Пьеса в шести картинах
Файл: Иконка пакета 10_sen4in_p.zip (54.83 КБ)

Действующие лица:

 

Сергей, 18 лет.

Полина, лет 40.

Олег, 18 лет.

Юрий, 21 год.

Татьяна, 17 лет.

Юрий Андреевич, немного за 40 лет.

Людмила Петровна, немного за 40 лет.

Анархист, 35 лет.

Олег Алексеевич.

Григорий Владимирович.

Гутман.

Ева.

Губин.

Губина.

Официант.

Мужчины и женщины вокруг стола.

 

 

Картина первая

Комната Сергея. Стеллаж с книгами, большая карта мира на стене. Сергей, отвернувшись, лежит на диване. За столом сидят Олег и Юрий, на столе — бутылка водки, рюмки, какая-то закуска.

Юрий. Счас хлобыстнем — и наладится. Родаки твои, Серег, дело знают. Огурцы, колбасятина... (Наливает водку.) Цивилизэйшэн... Ну, вставай давай... Слышь, Серый!

Пауза.

Олег. Давай без него. Царевна мертвая.

Юрий. Серег! Счас ведь подкину, бляха. Знаешь, как в армаде таких переделывают? В пять сек! (Пауза.) Ну, Серый, вставай давай! (Обиженно.) А, хрен с тобой, в натуре. (Пьет.)

Олег. Юрич твои рассказы вот в интернет загрузил. Уже первые отклики вроде как появились... (Пьет.)

Юрий. Да ково — Юрич? Аньке дал, она сделала. Я-то... У нас когда информатика была, я на втором уроке что-то с компом сделал... С ума он, короче, сошел. Больше не пускали. Тройбан в конце года поставили. (Разливает водку по рюмкам.) И чего, Серег, докуда доехал-то? Чего увидел на белом свете? (Олег делает ему знаки, чтоб не расспрашивал.) Олегыч, не мимикрируй. Я Серегу одобряю в этом плане. Надо отсюда рвать когти. По-любому! До армады как-то жил и жил... Не тужил. А когда везли нас, смотрю: ни фига ж себе, какая, бляха, страна-то огромная! Иркутск проехали, Красноярск, Ачинск... Двое суток, прикинь! А по карте если — ни фига почти не проехали... А сейчас снова тут. И тоска. У меня, прикинь, тоска! (Коротко хохочет.) Только с умом как-то надо сваливать, а не так — психанул, схватил сумочку, и гори все огнем. Детский сад это, Серый... Ну, хлопнем, пацаны, за все доброе!

Сергей резко встает, садится за стол.

Сергей. Давай.

Юрий. Орел!

Сергей, Юрий и Олег выпивают. Юрий, закусывая, бодро хрустит огурцом, подмигивает Сергею.

Сергей. Да, бухать — лучше всего. Напейся и отрубись, как говорится.

Юрий. Да нет вообще-то. Работать надо. Когда не работаешь — вот всякое и лезет в башку. (Насмешливо.) Я и не знал, Серега, что ты рассказики пишешь. Но жестоко ты, конечно...

Сергей. Что — жестоко?

Юрий. Всех нас описал. Мне Анька в компе открыла, я посмот-
рел — жестоко.

Олег. Зато правду.

Юрий. Мы что, в натуре такие дебилы? Вроде получше как-то.

Олег. Нет.

Сергей. А как ты прочитал? Там же дискета... (Смотрит на Олега.) А?

Олег. Я сам набирал, потом согнал на флешку, отдал вот Юричу...

Юрий. Говорю — мне Анька показала. Зачиталась, меня позвала. «Это ты?» — говорит. Я посмотрел, а там такой... Только имя другое. Ну, и до армии я еще, еще в школе, но такой какой-то... (Пауза.) Пиши, хрен с тобой.

Сергей. Блин, таким мудаком себя чувствую...

Юрий сочувственно кивает.

Сергей. Уезжал — втирал Олегычу на станции, как мне там хорошо станет, как людей найду, все такое — и вот... Снова тут. Прав ты был, Олегыч... Пока ехал — прямо счастье! У окна чаек пил из стакана с подстаканником, мечтал... Приехал утром — тепло, листья под ногами... Весь день по Новосибу гулял, людей смотрел. Своих искал. Казалось, они внешне даже свои... А все бегут, носятся, машины эти. Суетня в сто раз круче нашей... Вечер — а куда идти? На вокзал, в зал ожидания, где без билетов... А там сиденья не как у нас, а с подлокотниками — не ляжешь. И какие-то бродят... У нас бомжи — свои все-таки, а там... Страшные. И я среди них.

Юрий. Бомжарой проще некуда стать. Отцепишься — и покатился.

Олег. От чего отцепишься?

Юрий. От всего вот этого. От жизни нормальной, короче.

Сергей. Нет, лучше бомжом, наверно, чем так.

Юрий. А зачем вернулся? Сидел бы в этом Новосибе, копейки шкулял и смеялся от счастья.

Сергей. Струсил. Понял, чего я стою... Выпьем?

Юрий. Меня от родаков отцепи — не, не пропаду. Работа есть. Пускай копейки платят, а все равно на самое нужное хватает... Армией закален, тоже плюс. И женщина есть, могу к ней переехать. Зовет.

Олег. Женщина?

Юрий. Не могу назвать пока. Но — крутейшая! Сама на меня припала. Я и думать не мог, сидел в будке своей, смотрел на нее, а она взяла и сама начала. И — вот, короче... Бери, Олегыч, рюмашку.

Олег. Пива б сейчас.

Сергей. От пива тупеешь.

Олег. Я бы не отказался. Легче.

Юрий хохочет.

Олег. Чего гогочешь?

Юрий. У Серого такие точно слова в каком-то рассказе... Да и вообще — вся эта наша... Вот точно так же сидят.

Олег. Есть кому записывать. Зафиксировать.

Юрий. Увековечить, бляха!

Сергей. Да уж, летописец... Таких, наверно, в интернете — как грязи.

Олег. У тебя вещи сильные, сам знаешь. Лично меня так проняло! Хорошо, что вернулся, Серега. Когда ты говорил, что все, навсегда, я поверил. Но не верил, что там где-то устроишься... Все правильно здесь будет, увидишь... Я ради тебя, Сережка...

Сергей. Долбанула водочка! Хорош, Олегыч, расплачусь...

Юрий. Вы тут пообъясняйтесь в любви, а я в клозет пока.

Юрий выходит.

Олег. Я честно говорю, Серега.

Сергей. Спасибо. А как правильно-то будет? Ну вот вернулся, теперь буду ждать, когда в армию загребут. А приду как вон Юрич — дебилом. Или вообще не вернусь. Из наших дыр и засылают в Чечню, в Афган... Или бухарем стану. Какие еще варианты?

Олег. Отмажешься от армии, в институт поступишь. В газету корреспондентом иди, хоть внештатным. Может, и с рассказами получится.

Сергей. Что ты мне все про эти рассказы! Нет, надо сваливать... Прав ты был: с пустым карманом — это мальчишество. Заработать бы как-то... Пять суток почти до Москвы! Я винить никого не люблю, но родителей... Их — да! Залезли в дырищу... Культуру приехали поднимать... Романтики! Чего им там не сиделось? Подумать же, а? — жил бы сейчас в Челябинске... Надо — сгонял в Москву, еще там куда. А здесь что?..

Олег. Ты это уже говорил.

Сергей. Нечего мне здесь делать, Олегыч. Не-че-го.

Входит Юрий, садится, наливает себе водки. Приглушенно раздается звонок в дверь.

Сергей. Кого там еще?

Юрий. Может, Танюха твоя. Вчера тут встретил...

Сергей. Никого не хочу. Блин, стыдно-то...

Юрий. В жизни столько бывает когда стыдно. Если по каждому поводу переживать...

Коротко стукнув в дверь, входит Анархист — немолодой потрепанный парень в солдатской шинели без погон и пуговиц. На груди значок «пацифик». Анархист выставляет бутылку водки, жмет присутствующим руки.

Анархист. Нужно срочно накатить. Тыщу лет никого не видел из вас.

Олег. На той неделе вместе пиво пили.

Анархист. Неделя — срок! За неделю можно горы свернуть.

Юрий. Да уж, ты у нас богатырь. Дорболыз...

Сергей. Олегыч, ты с моими нормально... Возьми еще рюмку сходи, а? Стыдно мне с ними... И они смотрят так... Сбежал, вернулся...

Олег, хмыкнув, выходит.

Анархист. Зря ты, Серый, сорвался так. Надо было обсудить. Я б тебе столько вписок дал! В Красноярске, в Новосибе. В Москве у меня чуваки... Куда ездил-то?

Сергей. Да так...

Юрий. Россию ездил смотреть! Он же у нас писатель, оказалось, мощный. Все про нас написал — до последнего пука. Увековечил! И ты там есть...

Анархист. Знаю. Давал читать.

Юрий. А мне чего не давал?

Сергей. Давайте накатим лучше. Фигня все. Забыли, короче.

Олег возвращается с рюмкой и тарелкой горячего мяса.

О л е г (Сергею). Слушай, я их позвал. Неудобно. Они там сидят...

Сергей. Пить при них...

Юрий. Да пора уж, пора, Серега! Восемнадцать! Взрослый человек. Таким автомат уже доверяют...

Сергей (сдерживая бешенство). Хватит! Достало...

Олег (перебивает). По одной — до родителей.

Анархист. Давай скорей. (Наливает себе водки.)

Юрий. Не обижайся, Серега. Это у меня с армады. Там без приколов спятишь.

Пьют, закусывают.

Юрий. О-о, мясковское! Кайф! Мы там, когда мясо кончалось, лося валили. Начальник заставы спецом наряд посылал с левыми боеприпасами за мясом.

Анархист (жадно жуя мясо). А кто-то горохом пустым питается.

Юрий. Работать надо, Анархист, а не в шинели чужой таскаться. Я тебя с детства знаю, сперва интересно было, ходил даже — помнишь? — на тусовки в бункер твой, эту слушал... как ее? Какая там у вас главная группа?

Анархист. У нас главных нет. Мы анархисты.

Юрий. Ты, бляха, в зеркало на себя посмотри. До старости, что ли, в детский сад будешь играть?

