Вы здесь
Без эстетики
* * *
Все как обычно, без эстетики.
Цыганки, пьяницы, букетики.
Пасхальный дождик обложной.
Вдали шумит канализация,
и тополь рядышком с акацией,
как муж с красавицей женой.
И богомольцы, и безбожники,
и даже хам на внедорожнике
придут сюда в конце концов.
Кто налегке, а кто с лопатками,
чтобы ухаживать за грядками
своих любимых мертвецов.
А после — старые и малые —
они усядутся усталые,
достав яички и лучок.
Постелют «Правду» вместо скатерти,
и будет сын грустить о матери,
дав попрошайке пятачок.
* * *
Генеральские дачи,
а за дачами — лес.
Я на Доне рыбачил,
в воду выпивший лез.
Был на Волге в Казани
и на Каме не раз.
Там церква с образами,
да не то что у нас.
Но, как видно, абрека
мне в себе не изжить.
Я лишь горные реки
научился любить.
Пусть меня участковый
оберет до рубля:
что ты, бритоголовый,
косишь под Шамиля?
Бородища лопатой,
вместо голоса — рык.
Зеленчук диковатый,
дорогой Валерик.
* * *
И однажды становится странно,
как устроена эта Земля.
Отстреляются скоро каштаны,
им на смену придут тополя.
Возле Думы, сменяя друг друга,
были бюсты царей и вождей,
а теперь депутаты с прислугой,
и не встретишь обычных людей.
И становится странно и больно,
как стираются полутона.
На горе Крепостной колокольня
будто чуточку наклонена.
На горе, возле старого храма,
где мурашки бегут по спине,
под горой, в царстве нового хама.
Или это мерещится мне?
* * *
Оно звучит, конечно, круче —
полка Тенгинского поручик.
А я был просто рядовой.
Я принимал совку присягу,
и клялся родине и флагу,
и говорил, что я живой!
В/ч 07128.
Она же — дембельская осень,
тогда Дудаев приезжал.
Его зеленые погоны.
А время что? А время оно.
Сказал — и точно разболтал.
Кавказ… как много в этом слове
своей потратили мы крови.
Ну, тоже были хороши.
Тут все смешалось — кони, люди,
и разговоры о простуде,
и бородатые мужи.
Я говорю, что честь имею.
А чести нет! Я ахинею
такую, в общем-то, несу.
Мой сослуживец, мой приятель,
пусть и чечен, но не предатель,
с плеча снимающий «Осу».
* * *
Для таких же ротозеев,
как, Серега, мы тобой,
понаделали музеев,
слово выдумали: «ой!»
В сердце вырастили травку,
дали облаку маршрут,
чтобы шавку на заправке
мы подкармливали тут.
Чтобы два обычных слога —
ма-ма, па-па, наших нет.
Нам осталося немного,
самый черный пистолет.
Потому, что мы, Серега,
излучаем сами свет.
Жаль, что ты не веришь в бога,
говоришь, что бога нет.
* * *
Оставим славу и престол
и заживем в глуши, как предки,
импровизированный стол
соорудив из табуретки.
Прекрасен будет сей вертеп,
когда из яблок молодильных
варенье капает на хлеб,
когда из лезвий кипятильник.
Наш быт без бирок и цены
другие б окрестили адом,
а нам с тобою хоть бы хны,
нам просто большего не надо.
Пока сей мир к любви готов,
и что-то странное в природе,
и от обычных с виду слов
с людьми такое происходит.
Пока жив хоть один пиит —
красив душой, лицом уродлив.
И тополь высохший стоит,
загадочный, как иероглиф.