Вы здесь

Юрий Невский. Космонавты Гитлера. У почтальонов долгая память. — М., Астрель-АСТ, 2009

ОТГОЛОСКИ ВОЙНЫ

Среди книжных новинок заслуживает пристального внимания роман Юрия Невского «Космонавты Гитлера».
Яркая индивидуальность писателя, которая вырисовывается с первых же страниц, сразу уносит тебя в совершенно иное, доселе неведомое измерение. Автор ни на кого не похож, при этом он не хвастлив и не агрессивен в своем повествовании. И ты сразу понимаешь, что имеешь дело с настоящей, высокохудожественной прозой, метафоричной и «приглушенно колоритной», завораживающей.
Сейчас принято считать, что центральные издательства, «акулы рынка», вообще не издают серьезную литературу — только медийных авторов; на самом же деле, книга Ю. Невского подтверждает: там, где есть правило, всегда найдется исключение.
Роман касается огромного круга проблем — и общественно-политических, и культурно-исторических, и даже философских. При этом автору удается быть простым в изложении и максимально понятным не только взрослому человеку, но и, допустим, школьнику-старшекласснику. В некотором смысле, перед нами новая литература для юношества: главные герои книги — старшеклассники, причем не маргиналы, а нормальные современные ребята. Но роман настолько глубок по своему содержанию, что и взрослый культурный читатель найдёт в нем для себя немало интересного. В общем, это книга для семейного чтения, для тех, кто думает и получает от этого процесса интеллектуальное удовольствие.
В романе есть элементы фантастического, мистического, языческого, православного мировоззрений, но это не «каша» и не эклектика, это — сложность бытия, протяженного во времени и пространстве и сотканного из множества человеческих и цивилизационных «миров». Невский — композиционный новатор и мастер в полном смысле этого слова, ему удалось чисто и чётко связать в своём повествовании весьма широкую панораму жизни и различные фабульные коллизии.
В романе несколько сюжетных линий. Одна из них, из жизни школьницы Нади Орешиной, придает максимальную достоверность повествованию. Надя успешно учится в школе, выигрывает поэтические конкурсы. Ее мать серьезно больна и часто ложится в больницу, дедушка ранее работал на театральных подмостках (вообще мотив творчества и становления в романе непрерывен).
Перед нами один за другим возникают эпизоды из школьной жизни девочки; затем ее воспоминания — о том, как дед (а иногда отец) водили ее в лес; как она ходила с бабушкой в церковь и пр. Невский пишет об этом живо и художественно точно, подробно.
Жизнь Нади Орешиной наполнена отголосками Великой Отечественной войны.
Во-первых, болезнь матери. В нее попала пуля из пистолета Зигфрида, немецкого альпиниста, который по плану гитлеровцев, поднялся на одну из кавказских вершин, отправился оттуда на Луну и якобы добыл там Лед Вечной Жизни. «Пуля дрейфует в ней (в матери) подобно тому, как материк Индостан смещался к северу в течение пятидесяти миллионов лет». Автор проводит аналогию дрейфующей пули и причинно-следственной связи, «дрейфующей» по времени: пистолет Зигфрида нашел горовосходитель, исследователь Заболотов. Потом пистолет оказался у его сына — тот тайком взял его у отца, чтобы участвовать в любительском кино (в котором — так совпало — участвовала и мать Нади), где была сцена со стрельбой. Пистолет зарядили холостыми патронами, но среди них каким-то образом оказался один боевой. В результате сын Заболотова погиб, а пуля срикошетила и ударила в мать Нади.
Это первый отголосок войны — связь между временами и людьми.
Второй: мать Нади работает на радио. Ранее эту волну глушили гитлеровские спецслужбы — тот же Зигфрид, который вещал из труднодоступного горного района на Кавказе. И Надя слышала эти репортажи. Кроме того, по этому радио она слышала постановку для детей про немецких альпинистов. Невский умело пользуется всеми этими фикциями-повторами — для создания своеобразного «оплетающего» эффекта. Надин дедушка сам помнит о немецком отряде «Космонавты Гитлера» и о Зигфриде.
Ещё один очень интересный поворот связан с книгами в школьной библиотеке: «Элитные части вермахта», «Советский легион Гитлера» и пр. Кстати, учителя во главе с директором скупают издания, в которых романтизируется немецкий фашизм, и уничтожают их. Но силы неравны… Вот и Надя вместе со своим приятелем встречает в городе скинхедов, и эту встречу радостной никак не назовёшь.