Стук в дверь.

Сергей (недовольно). Да.

Входят родители Сергея — Юрий Андреевич и Людмила Петровна — не старые, но тихие и прибитые жизнью люди. В руках у них закуски и полбутылки вина.

Людмила Петровна (изо всех сил стараясь казаться веселой). Добрый вечер, ребята! Мы вам не помешали? Олег пригласил посидеть...

Юрий. Естественно! Стулья только надо еще.

Юрий Андреевич. Я принесу.

Сергей. Давай я лучше. (Выходит из комнаты. Юрий Андреевич, помявшись, выходит следом.)

Юрий. Садитесь сюда, Людмила Петровна.

Людмила Петровна. Спасибочки! Давно я вас всех не видела. Только Олега вот...

Юрий. У меня дежурства. Сутки сижу, сутки дрыхну.

Людмила Петровна. Где сидишь?

Юрий. Банк охраняю. (Взглянув на Анархиста, хохочет.) От таких вот махновцев!

Анархист. Я старше тебя почти в два раза...

Юрий. У анархистов возраста нет. Ты своим ученичкам про возраст говори.

Входят Сергей и Юрий Андреевич, приносят стулья, рассаживаются.

Людмила Петровна. Может, выключим верхний свет? Торшер оставим. Будто у костра так... Согласны?

Сергей. Да уж, романтика...

Олег. Юрий Андреевич, вам водки?

Юрий Андреевич (отчаянно, точно кидаясь в ледяную воду). А, рюмочку давану! Мне завтра ко второму уроку.

Людмила Петровна. Ничего себе! (Приобнимает мужа и Юрия.) Я ведь между двух Юриев сижу! Так, загадываю желание.

Пауза, все смотрят на Людмилу Петровну.

Людмила Петровна. Загадала! Продолжаем застолье.

Анархист. Вы, Юрий Андреевич, географию, кажется, ведете?

Юрий Андреевич. Совершенно верно. Правда, в последнее время к истории больше склоняюсь. Настолько загадочная наука все-таки! Вот Корею взять. Ведь у нее настолько древняя история, и она практически не изучена...

Людмила Петровна. Дорогой!

Юрий Андреевич. Извините, увлекся... А Людмила Петровна у нас биолог. Мы в Челябинске, в педагогическом, познакомились и с первого курса — вместе. На распределении сюда попросились. Здесь еще тайга стояла непролазная. Узкоколейку только собирались тянуть.
А Люда уже Сережу ждала...

Сергей. Что, пьем?

Анархист. А меня взрослого почти родители привезли. Потом решили домой возвращаться, а я остался.

Сергей усмехается.

Анархист. Лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме.

Юрий. Ты у нас тут многого добился! Главный идеолог! Советую в мэры избираться. Вот покувыркаемся!

Людмила Петровна (перебивает). Ну что ж, ребята, за встречу!

Юрий Андреевич. Юр, у тебя батя-то в этом году на пороги не ездил?

Юрий. Нет. Он давно уж забросил. Байдарка в гараже, наверно, сгнила... А вы что, сплавлялись?

Юрий Андреевич. Людмила Петровна вот не пускает, боится: рассыплешься, говорит, как потом собирать тебя...

Людмила Петровна. Да езжай хоть сейчас, дорогой.

Юрий Андреевич. Холодно уже. На будущий год буду планировать...

Олег (поднимает рюмку). Ну, за будущий год!

Чокаются звонко, бодро. Никто не замечает, что Сергей сидит отдельно от всех, его рюмка на столе. Пьют, дышат, закусывают.

Юрий Андреевич. Ох, хорошо! Водка все-таки — великая вещь!

Людмила Петровна (шутливо). Ну-ка, не развращай ребят!

Юрий. Да мы уж взрослые. Кое-кто не только в шинели походил, а и боевыми стрелял... Огурчики у вас — супер просто!

Людмила Петровна. Лето удачное. Двадцать банок засолила.

Анархист. Овощи — это необходимо.

Юрий. Дача — дело рисковое. Лучше зарабатывать и на рынке спокойно...

Людмила Петровна. Я с вами совершенно не согласна!

Юрий Андреевич. Так-с, а кто у нас разливает?

Людмила Петровна. Назначаю тамадой самого опытного в нашей компании человека!

Юрий. Кого же это?

Анархист. Ну кто у нас тут лосей валил направо-налево?

Юрий. Намек понят — приступаю!

Людмила Петровна. А давайте песню споем хорошую! Я вчера гитару настроила... Сейчас напьюсь и буду петь!

Юрий. Так, рюмки полны — поехали.

Людмила Петровна. За все хорошее, ребята! За мир, за согласие!

Свет постепенно гаснет. Звон рюмок, неразборчивые восклицания.

Картина вторая

Площадь перед школой. Над входом в школу — выцветший транспарант «Добро пожаловать!».

По площади прохаживается Татьяна. Появляется Сергей.

Сергей. Тань, извини, пожалуйста! Спасибо, что дождалась.

Татьяна. Знаешь, я не ушла, чтоб сказать, что это хамство чистой воды.

Сергей. Меня вызвали на переговоры. Сидел на телеграфе. Не мог же я не ответить... Москва.

Татьяна (слегка презрительно). Очень рада.

Сергей. Тань, не сердись. Я уезжаю завтра. До Тынды, а там — самолетом...

Татьяна. Что могу сказать — молодец.

Пауза.

Сергей. Пойдем куда-нибудь. Ну... В кафе?

Татьяна. Ой, как оригинально! Так необычно, знаешь...

Сергей. Не здесь же стоять, на холоде. Тань!

Татьяна. Никуда я с тобой не пойду. Ты упросил встретиться на десять минут — я пришла. Но десять минут давно кончились.

Сергей. Мы еще и минуты не говорим.

Татьяна. Да я тебя прождала пятнадцать! Так что давай прощаться. Все...

Сергей. Я уезжаю ведь завтра уже. Надолго, наверно...

Татьяна. А я дома остаюсь. Это тебе вечно надо бежать куда-то. Бегун.

Сергей. Я не бегун. Меня пригласило издательство. Книгу хотят издавать. В интернете нашли, и понравилось... На какую-то премию даже... ну, выдвинули.

Татьяна. Поздравляю!

Сергей. Тань, ну что ты все одно да потому... Ты же ко мне по-другому совсем относилась, Тань. Так ведь у нас хорошо было... Я думал — вот... А, Тань?

Татьяна. С тобой невозможно по-человечески. Или дуешься, или два часа поучаешь. И все у тебя сводится к одному: как мы тут гнием в этом болоте, надо уехать... Может, хоть сегодня не надо? Мне надоело.

Сергей. Да я в курсе, я — зануда. Но... За последние недели многое ведь изменилось! Мои рассказы прочитали в одном издательстве, в Москве, и пригласили туда. Заключить договор, еще там какие-то вещи... Убедиться, что я есть на самом деле… И на премию выдвинули… Смысл теперь хоть какой-то впереди появился...

Татьяна. Поздравляю.

Сергей. Да блин! Опять двадцать пять... Тань, пойдем выпьем кофе. У меня деньги есть. Или вина хорошего. А?

Татьяна. Ой, да какое уж тут вино, в нашем-то болоте? И кофе... Не смеши.

Сергей. Перестань, слушай! Помнишь, как мы познакомились, сидели тут вот на лавочке и не могли расстаться никак? Столько лет рядом была, а увидел в конце только... Так то есть увидел...

Татьяна. Как?

Сергей. Ну как... По-настоящему. Не веришь? Тань, давай так, может быть... Ты закончишь, получишь аттестат, и поедем вместе, поступим вместе куда-нибудь. Ведь как мы друг без друга?..

Татьяна. Ты так говоришь, будто у нас что-то было. А ничего у нас не было. Ни-че-го. И нечего фантазировать.

Сергей. Тань... Давай поговорим нормально. А? Я исправлюсь. Съезжу туда, и все хорошо будет. Посмотрю, успокоюсь. И гонорар обещают за книгу. А в июле вместе поступить постараемся... (Кривится.) Блин, еще же армия эта! (Достает сигареты, закуривает.) А, ладно, Тань, не слушай меня. Все понятно.

Татьяна. Что тебе опять понятно?

Сергей. Что не получится ничего. Херня все...

Татьяна. Не отчаивайся, друг мой, надейся на лучшее.

Сергей. Злая ты стала какая...

Татьяна. У тебя научилась. Сам говорил, что нужно быть злым, чтоб в жижу не превратиться. Вот и стараюсь.

Сергей. Я же не в этом смысле... Да, говорил. Только злость дает настоящие силы... Говорят, любовь созидательна. Да ну — фигня! Любовь убаюкивает, даже несчастная любовь, безнадежная. Понимаешь, человек все-таки наслаждается своим страданием... И у меня так же последнее время. Вот взял и влюбился. Раньше шагал, кулаки сжимал, видел мир как он есть, трезво, а вот... А теперь люблю и... и, это, и все у меня сместилось. То есть мой взгляд на мир...

Татьяна. И в кого это ты у нас влюбился?

Сергей. Не кокетничай, ты знаешь. Видишь.

Татьяна (нараспев). Люблю ее, но странною любовью... Не надо, Сережа. Так не любят, так грузят. Мне через пять минут общения с тобой жить не хочется. Вот бы кто-нибудь снял тебя на камеру, а потом показал. Тогда бы понял.

Сергей. И как мне быть? Тань, что мне делать-то? Я нормально хочу... Подругу хочу настоящую. Такую, как ты. Семью хочу, детей чтоб... И жить нормально. Тань... (Собираясь ее обнять.) Танюш...

Татьяна. Трахаться ты хочешь, вот и все. И все проблемы.

Сергей. А?

Татьяна. Все, я пойду, короче. Не могу больше. Все! Не обижайся, езжай спокойно. Удачи.

Сергей. Нет, стой. Погоди!

Татьяна (усмехаясь). Стою, мой командир.

Пауза.

