечательного Романа Сенчина (жена говорит, он пишет так, что не оторвешься). Не могу не отметить очень многих: Иванова, Елизарова, Шаргунова, Рубанова, Тарковского, Данилова, Водолазкина, Юзефовича, Ремизова… Очень сильные романы – это «Заххок» Медведева о гражданской войне в Таджикистане, «Язычник» Кузнецова-Тулянина о Кунашире, «Немцы» Терехова, «Американская дырка» Крусанова. У нас множество замечательных поэтов — один только Всеволод Емелин чего стоит! У Александра Кабанова, Игоря Караулова – прекрасные стихи.  А есть еще очень интересные критики…

— А много ли нынче удачных жизнеописаний, на ваш взгляд?

— Немало. «Непохожие поэты» и «Подельник эпохи: Леонид Леонов» Захара Прилепина, «Катаев. Погоня за вечной весной» Шаргунова, все три биографии, написанные Данилкиным — о Ленине, Гагарине, Проханове. Это самые интересные жизнеописания, на мой взгляд.

Задумался, не написать ли мне об Арсеньеве. Жаль, нет полного издания его произведений. Для меня это серьезное препятствие.

— Есть ли у вас авторское кредо? Согласны с фразой Искандера: «Надо уметь молчать, когда не пишется»?

— Никаких жизненных девизов не имею. А с нашим классиком солидарен, тоже не люблю пустословия. Каждая денежная купюра должна обеспечиваться золотом, иначе неизбежна девальвация. Вот и в литературе за каждой фразой должна стоять невозможность ее не сказать.

— На литфестивале в Бердске вы рассказали об автомобилях, ставших персонажами книг и фильмов. Давно ли сами за рулем?

— До двадцати трех лет я был совершенно равнодушен к машинам, работал в газете, писал преимущественно на политические темы... И вдруг словно подхватил какой-то вирус! Купил подержанную «тойоту-спринтер-марино» — и очень скоро стал регулярно писать про машины. Понял, что автомобиль в Приморье — больше чем автомобиль: это образ жизни, фактор политики, культуры и чуть ли не религии, этакое солнечное сплетение данного времени, данного пространства и данного сообщества людей. В итоге написал книгу «Правый руль». Кстати, ее использовала в своей научной работе о реалиях Владивостока в 90-х моя супруга, работающая в Институте истории ДВО РАН.

— Затем у вас вышло еще несколько книг прозы. Как пришли к сотрудничеству с серией ЖЗЛ?

— Лет семь назад я заинтересовался фигурой Александра Фадеева. В школе прошел мимо него, а когда, совершенно неожиданно, перечитал «Разгром», оказался невероятно впечатлен. Стал интересоваться его творчеством, познакомился с его интереснейшими письмами. Понял, что это был незаурядный человек с трагической судьбой — партизан, глава Союза писателей, а в конце концов самоубийца.

Решил написать биографию Фадеева. О нем уже был том в ЖЗЛ, и вполне добросовестно написанный в 1989 году Иваном Жуковым. Но прошло тридцать лет, сменилась эпоха, наши взгляды на разные вещи. В советское время Фадеев считался классиком. В постперестроечное время про него говорили: монстр, руки по локоть в крови. И я захотел честно, объективно, взвешенно написать о нем. Не скрываю, что выступил его адвокатом. Понятно, что Фадеев не святой. Но и не могло быть святых в то время и на тех должностях, что он занимал!

Фадеев принес людям гораздо больше добра, чем зла, — в этом я убежден. Много лет он помогал коллегам с лечением, решал жилищные проблемы. Вписал Гайдара в списки награждаемых орденами, чем спас его от неминуемой опалы…

— Почему застрелился Фадеев?

— Был комплекс причин. В свое время меня страшно возмутили объяснения типа: «Фадеев испугался мести вышедших из лагерей людей, отправленных им туда». А на самом деле он очень многих сумел вытащить из ада ГУЛАГа!

В 1956 году все наложилось: и глубокая депрессия (с медицинской точки зрения), и гепатит, и полиневрит. Несколько месяцев писатель не употреблял алкоголь — лечился. Были проблемы и в личной, и в семейной жизни. Фадеев стал очень сильно ощущать свою творческую несостоятельность, будучи в пятьдесят четыре года автором, по сути, только двух книг: «Разгрома» и «Молодой гвардии». Романы «Последний из Удэге» и «Черная металлургия» не были им дописаны, закончить работу не удавалось, и это его угнетало.