Это далеко не все отпечатки, совпадения и отголоски — весь роман, можно сказать, построен на них.
В романе постоянно дается отсылка к деятелям не только Великой Отечественной, но и других войн: например, директора школы, где учится Надя, зовут Железный Феликс (Феликс Альбертович, а не Эдмундович, но все равно Феликс); кроме того, Надя, когда была маленькая, как-то прочитала сказку про змея Химу и начиналась она так: «На земле Химу всегда шла война…».
Кажется, что война никогда не прекращается, а только затухает и становится отголосками, которые, рано или поздно набирая остроту, перетекают в новую войну. А сейчас война просто приглушена, существуя в неясных радиоволнах, вещающих с радиостанции. Ведь Надя до сих пор почему-то слышит по ночам репортажи Зигфрида — еще один фантастический ход; или ей кажется, что слышит.
Вообще говоря, автор намеренно уходит от прямой связи между описанными событиями. Действуя завуалировано, он, скорее, все время старается «дать понять», «намекнуть» и даже чуть-чуть манипулировать сознанием читателя. И от этого он проводит новую параллель: к власти, которая, по мысли Невского, манипулирует сознанием людей.
Более того, Льдом Вечной Жизни автор, по всей видимости, символизирует вечность власти (в том числе и политической), несущей зло. Власть, если следовать Невскому, как бы стремится быть вечной и порабощающей, из эпохи в эпоху, потому что к событиям из жизни альпиниста Зигфрида то и дело возвращаются исследователи, в том числе и Заболотов, который собирался добыть Лед для тогдашнего Генерального секретаря.
Фантастику совпадений и сюжетных переплетений Невский изрядно сдабривает юмором. Некоторые страницы романа очевидно пародийны — там, например, где практикантка вуза читает в классе вместо фурмановского «Чапаева» отрывок из «Чапаева и Пустоты» Пелевина, или там, где мы видим пародию на боевик или детектив (так, например, злодеями-рэкетирами похищается игрушка-клоун, который стоял у дверей «Макдоналдса»).
Романная форма построена следующим образом: в повествование о Надиной жизни то и дело вклиниваются прозаические фрагменты из времен Второй мировой войны и бытия отряда Зигфрида, текст из сказки про змея Химу и пр. Причем каждый такой фрагмент помечен словом или словосочетанием в квадратных скобках, например: [Космонавты Гитлера], [Химу], [Серый человек]. Невский здорово воздействует на читателя этими фрагментами — он как бы поначалу намеренно сбивает с толку, а затем постепенно дает распутывающие нити. В результате наблюдается преемственность внутри романа — по аналогии с преемственностью событий истории.
Пересечение жизненных путей — еще одна закономерность романа. Все события, которые происходили и происходят с Надей, находят неожиданные пересечение в сюжетном течении романа. Например, храм Никола-на-Утесах, в который ходила Надя, когда была маленькая, пошел ко дну, «словно не в силах наблюдать всего того, что творится вокруг». Бездуховность, деляческий дух современной России — приложение сил для Невского-сатирика. Вместе со своим приятелем Алексеем Надя оказывается на корпоративном торжестве одной из компаний мобильной связи. Предприниматель поведал о ступенях восхождения своего бизнеса: он продал один мобильный телефон — купил два; продал два — купил четыре — и так далее, восемь, шестнадцать, тридцать два… (А Надя с приятелем попали на церемонию, потому что на станции был зафиксирован миллиардный — их — телефонный звонок). Далее Невский, следуя своему «микширующему» принципу построения, сбивает нумерацию глав в романе: после тридцать первой идет сразу 131072, потом — в два раза больше, по аналогии с торговлей сотовыми телефонами.
Вообще, конечно, пересказывать отдельные эпизоды или сюжетные линии из этой книги — дело бесполезное, да и не нужное, поскольку книгу нужно читать — она настолько многослойна, что каждый может найти в ней тему, главную именно для него. Это весьма современный роман, наполненный всеми сегодняшними тревогами и болями (вплоть, например, до терроризма). Это, безусловно, антифашистская книга — пусть и без описания ужасов концлагерей. Это серьезная книга — хотя в ней нет никакой зауми и «грузилова». И, наконец, это книга для любителей и знатоков изящной словесности — язык её свеж, метафоричен и по-хорошему неожиданен.

Евгений МОСКВИН

100-летие «Сибирских огней»