Сергей. Что я тебе сделал, ты можешь объяснить? Столько хотел сказать... До полночи думал, представлял, как мы с тобой вот здесь стоим, говорим. А теперь... Вот вижу, что никакие слова тебе не нужны, да и у меня их теперь нету. Исчезли куда-то все... Пошлые одни только всякие... Казались настоящими, а теперь — противно. Тань, ты поверь только — я теперь совсем другой. Понимаешь? Я одного прошу, ты меня подожди, пожалуйста. Я вот вернусь... В Иркутск уедем, поступим... Давай? (Пауза.) Тань, у тебя есть кто-то, да? А, Тань? Если есть, то и закончим весь этот... всю комедию. Ну скажи конкретно — да, нет.

Татьяна. Никого у меня нет. Но...

Сергей (перебивает). Тань, ну и давай! Все отлично будет у нас, я чувствую, Тань. Я уверен просто! Теперь, понимаешь...

Татьяна. Дай мне сказать!

Сергей. Что?

Татьяна (холодно). У меня никого нет. Так. Но и с тобой я быть не буду. Не могу я с тобой быть.

Сергей. Что такое-то, а? Ведь все же хорошо так было...

Татьяна. Ничего не было. Хватит. Давай попрощаемся. Искренне, Сережа, желаю тебе всего самого. Успехов...

Появляется Юрий. Он с сумкой, в черной униформе охранника.

Юрий. Здорово, пацаны и пацанки! Как там? «Двое влюбленных лежали во ржи, тихо комбайн стоял у межи...» Воркуете?

Сергей отворачивается.

Татьяна. Привет. Ты на работу?

Юрий. А як же! Денежку охранять, оргтехнику и тэ дэ... Чего кислые-то такие?

Сергей. Вот... прощаемся.

Юрий. А-а, ты ж валишь опять. Слыхал-слыхал! Значит, сбылась мечта идиота? Круто! Прямо в Москву полетишь? Эт самое, кстати, — советую поблагодарить кой-кого.

Сергей. В каком смысле?

Юрий. Вообще-то одни люди рассказики твои набирали, другие просили, чтоб в интернет их засунуть, третьи засовывали.

Сергей (фальшиво). Да, Юра, спасибо... Большое спасибо.

Пауза.

Юрий. В курсе? Анархист тоже сваливать собирается.

Сергей (рассеянно). И куда?

Юрий. Да хрен его знает. Бункер у него ЖЭК отбирает, он разобиделся. Психует... Такая ведь личность! Ну, обычное дело, короче. Псих на психе...

Сергей. Это точно... Но лучше психом быть, чем так...

Юрий. Как?

Сергей. Чем обычным быть, до предела нормальным. Нормально работать, а потом нормально отдыхать. Смотреть футбол, про байдарку мечтать, сериал выбрать по душе и бояться момента, когда он кончится...

Татьяна. Так, мне пора.

Юрий (взглянув на часы). Мне тоже. Полчаса до смены. Ох, суточки вахтовать!..

Сергей. Что ж, до свиданья тогда. Спасибо еще раз.

Юрий. Пожалуйста... Тебе счастливо. Мочи, короче, браток! Покажи им там, что значит — бамовские ребята. Не подкачай, в общем.

Сергей. Постараюсь. Тань, пока?

Татьяна. Пока.

Юрий. Ждем тебя обратно, Серый, на личном «боинге»!

Сергей. Постараюсь...

Юрий и Татьяна уходят. Сергей, проводив их взглядом, закуривает и шагает в другую сторону.

Картина третья

Ресторан. За столом изучают меню Сергей и Полина — женщина немолодая и на первый взгляд совсем несимпатичная, но у нее подвижная мимика, плавные движения. Сергей насторожен, он явно в непривычной обстановке.

Полина. Итак, дорогой Сергей, что будем заказывать?

Сергей. Да я как-то... На ваш вкус, Полина Максимовна.

Полина. Правда? Спасибо... Йя-а... я предлагаю салат с шампиньонами... стейк... Или антрекот? Здесь отличный антрекот.

Сергей. Можно.

Полина. И вино... Знаете, я люблю простое мерло. Вы не против мерло, дорогой Сергей?

Сергей. Я бы лучше водки бы...

Полина. Водки?

Сергей. Маленько...

Полина. Если только маленько... (Смеется.) А если серьезно, у нас сегодня очень плотный день. (Жестом зовет официанта.) Н-да, очень и очень рада, что вы здесь, что все у нас с вами так хорошо начинается... Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! Ваши рассказы уже произвели впечатление. Пока только, как говорится, в узких кругах, но, судя по всему...

Подходит официант.

Полина. Судя по всему, резонанс будет широкий. Ваши шансы на получение премии — высоки. Все в порядке пока… Но и нам с вами для этого нужно приложить усилия. Вы согласны?

Сергей. Ну да... конечно. Спасибо.

Полина. Вот и замечательно. А пока что выпьем и закусим. (Официанту.) Пожалуйста, бутылочку мерло и графинчик «Посольской»... Вот этот, двухсотграммовый... Два антрекота, два, соответственно, салата с шампиньонами и-и... Все пока что.

Официант записывает, кивает, уходит.

Полина. В пятнадцать часов нас ждут в издательстве, а на восемнадцать я назначила интервью для газеты «Суперклуб». Очень читаемая газета у молодежи... Такие планы. Вы не против? Спать не хотите? Все-таки колоссальная разница во времени...

Сергей. В самолете выспался. А что в интервью говорить?

Полина. Смешной вы. (Внимательно смотрит на Сергея.) Милый, смешной... Вопрос всегда дает пищу для ответа. Но советую быть побойчее. (Подняв указательный палец.) Писатель должен хватом быть. Так-то! Это какой-то мэтр, кстати, сказал.

Сергей. Да, эт точно. (Пауза.) А в издательстве... они уже, что ли, точно издавать решили? Настоящей книгой?

Полина. Не только решили, дорогой Сергей, а скажу по секрету — чуть ли не верстка готова. Ждут только вашей подписи в договоре. (Тянется к Сергею, голос ее становится вкрадчивым.) Честно говоря, я читала договор, поспорила с ними насчет некоторых пунктов, гонорар полохмаче отвоевала, проценты с каждого купленного экземпляра. Но советую прямо так сразу не подписывать. Поизучайте, поразмышляйте. Или хоть сделайте вид. Вот... И сама я имею наглость предложить вам... в общем, предложить себя на роль агента. Без агента сегодня, дорогой Сергей, поверьте мне, никуда. Особенно если есть желание быть изданным на Западе. А это в вашем случае — более чем реально.

Сергей. За границей? А где?

Полина. Пока вроде бы — вроде бы! — заинтересовались немцы и, как это ни странно, итальянцы.

Сергей. Неслабо.

Полина. Я тоже так думаю.

Официант приносит заказанное, открывает вино, но Полина жестом останавливает его попытку налить в бокалы. Официант уходит.

Сергей (глядя ему вслед). Не позавидуешь...

Полина. Простите?

Сергей. Ну, вот так работать... Лакеем.

Полина. А по-моему, он рад. Постаивай у стойки, следи, кто как кушает, вовремя поднеси добавки. Это не асфальт укладывать.

Сергей. Я бы лучше асфальт.

Полина. А вы философ... Что ж, надо бы, как говорится, выпить.

Сергей наливает Полине вина, себе — водки.

Полина. Итак, за знакомство, за, надеюсь, начало плодотворного сотрудничества! Я лично очень рада, Сергей.

Сергей. Я тоже.

Пьют.

Полина. Знаете, а я ведь бывала в ваших краях. Правда, давно. Ваш город тогда почти весь палаточный был, только клуб, кажется, баня, что-то еще — деревянные.

Сергей. А теперь одни пятиэтажки...

Полина. Я корреспонденткой на радио работала, совсем девчонкой еще, и вот отправили в командировку. Осветить великую стройку социализма. Почти месяц там прожила...

Сергей. И как?

Полина. Что?

Сергей. Ну, это... впечатления?

Полина (пожимает плечами). Потрясающе! Такая атмосфера, все как одна семья, все молодые...

Сергей. М-да... Теперь не так.

Полина. Да, я понимаю, что не так... Читала ваши рассказы. Сильные и страшные. Но это правильно. Это необходимо. Так сказать, голос детей романтиков.

Сергей. Что, Полина Максимовна, может, еще? (Кивает на бутылку.)

Полина. Конечно! Для этого мы здесь и находимся. Теперь ваш тост.

Сергей наполняет бокал вином, а рюмку — водкой.

Сергей. Да я не особенно в них... Ну, за удачу, наверно, за все хорошее.

Полина. И отлично, отлично, Сергей!

Пьют.

Полина. А вы там родились или раньше? В автобиографии это, кажется, не указано...

Сергей. Там... Девятнадцатый коренной житель города.

Полина. О! У вас каждый новорожденный под своим номером?

Сергей. Тогда мало рождалось... У меня приятель, Юрий, на два года старше, так он четвертый, что ли... Тогда вот еще, говорят, действительно одни палатки стояли. И роддома не было... Мать его хотели в Тынду везти, а она отказалась. Он теперь этим гордится очень...

Официант приносит антрекоты, ставит на стол, уходит.

Полина. Да, Сережа, интересный у вас там мир. Совсем другой мир...

Сергей. Яма какая-то... Выть хочется... Там с тоски все шизанутыми становятся. Одни в пятьдесят всё в комсомольцев-первопроходцев играют, другие какие-то гулаговские лагеря ищут, отец мой вдруг древнейшей историей Кореи увлекся. А, ладно! Знаете, я как раз за месяц до вашей первой телеграммы из дома сбегал.

Полина. Как это?

Сергей. Денег подкопил маленько... Хотел в Новосибирск... Много слышал про Академгородок, про все... И рванул. Доехал, посмотрел и обратно скорей... Это только в фильмах — собирает человек вещички и едет куда глаза глядят, за счастьем. А в жизни...

Полина. Вы кушайте, Сережа, кушайте.

Сергей (не слушая). Да нет, вообще-то не только в фильмах. Раньше вот... Родители вот тоже сели и поехали в тайгу свой город строить...

Полина. Нет, Сережа, они не просто так — они по комсомольским путевкам. Просто так, действительно, очень редко счастье можно найти. Кто-то обязательно должен... (щелкает пальцами) опекать, что ли. Так? Согласны?

Сергей кивает.

Полина. Давайте, в конце концов, будем есть! Нам нужны силы, дорогой Сергей! (Смотрит на часы.) и нужно постепенно уже торопиться. В Москве, Сережа, жить приходится в спринтерском темпе. Иначе... Все, едим, философствовать будем позже!