Еще один важный момент — потеря авторитета. Сталин находил время на Фадеева, а вот Хрущев с Маленковым — нет. Его письма в Кремль с предложениями смягчить требования к людям искусства просто прятались под сукно. В итоге известнейший человек всю жизнь наступал на горло собственной песне ради общественной и партийной работы — и вдруг оказался никому не нужным.

— Как долго шла работа над этой книгой?

— Несколько лет. Информации о Фадееве — море. Хотелось прочесть все, что смогу найти. Работать было интересно. Совсем не думал о том, заинтересует ли мой труд издательство «Молодая гвардия». Испытал на собственной шкуре: писать про известного человека — большая ответственность, влезать в чужую судьбу, расставлять в ней свои акценты — очень непросто.

Закончил книгу, предложил ее в серию ЖЗЛ — и она вышла. Вскоре после это познакомился с внучкой Фадеева Марией, архитектурным критиком. Она приезжала во Владивосток, мы встретились, пообщались. Если будет переиздание книги — есть чем дополнить.

— Приморье — это не только Фадеев, но и Гайдар, Фраерман, Заболоцкий…

— В журнале «Нижний Новгород» скоро выйдет мое эссе «Творцы дорог» о Маресьеве и Заболоцком, строивших Комсомольск-на-Амуре в 30-е годы. Дальний Восток тогда считался передовым краем. Знаменитая пьеса Арбузова «Город на заре» вышла в 1940-м. «Творцы дорог» — стихотворение Заболоцкого, написанное в 1947 году:

 

В стране, где кедрам светят метеоры,

Где молится березам бурундук,

Мы отворили заступами горы —

И на восток пробились, и на юг.

 

В 1938-м поэт был арестован по доносу. Первую часть срока, четыре года, отбывал в Комсомольске: работал землекопом, каменщиком, чертежником. Сведения о том, что он проектировал нефтепровод Оха — Комсомольск-на-Амуре, не подтверждены. В начале войны просился на фронт, но получил отказ. В 1943-м его перевели на Алтай и год спустя освободили. Вскоре Заболоцкий был восстановлен в Союзе писателей, и Фадеев «пробил» его книгу стихов.

А Маресьев оказался на Дальнем Востоке по комсомольской путевке в 1934 году. По-стахановски валил лес, строил бараки. После работы мотористом-дизелистом на катере поступил в аэроклуб. Впервые взмыл в небо в 1937-м — и вскоре был призван в армию.

Заболоцкий и Маресьев никогда не встречались. Но их биографии тесно связаны с Комсомольском — городом, чья история стала отражением всего русского ХХ века с его зигзагами и штопорами, провалами и взлетами.

— Выгодное ли дело писать для ЖЗЛ?

— Относительно выгодное. Если сравнивать с другими издательствами, то гонорары в «Молодой гвардии» неплохие. Хотя, по нынешним меркам, очень даже невелики. И если разделить эти сто тысяч рублей на тридцать месяцев работы… Сами понимаете, на это не проживешь.

— Известно, что у писателей не все измеряется деньгами. Есть ли азарт сесть за новую биографию?

— Большого азарта нет, я все же не биограф. Есть Быков, Прилепин, Варламов — это, можно сказать, профессиональные биографы. Я себя таковым не считаю и написал о Фадееве в порядке исключения.

Хотя, раскрою вам секрет, с нижегородским филологом Алексеем Коровашко мы недавно закончили книгу об Олеге Куваеве — писателе, геологе, ученом. Как и в случае с Фадеевым, и жизнь, и творчество Куваева одинаково интересны.

— Вы уже дважды работали в соавторстве. Для вас это просто?

— Сотрудничать с Алексеем Коровашко было довольно легко: мы просто распределили главы между собой. Никаких сложностей не возникло и в тандеме с Ильей Лагутенко. Он выступал идейным генератором, придумывал основные ходы, а я больше занимался художественной тканью книги. В туре по Дальнему Востоку мы писали в самолетах, потом был обмен мейлами.

— Фильм «Территория» по известному одноименному роману Куваева, с Лавроненко в главной роли, меня разочаровал. А вас?