Сергей неуклюже отрезает кусочек мяса, жует. Затем наполняет бокал и рюмку.

Полина. Может быть, достаточно?

Сергей. По последней, Полина Максимовна... для аппетита... Волнуюсь я как-то очень.

Полина. Напрасно. Просто ведите себя органично, и все будет о’кей!.. Кстати, гостиница понравилась?

Сергей. Да, спасибо... Крутой номер. (Поднимает рюмку.) Спасибо, Полина... Я уже там, честное слово, совсем скисал. Даже и не надеялся... У меня друг, Олег, это он эти мои рассказы в интернет поместил. То есть не он... У нас там с компьютерными делами целая эпопея. Даже телефонов в квартирах нет ни у кого почти, мобильники не работают спутниковая связь нужна... И вот Олег... М-м, что-то я с мысли сбился. Ладно...

Чокаются, пьют. Сергей жадно ест, но вдруг резко откладывает вилку.

Сергей. А знаете, как они меня там ненавидят! Вот Юрич, Юрка, который из первых... он, когда мои рассказы прочитал, так рас... рассвирепел!..

Полина. Почему? Интересно.

Сергей. Ну как? Написал про него всю правду... и про всех... Вот вы говорите, что это... что другой мир там. Да, Полина Максимовна, это точно. Только... (Взбалтывает графин, выливает в рюмку остатки водки.) Страшный это мир такой, ненормальный... Представьте — железная дорога, двадцать тысяч людей в пятиэтажках, а вокруг на триста километров во все стороны тайга сплошная. Волей-неволей шизанешься... И родители вот мои... И ведь понимают, какую глупость сделали, что туда забрались по собственной воле, а вид делают, дескать... Песню про туман всё поют... из последних сил. И все так. Все вид делают. Даже кому сейчас как мне... Никто почти не уезжает. Патриоты, блин... Извините... (Пьет.) Свой пединститут этот, филиал то есть, убогий забит, конкурс бешеный просто, а чтоб в Иркутск рвануть или в Читу... Нет, все почти остаются. Кто уезжает — чуть не предатель... Свой город... И, знаете, Полина Максимовна... Знаете, я вам так благодарен, что вы на меня внимание обратили. Правда, Полина Максимовна! Я ведь чуть как они не стал... Чуть не хряпнулся, когда мне известие ваше передали из интернета. Ну, что вы меня ищете... Телеграмма потом... Спасибо вам большое... У вас имя очень красивое — Полина. Русское такое...

Полина. В Москве здесь, я заметила, вообще как нигде много Иванов, Василиев, Маш, Поль. Не знаю даже, почему так.

Сергей. А у нас сплошные Сани, Юрии, Наташи, Тани. Сереги вот. (Усмехается.) Что ни рожа — то Сережа…

Полина (глянув на часы, подзывает жестом официанта). Сергей, нам, к сожалению, пора идти. Я тоже очень и очень рада, что вас встретила... Мы еще с вами, надеюсь, наговоримся. (Улыбается.) Верно?

Сергей. Конечно, Полина Максимовна, конечно. Наверно... Спасибо!

Подходит официант.

Полина. Два стаканчика минералки и счет, пожалуйста.

Картина четвертая

Часть большого зала. Край стола, облепленного людьми — в основном пожилые крупнотелые мужчины и тонкие, достаточно молодые женщины. Несколько в стороне, у стены, с бокалом вина стоит Сергей. К нему подходит Полина с бокалом вина и тарелкой с бутербродами.

Полина. Подкрепитесь, Печорин. Вы еще нужны мировой литературе.

Сергей. Не надо, Полина Максимовна, зазнаюсь. Хотя чего зазнаваться... (Берет бутерброд.)

Полина. Да бросьте переживать! Ваш проигрыш лучше победы. Ведь всего голоса не хватило... И кому проиграли? По-та-по-ву! Он тридцать лет у всех на устах, тридцать лет упорно шокирует, да и (говорит тише) ему умирать скоро, в конце концов, — надо ведь заслуги отметить... А у вас, дорогой, такое будущее! У вас только все начинается.

Сергей. Хм... да...

Полина. Я вам гарантирую. Мы с вами такое устроим! Кушайте, Сережа, с чистой совестью. Кушайте и пейте. Сегодня можно.

Сергей. А вот я спросить хотел. Как я с этими, с журналистами, нормально им говорил?

Полина. Отлично все... Только, советую на будущее, надо похлеще быть, не стесняться. Здесь бойких любят.

Сергей. М-да, понятно... (Ест бутерброд, запивает вином.)

Подходит Олег Алексеевич.

Олег Алексеевич. Приветствую, Полина Максимна!

Полина. Добрый вечер, добрый вечер, Олег Алексеевич!

Олег Алексеевич. Полина Максимна, не могли бы познакомить меня с нашим юным мэтром?

Полина. С удовольствием! (Сергею.) Олег Алексеевич Бутыгин, известный писатель.

Сергей (оживляясь). Да-да, знаю, здравствуйте!

Полина (Олегу Алексеевичу). Сергей Толокнов...

Олег Алексеевич. Рад познакомиться! Поздравляю!

Сергей. Да вроде как не с чем...

Олег Алексеевич. Ну, как это не с чем! Вы здесь главный герой. Все только о вас и шепчутся. А подойти боятся! Очень, говорят, серьезный юноша.

Сергей (усмехается). Да я просто...

Полина (перебивает). Он у нас такой! Теперь держитесь, Олег Алексеевич! Вот выйдет книга...

Олег Алексеевич. Уже и книга? Быстро это все нынче делается. Ну и хорошо, и правильно. В нашу-то молодость, пока до книги дело дойдет, три шкуры сдерут. Уж и не рад ничему. И в журналы как пробивались! А теперь... Нет, правильно — пусть печатают все что есть, а там или разносят, или превозносят. Я прав?

Сергей. Не знаю, я раньше не жил.

Олег Алексеевич (смеясь). Отличный ответ! Отличный! Так держать, Сергей, ни с кем так просто не соглашайтесь. (Шумно отпивает из бокала.) Вы, я слышал, издалека?

Сергей. С Забайкалья...

Полина. Сын первопроходцев БАМа...

Олег Алексеевич. А я ведь тоже совсем-совсем не отсюда. Тоже ведь какой-никакой, а сибиряк.

Полина. Правда? Мне казалось, вы всегда жили в Москве...

Олег Алексеевич. Ну что вы, какой из меня москвич... Стопроцентный омский валенок. Маленько только пообтершийся. Ха-ха! В двадцать два года, уж после армии, сюда приехал. В Литинститут поступил. Да-а... На поэзию, кстати!

Полина. Шутите, Олег Алексеевич!

Олег Алексеевич. Представьте себе. Не сразу я на прозу решился, не сразу. Сперва жизнь поглядел, созрел, наглости поднабрался. А теперь... Вроде и дети совсем, а вот — гляди-ка! И правильно, правильно, Сергей, дерзайте. И ничего не бойтесь. (Поднимает бокал.) Ну, за вас, за ваши новые творческие успехи!

Сергей. Спасибо.

Полина. Полностью присоединяюсь.

Сергей. Спасибо.

Чокаются, пьют. Пауза.

Олег Алексеевич. Ну, ладненько. Пойду, с вашего позволения, дальше.

Полина. Увидимся.

Олег Алексеевич (философски). Как карта ляжет, Полина Максимна... Как уж карта ляжет. (Неспешно удаляется.)

Полина (Сергею). Ну как?

Сергей. А?

Полина. Как вам здесь? Как вообще от церемонии ощущение?

Сергей. Да не знаю пока. Но как-то... немного как-то смешно... Я, честно говоря, по-другому все это представлял.

Полина. Литературная среда всегда была, Сережа, очень хорошей пищей для сатиры. Бунин, вспомните, хлеще Зощенко становился, когда писал о литераторах, об их отношениях... Вообще, это ведь театр своеобразный. (Кивает в сторону стоящих вокруг стола.) И, знаете, тут роли настолько четко распределены — любой бы режиссер позавидовал... И каждый дает те реплики, какие от него ждут, на какие он кем-то там запрограммирован. Извините, я сумбурно выражаюсь. Но вы понимаете, о чем я?

Сергей. Кажется, да.

Полина. И вот знаете почему никто, например, из журналов к вам не подходит, а ведь после такого успеха, кажется, должны бы наперебой просить у вас рассказы?

Сергей. Почему? Я ведь за журналами пытаюсь следить, даже хотел послать вещи в один, а потом передумал. Решил — наверняка ведь откажут.

Полина. И отказали бы, стопроцентно отказали, если бы так получили, по почте. Ни с того ни с сего. А сейчас им очень хочется вас напечатать, даже если они и не читали еще... Ведь сенсация — мальчик, восемнадцать лет, а вошел в финал такой премии громкой, на голос всего Потапову уступил. Ни одной публикации, только рукопись. Фантастика, правда? Но, понимаете, Сережа, у вас уже роль писателя, не связанного с журналами. Вот они ждут теперь, когда книга выйдет, чтобы хоть критические статьи напечатать, оценить ее... Знаю, согласятся, что вы, мол, открытие, но в целом обругают.

Сергей. За что?

Полина. Хм, а вас не за что ругать, дорогой? Разнесли в пух и прах поколение нынешних сорокалетних, последних советских романтиков, к коим, кстати сказать, и я себя отношу, свое поколение показали вон как. Вообще какую-то невозможность жизни нарисовали...

Сергей. Это да... (Крутит в руке пустой бокал.) Пойду еще, может, налью... Или водки? Можно?

Полина. Теперь можно. Только сильно, пожалуйста, не напивайтесь.

Сергей. Да я как-то...

Полина. Шучу, шучу, Сережа! Мне тоже возьмите красненького.

Сергей берет у Полины бокал, уходит. От тех, что облепили стол, отделяется Григорий Владимирович — невысокий сухощавый мужчина. Подходит к Полине.

Григорий Владимирович. Здравствуйте, дорогая моя!

Полина. А я все смотрю, как вы на меня глазами своими пронзительными стреляете, думаю, когда же подойдет? И вот — сбылось!

Григорий Владимирович. Как я мог? Ведь вы не одна! Поздравить вас хочу с таким приобретением. Всколыхнули на славу!

Полина. Мы, скажу по секрету, еще только в начале пути.

Григорий Владимирович. Неслабое, надо признать, начало. М-да-с... Жаль только, что книга еще не вышла.

Полина (слегка улыбаясь). Не знаю, не знаю. Может быть, и наоборот. Нет, не пытайте, не могу вам сказать. Это уже из сферы бизнеса. Понимаете?

Григорий Владимирович. Ясненько... (Смотрит в ту сторону, куда ушел Сергей.) Ладно, я вас покину, дорогая Полина Максимовна. Не буду утомлять.

Полина. Вы очень любезны, Григорий Владимирович. Спасибо! Надеюсь, скоро увидимся.

Григорий Владимирович. Куда ж мы денемся! Узок круг, как говорится... (Целует Полину в щеку и уходит.)

Подходит Сергей с бокалом и рюмкой.

Полина. О, чудесно, дорогой Сергей!

Сергей. Давайте выпьем.

Полина. С удовольствием. За что?

Сергей. Да давайте просто так.

Чокаются, пьют.

Сергей. Все-таки тяжело как-то здесь. Вроде бы ничего, а вот как-то...

Полина. Привыкайте, Сережа, закаляйтесь.

Сергей. А кто это подходил сейчас?

Полина. Когда?

Сергей. Ну вот когда я отходил.

Полина. А это, так сказать, представитель конкурирующей стороны. Издатель. Поздравил меня с удачным приобретением, то есть с тем, что вас нашла. Завидует. Что же, надеюсь, не напрасно. Выпьем, Сережа, за первый блин! Уверяю вас — он не комом.

Пьют.

Сергей. Полина Максимовна, спросить хотел...

Полина. Все что угодно, мой дорогой.

Сергей. А вон что это за парень там? Вон тот.

Полина. Какой?

Сергей. Ну вон, в черном свитере стоит. С сумкой такой...

Полина. А, этот... Это Венин. Прозаик... Начал, кстати, очень ярко, со всех журналов, потом книга за книгой... Он тоже откуда-то почти из ваших краев... Но, понимаете, Сережа... Как бы это объяснить?.. Пишет по-прежнему много, печатают тоже, а результат... Таких очень много сейчас. Да пожалуй, девять десятых. Раз в год в двух-трех толстых журналах рассказы, повестушки, еще по мелочам, книга, а резонанс — нулевой практически. И этот теперь такой же. Начал чуть не скандально, даже побили его за один рассказ... Что-то там про то, как он, то есть герой его рассказа, соглашается любимую девушку — но она его не любит — изнасиловать с приятелями. Нечто такое... И какие-то ребята прочитали, возмутились. Побили Венина. Да-а... Ну а теперь вот... Ему лет тридцать... Теперь по фуршетам ходит, в жюри его приглашают, на ток-шоу поговорить. Короче, в обойме товарищ.

Сергей. А это плохо?

Полина. Ему, может быть, и очень хорошо, а с точки зрения имени... (Приглядывается.) И брюшко уже неплохое себе нагулял... Понимаете, дорогой Сергей, настоящий писатель должен, просто обязан быть бунтарем. Провокатором, если хотите. Всем симпатичных писателей не бывает. Он всегда раздражает, колет даже друзей... У Синявского хорошо про это написано. Не читали?

Сергей. Нет, Синявского не читал. (Допивает водку.)

Полина. Я найду, покажу. Вам должно понравиться. По меньшей мере — полезно. Да вы не задумывайтесь пока! Вы пока еще в зачаточном состоянии... Хотя имидж советую уже сейчас выбрать.

Сергей. Имидж... А какой?

Полина. Лучше всего сохранять сегодняшний. Может, еще чуть грубей казаться и неотесанней. Здешним людям представители народных толщ нравятся. Только нельзя переигрывать — отвернутся.

Сергей. Сложная задача.

Полина. Что ж, среди людей жить вообще нелегко.

Подходит Гутман — высокий мужчина лет шестидесяти, седые волосы собраны в хвост, на шее фотоаппарат, в руке бокал.

Полина. О, Гутман! А я ведь замечала, как вы всё на нас своими профессиональными глазами смотрите! Когда же, гадала, подойти соизволит? И вот — чудо! — дождалась.

Гутман. Вы заставляете меня покраснеть, очаровательная Полина!

Полина. Сразу знакомьтесь. Сергей Толокнов...

Гутман (пожимая руку Сергею). Очень рад!

Полина. Гутман Отс, без преувеличения лучший отстрельщик пишущей братии.

Гутман. Сегодня отстрелял всю память. И большая часть — на вас.

Сергей. Очень приятно. Спасибо.

Гутман (поднимает бокал). Буду считать за честь соединить стекло!

Полина. С радостью.

Сергей. У меня, извините... (Переворачивает свою рюмку.)

Полина. Сходите. И мне тоже красного... Только, пожалуйста, Сергей, без промедлений. Пока пыл не пропал.

Сергей уходит.

Полина. Ну, Гутман, расскажите, как дела? Всюду вижу ваши произведения. Что ни фото литературное, обязательно сбоку — «Гутман Отс». Вы прямо нарасхват, дорогой.

Гутман. Потихоньку, Полина, движемся...

Полина (укоризненно). Гутман! Что-то вы совсем орусячились! Что это за «потихоньку»? Где ваш объективный немецкий взгляд на действительность? Знаменитая прагматичность?

Гутман. Боюсь сглазить.

Полина. Ое-е-ей! Гутман-Гутман... А Сергей вот...

Подходит Сергей.

Полина. Сергей вот скоро станет известен и в вашей родной Германии. Параллельно выходит его книга и там. В Кельне.

Гутман. О, рад! Сергей, если не сложно, я бы хотел спросить — вы читали произведения господина Потапова?

Сергей (слегка растерянно). Это которому сегодня премию дали?

Полина. Ну да, да, Сережа.

Сергей. К сожалению, не получилось... У нас там вообще с новыми книгами не очень. Даже книжный магазин в «Хозтовары» переделали. А в журналах ведь он не печатался?

Гутман. Кажется, нет... (Пауза.) И неужели, Сергей, новых книг там, в... в Забайкалье, нет?

Сергей. Ну, так... почти — да.

Гутман. Кошмар.

Полина. А по-моему, в этом есть и положительная сторона. Как бы это поточнее сказать... Понимаете, многих писателей, и состоявшихся, и потенциальных, губит груз того, что было создано до них. Они боятся или повториться, или наоборот — попадают под чье-либо влияние и в итоге себя теряют. Губят в себе искренность, непосредственность изначальную. Понимаете? Что-то, в общем... Ха-ха! Я опьянела. Несу всякое...

Гутман. Нет-нет, Полина, вы, кажется, очень правы! Непосредственность — это да! Я встречал такое: «наскальное письмо». Сейчас появилось новое «наскальное письмо». Все с начала. Я прав?

Полина. Да, Гутман, милый, именно это я и хотела выразить. Как вы образно... Спасибо!

Гутман. О, не стоит. Но у меня просьба. Я желал бы, Сергей, отснять еще несколько кадров. Где бы вы один. Портрет. Я не смог уловить на церемонии. Вы согласитесь? Там, в зале?..

Сергей. Да я как-то... Как-то не умею позировать.

Гутман. Нет, не надо позировать! Не это. Как сказала Полина — непосредственность.

Полина. Вот, будьте непосредственны, дорогой Сережа. Это лучший имидж! Беспроигрышный!

Сергей. Ну, можно, наверно...

Гутман. Несколько кадров. Пойдем?

Полина. Пойдем. (Берет Сергея под руку.) Скажу по секрету, Сережа, если Гутман положил на тебя глаз, это очень много значит!

Гутман. Не верьте, Сергей, я простой фотограф. Я пробую удачно фиксировать. Впрочем... Я очень желаю сделать ваш портрет.

Полина. Гарантирую, вы, Сережа, выберете именно фотографию Гутмана для первого тома собрания сочинений. Он лучший.

Гутман. Вы заставляете меня краснеть, дорогая Полина.

Сергей. Да уж, собрание сочинений...

Полина. Нет, правда! Гутман — мастер высшего пилотажа! Ой, держите меня, Сережа, что-то я действительно сегодня... Совсем расслабилась... Ну и пусть, пусть Полина Максимовна будет сегодня пьяна. Можно? А, Гутман, скажите?

Гутман. Можно. Иногда очень можно.

Полина. Я тоже так думаю... Слушайте, Гутман, мы с Сергеем… Мы устроим... Нет, и не надо ложной скромности... Все отлично, Гутман милый, отлично... Тьфу-тьфу-тьфу через левое плечо, чтоб не сглазить.

Уходят.

Картина пятая

Комната Сергея. Единственное изменение по сравнению с первой картиной — письменный стол по центру. На нем вместо лампы, книг — скатерть, тарелки. Входит Людмила Петровна, держа блюдо с гусем, вслед за ней Сергей с бутылками.

Людмила Петровна. Почему не в зале, не понимаю! Здесь тесно, во-первых...

Сергей. Нас будет четыре человека всего. Вы и я с Олегычем. Нормально.

Людмила Петровна. А Губины? И Юра обещался зайти.

Сергей. Зачем он еще?

Людмила Петровна. Встретила, пригласила. Вы же с ним вроде друзья...

Сергей. Мам, я хочу здесь. Здесь уютней.

Людмила Петровна. Вечно все не как человек... (Уходит.)

Сергей расставляет посуду, затем подходит к карте на стене. Разглядывает ее, медленно переходит к стеллажу. Голос Людмилы Петровны: «Сереж, возьми вот салат отнеси! Хлеба еще надо нарезать...» Сергей выходит. Возвращается с глубокой тарелкой. Пытается уместить ее на столе.

Сергей. На фиг вообще... Фуршеты, блин... (Берет со стеллажа какую-то книгу.)

Голос Людмилы Петровны: «Господи, а хлеба-то! Сереж, сбегай, а? Слышишь?»

Сергей. Слышу! (Ставит книгу на место, идет к выходу из комнаты.)

Голос Юрия Андреевича: «Да я схожу, Люд. Все равно мне делать нечего». Сергей резко отворачивается от двери, плюхается на диван. Вздыхает.