— Та же история. Создатели старого фильма, с Банионисом, еще как-то старались держаться в русле текста романа. А эта картина — какая-то отсебятина. Нафантазировали лихо! К примеру, снимали фильм на плато Путорана. Там красиво, но это же не Чукотка, где происходили все события романа! Константин Лавроненко — прекрасный артист, но у него совсем другой типаж. Это не дело: надо искать актеров, а не перетряхивать одну и ту же обойму знаменитостей.

— Что в личности Куваева вы находите самым интересным?

— Считаю, что это советский Джек Лондон. Даже покруче — поскольку неоднократно бывал в местах, которые описывает. Организовывал тяжелейшие экспедиции на Чукотку, в низовья Колымы. Геолог и геофизик, он изучал там плотность слоев земной коры. И был при этом большим любителем экстрима: проходил на байдарке вдоль побережья Северного Ледовитого океана, проезжал на собаках вокруг острова Врангеля, пролетал на «АН-2» надо льдами Чукотского моря…

Я на такое я не способен. (Улыбается.) Но, собирая материал, ездил в Магадан, где встретил куваевских знакомых и коллег. Был у племянника Куваева в Подмосковье.

Планируется, что в этом году книга о Куваеве «Костер в океане» выйдет в «Редакции Елены Шубиной». Когда Елена Даниловна узнала, что мы пишем об авторе «Территории», сказала: «Мне это интересно. Присылайте».

— Правомерно ли говорить о подъеме региональной литературы? Есть дальневосточник Авченко, уральцы Иванов и Сальников, сибиряк Тарковский, нижегородец Прилепин…

— Так сложилось, что жизнь — и в том числе культурная — кипит в городах-миллионниках. А их на огромной территории к востоку от Красноярска просто нет. Это обстоятельство и формирует литературный процесс. Мне бы хотелось полицентричности, а не оппозиции «Москва — и всё остальное».

С книгоизданием и книгораспространением дела не очень хороши, особенно за Уралом. Тиражи 3-5 тысяч на всю страну считаются нормальными, но читатели зачастую не видят новых книг, да и просто не знают, что они вышли. Рыночные отношения отрегулированы в плане одежды и макарон, а вот книжного рынка нет!

— Как «взбодрить» нестоличную культуру?

— Я бы рекламировал книги по телевизору — чем они хуже шампуня? В России гигантский читательский потенциал, который можно и нужно активизировать. Еще одно утопическое предложение: равномерно рассеять хороших авторов по стране, дать им по пресловутому дальневосточному гектару. Очень много сюжетов пропадает: нет летописцев на местах!

— Ваше отношение к буккроссингу? Это же, по сути, массовое избавление от книг…

— Всякий раз не могу пройти мимо книжек, выброшенных на улицу. Что-то да унесу домой — порой встречаются прекрасно изданные книги наших замечательных писателей. Дома и без того все в книгах — но и по-другому никак.

— А ваши дети читают? Кем хотят стать?

— Старшему сыну Жене — десять. На днях заявил, что хочет стать шахтером, а до этого думал пойти в офицеры. (Улыбается.) Говорю сыновьям: не идите по моим следам, не поступайте на журфак, выбирайте свою дорогу. Для того чтобы работать журналистом, необязательно получать профильное образование. Сам я не в восторге от нашей современной журналистики, особенно провинциальной: идет обслуживание в СМИ бизнеса и власти, а качественные тексты никому не нужны.

Мы с женой стараемся вырастить парней читающими, для нас это важно. Старший читает с удовольствием — и «Остров сокровищ», и мемуары летчика Покрышкина. Илюше всего пять, и он пока осваивает процесс чтения.

— В сборнике «Как мы пишем» в эссе «Размышления на дальневосточном гектаре» вы утверждаете, что интонация важнее содержания. Готов поспорить!

— Я написал следующее: «Интонация — главное действующее вещество художественного текста, она главнее содержания, ведь любой сюжет можно пересказать несколькими предложениями». И это действительно так! В эпоху переизбытка информации факт как таковой становится менее ценным, нежели пространство между строчками и буквами. Нынче высоко ценится такой авторский эксклюзив, как мысль, эмоция, стиль.

— А носитель текста — бумага или электронное устройство — для вас имеет значение?

— Пусть это будет что угодно: бумага, компьютеры, планшеты, айфоны! Главное — чтобы не исчезла практика чтения, которая просто необходима для поддержания и развития человеческого мышления.

Юрий Татаренко

 

100-летие «Сибирских огней»