Юрий Андреевич (заглядывая в комнату). Ты тут матери помоги, да и... Отвык уже от дома-то?

Сергей. Ну, так, слегка.

Юрий Андреевич. Еще бы — три месяца по европам. Нет, ты, брат, молодец! Ладно, я пошел. Обвыкайся. (Скрывается за дверью.)

Сергей проходит по комнате, берет что-то с тарелки, бросает в рот. Снова останавливается перед стеллажом. Входит Людмила Петровна с тарелкой. Ищет место, куда ее поставить.

Сергей. Наверно, хватит, мам. И так вон...

Людмила Петровна. Чего хватит? Ничего нет почти. Стол просто крошечный. Не вздыхай, ради бога! У нас с отцом лично праздник все-таки.

Сергей. Праздник... Уехал, теперь приехал. Так, посидим спокойно.

Людмила Петровна. Как это — уехал-приехал? Книги привез, деньги какие! Мы с отцом таких за всю жизнь и в руках не держали, а ты вон за раз! И, пожалуйста, не мешай нам. Отметим как следует, как положено.

Сергей. А как это — положено?

Людмила Петровна. Как людям.

Сергей. Ой, блин, прямо «Маленькая Вера» какая-то!

Людмила Петровна. Знаешь что? Этот фильм, к твоему сведению, появился, когда мне самой было лет двадцать. Нет, больше уже... Но не в этом суть... Когда я первый раз его посмотрела, мне тогда эти Верины родители такими дебилами показались. Мать особенно... А тут недавно снова увидела и удивилась даже — теперь я родителей понимаю, сочувствую им, а молодежь, Верин муженек этот, — бесят. Не то что я на их стороне, но я их искренне понимаю. Родителей.

Сергей. Может, и я через двадцать лет стану так же.

Людмила Петровна. Вот я это и имею в виду. Пора, Сережа, становиться терпимее к людям.

Людмила Петровна выходит. Раздается звонок в дверь. Сергей смотрит на часы.

Сергей. Олегычу вроде рано...

Сергей направляется к двери, но, не доходя, разворачивается, бродит по комнате. Входит Юрий.

Юрий. Здорово! Ты когда приехал-то? Поездом? Мне мать твоя сегодня утром сказала. С работы вот отпроситься пришлось — уговорил напарника еще сутки подежурить. Потом придется двое торчать. (Оглядывает стол.) Четко! На сколько назначили?

Сергей. В семь часов.

Юрий. Отметим по полной! В курсе про Анархиста-то?

Сергей. Что?

Юрий. Ну повесился.

Сергей. Как?

Юрий. Так... на веревке... У себя дома... Давно уж, с месяц назад. Понял, наверно, все.

Сергей. Нет, правда, что ли?

Юрий. Ну да. Я подробностей не знаю, мне как-то неинтересно. Олегыч должен в курсе быть.

Входит Людмила Петровна, озабоченно осматривает стол.

Юрий. Просто обалдительный стол, Людмила Петровна. А это курица, что ли, такая?

Людмила Петровна. Гусь. Сережа утром на рынок сходил, две такие сумищи принес — неподъемные. Даже креветки зачем-то.

Юрий. Круто! Вот видите — и кормильцем стал. (Шутливо бьет Сергея в плечо.) Молодец! Много денег-то огреб? Колись, Сергулек.

Сергей. Нормально... Домик присмотрел в Баденвайлере.

Юрий. Чего?

Сергей (серьезно). Домик, говорю, в Баденвайлере купить собираюсь.

Юрий. Где домик?

Сергей. Курортный город есть такой в Альпах. Маленький, очень красивый. Чехов там умер.

Пауза.

Юрий. В натуре, что ли?

Сергей. Что — в натуре?

Юрий. Ну, это, про домик?

Сергей. Ну а что... Гонорар вот заплатят за итальянское издание, и буду, наверное, приобретать... Вилла такая скромная, рядом красные виноградники.

Юрий ошалело смотрит на Сергея, потом — на Людмилу Петровну.

Людмила Петровна. Да он шутит... Какие виллы... Так (оглядывает стол), что еще? Сейчас еще хлеб, соль. Водка в холодильнике...

Сергей. Вот да — надо бы выпить по капле.

Людмила Петровна. Вы выпейте, а я там пойду проверю. Салаты не щиплите только. Ветчиной закусите вот. (Уходит.)

Сергей. Надо бутылку принести. (Уходит.)

Юрий. Хм, вилла, красный виноград... Крутой чувак... (Проходит по комнате, напевает.) Кру-уть... му-уть...

Возвращается Сергей с бутылкой водки.

Сергей (наливая водку). Давай, за встречу.

Юрий (без энтузиазма). Давай.

Чокаются, пьют стоя, закусывают.

Юрий. Нет, ты серьезно про виллу-то или стебаешься?

Сергей. Я пошутил. Давай Анархиста помянем. (Наливает водку.)

Юрий. Не хочу.

Сергей. Как хочешь. (Выпивает.)

Пауза. Оба смотрят на стол. Звонок в дверь.

Сергей (облегченно). Во, гости. Надо встретить. (Уходит.)

Юрий прохаживается по комнате, видит лежащую на диване книгу. Берет ее в руки. Разглядывает.

Юрий. Ни хрена ж себе ему книгу забацали! На такую, в натуре, можно виллу купить. (Читает по складам.) «Зон-нтаг-мор-ген. Абер ез зинд щен филе ляй-те унтер... унвер-вейгз»... Немецкий язык... Н-да, за какие-то три месяца окрутел. Как в кино.

Входит Сергей.

Юрий. Да, Серый, четко. (Покачивает книгу на ладони.) А сколько, если не секрет, заплатили все-таки?

Сергей. За эту? Почти пять тысяч.

Юрий. Долларов?

Сергей. Евро.

Юрий. Нормал... Евро — оно же дороже, чем доллар?

Сергей. Ну, вроде... Ладно, все, фиг с ней. Губины пришли. А Олегыч что-то... (Смотрит на часы.)

Юрий. Слушай, Серег, а покажи?

Сергей. Что показать?

Юрий. Ну, эти, евро.

Сергей. Да потом. Гости же...

Юрий. Да не бойся, не отберу. Интересно просто.

Сергей. Ну, блин, что мы, сейчас их будем раскладывать здесь? Потом, ладно? (Берет в руку бутылку.) Давай еще по одной, пока они там.

Юрий. Не хочу я пить. (Кидает книгу на диван.) Окрутел ты, Серега. Евро-фигевро, Германия, Баден... Полный нормал, короче...

Сергей. Кончай ты, а? (Наливает водку в рюмки.) Давай пей, Юрич.

Юрий. Да нет, я всех дождусь.

Сергей. Хрен с тобой. (Пьет.) Ничего я не окрутел. Наоборот. Наоборот совсем.

Юрий. В каком опять смысле?

Сергей. Да, блин... Каким-то себя почувствовал... Вот артистов, певцов взять, даже писателей известных... Смотришь на них по телевизору — все вроде нормально. Выступают. А потом... Ну, вот... я как-то Киркорова на улице увидел. Совсем не человек. Кукла такая двухметровая идет... Понимаешь?

Юрий. Не очень... И что?

Сергей. И я, короче, себя таким начинаю чувствовать... По телику меня показывали... Посмотрел — охренел. Тоже кукла как...

Юрий. С жиру беситься ты начинаешь. Эт точно.

Входят супруги Губины и родители Сергея. У Людмилы Петровны тарелка с хлебом, у Юрия Андреевича — бутылки.

Губина (улыбаясь). Можно?

Людмила Петровна. Так, рассаживаемся. Извините, что тесновато, это виновник торжества так пожелал. Чтоб в его рабочем кабинете...

Сергей. Мам, хорош! Садитесь, пожалуйста.

Губина. Ну и стол! Ну и сто-ол!

Губин. Да-а!

Рассаживаются.

Людмила Петровна. Олега только нет еще. Что, будем ждать или начнем?

Сергей. Начало восьмого. Надо начинать... Так, кому что? Водка, вино...

Губина. Мне вино!

Людмила Петровна. Я бы водочки, но боюсь...

Губин. Я тоже вина. Завтра тяжелый день.

Сергей разливает вино, затем водку.

Губина. Это у вас не гусь ли?

Людмила Петровна. Гусь, гусь! Сережа купил на рынке... Ой, он остыл уж, наверно!

Сергей. Пап, ты водку?

Юрий Андреевич. Не откажусь! Юрий, как дела ваши? Там же все, в банке?

Юрий. Так точно. Сутки сижу, сутки сплю. Сегодня подменился, пришел Серегу поздравить. И вас!

Людмила Петровна. И очень хорошо сделали! Ведь вы, я знаю, Сереже сильно с рассказами помогли...

Юрий. Да ну что вы! Так... Олег — это да! Он...

Людмила Петровна (перебивает). Олег вообще замечательный парень! (Губиным.) Вы же Олега Тишкова знаете? Светы Тишковой сын...

Губин. Конечно!

Губина. И Света тоже удивительная просто!

Губин. Позвольте мне озвучить первый тост. (Коротко откашливается.) Я бесконечно рад, что нахожусь сейчас здесь и по такому поводу. Сергея я знаю, что называется, с пеленок. В машинки играли, из пластилина солдатиков лепили. Но все это в прошлом. Сегодня мы чествуем молодого писателя, и не просто молодого, а уже, в мгновение ока, ставшего известным и в Москве, и в Европе. Я рад не только за него, за его уважаемых родителей, но и за весь наш город. Наш юный по меркам мировой истории город! Вот каких мы здесь растим сыновей! За это и выпьем!

Юрий. Ура!

Чокаются, пьют, закусывают.

Людмила Петровна (мужу). Юр, поломай гуся, пожалуйста. Вот салфетки держи.

Юрий Андреевич. Е-е-ех! (Рвет гуся на куски.) Феодалом в замке себя чувствую.

Губин. Давай, давай! Очень впечатляет. Попируем.

Людмила Петровна. Сереж, книжки-то покажи.

Сергей. Да ладно, потом...

Губин. Чего это — потом? Давай, Сергунь, показывай. Действительно, тосты, вино, а результата нет под рукой. Ну-ка!

Сергей встает, берет одну книгу с дивана, ищет другую.

Людмила Петровна. А, вторая там у нас, в зале! Сейчас. (Вскакивает и уходит.)

Сергей. Вот эта на немецком.

Губин. У-у!

Губина. Красота!

Юрий Андреевич. Даже закладка, глядите, есть.

Губина. Атласная!

Губин (читает). «Ам энде дер вэльд»... Как это перевести?

Сергей. «На краю света» примерно...

Людмила Петровна приносит книгу.

Людмила Петровна. Вот! Мы уже с Юрой читать начали...

Губин. А нам-то дадите?

Юрий Андреевич. Конечно! (Вытирает руки.) Жалко, что один экземпляр всего. В библиотеку бы надо...

Сергей. Да нечего там читать особенно. Чернуха такая.

Губин (бодро). Ну и что, что чернуха? Сегодняшние реалии этому способствуют. Что ж...

Людмила Петровна. Так что, наполняем посуду? Мне хочется выпить за Полину Максимовну...

Губин. А кто это?

Людмила Петровна. Это Сережин литературный агент. Без нее бы...

Юрий (берется за бутылку). Людмила Петровна, назначьте меня тамадой. У меня чутье, когда момент...

Людмила Петровна. С радостью, молодой человек! (Оглядывается, всплескивает руками.) Господи, да я же опять между двух Юриев! Одно желание у меня уже сбылось. Загадываю новое. (Закрывает глаза.)

Губина. Правда сбылось?

Звонок в дверь.

Сергей. Олегыч... (Выходит.)

Людмила Петровна. Нужен еще стул. Тарелка, вилка есть... Юра, стул принеси, который под швейной машинкой тот...

Юрий Андреевич выходит.

Губина. Люд, а правда сбылось желание?

Людмила Петровна. Представляете!

Юрий. Извините, но лучше не рассказывать. Я где-то слышал, что сны, желания нельзя рассказывать. А то не исполнятся.

Людмила Петровна. Да? А я и не знала. Все время рассказывала всем.

Юрий Андреевич приносит два стула.

Губина. А это что за салат такой? Оливье?

Людмила Петровна. Оливье, оливье! А вот крабовый... Юр, зачем два стула-то?

Юрий Андреевич (тихо). Олег с Таней пришел.

Людмила Петровна. Ой, и что?!

Юрий Андреевич. Не знаю, раздеваются там...

Людмила Петровна. Как же мы тут рассядемся? Говорила ведь — в зале!

Губин. В тесноте, да не в обиде... У меня еще, для справки, тост созрел.

Губина. По этому делу ты у нас специалист, дорогой. Это мы все знаем...

Входят Сергей, Таня и Олег.

Людмила Петровна. Нет, все, надо в зал. Это невозможно.

Юрий Андреевич. Выпьем сначала, а потом подумаем. Чей тост?

Губин. Опоздавшего!

Олег (у него в руках уже и рюмка, и книга; он разглядывает обложку). Да... Что же... Рад, что так получилось. Быстро так и хорошо... Я всегда знал, что Сергей такой... что он сможет... Молодец, Сережка! (Чокается с ним.)

Губин. Сбивчиво, но очень искренне!

Чокаются, пьют, закусывают.

Людмила Петровна. А теперь — переезжаем! Быстро, по-комсомольски. Каждый берет свой прибор и еще что-нибудь и несет в зал... Юра, беги раздвигай стол! Вещи там на сервант...

Сергей. Мам... (Отмахивается.) Ладно... (Смотрит на Таню.) Как дела?

Татьяна. Хорошо. А у тебя?

Сергей. Тоже. Я тебе подарок привез.

Татьяна. Да? Спасибо.

Действительно, стол очень быстро становится пустым. Шум, восклицания, звон посуды теперь слышны за дверью. Сергей и Таня вдвоем.

Сергей. Я о тебе каждый день там вспоминал.

Татьяна. Где?

Сергей. Ну, в Москве, в Германии... В Германии почти полтора месяца проторчал. Чтения были. От Берлина до Мюнхена... все крупные города.

Татьяна. И как там?

Сергей. Да не знаю... Как-то игрушечно все, как в детском садике.

Татьяна. Так же легко?

Сергей. Нет, не то... В детском саду же... там ведь не очень все хорошо... легко. Скорее — просто. Распорядок, прочее... И у них тоже вроде того. Такая жизненная колея...

Татьяна. Понятненько... Что, пойдем?

Сергей. Давай лучше тут посидим маленько...

Татьяна. А удобно?

Сергей (улыбается). Мне — да.

Заглядывает Олег.

Олег. Пойдемте, там вас ждут.

Сергей. Олегыч, принеси выпить. Мы тут пять минут буквально. Скажи... Ладно?

Олег пожимает плечами и скрывается за дверью.

Сергей. Как-то давят эти застолья... фуршеты. Тебя Олег прийти уговорил? Я и подумать не мог...

Татьяна. Встретились, предложил. А что, не надо было?

Сергей. Не кокетничай.

Входит Олег с бутылкой водки, тарелкой, рюмками.

Сергей. Класс! Спасибо! (Разливает водку.) Как долго мечтал выпить с вами так вот. Давайте, друзья!

Татьяна. Это водка?

Сергей. Выпей, Тань. От рюмки одной-то что?

Татьяна. Я ее не пила никогда... Сильно жжется?

Сергей. Нет, это хорошая. Главное, как выпьешь — выдохни всей грудью. Прямо так — х-ху!

Татьяна. Зачем?

Сергей. Пары сразу выходят. А текилу принято лимоном закусывать. Тоже сразу отшибает...

Олег, видя, что на него не обращают внимания, уходит.

Татьяна. А ты пил?

Сергей. Текилу? Ну да, приходилось. И граппу. Это итальянская водка... как самогон... А суши... то есть саке — противное. Его теплым пьют. Зато суши — вкусно...

Татьяна. Ну ладно, давай уж нашего. Водочка, колбаска.

Сергей. Давай. (Оглядывается на дверь.) Спасибо, Танюш, что вдруг так ты здесь оказалась. Как в сказке. Честное слово.

Чокаются и пьют. Татьяна громко отдыхивается.

Сергей. Закуси скорей! Все хорошо. Молодец!

Татьяна. Фу-ф-ф! Ну и... ну и гадость...

Сергей. ...эта ваша заливная рыба. Закуси. (Берет книги с дивана.) Вот книжки вышли. Наша и вот на немецком.

Татьяна. Красивые. И так быстро... Еще вчера, кажется, стояли с тобой возле школы, когда только все у тебя начиналось, и вот... Нет, правда молодец, Сереж...

Сергей. Спасибо. Но сейчас быстро книги делают. Могут и за две недели отпечатать... (Наполняет рюмки.) Это раньше, говорят, годами ждали. Цензура, набор ручной, такое всякое... Тань, слушай, я тебе предложить хочу. Только отнесись серьезно! А поехали в июле в Кельн? У меня там чтения намечаются, и у тебя экзамены как раз кончатся. А? Знаешь, как там красиво! Собор громадный, вообще...

Татьяна. В институт начнутся...

Сергей. А, экзамены... Ну, окно все равно же будет... Теперь визы такие, что во все страны Европы можно спокойно ездить... В Париж сгоняем.

Татьяна (усмехается). Париж... А ты был?

Сергей. Нет, в Париже не был еще. В Рим летал: договор там на книгу заключали. Германию всю объехал... А в Париж надо с любимой. Обязательно, Тань. (Поднимает рюмку.) За исполнение планов!

Татьяна. Ну как я...

Сергей подает Татьяне рюмку. Пьют. Татьяна скорее закусывает.

Сергей. Это все очень легко, оказывается. Даже странно как-то... Самолет, шесть часов — и там. И совсем другой мир. Тань... Знаешь, я вот по Берлину, по Риму ходил, и ничего мне не в радость было. И знаешь почему? Тебя рядом не было... Честное слово, Тань... А там... Не то что красиво там, а по-другому совсем. Как другая планета, понимаешь? И мы, Тань...

Сергей и Таня целуются. Заглядывает Юрий, но тут же прикрывает дверь. Из общего гама выделяется голос Людмилы Петровны: «Слушайте, а давайте споем!» — «Точно! Вот в самый раз! Давайте ту, нашу. Помните?» Тут же в ответ: «Юр, подай гитару». Мелодия, затем голос Людмилы Петровны, к которому постепенно присоединяются голоса остальных:

Тайга с комарами, конечно, не Крым,

Но счастливы мы тем не менее,

«Даешь Комсомольск!» — мы опять говорим,

Как наших отцов поколение.

 

Нужна наша молодость, нужны наши мускулы,

Чтоб рельсами врезалась в рассветную даль

Байкало-Амурская, Байкало-Амурская,

Байкало-Амурская магистраль!

 

 

Картина шестая

Комната в гостинице. Широкая кровать, стол, тумбочки. Чисто и ничего лишнего. Черный куб телевизора повернут к зрителю задней панелью. За столом сидят Ева и Сергей. Между ними блокнот, диктофон.

Ева. Меня зовут Ева Лурвин. Я работаю на радио в город Гамбург. Это будет литературная передача. Тридцать минут. Десять минут — интервью с вами и дальше — чтение рассказ.

Сергей. Понятно.

Ева. Итак, я задаю несколько вопрос. Нужен ваш голос, а поверх мы пустим перевод на дойч... Включаю. Готовы?

Сергей. Готов.

Ева. Сергей, по поводу вашей книги критика сошлась во мнении, что вы пишете документальность, но... м-м... облекаете это в форму фикшен, беллетристики. Так ли это?

Сергей. Ну, какие-то документальные черты действительно присутствуют в моих рассказах, есть доля автобиографичности. В основном же все-таки вымысел. Стопроцентно документально писать не получится в любом случае. Да и скучно это, наверное. Вот.

Ева. Но ощущение документальности очень сильно. Почему вы взяли для своего героя ваши имя, фамилие?

Сергей. Нет, ну это скорее имитация документальности, прием, чтобы сильнее воздействовать на читателя. А то что имя свое... Понимаете, я с первых вещей стал называть так этого персонажа. Он у меня практически сквозной... Понимаете, мне как-то и в голову не приходило, что, когда пишешь от первого лица, от «я», он может называться как-нибудь Андрей или там Роман... Я бы наверняка и писать тогда не смог. Да... Вот так.

Ева. Здесь, в Германии, ваша книга вызвала довольно сильные отклики. А как в России?

Сергей. Даже не знаю... Много рецензий появилось, упоминаний. Чуть премию не получил одну, но это еще даже до выхода книги... А так... Ругают в основном.

Ева. Да-а?

Сергей. Нет, у нас там, когда ругают, это считается, наоборот, хорошо.

Ева. И за что вас ругают?

Сергей. Ну как... Литературные критики у нас в основном люди уже пожилые, и им как-то оскорбительно, когда о прошлом пишут плохо. Даже не то что о социализме, прочем таком... это некоторых, наоборот, до сих пор радует... а и о тех, кто сидел на кухнях, критиковал, пытался, так сказать, пассивно бороться. Понимаете? Да и написано, говорят, слишком просто, примитивно, а критики у нас — интеллектуалы. Нет, об этом не стоит говорить, лучше почитать рецензии. Но в любом случае — я им всем рад.

Ева. Понятно. Вы ведь не первый раз в Германии?

Сергей. Четвертый, кажется. Первый раз около года назад, были чтения по всем крупным городам. Потом в Кельне еще чтения, потом побывал на Франкфуртской книжной ярмарке. Вот... Сейчас, значит, четвертый раз.

Ева. И какова теперь цель вашего визита?

Сергей. Участвую в проекте таком — «Коктейль русской словесности». В каком-то известном кафе будут чтения завтра.

Ева. Кто еще с вами?

Сергей. Кирилл Стонов из Питера, Павел Зубов...

Ева. Угу, угу...

Сергей. Потапов, конечно, Вика Ухновская, поэтесса... В общем, довольно сильный состав. Вас приглашаю. Приходите послушайте.

Ева. О! Спасибо! Над чем вы работаете в данный момент?

Сергей. Ну, составляю сборник вещей... короче, сборник тех, кому нет еще двадцати лет.

Ева. Очень интересно!

Сергей. Дело в том, что то издательство, где вышла в России моя книга, бросило, так сказать, клич присылать молодым свои произведения. Набралось больше сотни вещей. Я вот читаю и отбираю для сборника лучшие. Очень есть сильные... Вот.

Ева. А свое пишете?

Сергей. Свое... Роман пытаюсь писать. Некое такое обобщение моих рассказов. Конечно, ситуации будут новые, но герой, в принципе, тот же. Но... но трудно уже стало об этом писать.

Ева. Почему?

Сергей. Моя жизнь очень изменилась за этот год. Столько нового... И трудно обратно влезть... Ну, об этом тоже трудно говорить вот так... Посмотрим, что получится. Хорошо?

Ева. Хорошо. (Пауза.) Спасибо! (Выключает диктофон, проверяет запись.) Спасибо, Сергей. Обязательно приду вас слушать. (Убирает диктофон в сумку, поднимается.)

Сергей. Извините, забыл ваше имя.

Ева. Ева. Ева Лурвин.

Сергей. А, да-да... Ева, водки хотите?

Ева. Водки? Нет, спасибо, мне еще надо... (Вежливо улыбаясь.) Еще дела, дела.

Сергей. Как хотите. Что ж, тогда — до свидания.

Ева. До завтра. Спасибо за беседу!

Сергей. Пожалуйста.

Ева выходит. Сергей сидит за столом. Включает телевизор. Слышится немецкая речь. Сергей смотрит, щелкает пультом, переключая программы. Затем поднимается, достает из холодильника бутылку водки, закуску. Выпивает рюмку. Выключает телевизор, листает тетрадь, что-то черкает, вписывает. Затем снова выпивает водки. Листает тетрадь, отбрасывает ее. Включает телевизор, переключает программы. Немецкая речь чередуется с музыкой, потом — стоны, всхлипы, громкий шепот: «О, е! Е! О, бэби!» Сергей внимательно смотрит на экран, затем вдруг вздрагивает и выключает телевизор. Движение в прихожей. Сергей притягивает к себе тетрадь. Входит Полина.

Полина. Привет, дорогой! (Целует Сергея в макушку.) Да ты у нас как О. Генри! Призываешь музу алкоголем... Но смотри не увлекайся — О. Генри от цирроза умер.

Сергей. Скорей бы.

Полина. Перестань меланхольничать. Все хорошо развивается. (Открывает шкаф, переодевается в халат.) Завтра после чтения мы приглашены на фуршет.

Сергей. Ну это уж как обычно. (Наливает водку в рюмку.) Куда без этого...

Полина. Напрасно хмыкаешь. Там соберется весь берлинский литературный бомонд. Можно очень полезные контакты наладить.

Сергей выпивает водку.

Полина. И еще — говорят, на чтениях будет Йозеф Шранке.

Сергей. Да? И кто это такой?

Полина. А это, дорогой Сережа, такой персонаж — он ходит по подобным мероприятиям... Налей мне, пожалуйста, рюмочку. Очень устала.

Сергей наполняет обе рюмки.

Полина. Он ходит по подобным мероприятиям и устраивает какую-нибудь выходку. Обливает соком или плюет. Это считается знаком признания... Вот теперь ожидают, на кого завтра он внимание обратит.

Сергей. Очень интересно. Очень!

Полина. Ну чего ты все рычишь? (Подходит, обнимает Сергея.) Знаешь, как я набегалась... Пожалей меня... (Вздрагивает.) А Ева, кстати, была? Все нормально?

Сергей. Корреспондентка эта? Была. Все нормально.

Полина. Выпьем за завтрашний успех! Завтра очень важный день, Сережа.

Пьют.

Полина. Ну что ты такой в последнее время? Что не так?

Сергей. Да как-то все... надоело все... Как-то я разжижился.

Полина. Раз... что?

Сергей. А-а... Не могу я, блин, ничего делать... Вон с десятью страницами уже сколько вожусь и ведь вижу — фигня. Фигня изначальная. Вранье в каждой строке практически... И оттого, что вот так живу теперь. Фуршеты-хринеты, самолеты. Баловень судьбы какой-то.

Полина. Ну, что же делать... Писатель, дорогой Сергей, это тоже работа. Профессия. И заключается она не только в том, чтобы писать, а и раскручивать свои произведения, имидж создавать. Ты, Сережа, теперь общественная фигура, и это требует сил, жертв некоторых...

Сергей наполняет рюмки.

Полина. Хватит, наверно. Утром опять будешь стонать.

Сергей. Я теперь всегда стону... Давай, Полин, по последней. И не, это, не читай мне нотаций. Понимаю я все. И сколько денег вложено, и что ждут от меня, и остальное все... Но не могу я... Этих читал... Фигня же, детский лепет сплошной. Этот, как его, эпатаж голимый. А будет, блин, под моим именем все. Дескать, я за это отвечаю. Ну да, я понимаю — дескать, загордился придурок. А правильно! Я теми своими рассказами дорожу. Честно писал и не думал, что их когда-нибудь возьмут и напечатают. Просто в голове этого не держал... Помнишь, ты Синявского давала читать? Помнишь, да?

Полина. Помню, дорогой Сережа. Успокойся. Говори, излей душу.

Сергей. Не издевайся. Я ведь, это... Ай! (Выпивает водку. Полина выпивает следом.) У Синявского сказано, что писатель — человек, который крест на себе поставил, живой мертвец, что его вообще надо из людского общества гнать, как выродка... И когда я писал, я таким и был, и двадцать тысяч вокруг такие же. Тайга, железная дорога, станция, на которой два поезда в сутки тормозят, и полсотни пятиэтажек с мне подобными. Идиотами и детьми идиотов. А теперь... А? Кто я, кто они... И не могу я писать.

Полина. О другом пиши.

Сергей. О чем?

Полина. Вот — каким стал. Про это. (Кивает на комнату.) Как из тебя, такого честного, непосредственного, проект сделали, заставили детский лепет читать, роман требуют. Как старая тетка тебя окрутила. Как тебе все это осточертело. Фуршеты, журналисты, писатели пузатые, перелеты, таможни... Напиши. Разнеси все к чертовой матери. Людям понравится — искренний юноша восстал против бизнесменов литературных. Давай, Сережа, напиши. Я серьезно говорю.

Сергей наполняет рюмки.

Полина. Если уж взялся, Сережа, ввязался в дело — нужно работать. Меня в издательстве задолбили: когда он хоть один рассказец сделает, чтоб новое издание выпустить? Раз в год нужна новая книга, по крайней мере хоть что-то новое, иначе просто забудут. И все, Сережа, и на хрен ты будешь кому-то нужен. Поэтому и дурацкий сборник этот придумали, чтоб не забыли...

Сергей пьет.

Полина. Ну что ты мученика изображаешь, Сережа? Что, к себе туда хочешь вернуться? В тайгу свою? Возвращайся, пожалуйста, никто на коленях просить не будет остаться. Но сам ведь... Когда месяц там безвылазно прожил, так ведь по десять раз в сутки названивал... Не сможешь ты больше там. Но и никто тебя за красивые глазки здесь не станет держать. По фуршетам водить. Единственный шанс — сесть за стол и работать. Писать надо, пи-сать.

Сергей. Да повеситься надо.

Полина (с холодным бешенством). Тоже выход, кстати. Для писателя это часто бывает на пользу.

Сергей наливает водку в свою рюмку.

Полина. Перестань пить...

Сергей (выпив; задыхаясь после водки). Да, ну ты и... ну ты и сука, Полина Максимна. В натуре, попал... Жалко, веревки, блин, нету... В этой Германии только это... чтения... шанс... фуршет...

Полина. Тебе веревку надо?

Сергей. Что, припасла? Спаси-ибо!

Полина встает, вынимает из шкафа колготки, бросает Сергею.

Сергей. Ох, романтично-то как! На женском белье удавиться! (Оглядевшись, начинает привязывать колготки к спинке кровати.)

Полина. Ложись спать лучше, Сережа. Перепил — ложись и выспись... Хватит в Есенина играть... Ложись...

Сергей. Спасибо. (Возится с колготками.)

Полина наблюдает за Сергеем. Затем отворачивается, листает тетрадь.

Затемнение.

100-летие «Сибирских огней»